Филатов увидел Милоша, вертевшего шеей. "Меня высматривает", - понял он и, стараясь держаться в гуще народа, направился к выходу. Встречаться с Милошем, который подвел его второй раз, больше не хотелось. Если бы не Милош, он мог бы выступить хотя бы на митинге в Пожареваце. А так он потерял все шансы выполнить поручение Вождя.
ГЛАВА XVII
ОПАСНЫЕ ПОПУТЧИКИ
Оказавшись за воротами, Филатов в первое мгновение растерялся. Не очень широкая улица была сплошь заставлена машинами и автобусами, которые все одновременно чадили двигателями и беспорядочно разъезжались. Дышать от выхлопных газов было тяжело. Никого из знакомых на глаза не попалось - ни коллег по Думе, ни съемочную группу "Первого канала", ни сотрудников российского посольства он не увидел.
Отойдя метров пятьдесят от дома, он стал на обочине и принялся голосовать.
Остановился не очень новый "вольво". Впереди рядом с водителем уже сидел пассажир, и Филатов засомневался, стоит ли ему садиться в машину, где есть двое. Но водитель опустил стекло, перегнулся через пассажира и спросил по-сербски:
- Куда вам?
- Белград, - ответил Филатов, на всякий случай с французским прононсом.
Водитель окинул его оценивающим взглядом.
- Пятьдесят долларов, - сказал он.
Пассажир впереди сидел неподвижно, не проявляя никакого интереса к их разговору. Он даже не взглянул на Филатова, и тот подумал, что они с водителем не знакомы. Сзади к воротам дома Слободана уже подъехала машина Милоша с мигалкой.
"Где моя не пропадала", - подумал Филатов и открыл заднюю дверцу. Очень уж не хотелось ему опять встречаться с Милошем. Кроме того, он опасался, что если увидит его еще раз, то не сдержится и выскажет тому что-нибудь резкое, между ними разгорится ссора, которая теперь уже никакого смысла не имела и была способна лишь усугубить ситуацию, но никак ее не улучшить.
"Вольво" тронулся. Филатов оглянулся. На машине Милоша включилась мигалка, и она стала их нагонять. Милош сидел рядом с водителем и пристально вглядывался во все машины, мимо которых про езжал. Филатов понял, что тот высматривает именно его. Он порадовался, что в "вольво" тонированные стекла, но на всякий случай наклонил голову, как будто искал что-то у себя под ногами. Он оставался в таком положении до тех пор, пока сполохи мигалки не рассеялись впереди. Теперь можно было вздохнуть с облегчением и расслабиться.
Однако час от часу оказалось не легче. Водитель и пассажир стали неспешно разговаривать, и оказалось, что они не только знакомы, но и говорят по-албански.
"Что могли делать албанцы на похоронах бывшего президента Югославии?" - удивился Филатов. Он почувствовал себя неуютно, но потом это чувство прошло - вспомнил, что для них он француз. Хорошо, черт возьми, свободно говорить хоть на одном иностранном языке! Филатов легко учил языки, французский же освоил лучше других.
Албанцы на переднем сиденье лениво что-то обсуждали и, казалось, не обращали на него никакого внимания. Филатов стал невольно прислушиваться к звукам чужого языка. По прозвучавшему несколько раз имени бывшего президента Сербии он понял, что они говорят о похоронах.
Порой, забывшись, они переходили на сербский, и из этих коротких фрагментов Филатов понял, что их волнует тот же вопрос, что и его, - действительно ли Слободан умер или всех просто дурачат с его смертью? Попутчики никак не могли прийти к единому мнению, и спор постепенно становился ожесточенным.
Водителю было лет двадцать семь. Скуластый и черноволосый, он отдаленно напоминал цыгана. Его приятеля Филатов толком не разглядел. Иногда тот слегка поворачивал голову к водителю, и Филатов заключил, что тому лет тридцать пять, может, сорок. Он имел невыразительную внешность и хриплый прокуренный голос.
