2
Муса Мажидов приехал в Москву много лет назад поступать в автодорожный институт. Он не поступил, но, вкусив прелестей столичной жизни, решил не возвращаться в родной Гудермес, устроился по лимиту на ЗИЛ и получил прописку в рабочем общежитии. В кузнечном цеху, где он числился, Муса так ни разу и не появился. Зарплату он отдавал начальнику цеха, и тот исправно ставил крестики в журнале посещения. Некогда было Мусе работать у грохочущего станка. У него были дела поважнее.
Весной и летом Муса вместе с парой-тройкой компаньонов, тоже чеченцев, носился по подмосковным колхозам, скупая за бесценок у одуревших от бесконечных проблем председателей колхозов клубнику, огурцы и молодой картофель. Потом все это сбывалось перекупщикам, во множестве слоняющимся рядом с Центральным и Рижским рынками. Зимой было посложнее - приходилось ездить за овощами-фруктами в Ростовскую область, в Краснодар, а то и южнее. Но все равно игра стоила свеч. Ежедневный доход от таких операций превышал месячную зарплату Мусы на ЗИЛе, так что жил он неплохо. Через полтора года он купил кооперативную квартиру в Мневниках, женился на присланной с родины дальней родственнице и приобрел подержанный черный "БМВ". Он уже пользовался определенным весом среди своих сородичей.
В то время по Москве только-только поползли слухи о всемогущей чеченской мафии, которая якобы подмяла под себя все властные структуры. Ради справедливости надо сказать, что это было сильным преувеличением. Вернее, так: чеченцы составляли очень небольшую и отнюдь не самую влиятельную часть столичного преступного мира. Грузинские группировки, например, контролировали гораздо более крупные экономические сферы, не говоря уже о том, что по числу своему были крупнее. Видимо, слухи о страшных чеченских бандах были вызваны наличием в верхних эшелонах власти нескольких чеченцев.
Как бы там ни было, Муса Мажидов продолжал заниматься фруктовым и овощным бизнесом, правда, теперь у него под началом имелось несколько человек, и, кроме того, он обладал двумя-тремя точками на Рижском рынке, которые давали стабильный доход.
Все нарушила неожиданно начавшаяся война в Чечне. Милиция то и дело начала устраивать рейды, после которых Мусе приходилось вызволять своих людей из милиции, а это стоило немалых денег. Кроме того, чиновники и милицейские чины, раньше удовлетворявшиеся парой сотен долларов, теперь окончательно обнаглели и, завидев смуглую кожу, черную как вороново крыло и жесткую щетку волос Мусы, заламывали за пустячные услуги непомерно высокие "гонорары". И это не считая всяких мелочей типа двойного тарифа у гаишников. Мусе, как, впрочем, и многим другим "лицам кавказской национальности", в столице приходилось несладко. Пришлось искать новые сферы деятельности.
А сделать это было не так просто, как кажется на первый взгляд. Все доходные отрасли были давным-давно распределены между национальными группировками. Например, анашой в районе Даниловского рынка торгуют только азербайджанцы, и ты, хоть тресни, туда не пристроишься. А если попробуешь открыть торговлю в районе Тушина, предварительно не спросив разрешения у какого-нибудь толстого грузина, живущего в скромной гостинице средней руки неподалеку, то в лучшем случае лишишься в первый же день всего заработанного, ну а в худшем… Да что там говорить, даже между своими шла жестокая конкурентная борьба. Муса начал понимать, что в свое время где-то проглядел, недосмотрел, вовремя не спохватился, и теперь настоящие деньги шли мимо его орлиного носа.
Конечно, жил он совсем неплохо. Купил новую квартиру поближе к центру. Завел любовницу - длинноногую блондинку с необъятным бюстом, приехавшую в столицу из Томской области искать приключений. Отрастил небольшое брюшко. Жена нарожала с пяток детишек, старший из которых уже ходил в первый класс.
"БМВ" у Мусы теперь был уже новенький, последней модели. И все-таки по сравнению с остальными чеченцами, с которыми Муса в свое время начинал, его доходы были довольно скромными.
