Ирина Петровна утвердительно кивнула.
- А такие… Без регистрации бывают?
- Н-нет… Михаил Степанович велел все письма распечатывать и… как положено…
- А дома он получал письма?
Она не ответила, опустила глаза. Корней Павлович укоризненно глянул на Кречетова: не обязана секретарша знать это, не дело намекать на деревенские слухи… Капитан выждал некоторое время, настаивать на ответе не стал.
- Тогда припомните: в день отъезда Ударцеву кто-нибудь звонил? По телефону звонил?
- Ему часто звонят. - Она говорила в настоящем времени.
- В тот… Тот день.
- Были… Местные разговоры… С соворганами… А чтоб из района, не помню.
- Я справлялся, - быстро пояснил Пирогов. - Каких-то поручений от соворганов Ударцев не получал. Его отъезд был неожиданным. Не чаяли его и в Покровке видеть, куда он направлялся.
Кречетов терпеливо выслушал. При этом лицо его оставалось бесстрастным. Казалось, он загодя знал ответы слово в слово и теперь выслушивал их, чтоб убедиться в правильности, точности своего ясновидения.
- У него раньше бывали внезапные отлучки?
- Если ненадолго. Когда он уезжал на день-два, он предупреждал.
- В какую сторону отлучался он раньше чаще всего?
Ирина Петровна прищурилась. B темных, почти черных зрачках вспыхнул сердитый огонек.
- Не знаю.
- Как часто?
- Я не считала. - В голосе ее послышались враждебные нотки, недоверие. Она была слишком предана Ударцеву, чтоб спокойно глядеть, как малознакомый, бесцеремонный капитан по-хозяйски роется в ящиках чужого стола и задаст вопросы, за которыми она угадывала скрытый дурной смысл.
- И последнее, - продолжал Кречетов, не обращая внимания на неприязнь к себе. - Вы здесь родились, живете… На вашей памяти были случаи, когда седок… по неопытности, по недосмотру - назовите как удобно это вам - падал с конем под кручу?
Она провела ладонью под носом, показалось, при этом отрицательно качнула головой. Ответила неторопливо и тихо:
- Что ж тут мудреного… Это вам любой скажет.
- А вы лично? Вы помните кого-нибудь?
Подумав немного, она снова провела рукой по лицу. Назвала фамилию, приблизительное время - начало тридцатых, - место падения. Оно не совпадало с местом падения Ударцева, даже было не в той стороне, но Кречетова интересовала лишь возможность такой нелепости. Сам факт.
- Он погиб? - спросил Пирогов осторожно.
- Да, там было очень высоко… Или перед войной… Депутат сельсовета…
- Вот даже как? - Кречетов вынул из среднего ящика стола четыре чистых листа бумаги, протянул Долговой. - Коротко напишите. Или напечатайте. В двух экземплярах… Тот и другой случай.
Она вышла в приемную. Капитан встал, открыл ключом металлический ящик-сейф, заглянул внутрь. Там лежали бланки, штемпельная подушка, печать, винтовочный патрон, бледно-желтый с блестящей, почти белой острой головкой - пулей. Кречетов машинально переставил его с места на место, но Пирогова заинтересовала необычная светлая расцветка.
"Кайнокъ" - увидел он на казенной части гильзы, и был удивлен еще больше: никогда раньше он не слышал о такой маркировке.
- Что она означает?
- Черт их упомнит! - ответил капитан. - В гражданскую войну тут этого добра было выше головы. Французские, английские, японские.
- Но это русский патрон.
- А русский, так что? В святцы его?
В нижнем отделении сейфа стояла распечатанная, начатая бутылка водки. Кречетов поднял ее против лампочки, оглядел, вернул на место. Подумал, прикрыл дверцу и лишь теперь снял фуражку, со шлепком бросил на стол. Сказал Пирогову:
- Шилом моря не нагреть… Нет здесь ничего. Ни одной зацепки. Ни намека на гейм. Кстати, - встряхнулся он. - Чьи овцы истоптали дорогу?