Завидев на дороге полицейских, оба, не сговариваясь, переходили на сербский, которым владели хорошо и разговаривали без акцента. Эта особенность их речи позволила Филатову заключить, что они или из Косово, или же вообще живут в Сербии. Прежде Филатов встречал немало албанцев на улицах Белграда. Чаще всего это были строительные рабочие и уличные торговцы.
После очередного полицейского поста водитель и пассажир забыли перейти на албанский и продолжали говорить по-сербски.
- Видал, - произнес пассажир, - когда его везли туда, всю дорогу цветами устлали.
- Я бы перед ним фугасы установил. - В словах водителя звучала неприкрытая злоба.
- Дурак! - одернул его пассажир. - Мы уже и так получили что хотели, а он умер. Чего еще хотеть?
- Еще не получили, - возразил парень.
- Так скоро получим. Косово станет нашим. Ты в этом сомневаешься?
- Вот когда его объявят независимым, тогда я и успокоюсь, - заявил парень. - А до тех пор я ни в чем не уверен, даже в том, что он умер.
- Умер, это точно.
- Ты так считаешь? Но почему-то никто его в гробу не видел.
"А ведь и правда, - мысленно согласился с ним Филатов. - Никто в Сербии Слободана в гробу не видел. Зря я не спросил у зампреда Соцпартии или Милоша, открывали ли они гроб, когда его только доставили из Гааги. А то похоронили - а кого? Может, там лежит другой узник трибунала или двойник, например".
Мысль о двойнике пришла ему в голову впервые, раньше он об этом не думал. Филатов понимал, что это абсолютная фантастика. От неизвестности в голову начала лезть разная чушь. Умертвить двойника и положить его в гроб вместо Слободана - это было нереально. Никто бы на это не пошел. Такой вариант следовало исключить сразу и даже не рассматривать. Да и были ли у Милосовича двойники? Что-то Филатов о таковых не слышал. И зачем хоронить двойника, если гроб все равно закрытый?
- Умер, - уверенно произнес пассажир.
- Может, ты и прав, - не стал спорить водитель, - но проверить не помешало бы.
- Проверим, - пообещал пассажир, - пусть только пыль уляжется.
Филатов сидел затаив дыхание. Значит, увидеть покойника хотел не он один. А кто же его видел на самом деле? История-то совсем темная получается.
Он посмотрел в окно. Они проезжали через какое-то село. Подростки на обочине при свете фонарей играли в футбол. Один неудачно ударил по мячу, и тот выкатился на дорогу перед их машиной. Другой, разгоряченный игрой, метнулся за мячом, ни о чем не думая.
Все произошло очень быстро. Водитель резко нажал на тормоз. Всех сильно бросило вперед. Те двое громко выругались по-албански, а Филатов - по-русски. Машина остановилась, когда до подростка оставалось не больше полуметра. Подхватив мяч и глупо улыбаясь, тот произнес "Извините" и быстро вернулся к своим. В этот момент водитель и пассажир одновременно обернулись. Очевидно, до них дошло, что все это время они разговаривали по-сербски и выболтали свои секреты. Они уставились на Филатова, пытаясь определить, понял он их разговор или нет. Молчание длилось несколько секунд. Первым нарушил его Филатов.
- The stupid little bastard! - произнес он с возмущенным видом.
Албанцы все еще молчали.
- He need to be punished! - продолжал бушевать Филатов и даже замахнулся растопыренной пятерней, показывая, как он влепил бы затрещину злополучному подростку.
- Куда вам нужно в Белграде? - спросил водитель по-сербски, не отрывая подозрительного взгляда от его лица.
- Я don't знать сербский well, - сказал Филатов, нарочно коверкая слова.
- Where are you going? - вмешался пассажир.
- In the down-town, - сказал Филатов, хотя ему хотелось ответить, что он уже приехал и выйдет здесь.
