* * *
Ланч проходил в большой солнечной столовой со старомодными окнами от пола и чуть ли не до потолка. На столе стояли большие блюда с холодным мясом, салатами и несколькими видами прохладных вин. Беседа была оживленной, переходя со спорта на искусство. Никакой политики. Это было правило Лейси, и она наказывала каждого, кто его нарушал. Даже сенатора.
Пэм, Келли, сенатор, Лейси, Люк, Джош и я сидели за одним столом, остальные члены клана расположились в меньшей соседней комнате, дети на кухне.
Во время кофе и восхитительных свежезамороженных фруктов Келли спросил у Джоша, играл ли он в лакросс в школе.
Все повернулись, включая Лейси, чтобы услышать ответ.
Джош улыбнулся.
- Мы называли его "чанки".
- Да? В вашей школе?
- Дартмурт? - предположил Люк. - Там хорошая команда.
Джош покачал головой.
- Агентство Стэндин-Рокк, северная Дакота. Чанки - это женская игра племени сиу. Она очень похожа на лакросс, но гораздо жестче.
Келли выглядел удивленным.
- Вы играли с индейцами, Джош?
- Я даже не знал о существовании белых, пока не достиг двенадцати лет, - сообщил Джош. - Я играл в нападении с дочерью Человека-Который-Боится-Своей-Лошади. - Он указал пальцем на мочку уха. - Однажды, она чуть не оторвала мне ухо.
Я блаженствовал. Так было всегда, когда Джош рассказывал. Я уверен, втайне он знал, какое впечатление производит на людей, когда выкладывает свою историю, как бы между прочим, так же, как он делал это сейчас. Я не раз наблюдал, как он действует, общаясь на важных приемах. Мы сидим, обсуждая Конгресс или президента, а после затишья беседа как-то переходит на проблемы индейцев. Кто-то может спросить: "Откуда вы так много знаете об этом предмете?" и Джош непринужденно ответит, что рос с индейцами сиу. И как будто он вытащил что-то потрясающее, все головы поворачиваются к нему. "С индейцами, мистер Майклз?"
Не знаю, как насчет горожан, но уже само слово очаровывает нас. А может, дело в телевидении. Я знаю, на Западе на них ворчат и не переносят. Но не на Востоке. Я люблю, когда Джош рассказывает индейские истории. Когда я только познакомился с ним, он увязал в альбоме моментальных снимков и пожелтевших газетных вырезок, и рассказывал, как рос с этими людьми, как писал рассказы о них в местную газету, учась в университете штата. Но последние пару лет он не часто что-либо рассказывал. Фактически он уже три года не был на ранчо. Он хотел поехать, но всегда откладывал поездку. Вашингтон очень занятый город для имиджмейкеров и в политическом плане, и в социальном. Позднее для нас обоих ранчо стало чем-то вроде Шангри-Ла. Для меня это нечто загадочное, нереальное, нечто искаженное телевизионной версией и Голливудом. Но всегда рассказы об индейцах захватывали всеобщее внимание, и я вспоминаю даже теперь детали этого ланча: веселая солнечная комната, далекие голоса детей с кухни, пробуждающийся интерес в глазах Лейси, и Пэм, ее милое лицо освещено радостью, потому что ее женский инстинкт, должно быть, подсказал ей, что пробуждается нечто, и холодные глаза Люка, изучающие Джоша.
Лейси слегка сдвинула брови.
- Но ведь вы не индеец, Джош?
- Норвежец, шотландец и ирландец, - весело ответил Джош. - Но не индеец.
- Но вы говорите, что росли в индейской резервации?
- Ранчо моего деда находилось на северной границе резервации, - спокойно пояснил Джош. - Мои родители погибли в автомобильной катастрофе в 1933 году прямо в разгар Депрессии. Мой дед воспитывал меня на ранчо, и я ходил в школу недалеко от резервации. После окончания местного университета я пошел работать в агентство Ассошиэйтед Пресс в Мендоте, потом в ЮПИ в Вашингтоне и наконец в "Пост".
