- Да, - сказал Меландер. - О Стенстрёме мы знаем, что он ехал из Юргордена, и это довольно странно. И что он был вооружен. О неопознанном знаем, что он был наркоман и что ему было более тридцати лет. И это все.
- А присутствие всех других в автобусе мотивировано, - сказал Мартин Бек.
- Да.
- Настало время вновь поставить классический вопрос: что делал Стенстрём в автобусе? - сказал Колльберг.
- Нужно еще раз поговорить с его девушкой. Но я думаю, что гипотезу о встрече с любовницей, если дело идет о Стенстрёме, можно не принимать во внимание, - сказал Мартин Бек. - Следовательно, главный вопрос: что делал Стенстрём в автобусе?
Его тут же забросали встречными вопросами:
- А что делал в автобусе неопознанный?
- Пока что не будем касаться неопознанного.
- Почему? Его присутствие в автобусе так же достойно внимания, как и присутствие Стенстрёма. А кроме того, мы не знаем, кто он и куда ехал.
- Наверное, просто ехал автобусом.
- Просто ехал автобусом?
- Да. Много бездомных так делают. За одну крону можно проехать туда и назад. И убить часа два.
- В метро теплее, - сказал Колльберг. - К тому же там можно ездить сколько угодно, если не выходить на станциях наверх, а просто пересаживаться с поезда на поезд. - Да, но…
- Ты забываешь еще одну важную вещь. У неопознанного денег было больше, чем у других пассажиров автобуса.
- Это, кстати, свидетельствует о том, что убийство не преследовало цели ограбления, - сказал Меландер.
- И в той части города, - прибавил Мартин Бек, - как ты сам сказал, полно всяких тайных притонов и подозрительных пансионатов. Может, он жил в одном из них. Нет, вернемся к главному вопросу: что делал Стенстрём в автобусе?
С минуту продолжалось молчание. В комнате рядом звонили телефоны. Время от времени были слышны голоса Гюнвальда Ларссона и Рённа. Наконец, Меландер спросил:
- А что умел делать Стенстрём?
Все трое знали ответ на этот вопрос.
- Стенстрём умел выслеживать, - молвил Меландер.
- Да, - сказал Мартин Бек. - Это он умел. Находчиво и неотступно. Мог тенью ходить за кем-нибудь целыми неделями.
Колльберг почесал затылок и сказал:
- Помню, как четыре года назад он довел до сумасшествия убийцу с судна, плавающего по Гёта-каналу.
- Он его просто затравил, - прибавил Мартин Бек. - Он уже тогда умел наблюдать. А потом еще усовершенствовал свой метод.
Колльберг вдруг оживился.
- Кстати, ты спрашивал у Хаммара, что именно делал Стенстрём летом, когда мы все взялись за нераскрытые старые дела?
- Спрашивал, но без толку, - ответил Мартин Бек. - Хаммар предложил ему несколько дел, каких именно, уже не помнит, но они ни на одном не остановились.
Наступила тишина, и ее вновь нарушил Меландер:
- Ну и к чему же мы пришли?
- Я и сам хорошо не знаю, - ответил Мартин Бек.
- Извините, - сказал Меландер и ушел.
Когда он закрыл за собой дверь, Колльберг посмотрел на Мартина Бека и спросил:
- Кто пойдет к Осе Турелль?
- Ты. Туда надо идти одному, и ты из всех нас наиболее подходишь для этого дела.
Колльберг промолчал.
- Ты не хочешь?
- Не хочу. Но пойду.
- Сегодня вечером?
- Я должен еще уладить одно дело. На Вестберге. Позвони ей и скажи, что я приду где-то в половине восьмого.
* * *
Перед одним из домов на Клуббаккен стоял облепленный снегом человек и при скупом свете уличного фонаря пытался разобрать расплывшиеся буквы на мокром клочке бумаги. Затем решительно подошел к двери и позвонил. Ожидая, пока ему откроют, он снял шляпу и стряхнул с нее снег.
Дверь приоткрылась, и оттуда выглянула пожилая женщина в халате и фартуке; руки ее были в муке.