Друзья давно звали Мусу в Венгрию, где чеченская мафия имела действительно большое влияние. Поразмыслив, он решил податься туда на заработки. Уже была готова виза и куплен билет на самолет, когда все внезапно и коренным образом переменилось.
Дело в том, что у Мусы был брат. Собственно, братьев у него хватало, но все они были вполне приличными людьми - один работал прокурором, другой директором овощебазы, третий владел в Подмосковье подпольным заводом по производству кристалловской водки, а четвертый, самый старший, скупал в разоряющихся НИИ детали давно устаревших ЭВМ и выплавлял оттуда золото и серебро. Короче, все находились при деле.
И только один брат Мусы, Рустам, был каким-то непутевым. После школы уехал в Ставрополь, поступил в общевойсковое училище, а закончив его, вообще учудил - подался на Сахалин, где пять лет служил в погранвойсках. И это после жаркой Чечни! Потом, правда, он перевелся в Эстонию.
В семье к Рустаму относились как к отрезанному ломтю: мотается черт знает где, ни кола ни двора, перед соседями неудобно. Долгое время Муса не получал от него никаких вестей.
И вот несколько лет назад, когда в Чечне прошли первые президентские выборы, Муса увидел своего брата. И не где-нибудь, а по телевизору, в программе новостей. Рустам стоял на трибуне за спиной нового президента Ичкерии, который принимал устроенный в его честь парад.
Немало подивившись этому обстоятельству, Муса, конечно, порадовался за брата, а потом, замотавшись, начисто забыл о нем. Чудесное возвышение Рустама, честно говоря, мало его тревожило: у него было по горло своих дел.
Но вскоре тот сам напомнил о своем существовании.
Как-то раз у дома Мусы остановился новенький черный "мерседес". В этом факте не было ничего странного: к Мусе часто приезжали друзья, и почти у каждого из них был черный "мерседес". Но этот "мерседес" прибыл не один. Сзади и спереди его сопровождали небольшие микроавтобусы, в которых сидели угрюмые люди в одинаковых кожаных куртках, подозрительно оттопыривающихся на животах. Как только этот маленький кортеж затормозил, охранники высыпали из машин и в течение минуты заняли заранее определенные для каждого позиции: двое встали у подъезда, другие заняли позицию во дворе, некоторые поднялись по лестнице, остальные окружили выбравшегося из "мерседеса" Рустама Мажидова и вместе с ним направились в квартиру его брата.
Муса, конечно, обрадовался неожиданному появлению Рустама, хотя и был несколько ошеломлен прытью его охранников: те, достав небольшие миноискатели, за несколько минут обшарили всю квартиру, осмотрели балконы и даже заглянули в канализационную шахту.
- Извини, - развел руками Рустам, - ничего не могу поделать. Они головой отвечают за мою жизнь, вот и стараются. Подозреваю, что за мной следят, поэтому пришлось нанять частную охрану. Своих же я сюда не повезу, сам понимаешь.
- Рад тебя видеть, - сказал Муса, - сейчас жена накроет на стол, посидим, поговорим.
- Да, именно за этим я и приехал. Мне надо с тобой поговорить.
У Мусы на сердце сразу потяжелело. Приезд высокопоставленного братца в самый разгар войны в Чечне обязательно должен был принести какие-нибудь неприятности. А уж если он собирается поговорить о чем-то серьезном… Жди беды.
Муса как в воду глядел. Едва они поели и выпили по стакану белого вина, Рустам знаком отослал охрану из квартиры и, наклонившись к брату, сказал:
- Мы в тяжелом положении.
- Кто это "мы"?
- Я, Джо, весь чеченский народ. Ты что, телевизор не смотришь?
- Смотрю…
- Ну вот. А если смотришь, наверное, заметил, что федеральные войска как звери наступают. А у наших - сплошные потери. Заметил?
- Да, - не очень уверенно ответил Муса, - заметил.
- А по телевизору показывают сотую часть того, что там делается. Поэтому я сюда и приехал.