- Его заметки читали раньше, чем принимались за завтрак, - отметил сенатор.
- Я слышал об этом, - с улыбкой сказал Келли.
Но Джош говорил именно Лейси:
- Приезжайте на ранчо в День Независимости, я покажу вам, как играют в лакросс по-настоящему: пятнадцать человек на каждой стороне и никаких ограничений. Там есть старые мохауки…
- Мохауки в Дакоте? - быстро спросила Лейси. - Но они живут на севере штата Нью-Йорк и в Канаде.
- Мохауки жили на Западе с восемнадцатого столетия, - непринужденно сказал Джош. - Тогда они охотились на бобров.
- Лейси всегда интересовалась индейцами, Джош, - сказала Пэм. - Какова была тема твоей магистерской диссертации, Лейси?
Лейси смутилась:
- "Конфедерация ирокезов".
Джош посмотрел на нее своим профессиональным взглядом, как я это называю. Он сдвинул брови и демонстрировал внимание к ее мнению:
- Вы, конечно, использовали Моргана?
- Я считаю, что Хейл интереснее. Он отправлялся в Канаду и жил с…
- Вы смотрели Джозефа Бранта?
Сенатор прочистил горло:
- Пойдемте в библиотеку, - сказал он, - и оставим этих несчастных индейцев их повозкам.
- Когда-нибудь мы поймем, что американские индейцы так же важны, как и негры, - негодующе сказала Лейси.
- Насколько я знаю, все их группы давления управляются радикалами, - проворчал сенатор.
- Папа, разве Лейси радикал из-за того, что заботится о тех, кто не столь удачлив, как она? - мягко спросил Келли.
- Вспомните, что говорили нам в прошлом году иезуиты из индейской миссии в Алабаме, - вставила Пэм.
- Они говорили, что нуждаются в деньгах, - ворчал сенатор. - Тот обед стоил мне тысячу долларов.
Люку стало скучно.
- Пойдемте в библиотеку, джентльмены.
- А мы отведем детей гулять, Пэм, - сказала Лейси. - Я уверена, этим политическим гениям не интересно мнение женщин.
- О, напротив, - начал было Джош.
- Пошли, пока выигрываем, - сказал Келли.
Мы засмеялись и кончили ланч.
- Сегодня тихо, - шепнула мне Пэм, - Вам бы посмотреть, как они спорят, - она легонько присвистнула и возвела глаза к небесам.
"Милая семейка", - подумал я, последовав за Люком, Келли, Джошем и сенатором в библиотеку.
* * *
В Вексфорде-Холле есть одна комната, которая запечатлелась в моей памяти лучше других - это библиотека. Книги до самого потолка, большие потертые кожаные кресла, камин, который весело потрескивает зимними вечерами, переносной столик и огромный мягкий ковер. На одной из центральных полок находились трофеи, выигранные Лейси, Келли и Люком в различных видах спорта еще с того времени, как они были детьми. Я вспоминаю, Келли говорил, что считает библиотеку одним из самых "счастливых" мест в Вексфорд-Холле. Именно здесь еще мальчиком он впервые открыл для себя книги, выздоравливая после воспаления легких. Оказалось, он и Лейси были очень дружны, и они проводили вместе часы в разных концах библиотеки, читая все, что попадалось под руку.
Я отобрал несколько книг и обнаружил, что большинство из них относилось к политическим наукам, биографиям - здесь была моя любимая книга о жизни Дизраэли, и, к моему удивлению, поэзия с преобладанием Йетса.
- Вам нравится Йетс, Финн? - спросил Келли.
- Что это за ирландец, если он не любит Йетса?
Он вытащил с верхней полки книгу:
- "Одинокая башня". Исследование Йетса Т.Р.Хенка. Лейси прочитала ее первой, а потом рекомендовала мне.
- Держу пари, эта книга принадлежит Лейси, - произнес Джош и взял толстую книгу. - "Записные книжки Ходжа об американских индейцах". Насколько я припоминаю, должно быть два тома. В газете Мендоты "Демократе" мы использовали их в качестве упора для двери.