- Полиция, - хрипло сказал мужчина. - Старший следователь Нурдин.
- У вас есть удостоверение? - недоверчиво спросила женщина.
Мужчина переложил шляпу в левую руку и начал расстегивать пальто и пиджак. Наконец вынул бумажник и показал удостоверение.
Женщина с тревогой следила за его движениями, словно боялась, что он вытащит из кармана бомбу или пистолет.
Нурдин держал удостоверение в руке, и женщина читала его сквозь узкую щель приоткрытой двери.
Снег падал Нурдину на голову и таял на лысине. Ему было неудобно стоять с удостоверением в одной руке и шляпой в другой. Конечно, шляпу можно было надеть на голову, но Нурдин считал это невежливым. "У меня на родине, - подумал он, - любого гостя не держат на пороге, а непременно приглашают на кухню, усаживают около плиты и угощают чашечкой кофе. Хороший обычай! Но, наверное, не для больших городов".
- Это вы звонили в полицию о каком-то мужчине в гараже, не так ли? - наконец спросил он.
- Мне очень неприятно, что я вас побеспокоила…
- Отчего же, мы благодарны вам.
Женщина обернулась и посмотрела в глубь коридора. Наверное, беспокоилась о печенье в духовке. Затем чуть шире приоткрыла дверь и указала рукой куда-то за спину Нурдину.
- Гараж вон там.
Нурдин посмотрел туда, куда показывала женщина, и сказал:
- Я ничего не вижу.
- Его видно со второго этажа.
- А тот мужчина?
- Он был какой-то чудной. А теперь уже недели две его нет. Такой небольшой, чернявый.
- Вы все время смотрите, что делается в гараже?
- Да… из окна спальни… - Женщина вдруг покраснела. - Гараж держит какой-то иностранец. Там слоняется много подозрительных людей. Поэтому интересно знать…
- А что было чудного в том невысоком чернявом мужчине?
- Ну… Он смеялся.
- Смеялся?
- Да. Очень громко.
- Вы не знаете, есть ли кто сейчас в гараже?
- Недавно там горел свет. Когда я была наверху и выглядывала в окно.
Нурдин вздохнул и надел шляпу.
- Ну я пойду туда и расспрошу, - сказал он. - Благодарю вас.
Женщина еще немного приоткрыла дверь, пристально посмотрела на Нурдина и с жадностью спросила:
- А будет ли мне какое-то вознаграждение?
- За что? Ну…
- До свидания.
Нурдин побрел по снегу в указанном направлении. Женщина сразу заперла дверь и, вероятно, мгновенно бросилась наверх, к окну.
Гараж был небольшим строением из асбестовых плит, покрытых гофрированным железом. В него могли вместиться самое большее две машины.
Нурдин открыл одну половинку дверей и зашел внутрь.
Там стояла зеленая "шкода" выпуска 1959 года. Под машиной неподвижно лежал на спине какой-то мужчина. Видны были только его ноги в синих брюках.
"Мертвый", - подумал Нурдин и похолодел. Он подошел к машине и толкнул мужчину ногой.
Тот вздрогнул, словно от электрического тока, вылез из-под машины и поднялся.
- Полиция, - сказал Нурдин.
- Мои документы в порядке.
Мужчине было лет тридцать. Он был стройный, кареглазый, кудрявый, с холеными бакенбардами.
- Ты итальянец? - спросил Нурдин, который не различал никаких иностранных акцентов, кроме финского.
- Нет, швейцарец.
- Ты хорошо говоришь по-шведски.
- Я живу здесь шесть лет. Какое у вас дело?
- Мы хотим связаться с одним твоим товарищем.
- С которым?
- Мы не знаем его имени. - Нурдин присмотрелся к швейцарцу и прибавил: - Он ниже тебя, но немного полнее. У него темные длинные волосы, карие глаза. Ему лет тридцать пять.
Мужчина покачал головой.
- У меня нет такого товарища. Я не имею порядочно знакомых.
- Много знакомых, - дружелюбно поправил его Нурдин.