- Хочешь уговорить телевидение показывать побольше репортажей? - неуклюже пошутил Муса.
Рустам сильно рассердился:
- Тебе не стыдно? Пока ты тут прохлаждаешься, твой народ скоро полностью истребят.
- Извини, Рустам. Ты же знаешь, я здесь давно осел. У меня дети, семья. Но если чего-то нужно, я готов. Чем тебе помочь?
Рустам достал из кармана пачку сигарет и закурил:
- Оружия и боеприпасов катастрофически не хватает. Мы, конечно, берем трофеи, кое-что из Турции доставляют, но это все мелочи.
Он залпом опрокинул стакан вина и продолжил:
- А скоро осень, "зеленка" пропадет…
- Что? - не понял Муса.
- В каком смысле? - воззрился на него брат.
- Это… "зеленка".
- Ну-у, - протянул Рустам, презрительно глядя на Мусу, - если ты таких простых вещей не знаешь, какой же ты горец? Стыдно должно быть!
Муса не знал, куда спрятать глаза. Все-таки, несмотря на всю свою непутевость, Рустам был на год старше него, и поэтому он должен был во всем его слушаться. Что за дурацкие законы?
- Лекарство, что ли, такое типа йода? - осторожно спросил Муса.
- Эх ты, - снова пристыдил его брат, - "зеленка" - это листва деревьев и кустов, трава и тому подобное. Летом все это служит естественной маскировкой и, если глядеть в бинокль, сливается в сплошной зеленый фон. Понял?
Муса в отчаянии покачал головой. Рустам скверно выругался и продолжал:
- Под прикрытием "зеленки" можно на танке подъезжать - все равно никто не заметит. А осенью, когда листва осыпается, тебя видно за двадцать километров.
- Теперь понятно, - вздохнул Муса.
Осень у него тоже ассоциировалась с разными неприятностями - москвичи возвращались с дач и югов обленившиеся, наевшиеся овощей и фруктов, а главное, без денег. Доходы соответственно падали, овощи портились, фрукты текли… Муса даже поежился.
- Хвала Аллаху, мой брат наконец начал что-то понимать, - воскликнул Рустам. - В общем, так: до начала сентября остался месяц. И за это время мы должны захватить как можно больше территории, а если не захватить, то хотя бы закрепиться. Но оружия не хватает.
Муса понимающе кивнул:
- Значит, ты приехал в Москву за оружием?
- Да.
Только этого Мусе не хватало. И откуда Рустам свалился на его голову?
- Слушай, - осторожно поинтересовался он, - а где-нибудь поближе к Чечне разве его не проще раздобыть? И потом, везти поближе…
Брат только отмахнулся:
- Почти ничего уже не осталось. А на складах, которые снабжают федералов, договориться невозможно. Так что, как ни странно, в Москве оружие достать легче.
- А-а…
- Да, легче. И ты мне в этом поможешь.
Муса вздрогнул:
- Я?!
- Ты.
- Слушай, а может быть, я просто денег дам?
Рустам внимательно посмотрел в его глаза, потом схватился за голову:
- О, горе мне и всему нашему роду! Где вы, наши славные предки! Могли ли вы предположить, что когда-нибудь ваша кровь даст такое позорное потомство?! Что в нашей семье появится подлый трус, который только и знает, что торговать на рынке гнилыми помидорами.
Он с ненавистью посмотрел на Мусу.
- Но почему гнилыми? - попытался оправдаться тот. - Нормальные помидоры, свежие…
Внезапно Рустам вскочил и схватил Мусу за грудки:
- Ты предатель!
На шум в комнату вбежало несколько охранников, и только благодаря этому Рустам ослабил свою хватку.
- Все в порядке, - сказал он, и те испарились.
Рустам сел на свое место, с презрением наблюдая за братом, который потирал несколько помятую шею и вытирал платком выступивший на лбу пот.
- И это мой брат! "Денег дам". Нужны мне твои жалкие гроши! Спекулянт!