- У Лейси целая секция об индейцах, - сообщил Келли.
- А чем она занимается? - спросил Джош.
- Она учит умственно отсталых детей в нижнем Ист-Сайде, - с гордостью сказал Келли. - Этим она увлечена еще больше, чем индейцами.
Тихий, хмурый мартовский вечер спускался в долину, когда Люк закрыл дверь, и мы уселись у камина. Горел маленький веселый огонек, нетерпеливые желтые языки пламени карабкались по бокам расколотых поленьев, сложенных кучкой в камине.
Сенатор кивнул на бар:
- Самообслуживание.
Но никто не хотел пить, и мы откинулись на спинки кресел.
- Ну, Майклз, - сказал сенатор, - каково ваше решение?
- Мы примем предложение, - сказал Джош. - Финн и я обсудили все, и мы чувствуем, что у Келли есть шанс победить… - он поднял руку. - Я сказал "шанс", и честно говоря, тут потребуются и ваши деньги, и история Бенни Джелло, и серия больших чудес.
- Вы не считаете, что у нас много шансов? - спросил Люк.
- Вы же хотите, чтоб я был откровенен, верно?
- Конечно, - ответил Келли.
- Все против вас. Нужны будут не только чудеса, история Бенни, деньги вашего отца, но еще и огромная работа, и гибкая организация, чтобы доставить Келли в Олбани. В любой другой год я не решился бы взяться за это дело. Но сейчас партия расколота на множество осколков.
- Вы видели Джелло? - спросил Люк.
- Финн и я беседовали с ним в тюрьме.
- Что вы о нем думаете?
- Он вор, - последовал быстрый ответ Джоша. - Я уверен, он продаст лучших друзей, лишь бы выбраться из-под колпака.
- Но у него есть также взрывная информация, - произнес Люк.
- Со взрывчаткой надо правильно обращаться, - сказал Келли. - Перед тем, как мы используем хоть строчку из показаний Джелло, я хочу, чтоб все было проверено, проверено дважды.
- Я согласен, - сказал я. - И Джош тоже.
- И он должен получить полную защиту…
- Ради Христа, Кел, он будет под защитой, - проворчал Люк. - Ты так говоришь, как будто это не вор, а добропорядочный гражданин.
- А меня не волнует, вор он или нет, - твердо ответил Келли. - Раз мы его используем, мы за него отвечаем.
- Я бы особенно не беспокоился о его безопасности, - сказал Джош, - но я согласен, что мы должны доказать все, что он расскажет.
- Мы не используем органы штата, местную полицию, ФБР, как же вы это докажете?
- У меня есть один человек, - сказал Джош. - Мы и раньше его использовали.
- Он надежен?
- Как часы.
- Наймите его, - сказал сенатор. - Наймите столько людей, сколько вам нужно.
- Финн говорил, что вы объездили весь штат, - сказал Келли. - Там та же ситуация?
- Политически - да. Демократы разбрелись во все стороны. В Куинзе то же, что и в Буффало. Положение таково, что если они не объединятся, то лишатся большинства и в Сенате, и в Ассамблее. А они яростно дерутся за посты лидеров в легислатуре.
- Положение так плохо, - добавил я, - что возможен даже союз между частью демократов и республиканцами.
- Так значит поле свободно? - спросил Люк.
- Это одна из причин, по которой мы здесь, - ответил Джош.
- Но Джентайл очень силен, - сказал Келли.
- Очень.
- Поэтому мы и должны использовать факты Джелло, - заявил сенатор. - Мы должны вышибить Джентайла из седла.
- Это нелегко, - мрачно проговорил Джош. - Он популярен в городе и его силы растут не только в штате, но и по всей стране. И есть одна вещь, о которой мы никогда не должны забывать, джентльмены, - он наклонился вперед. - Это будет не просто кампания по избранию губернатора: мы выдвигаем Келли для Белого дома! И этого мы никогда не должны забывать!