- Да, не имею много знакомых.
- Однако я слыхал, что здесь бывает много людей.
- Приезжают ребята с машинами, если что-то сломается. - Он немного подумал и пояснил: - Я механик. Работаю в мастерской на Рингвеген. Все немцы и австрийцы в Стокгольме знают, что я имею здесь гараж. Поэтому по вечерам и приезжают, чтобы чинил их машины даром. Некоторых я впервые вижу. Правда, последние дня два никого не было. Знают, что сейчас вожусь вот с нею. - Он показал замасленным пальцем на машину и прибавил: - Хочу закончить до праздников, чтобы поехать домой, к родителям.
- Как тебя зовут?
- Хорст. Хорст Дике.
- А меня Ульф. Ульф Нурдин.
Швейцарец усмехнулся, показав белые крепкие зубы. Он производил впечатление симпатичного, порядочного парня.
- Следовательно, Хорст, ты не знаешь, кого мы ищем?
- К сожалению, не знаю.
Но швейцарец явно хотел помочь ему.
- А вам больше ничего не известно о том парне? - спросил он.
- Он смеялся. Громко.
Лицо швейцарца сразу засияло:
- О, кажется, я уже знаю, кого вы ищете. Он смеялся вот как.
Дике раскрыл рот и крикнул как-то резко и пронзительно, подобно бекасу.
Нурдин от неожиданности даже растерялся.
- Наверное, он.
- Да, да, - молвил Дике. - Теперь я знаю, кого вам надо. Такого низенького чернявого парня. Он был здесь раза четыре или пять. А может, и больше. Но имени его я не знаю. Приезжал сюда с одним испанцем, хотел продать мне запасные части. Но я не купил.
- Почему?
- Слишком дешевые. Наверно, краденые.
- А как зовут того испанца?
Дике пожал плечами:
- Не помню. Пако, Пабло. Как-то так.
- Какая у него машина?
- Хорошая. "Вольво амазон". Белая.
- А у того мужчины, что смеялся?
- Этого я не знаю. Он приезжал только с испанцем. Был как будто пьяный. Но он не сидел за рулем.
- Он тоже испанец?
- Не думаю. Наверное, швед.
- Когда он был здесь в последний раз?
- Три недели назад. А может, две. Я хорошо не помню.
- Испанца ты после того еще видел? Пако, или как там его?
- Нет. Он, наверное, уехал в Испанию. Ему нужны были деньги, поэтому он и продавал детали. Во всяком случае, так мне говорил.
Нурдину было над чем подумать.
- По-твоему, тот мужчина, который смеялся, был пьяный? А может, наркоман?
Швейцарец пожал плечами.
- Не знаю. Я думал, что он пьяный. Хотя, может, и наркоман. Почему бы и нет? Здесь почти все такие. Если не пьют, то употребляют наркотики. Разве нет?
- И ты не можешь вспомнить, как его называл тот испанец?
- Нет. Хотя… однажды с ними приезжала девушка. Такая высокая, с русыми волосами.
- А ее как зовут?
- Ее называют Белокурая Малин. Я ее видел раньше.
- Где?
- В ресторане на Тегнергатан, недалеко от Свеавеген. Туда ходят иностранцы. Она шведка.
Нурдину не приходил на ум больше ни один вопрос. Он посмотрел на зеленую машину и сказал:
- Надеюсь, что ты счастливо доберешься домой.
Дике усмехнулся.
- Да, наверное, доберусь.
- А когда назад?
- Никогда. Швеция - плохая страна. Стокгольм - плохой город. Только лишь насилие, наркотики, воры, алкоголь.
Нурдин ничего не сказал. С этой оценкой он, в общем, был согласен.
- Паскудство, - подытожил швейцарец. - Только и всего, что иностранец может здесь заработать деньги. А остальное не стоит доброго слова. Я живу в комнате еще с тремя рабочими. Плачу по четыреста крон в месяц. Настоящая эксплуатация. Свинство. И это потому, что нет квартир. Только богачи и преступники могут позволить себе ходить в ресторан. Я сберег денег. Вернусь домой, открою маленькую мастерскую, женюсь.