Они отвернулись. Машина тронулась с места. С этих пор Филатов не услышал от них ни единого слова по-сербски. Да и по-албански они теперь разговаривали мало, изредка обмениваясь короткими репликами в одно-два слова.
Филатову не хотелось думать о том, как могли бы развиваться события, если бы попутчики узнали, что он прекрасно понимает сербский язык, приехал из России и произошло это где-нибудь на пустынной дороге.
Он вышел за пару кварталов от гостиницы "Москва", расплатился и на прощание приветливо помахал водителю рукой. Тот криво усмехнулся и рванул с места, обдав Филатова выхлопными газами и грязью из-под колес. Филатов даже не успел разглядеть номер "вольво".
Подойдя к гостинице, Филатов еще издали увидел машину Милоша. Сам он стоял возле крыльца и разговаривал по телефону. Вокруг него ходили какие-то люди с рациями. Вид у всех был такой, будто они чем-то обеспокоены. "Заботливый папик опять желает поговорить о дипломатическом будущем своей дочурки", - криво усмехнулся Филатов, почувствовавший себя после приключения с албанцами более уверенно, чем прежде. Продолжать унылые беседы про МГИМО ему больше не хотелось. Он повернулся и решительно зашагал прочь.
Вдогонку у него мелькнуло желание рассказать Милошу о подозрительных албанских ребятах, но он подавил его. "Пусть сам ищет, - решил Филатов. - Кто здесь замминистра внутренних дел, он или я? Это его работа".
Албанцы были сейчас его союзниками. Если они докопаются до истины, то это станет известно всем, и тогда и ему не придется ничего делать дальше. Хорошо бы. В противном же случае придется доискиваться самому. Филатов хорошо себя знал. Ему очень не нравилось, когда его дурачили. И особенно когда делали это таким беспардонным образом, как сейчас. Не будь этого, он забыл бы обо всей истории.
И действительно, какое ему дело? Ведь не больше же ему нужно, чем самим сербам? "Надо же так страховаться - даже выступить не дали, - возмущался он. - А я ведь вовсе и не собирался говорить ничего крамольного. Просто хотел отдать последнюю дань человеку, к которому испытывал уважение, только и всего. Не надо было им выпасать меня так плотно, даже если и очень хотелось…"
Он размашисто шагал по улицам, и его решимость становилась сильнее. Ему всегда лучше думалось, когда он гулял пешком.
Филатов с удовольствием поужинал в ресторанчике в большом торговом центре, который запомнил со времени своего предыдущего приезда в Белград. К счастью, здесь ничего не изменилось - готовили так же вкусно, как и раньше, а порции, как и везде в Белграде, были все такими же огромными. Раньше он всегда не доедал их, но в этот раз не оставил на тарелках почти ничего. Ведь получалось, что сегодня он не обедал. После гостиничного завтрака у него во рту росинки маковой не было, если не считать крохотных бутербродов, которые разносили на закуску официанты в доме Милосовича.
Филатов завершил обед-ужин чашкой кофе, расплатился и отправился по магазинам. Он побывал в нескольких торговых центрах, работавших допоздна, но отдел игрушечных железных дорог нашел только в одном, да и в том ассортимент оказался крайне скудным. Продавец не смог предложить ему ничего такого, чего у него уже не было бы.
- А где еще торгуют железными дорогами? - спросил Филатов.
Тот взглянул на часы:
- Сегодня воскресенье, уже поздно, вы ничего больше не найдете. Если только завтра.
- Утром я улетаю.
Продавец развел руками. Филатов расстроился.
"И здесь неудача", - подумал он.