- Келли мне бегло рассказал, что произошло между ним и Маллади, - сказал Люк. - Что вы думаете о Маллади?
- Нет сомнения, с ним надо считаться.
- Да он паразитирует на американской политике! - возмутился Келли.
- Может быть, - ответил Люк, - но он еще и практичный политик.
- Практичный политик, - это человек, которого не надо заставлять делать правильные вещи, - сказал Келли. - Он такой же, как старые мошенники Таммани, а может, и хуже.
- Мошенник, который создал политическую машину, Кел, - настаивал Люк. - Одну из крупнейших в стране, и всю из меньшинств.
- Он действует так же, как и те, в конце девятнадцатого века, - произнес Келли. - Создал бюрократический аппарат и дал им контролировать город. Но эти, так называемые "практичные" политики используют этот аппарат исключительно в своих целях. Что, спрашивается, сделал Таммани-Холл во времена Планкетта или Твида? Построил пару угрюмых зданий? Проблема ирландцев заключалась в том, что они не знали, что делать с властью, которую получали. Они никогда не рассматривали политику как инструмент социальных изменений. То же самое с Маллади и его бандой.
- Я говорил вам в Вашингтоне, возможно, вам придется принять помощь Маллади, - заговорил Джош. - Вы просто не можете игнорировать тот факт, что этот человек контролирует политическую организацию, которая диктует условия не только в штате, но и в стране.
- В стране осталось не так уж и много политических боссов, - заявил Келли. - И чем скорее их не будет вовсе, тем лучше.
Теперь пришло время высказаться такому старику, как я, что я и сделал.
- Есть одна вещь, которую вам надо всегда помнить, Келли, - произнес я. - Нью-Йорк - это волшебный город и в социальном плане, и географическом, экономическом, культурном и даже политическом.
- То, что Нью-Йорк волшебный город, Финн, - сказал Келли, - вовсе не аргумент.
- Ладно. Но за этим волшебством, это еще и очень перемешанный город, если уж так говорить. Однажды ночью добрые граждане Нью-Йорка девятнадцатого века отправились на свои перины, а когда проснулись, то оказалось, что их прекрасный город оккупирован врагом, какой-то ордой. Они сходили с грузовых судов, провонявших до небес, женщины в черных платьях и шалях с четками в руках, мужчинах в старомодных штанах, курящие глиняные трубки и всегда готовые к драке. Это были ирландцы, и после того, как они кончили рыть каналы и строить железные дороги, они принялись за политику. История, как они добрались до вершины, не из тех, что рассказывают внукам у камина, как и то, что они сделали, когда туда попали. Они брали взятки, были могущественны и порочны. Но они правили здесь многие годы. Потом пришла иная орда. В этот раз - итальянцы. И они тоже хотели своего - и получили. И, в конце концов, ирландцы и итальянцы заключили мир. Они не мешали друг другу. Однажды они пошли спать, а когда выглянули в окно, оказалось, что демократический город изменился. В прошлом приходили белые, теперь это были черные. "Сладкие шоколадки", как говорит Маллади, и они цепляются за каждую грязную дыру и чулан в Гарлеме и Вест-Сайде до самого Бэттери. Через некоторое время им надоело жить в чуланах для щеток и получать пинки от каждого подгулявшего ирландца и мусорщика сицилийца, так что они взбунтовались, и мы получили черную революцию. Они обнаружили, что могут голосовать и отшвырнуть кого-нибудь другого в сторону, особенно мелких боссов. Это было тогда, когда они поняли, как сильны.
Кажется, я говорил в основном только для Келли, и он внимательно смотрел на меня.
- Но кто-то должен был сказать им, что у них есть серьезный вес в каждом голосовании, и этим человеком был Маллади. Когда город загонял их в чуланы и ничего не менял в потогонной системе, при которой им платили меньше, чем китайским кули, Барни жил среди них. Он помогал им, подбадривал их, объединял их. Если парня с Девятнадцатой улицы бил полицейский, вмешивались люди Барни. Если миссис Гонзалес хотела вызволить бабушку из Гаваны, ребята Маллади везли ее в Иммиграционное бюро, чтобы быть уверенными, что какой-нибудь чиновник не станет обращаться с ней, как с грязью.