- Вчера и сегодня с утра колхоз инвентаризацию скота проводил. Выборочное взвешивание. Потом перегнал две отары на новые пастбища.
- Вчера? А неделю тому не было ничего такого?
- Нет. Это можно подтвердить справками. Но я знаю точно, что не было.
- А в Покровке? В Кочснсве?
- За вчера не поручусь. Неделю назад - не было. Иначе в райисполкоме получили бы отчеты.
- Логично. Но тогда получается - и с этой стороны не прискребешься. Каков же вывод? Глупый случай?
- Но куда-то он все-таки спешил.
- А если к марэске? Почему бы нет? Парень крепкий, видный, свободный… Последнее время он в Покровку наведывался не раз. Мне это точно известно. Представляешь, какой анекдот мы ему в биографию слепим?.. А несуразица… С кем она не случается. Тот депутат, - Кречетов кивнул на дверь, за которой слышались неровные, приглушенные щелчки пишущей машинки, - тот депутат мужик был местный, привычный к узким, вертлявым дорогам, с детства, поди, в седле могался по кручам. А однажды не рассчитал… Ударцев, насколько я информирован, не был жокеем. Да и наездник - по служебной нужде.
Пирогову вдруг показалось, что несравненно более опытный капитан и сам-то не очень верит себе. Нелепость случая тоже требовала надежных доказательств. А их не было, и Кречетов, развивая мысль о несчастном случае, очень хочет, чтобы Пирогов поверил в нее как в собственную. Но Корней все еще находился в подавленном состоянии, мысли его прыгали, как кузнечики в разные стороны, сталкивались в полете и высекали, будто искры, беспомощные, крикливые "что да почему". Не глубже. И потому, почувствовав на миг неуверенность в рассуждениях Кречетова, он тут же забыл о ней.
- Оформляй протокол осмотра местности, - закончил капитан. - Приложи схему дороги, данные промера - ширины, радиуса поворота… Приложи свидетельства. - Кивнул на дверь, за которой продолжала стучать машинка. - Неплохо бы продублировать их за другими подписями. Лучше, чтоб кто-то прибавил еще случай… Я составлю рапорт и заключение…
Глава третья
На другой день после полудня нагрянул в Ржанец заместитель начальника УНКВД подполковник Лукьяненко, выслушал Кречетова, Пирогова, полистал папку с документами расследования обстоятельств трагедии, долго, точно так и сяк складывая буквы, глядел на заключение: несчастный случай. Отложив наконец бумаги, он справился, когда похороны, и, услышав, что все к тому готово, вызвался принять участие в них.
На кладбище собрался народ. Кроме представителей соворганов, милиции, на "могилки" сошлись старики и старушки, много ребятишек - больше пацаны, но ближе к старушкам, тише и незаметней, со взрослой грустью в глазах стояли и девочки. Для большинства пришедших проводить его, Михаил был далекий малознакомый человек: многие видели его раз-другой на улице, кое-кто боялся его наглаженной формы и насупленного, вечно недовольного вида. Но если в жизни сложен и часто непостижим человек, то в смерти все мы равны, и непонятное вчера становится ясным и просит человеческого сострадания.
Взобравшись на кучу каменистой сыпучей земли, Лукьяненко сказал короткую речь, дважды подчеркнув в ней, что органы понесли большую потерю, что Михаил был очень перспективным работником и где-то в "кадрах" уже ходили бумаги на повышение его в должности… Заместитель предрика тоже говорил искренне и взволнованно. Потом шестеро рабочих подвели под гроб длинные скрученные жгутами льняные полотенца, подняли Ударцева над ямой и, покачивая, медленно стали опускать в узкий земной створ.
Пирогов потупился, чтоб не видеть этого тяжелого момента, скомандовал девчатам. Грянул… Нет, не грянул, а прокатился неровный залп. Второй… Третий… Клацнули затворы вновь, и чистый молодой голос ойкнул искренне, должно быть, от неумения обращаться с винтовкой легко.