- Ну и что? - попытался оправдаться Муса. - Каждый занимается своим делом, ведь так? Ты, например, по профессии военный. И в твои обязанности входит воевать, защищать родину и все такое. А если я на войну сунусь, то только все напорчу. Ты же знаешь, я в автодорожный поступал, у меня совсем другая профессия.
- Что же ты на рынке делаешь, автодорожник? Проходы между прилавками мостишь?
Муса не нашелся что ответить.
- И потом, - упрямо продолжал Рустам, - нам, в Чечне, дорожники тоже нужны.
- Э-э, - махнул рукой Муса, - за пятнадцать лет знаешь как далеко наука шагнула? Да и не учился я толком…
Рустам стукнул по столу кулаком, отчего ножи и вилки подпрыгнули и жалобно звякнули.
- Ты мне давай зубы не заговаривай! Думаешь, умнее всех, да? "Наука", - передразнил он брата, - будешь мне помогать, даже если для этого тебе придется бросить свою вонючую торговлю. Ясно?
Что оставалось делать? Проклиная день и час, когда шестнадцатилетнему Рустаму пришла в голову дурацкая мысль поступать в военное училище, Муса согласился.
Впрочем, его участие в делах Рустама ограничивалось тем, что время от времени приходилось обналичивать через знакомых в банке крупные суммы денег, доставлять их в заранее условленные места и даже несколько раз поработать шофером - возить Рустама в Раменки, где, по-видимому, находился какой-то секретный военный склад. Муса безропотно выполнял все поручения Рустама, хотя во время операций его поджилки вовсю тряслись от страха.
Рустам приезжал в Москву раза три или четыре, и каждый раз Муса думал, что больше он не появится, что оружия закуплено достаточно, что скоро война кончится или еще что-нибудь произойдет, от чего он больше не будет подвергаться смертельной опасности и в конце концов поедет в Венгрию.
Поэтому когда по телевизору объявили о смерти Дудаева, Муса с облегчением вздохнул. Раз в Чечне новый лидер, значит, у него и помощник новый. И Рустам снова пропадет куда-нибудь еще на несколько лет и не будет ввязывать Мусу в совершенно несвойственные ему авантюры.
Но не тут-то было. Не прошло и месяца с того момента, как объявили о смерти Дудаева, когда у дома Мусы снова затормозил черный "мерседес".
Глава 9
АНИЧКИН ГДЕ-ТО БЛИЗКО
1
Дело вовсе не в том, что я люблю свою работу или не могу без нее жить, хотя и в этом есть немалая доля сермяжной правды. Почему-то, когда провожу расследование очередного дела, все остальное в этом не самом худшем из миров мне временно становится неинтересным.
Встречи с Таней Зеркаловой были, как я уже говорил, и приятны, и грустны. Почему приятны - говорить не стоит, надеюсь, вы не настолько любопытны, что вам интересны подробности, которые касаются только нас двоих, и никого больше. Ну, может быть, еще участника этого любовного треугольника - Аничкина, но тут уж ничего не поделаешь: жизнь просто изобилует подобными ситуациями, так что не мы первые, не мы последние. Уверяю вас, Аничкин тоже не единственный в мире рогатый представитель мужской половины человечества. Не исключено, что и моя голова… впрочем, хватит об этом.
А вот грустны - разговор особый. Когда-то мы с Таней были уже достаточно близки, и поэтому, имея прежний опыт, я с полной убежденностью могу утверждать: в одну реку не входят дважды. Нет, я не претендую на оригинальность этой мысли, понимаю, что первый, кто высказал эту глубочайшую мысль, вовсе не ваш покорный слуга. Но это не мешает мне авторитетно заявить, что не кто иной, как я, прочувствовал, что именно означает фраза столь глубокого, не побоюсь этого слова, философского звучания.
Глупости, скажете вы. Можно проверить, скажете. Можно, к примеру, взять с собой бутылочку водочки и поехать на Клязьму, найти подходящее местечко, пропустить для начала граммов эдак сто двадцать пять и - войти. А потом выйти, хорошенько растереться большим мохнатым полотенцем, жахнуть еще сто двадцать пять граммчиков, опорожнив таким образом бутыль ровно наполовину, и снова войти. И вы считаете, что у вас убийственное доказательство: вы только что дважды вошли в одну и ту же реку.