- А здесь ты не познакомился ни с одной девушкой?
- Девушка-шведка не для нас. Разве только студент или еще кто-то там может встретиться с порядочными девушками. А рабочий - только с девушками определенного сорта. С такими, как Белокурая Малин.
Нурдин покачал головой.
- Ты видел только Стокгольм, Хорст. А жаль.
- Разве где-то лучше?
Нурдин мягко улыбнулся ему и вышел из гаража. Под ближайшим фонарем он остановился и вынул блокнот.
- Белокурая Малин, - молвил он про себя. - Трупы, наркотики. Ну и выбрал я себе профессию!
По тротуару к нему приближался какой-то человек. Нурдин поднял над головой шляпу и сказал:
- Извините, вы бы мне…
Человек подозрительно посмотрел на него, втянул голову в плечи и прибавил ходу.
- …Не сказали, в какую сторону идти к станции метро? - тихо и несмело бросил Нурдин свой вопрос в густую пургу.
Потом покачал головой и записал на открытой страничке несколько слов: "Пабло или Пако. Белый "амазон". Чудно смеялся. Белокурая Малин".
Потом убрал ручку и блокнот, вздохнул и вышел из круга света, падавшего от фонаря.
* * *
Колльберг стоял перед дверью квартиры Осы Турелль на втором этаже дома на Черховсгатан. Чувствовал он себя очень неловко.
Звонок не работал, и Колльберг, как обычно в таких случаях, забарабанил в дверь кулаком. Оса Турелль сразу открыла, уставилась на него и сказала:
- Да, да, я здесь. Не надо ломать дверь.
- Извини, - молвил Колльберг.
В квартире было темно. Он снял пальто и зажег свет в коридоре. На полке, как и в первый раз, лежала фуражка Стенстрёма. Провод к звонку был оторван и болтался над дверью.
Оса Турелль проследила за взглядом Колльберга и буркнула:
- Сюда звонила масса всяких идиотов. Журналисты, фотографы и еще бог знает кто. Непрерывно.
Колльберг ничего не сказал. Он зашел в комнату и сел на один из стульев.
- Хоть зажги свет, чтоб мы видели друг друга.
- Мне и так видно. Но, пожалуйста, могу зажечь.
Она щелкнула выключателем, однако не села, а беспокойно закружила по комнате, как будто была заперта и хотела вырваться на волю.
Воздух в комнате был тяжелый и застойный. Кровать в спальне не застлана.
С того времени, когда Колльберг видел Осу Турелль в последний раз, она очень изменилась. Брюки ее были обсыпаны табачным пеплом, средний и указательный пальцы пожелтели от никотина. Волосы нечесаны и всклокочены, под глазами виднелись синяки, губы потрескались.
- Чего ты хочешь? - неприветливо спросила Оса.
Подойдя к столу, она вытряхнула из пачки сигарету, зажгла дрожащей рукой и уронила непотушенную спичку на пол.
- Ты не работаешь? - спросил Колльберг.
- К сожалению, в нашей фирме есть свой врач. Он сказал, что мне необходимо отдохнуть, и дал освобождение от работы.
Оса Турелль затянулась сигаретой, пепел просыпался на стол.
- Уже прошло три недели. Было б куда лучше, если бы я работала.
Она круто обернулась, подошла к окну и выглянула на улицу, перебирая руками занавеску.
Колльберг беспокойно задвигался на стуле. Разговор оказался тяжелее, чем он себе представлял.
- Чего ж ты хочешь? - спросила Оса Турелль, не поворачивая головы.
Как-то надо было начинать. Но как? Колльберг пристально посмотрел на молодую женщину.
- Садись, - скомандовал он.
Оса пожала плечами, взяла новую сигарету и, зажигая ее, пошла в направлении спальни.
- Садись! - рявкнул Колльберг.
Она вздрогнула и посмотрела на него. В ее больших карих глазах светилась почти ненависть. Однако подошла к креслу и села против Колльберга.