После похорон Лукьяненко, Кречетов, Пирогов заняли кабинет Ударцева. Лукьяненко, как бы подбадривая удрученного Корнея, подтолкнул его перед собой, усадил за рабочий стол, сам сел сбоку - перекрыл путь к отступлению.
- Не будем терять дорогое военное время, - сказал, положив на угол стола фуражку. - Я привоз приказ о твоем назначении.
- Как-ком назначении?
- Временно на место Ударцева.
Пирогов вскочил, словно ища помощи, уставился на Кречетова.
- Товарищ подполковник, я совсем недавно в… органах. У меня нет опыта. Я еще с районом толком не ознакомился. С людьми.
- Приказ подписан начальником управления, - сказал Лукьяненко. - Все!
Потом они ходили втроем в исполком, райком партии. Лукьяненко представил Пирогова в новой должности. Предрик Паутов, круглолицый, внешне простоватый мужичок, долго разглядывал Корнея Павловича, точно раздумывая, чего бы с него снять немедленно, пока он не освоился, не набрал силу. Похоже, так и не найдя ничего ценного, вздохнул, спросил, не скрывая смысла вопроса:
- Значит, один в двух кабинетах? При нашей-то бедности в площади.
Секретарь райкома Непчинов высказал Лукьяненко и всему управлению в его лице соболезнование, ругал горные дороги и сами горы - дремучие, неразведанные в глубину от единственного тракта дальше его обочин, вспомнил сходную историю, бывшую лет пять или шесть назад на той же дороге, только чуть дальше… Лукьяненко, внимательно слушая, нацелил указательный палец на Пирогова - мотай на ус. Случай, рассказанный к слову, не был описан и подшит в папку с материалами об Ударцеве… Еще раз выразив сочувствие, тем самым покончив с первой частью, Непчинов неловко - грешно промолчать - поздравил Пирогова с новой должностью.
- Что касается опыта, будем помогать, - закончил доверительно. - Не стесняйтесь спрашивать. Не стыдитесь задавать вопросы.
В сумерках, проводив Лукьяненко и Кречетова в область, Корней Павлович прошел в свой новый кабинет, облокотился о стол, прикрыл глаза ладонью, чтоб кабинетная обстановка не отвлекала, задумался.
Он все еще не мог принять безоговорочно смерть Ударцева, хотя сам видел тело на склоне горы, присутствовал на похоронах. Молодое сознание протестовало против бессмыслицы случая, против того, что именуется смертью вообще.
Что случилось на том повороте? Не может быть, чтоб так просто… Не должно так быть…
Куда он все-таки торопился?
Грустно, но он, начрайотдела милиции, первый заместитель, ничего-то не знает о своем недавнем начальнике. Даже куда он отправился в тот роковой день.
А почему не знает - этого просто не объяснишь. Да и не поймешь сразу. Но факт остается фактом: за месяц с небольшим они встречались всего несколько раз. Было ощущение, что Ударцев избегает заместителя. Сначала Пирогов решил, что его начальник обыкновенный индюк. Однако в управлении да и девчата-милиционеры считали Ударцева знающим, опытным работником. "На войне его можно пускать вперед вместо миноискателя". Пирогов выслушивал, но оставался уверенным, что нюх сыщика еще не определяет остальных человеческих достоинств.
Как младший по званию и должности Пирогов старался ничем не выдавать своего недоумения. Мало ли как считает нужным начальство обращаться с тобой. Но в глубине души страдал жестоко. Часто после работы уединялся он в кабинете, чтобы обдумать, обмозговать события дня, и всякий раз мысли его неизменно обращались к недоброжелательности Ударцева и его, пироговскому, невразумительному положению. Несколько раз в такие вечера принимался он составлять рапорт на имя начальника управления с просьбой направить на фронт. "Я командир Красной Армии… Срочную службу проходил в пограничных войсках… Владею оружием. Изучал тактику… Могу командовать взводом. Могу - ротой".