Он не смог придумать, как убить время дальше, и отправился в кинозал в этом же торговом центре на третьем этаже. Фильм был так себе, какая-то дурацкая мелодрама, даже не разбавленная юмором до кисло-сладкого вкуса, а актриска в главной роли не отличалась особым обаянием. Но Филатову грело душу то, что Милош сейчас в холле гостиницы "Москва" сидит как на иголках, пытаясь угадать, куда пропал Филатов и что делает, а подчиненные роют землю, чтобы это выяснить. Это приводило Филатова в такое прекрасное расположение духа, что он чувствовал симпатию ко всем актерам фильма, словно бы те делали прекрасную работу. Он лениво жевал попкорн и блаженствовал.
После фильма он еще погулял по торговому центру, неспешно выпил кофе в кофейне, съел пару пирожных и засобирался домой.
К гостинице "Москва" он подошел в половине третьего ночи. Машина Милоша все еще стояла у входа, а один из его людей рыскал снаружи с рацией в руке.
Филатов нашел подходящую лужу, немного потоптался в ней, чтобы забрызгать грязью ботинки и брюки, и лишь затем направился ко входу.
- Александр! - вскричал Милош, едва он появился в холле. - Ну наконец-то! Где вы были?
- Со знакомыми добирался, - ответил Филатов.
- А что так долго? - недовольно спросил Милош.
- О, это целое приключение! Машина сломалась. - Он показал свои забрызганные грязью ботинки. - Пришлось долго ждать, пока починят.
- Почему не позвонили? - требовательно спросил Милош. - Нельзя же так, я волновался!
"Да кто ты мне такой? - возмущенно подумал Филатов, пряча свои чувства за дружеской улыбкой. - Прямо как старшая сестра. Волновался он!"
- Батарейка села. - Он развел руками.
- А у знакомых что, телефонов не было? - подозрительно спросил Милош.
- Так я же номера вашего не помню, - ответил Филатов. - Он в моем телефоне остался.
Милош посмотрел на часы.
- Ну все хорошо, что хорошо кончается, - произнес он. - Может, поужинаем?
- Я уже перекусил по пути, - сказал Филатов, - спать хочу.
- Ладно, - кивнул Милош, - мне тоже пора. Я приеду утром вас проводить.
Филатов кивнул и, чувствуя облегчение от того, что избавился от Милоша, поднялся к себе в номер.
ГЛАВА XVIII
"ОТ-КРОЙ ГРОБ!"
Сон его в эту ночь был заполнен кошмарами, как никогда. Сначала он увидел траурный митинг. Ораторы на сцене уже начали выступать. Гроб был закрыт. Тол па вначале слушала их внимательно, а затем стала волноваться. Раздались возгласы: "Открой гроб!" Поначалу они были одиночными, а потом сделались массовыми и в унисон.
- От-крой гро-б! - скандировала площадь так, что в окнах начали звенеть стекла. - От-крой гро-б!
К микрофону вышел организатор похорон и голосом Якубовича скомандовал:
- Гроб - в студию!
Потом картинка сменилась, и Филатов так и не увидел, открыли гроб или нет. Зато среди выступающих на митинге оказалась Карла Дель Понте.
- Дорогой друг! - сказала она, обращаясь к покойному. - Все в трибунале сожалеют, что нам не удалось довести этот процесс до конца. Но мы надеемся, что тебе не уйти от суда небесного, как ушел ты от суда земного. Там и встретимся. Давайте, ребята! - бросила она через плечо.
К гробу подошли охранники трибунала, взяли его за ручки и понесли со сцены. Филатов оказался у них на пути. Он хотел отойти, но почувствовал, что ноги будто приросли к полу и он не может сделать ни шагу. Корча страшные рожи, Карла замахала руками, чтобы он уходил, но все было напрасно, ноги его не слушались, а гроб неумолимо приближался.
Филатов заметил, что один из шедших впереди охранников одновременно разговаривает по телефону и лицо у него приобрело похотливое выражение. Карла тоже это заметила, шикнула на охранника, тот нажал отбой, и ноги у Филатова отпустило.