- Нам необходимо выложить карты на стол, - сказал Колльберг.
- Отлично, - молвила она звонким голосом. - Беда только, что у меня нет никаких карт.
- Но у меня они есть.
- Да?
- Прошлый раз мы были с тобой не совсем откровенны.
Она насупила темные густые брови.
- В каком смысле?
- Во многих смыслах. Но прежде всего я тебя спрошу: ты знаешь, что Оке делал в автобусе?
- Нет, нет и еще раз нет. Совсем не знаю.
- Мы также не знаем, - сказал Колльберг.
Он на миг умолк, глубоко вдохнул воздух и прибавил:
- Оке тебя обманывал.
Реакция была мгновенной. Глаза ее метали молнии. Оса стиснула кулаки, раздавив сигарету.
- Как ты смеешь мне говорить такое!
- Смею, так как это правда. Оке не дежурил ни в понедельник, когда его убили, ни в субботу предыдущей недели. Вообще у него было много свободного времени в течение всего октября и первые две недели ноября.
Оса только молча смотрела на него.
- Это факт, - продолжал Колльберг. - И еще одно я хотел бы знать: носил ли он пистолет, когда был не на службе?
Она ответила не сразу.
- Да. По крайней мере последнее время почти всегда. Хотя это его и не спасло.
- Слушай, Оса, - сказал Колльберг. - Он часто куда-то ходил. Ты не думаешь, что он мог с кем-то встречаться? То есть с какой-то другой женщиной?
- Нет.
- Ты думаешь, что это невозможно?
- Не то что думаю. Я в этом уверена.
"Пора изменить тему", - подумал Колльберг и сказал:
- Собственно, я и пришел сюда потому, что не верю в официальную версию, будто Стенстрём - одна из жертв сумасшедшего убийцы. И независимо от твоих заверений, что он тебе не изменял, или, как бы лучше сказать, независимо от причин, на которых основывается твоя уверенность, я все равно не верю, что он ехал тем автобусом просто так, ради удовольствия.
- А во что же ты веришь?
- Что ты с самого начала была права, говоря о том, что он работал. Что он занимался каким-то служебным делом, но почему-то не хотел, чтоб об этом знали ты или мы. Например, вполне возможно, что он длительное время за кем-то следил и преследуемый убил его в отчаянии. Оке умел очень ловко наблюдать за людьми, которых в чем-то подозревал. Это его забавляло.
- Я знаю, - сказала Оса.
- Можно наблюдать за кем-то двумя способами, - продолжал Колльберг. Или ходишь за ним как можно незаметней, чтобы узнать о его намерениях, или преследуешь его совершенно открыто, чтобы довести до отчаяния и принудить взорваться или как-то иначе выдать себя. Стенстрём владел обоими способами лучше, чем кто-либо другой.
- Кроме тебя, еще кто-нибудь так думает? - спросила Оса.
- Да. По крайней мере, Мартин Бек и Меландер. - Он почесал затылок и прибавил: - Но такое предположение имеет много слабых сторон. Мы теперь не будем на нем останавливаться.
Она кивнула.
- Так что ж ты хочешь узнать?
- Я и сам хорошо не знаю. Как-то надо двигаться дальше. Я не уверен, что во всем тебя понял. Что, например, ты имела на уме, когда говорила, что он последнее время носил оружие? Когда это - последнее время?
- Когда я встретила Оке больше четырех лет тому назад, он еще был мальчишкой, - спокойно молвила она.
- В каком смысле?
- Он был несмелый и наивный. А когда его убили три недели тому назад, он был уже взрослый… - Оса помолчала, потом неожиданно спросила: - Ты сам считаешь себя храбрым? Мужественным?
- Не особенно.
- Оке был трусоват, хотя делал все, чтобы перебороть свой страх. Пистолет давал ему определенное чувство безопасности.
Колльберг сделал попытку возразить.
- Ты говорила, что он стал взрослым. Но с профессиональной точки зрения этого не видно. Ведь он же был полицейский, а дал себя застрелить сзади. Я уже говорил, что мне трудно этому поверить.