Доводы его казались неотразимыми. Но утром за минуту до звонка Михаила он перечитывал выстроенные столбиком пункты "за", рвал бумагу на мелкие клочки.
Перед назначением в Ржанец Корней Павлович оставил такой рапорт в приемной начальника управления, а через час уже, разысканный, возвращенный с полдороги домой, стоял перед красным, свирепым полковником.
- Полезным Родине хотите быть? - загремел он, едва Пирогов переступил порог кабинета и представился. Загремел, цитируя почти дословно основной довод, изложенный в рапорте. - Гражданская совесть заела? Отечество сражается, а лейтенант…
- Он заглянул в рапорт. - А лейтенант Пирогов да полковник Рязанцев со свитой майоров, капитанов, сержантов по тылам штаны протирают!.. Отвечайте, так? Так надо вас понимать?
- Я не хотел, товарищ…
- Здесь написано: полезным Родине!.. Так вот, чтобы впредь вам не казалось, что вы бездельничаете, мы найдем для вас участок самостоятельной работы. Идите!
Конечно, не ради каламбура направили Пирогова в Ржанец. Большому раскиданному в горах району срочно требовался энергичный начальник милиции. Взамен внезапно ушедшего по болезни. В "кадрах" уже давно перелистывали личные дела в поисках подходящей кандидатуры. Рапорт Пирогова привлек к нему внимание полковника Рязанцева, который хоть и был искренне сердит, увидел в лейтенанте зачатки нужных руководителю качеств и в первую очередь - прямоту…
Ударцев встретил его сидя. Разбросав по столу руки и по-щенячьи склонив голову к правому плечу, выслушал представление. Большие серые глаза глядели устало и безразлично: ну приехал так приехал, я-то тебе чо?.. Продолговатое лицо его было неподвижно, чисто и свежо. Лихой "коровий зализ" изжелта-светлых волос придавал ему некоторую легкомысленность, но под глазами уже прорезались, накапливались морщинки, бледно-фиолетовой тенью разбегались по нижнему веку. В складках от уголков рта к ноздрям тоже наметились непоправимые бороздки.
Он был симпатичен, но едва ли располагал к себе с первого взгляда. Глубокая внутренняя недружелюбность или властность, а может и то и другое вместе взятые, вырвались наружу и впечатались в его плотно сжатые губы, в резко очерченный, выдающийся вперед подбородок.
Представившись, Пирогов почти минуту стоял под его взглядом, тихо переминаясь с ноги на ногу. В управлении ему намекали на холодность Ударцева, и Корней Павлович считал, что готов к ней. Но та минута, похожая на школьную, когда он "плавал" у доски, оказалась сверх ожидания суровой. Тут-то и мелькнуло первый раз - индюк.
Наконец, точно очнувшись, Ударцев шевельнулся, откинулся на спину. И сразу вырос на четверть, сделался шире. Над левым нагрудным карманом Пирогов разглядел маленькую лохматую дырочку. Вокруг нее темнело круглое пятно. Он не успел оценить это наблюдение, как Ударцев ребячески прицелился в него пальцем, заговорил:
- Пограничник…
Корней Павлович, переволновавшись и передумав черт знает что, не понял, спрашивает он или утверждает.
- Так точно, пограничник, - ответил как учил устав.
Ударцев кивнул. Продолжал негромко, на одной ноте:
- Командир отделения, старшина погранзаставы… Годичные курсы… Младший лейтенант. Командир взвода в учебном подразделении… Уволен на "гражданку" после расформирования отряда… Приглашен в эн-ка-вэ-дэ. Оперативная работа… Месячные курсы… Ничего не пропустил из анкеты?
"Арап, - подумал Пирогов. - Неужели считает, что я не понимаю, откуда у него моя анкета?.. Или он меня за сибирский пим принимает?"
Вслух ответил:
- Происхождение забыли. И что четыре месяца назад женился.
- Происхождение не вызывает сомнения. Что касается другого - не берусь судить.