Картинка снова сменилась. Кто-то большой и невидимый играл в наперстки, только вместо наперстков бы ли три гроба, совершенно одинаковые на вид. Толпе предлагалось угадать, в каком из них находится покойник. Гробы сами собой хаотично передвигались, выписывая "восьмерки", а когда останавливались, сделавший ставку показывал, крышку какого приподнять. Но все указывали неверно и проигрывали.
Филатов пробился вперед и вступил в игру, поставив на кон свой депутатский значок. Гробы завертелись, словно в жуткой карусели, потом остановились, и он, нимало не сомневаясь, указал на один из них. Крышка слетела. В гробу оказалась одна из тех двух девок, которых Милош вызвал в гостиничный ресторан. Но не та, что пошла с Филатовым, а та, которая осталась с Милошем. Девка открыла глаза и посмотрела прямо на него. Филатов сразу же вспомнил ее имя.
- Божена! - воскликнул он. - А ты как здесь оказалась?
- Дура я, Саша, ох дура! - запричитала та. - Надо же такой дурой быть! Чего взять - баба! Пошла я на площадь поискать себе клиента. Я ведь что думала: похороны похоронами, а трахаться хочется всегда. Да угодила в самую давку, меня и затоптали. - Она всхлипнула, оплакивая сама себя.
Филатов слышал, что во время траурного митинга скончались два человека, но никак не ожидал, что одним из них окажется Божена.
Потом действие перенеслось в Пожаревац. Филатов опять ожидал прибытия процессии. Только на этот раз в доме находились еще и цыгане, целый табор. Разложив вдоль стен перины, они баюкали детей, варили в котелках еду, ловили друг на друге вшей, пытались торговать наркотой и занимались другими своими делами. Цыгане сильно мешали, но все почему-то старались их не замечать.
Когда прибыла процессия и стали произносить речи, старая цыганка с неряшливыми седыми космами, настоящая ведьма, подошла к гробу и принялась своими костлявыми пальцами откручивать бронзовые гайки, которыми была скреплена крышка. Хватка у нее была железная, гайки скрипели, но поддавались.
- Тебе чего здесь надо, старая? - оглянулись на нее.
- Погадать хочу, что его ожидает, - отвечала она. - Всю правду по руке скажу.
- Ничего его уже не ожидает! - шуганули ее. - Он умер. Иди отсюда!
И прогнали прочь.
Когда речи закончились, гроб начали опускать. Но не в бетонированную яму, как в первый раз, а почему-то в колодец за домом. Колодец был очень глубокий, метров двенадцать. Рабочие сделали боковую нишу метров за шесть до поверхности воды. Гроб в колодец начали опускать вертикально, потому что он был узким. Один рабочий уже сидел внизу и принимал гроб, другой стоял наверху, стравливая трос лебедки.
- Стоп! - крикнул рабочий из колодца. Гроб замер.
- Майна помалу! - донеслось снизу. Гроб пришел в движение и скрылся из вида.
- Но почему же в колодце-то? - спросил Филатов у стоявшего рядом Милоша.
- Так надежнее будет! - загадочно ответил тот.
- А ты бы сам хотел быть похороненным в колодце? - поинтересовался Филатов.
- Мне еще рано об этом думать, - ответил Милош. - Кроме того, в колодцах хоронят далеко не всех, такую честь еще заслужить надо.
- А эту воду можно будет потом пить?
- Не знаю, - безразлично пожал плечами Милош. - Все равно здесь никто больше не живет.
Потом Филатов оказался сразу в отеле и почувствовал, что его мучит жестокая похмельная жажда. Не та, когда хочется просто воды, а когда хочется холодного рассола. Хочется так, что кажется, будто готов отдать за него все. Но где его сейчас взять?
Он подошел к окну. Было два часа ночи, город спал глубоким сном. "И как это еще никто не додумался организовать службу по круглосуточной доставке рассола?" - подумал он.