Вы забыли, с кем имеете дело. Напомню, что я - следователь. Более того, я - "важняк". Мне эти ваши доказательства разбомбить - шесть секунд. Не буду голословным, получите.
Вы думаете, что, когда вы входили в эту реку во второй раз, это была та же самая река? Называлась-то она по-прежнему Клязьмой. А воды-то в ней были те же самые, когда вы входили в первый раз? Они что, эти воды, вернулись каким-то образом обратно и в то мгновение, когда вы снова стали входить, опять потекли? Вы кому, как у нас говорят, мозги вкручиваете?!
А теперь возьмем вас. Да-да, конкретно вас. Вы что - во второй раз входили точно таким же, как и в первый? А ну-ка вспомните, что вы сделали между первым и вторым заходами? Я вам напомню: вы выпили, вот что вы сделали. И разве это никак на вас не повлияло? Разве вы не изменились? Разве вы не стали входить вторично в реку совсем другим человеком? Полстакана водки - это, я вам скажу, даже не кружка пива. Так что и вы не тот, и река изменилась.
Да это - что! Река - это так, цветочки. А я вам сейчас действительно одну умную вещь скажу, причем такую, какую до меня действительно никто не говорил. Вот она: в одну и ту же женщину нельзя влюбиться дважды.
Потому что женщина - та же река. Она меняется каждую тысячную долю секунды.
В третью ночь я не выдержал. К стыду своему, я понял, что защитником и утешителем могу быть только очень ограниченное время. А потом… днем предпринимать усилия и искать человека, а ночью спать с его женой, отдавая ей немногие оставшиеся силы, что-то тут не совсем то…
Я лежал на спине, изучая потолок, и что-то думал в этом роде, пытаясь философски постичь нестандартную ситуацию, которая сложилась в результате моего вопиющего наплевательского отношения к вопросам этики и морали. Но ничего такого, что меня оправдывало бы, придумать не мог. Всякая ахинея типа того, что, мол, я не просто удовлетворяю, но еще и защищаю бедную женщину, на которую судьба свалила немыслимое количество испытаний, в этот раз почему-то не проходила. Я лежал и мучительно размышлял над вопросом, что я, собственно, делаю в этой широкой, уютной и все-таки не своей кровати.
И вот когда в размышлениях своих я достиг полного тупика, Таня вдруг тихо-тихо сказала:
- Хорошо…
С меня было достаточно.
Сначала я сел на краю кровати и тупо уставился в угол спальни, словно пытаясь увидеть в нем домового, который и проговорил это чудовищное слово. Но там, естественно, никого не было.
Я встал и начал спокойно одеваться.
- Ты куда? - в голосе Тани явственно звучало недоумение.
- Домой, - ответил я.
- Как - домой?
Мне не хотелось ее обижать, но и оставаться здесь я не собирался больше ни минуты.
Я молчал, натягивая на себя рубаху, и тут она привела, как ей казалось, серьезный аргумент:
- Ты же не можешь сейчас меня оставить.
Я обернулся, даже перестав застегивать пуговицы, и посмотрел в ее широко раскрытые глаза.
- Почему? - спросил я.
- Как - почему? - удивленно переспросила она, но тем не менее замолчала, потому что сказать ей было нечего. Потому что она не могла сказать, что ей плохо и что она нуждается в моей защите. Она только что вслух произнесла, что ей - хорошо.
Больше всего я боялся, что она начнет плакать. Но она не стала. Она только цинично произнесла:
- Кошмар. Отца убили, муж пропал, а тут еще и любовник бросает… Утопиться, что ль?
Слова, конечно, ужасные по своей сути, но ей, видимо, они были необходимы. Поэтому я молчал, ничего не отвечал, но продолжал одеваться.
- Ты больше не придешь? - спросила она, проводив меня до двери.
- Нет, - ответил я, стараясь не встречаться с ней глазами.