"А разве тебя просят? Нужны мне твои суждения как…" Но виду не подал, что оскорблен, задет за живое.
- Разрешите предъявить документы?
Ударцев чуть вскинул брови, что могло обозначать и восхищение деловитостью и недовольство попыткой сломать разговор.
- Успеется… Жду вас завтра, - заглянул в календарь. - Завтра в восемь тридцать. Здесь… А сейчас идите мыться, бриться, отдыхать с дороги… Вас проводят.
И сам поднялся. И оказался очень рослым, ладно сложенным.
В маленькой чистенькой приемной Пирогов столкнулся с девушкой в синей милицейской гимнастерке, черной юбке, черном берете. На голубых петличках поверх отложного воротника не было ни эмблемы, ни других знаков различия. Девушка только ступила через порог, еще была возбуждена быстрой ходьбой. Секретарша Ударцева, узколицая, востроглазая женщина в пошитом "городском" костюмчике, строгая, как и начальник, не дав ей перевести дух, указала на Пирогова:
- Покажи товарищу квартиру.
Квартира оказалась небольшим бревенчатым домиком, поднятым на высокий каменный фундамент, с крыльцом, маленьким коридорчиком, размером с вагонный тамбур. Дальше шли кухонька и комната по старой русской традиции, разгороженные печью с высоким - до потолка - обогревателем. Это была первая квартира Корнея Павловича, первая собственная, ибо родительский дом был теперь не в счет и оставался далеко. Два года работая в управлении, жил Пирогов в холостяцком общежитии, а после женитьбы снимал угол с кроватью у чужого деда и бабки.
С первого взгляда он отметил, что лишь несколько часов назад в доме наведен марафет. Еще пахло свежей известью от стен и печи, влажно дышал пол. Небольшие оконца со стычными промытыми стеклами, как лампы, лили внутрь уличный свет. Перед печью лежала охапка дров. Такую же, нет, пожалуй, больше, Корней Павлович походя видел в темном конце коридорчика. На широкой массивной лавочке у двери стояли два ведра свежей воды. Между ними - круглый, как двухпудовая гиря, чайник. И кружка.
К встрече нового начальника райотдела готовились старательно. К встрече его, Пирогова. Это было непривычно. Но приятно.
Дав круг по комнате, Корней Павлович снова вышел в кухню. Девушка стояла в распахнутой двери, ожидая разрешения уйти или какого-нибудь распоряжения.
- Кто это все?.. Постарался…
- Старший лейтенант приказал, - отозвалась она охотно и тем тоном, каким любят прихвастнуть подростки.
- Ударцев? - переспросил он.
- Да-а…
Он еще раз двинулся в обход неожиданных владений теперь уже, чтоб скрыть от девушки смущение, растерянность. "Вот и возьми его за рупь-двадцать, - думал он, делая вид, что внимательно осматривает столик ручной работы, металлическую кровать с гнутыми крашеными спинками. - Как же это в нем живет?.. Холодность и внимание, черствость и забота… Как горячий лед или… Что же между ними - черствостью и заботливостью?.. Или он иначе меня представлял? А увидел и разозлился. Сначала на себя… Бывает так, злится на себя, а ест ближнего… Но… Но ведь он еще до того, как увидел, был взведен. Даже не поднялся навстречу. Вел себя как… А может, он ожидал ко-го-то другого? И весь марафет не для меня. Для того, другого. Но в последний час ему сказали: едет безвестный зеленый Пирогов… Кто такой?"
Он вернулся в кухоньку, сказал девушке, что она свободна.
- А вещи-то, товарищ лейтенант! Ваши вещи.
Чемодан, узел с постелью и кое-каким еще холостяцким барахлом управленческий автозак сбросил в отделе милиции, а сам умчался дальше. Пирогов был всего лишь попутным пассажиром.
- Подождут. Постепенно переношу.
- Зачем на себе-то? У нас три лошади. И ходок. Мы - мигом, только скажите.
- Это тоже старший лейтенант подсказал?