К чему привело такое демонстративное дружелюбие Барни? К простой вещи. Он создал машину, и она состоит из черных, коричневых, желтых. У него есть кубинцы, которым Кастро позволил уехать, живущие в конурах Хелл-Китчен, где когда-то жили ирландцы. Среди них есть пуэрториканцы; через Бродвей у него были негры, спящие в постелях, которые никогда не успевали остыть, потому что их использовали в несколько смен.
- Как может ирландец договориться с латиноамериканцами? - удивленно спросил Люк.
- А он не договаривался, - сказал я. - Он для этого слишком умен. Он их колдун, а его страна Оз - это клуб. У него есть лакеи - кубинцы, пуэрториканцы и негры, которые выполняют его приказания. Они контролируют каждую этническую группу. Они его Таммани-Холл. Когда он свистит, они подпрыгивают, то же делают все, кем они руководят, иначе помощь им будет прекращена. Поэтому он контролирует машину столь сильную, что в Олбани заползают под стол при открытии легислатуры, Сити-Холл запирает дверь, только заслышав его имя, и даже в Вашингтоне торопятся схватить трубку телефона, если услышат, что звонит Маллади.
- Но как Маллади… - начал Келли.
- Я знаю ваш вопрос. В нем же и ответ, - произнес я. - Барни Маллади умный человек, умнее, чем прежние знаменитые ирландцы и итальянцы, которые ныне курят лучшие сигары и едят бифштексы, так как забыли вкус обычного тушеного мяса с луком. Годами черные и коричневые были лишь тенями, которые ничего не значили. Теперь они имеют значение, и каждый политик от Бруклина до Детройта винит себя за то, что не был столь же умен, как Барни Маллади. О-оо, а ведь предупреждений было немало! Вы читали когда-нибудь книгу доктора Кларка о гетто? Много лет назад Кларк предупреждал белых лидеров, что крупным блоком голосов, важным сегментом в этом городе и других американских городах должны стать черные и коричневые меньшинства. Тот, кто будет контролировать этот блок избирателей, будет контролировать выборы в городе, штате и даже президентские выборы.
- Но вот что я хочу понять, - сказал Люк. - Как белый мог добиться у них такой власти?
- Вы помните, что после того как провалились программы по борьбе с бедностью, были широко распространены волнения. Кажется, каждой весной некоторым губернаторам предлагали вызвать на подмогу Национальную Гвардию. Да, рассказывали, что федеральное правительство выделяло миллионы штатам, но как-то получалось, что все это не работало, и люди в гетто были еще в худшем положении, чем раньше. Они читали о миллионах и спрашивали, куда пошли деньги, почему они все еще живут в таких местах, почему их дети должны ходить во второсортные школы и так далее. Они даже отвернулись от своих лидеров, которые только кричали и организовывали пикеты, но ничего стоящего, похоже, не делали, чтобы помочь конкретному человеку. Поэтому и выдвинулся Барни. Он не давал никаких обещаний, не устраивал пикетов, он дал им результаты. Но он был проницательным. Он не сразу показал свое лицо; Барни был доволен положением человека за сценой, управляя своими черными и коричневыми марионетками. Он был неутомим; он никогда не гордился тем, что заботился о беднейших семьях, испытывавших трудности. Думаю, его можно было бы канонизировать за то, что он сделал в ранний период, если бы он не делал все это для самого себя.
- Это ужасный вред, - сказал Келли. - Маллади объединил этих людей в своих собственных интересах с помощью нищеты и страданий.
- Философия Маллади заключается в использовании непризнанных бедняков и в том, как держать их в узде.
- Человек, который использует бедных, - подлый человек, - сказал Келли.
Люк взорвался:
- Ради бога, Кел!
- Я понял, что такое Маллади в ту ночь, - гневно заявил Келли. - И я считаю, что этот ублюдок должен сидеть в тюрьме!