Кто-то разыгрывает комедию, причем изначально плохо, как бы не уважая тебя. Но этот человек сказал, что тебя уважает, и, хотя таким словам в подобных ситуациях грош цена, говорил он так, что не верить ему невозможно. И что? А то, что человек, который тебя уважает, делает вид, что не уважает. Это говорит о чем-нибудь? Говорит. Они сделали все, чтобы ты их раскусил. Но опять же - зачем?
Глупый ты человек, Турецкий, а еще следователь со стажем. Если они играют так, чтобы ты их раскусил, если они уверены, что ты поймешь их игру, это значит, что тебе дают знак. Какой? Очень простой. Ты можешь думать все, что угодно, но раз они так топорно работают и не скрывают этого, означать сие может только одно: в компетентных органах работают люди, которые догадываются о многом, но которые не могут в силу разных причин открыто встать на твою сторону. И стать твоими союзниками. Однако то, что они сочувствуют тебе, - это ясно. И на свой страх и риск они разрабатывают замысловатую комбинацию и разыгрывают ее перед тобой, надеясь, что ты тоже не лыком шит.
Нет, все получается слишком сложно, засомневался вдруг я. Почему бы просто не подойти и не сказать: мол, знаем мы, Турецкий, о твоих проблемах, рассчитывай на нас, мы патриоты, и всякое такое.
Щас! Подойдут они, скажут. Разбежался, Александр Борисович, размечтался. Ты даже не знаешь, чем они дышат в этих своих органах. И как далеко вообще запустило свои щупальца это Стратегическое управление. Если оно существует, конечно. А из какой "конторы" они сами? Из ФСБ, из Стратуправления или еще откуда-то?
Голова разболелась невыносимо. Выпить, что ли? Ладно, Турецкий, что за порочные мысли в самый разгар рабочего дня?
И все равно: что же им от меня было надо?
3
Было что-то около часа ночи.
Володя Аничкин не торопясь ехал домой. Тверская улица необычно опустела. На всем ее протяжении от Моховой до площади Маяковского он заметил лишь пару подгулявших компаний, припозднившуюся проститутку на обочине, уперевшую руки в бока, да старуху бомжиху, сидящую на тротуаре и перебирающую свои старые, чем-то туго набитые полиэтиленовые пакеты.
"Интересно, что бомжи носят в этих пакетах? - почему-то подумал Аничкин. - Неужели весь свой гардероб?"
Несколько минут он сосредоточенно размышлял над этим вопросом:
"Хорошо еще, что не высокообогащенный плутоний. А впрочем, кто может это гарантировать?"
Володя тряхнул головой и вернулся к прежним своим мыслям.
Когда он окончательно понял, что в сейфе его кабинета хранятся самые настоящие ядерные чемоданчики, а никакая не имитация, как он думал до сей поры и в чем его пытались убедить вчера вечером, то сразу же попытался связаться с генералом Петровым. Однако с работы тот уже ушел, а дома у него телефон не отвечал. Была пятница, и, весьма возможно, он, как тысячи других москвичей, после работы отправился на свою дачу.
"Нет, я до него все-таки доберусь", - упрямо сказал себе Аничкин и стал звонить всем своим знакомым подряд, чтобы выяснить телефон дачи Петрова. Но и там никто не брал трубку.
Аничкин не знал, что ему делать дальше. Часы показывали начало десятого, и скоро пора было идти на встречу с Мажидовым. Но если "Самумы" оказались настоящими, то и все остальное может быть не бракованным, как утверждал Мальков, а тоже вполне пригодным к употреблению. Тогда получится, что он, Аничкин, снабжает оружием дудаевцев. И самое главное - делает это по поручению довольно странного, почти подпольного органа, в легитимности которого он был совершенно не уверен…
Да, совершенно не уверен. Эта мысль только что пришла ему в голову. Аничкин еще не видел ни одной бумаги, на которой бы стояла печать Стратегического управления. Это название он лишь услышал, да и то при довольно подозрительных обстоятельствах. Пластиковая карточка не в счет: изготовить ее при доступе к специальной аппаратуре Главного управления контрразведки не составляло никакого труда. А члены Стратегического управления безусловно имели доступ к самым важнейшим секретам ФСБ.
Какие же выводы следовали из всего этого?
Надо сказать, довольно неутешительные. Возможно, хотя и маловероятно, произошла ошибка. Но какая, к черту, может быть ошибка, когда речь идет об атомной бомбе?! Если же Петров или кто-нибудь другой из Стратегического управления знал, что из "Пульсара" должны доставить настоящие "Самумы", а не их имитацию, то это больше похоже на какой-то заговор.
Оставалось сопоставить явное нежелание генерала Петрова сообщать все подробности, касающиеся Стратегического управления, и довольно странную атмосферу вчерашнего совещания.
И тут Аничкин вспомнил фразу, которую он случайно услышал, когда подходил к кабинету Петрова.
Вообще-то у Аничкина была профессиональная память на фразы, произнесенные в непосредственной близости от него. Все-таки многолетняя практика в качестве осведомителя КГБ не прошла даром. И теперь он мог с точностью до запятой воспроизвести услышанные вчера слова:
"…Времени осталось мало, и пора подключать черных…"
Вряд ли собравшиеся говорили тогда на какие-то посторонние темы. Конечно, нельзя утверждать наверняка, но, скорее всего, эта фраза имела отношение к цели совещания. Аничкину поручили войти в контакт с чеченцами, которых генералы вполне могли называть "черными". Значит, их к чему-то надо было "подключить". Слово-то какое необычное. Оно никак не сочеталось с целью операции. "Подключать" - это значит вводить в курс дела с тем, чтобы потом работать сообща. По отношению к противнику это слово не употребляют. Значит?.. Мажидов для присутствующих в какой-то степени не противник?
Аничкин даже поежился от такого бредового вывода. Нет, это уже слишком. Такие размышления к добру не приведут. К тому же пора было бежать на встречу с Мажидовым.
На приборной доске зажглась красная лампочка. Бензин на исходе. "До дома хватить должно", - решил Аничкин и чуть сбавил обороты двигателя.
Встреча с Мажидовым прошла довольно вяло и неинтересно. Как и предполагал Володя, бывший заместитель Дудаева прекрасно знал способы и пути получения оружия, было видно, что он далеко не в первый раз делает это через сотрудников ФСБ.
Мажидова интересовали лишь две вещи - цены на детонаторы и "Самум". С первым разобрались быстро - Володя назвал цену значительно ниже рыночной, которую ему сообщили в информационно-аналитическом отделе, и чеченец, посовещавшись со своим сидевшим рядом с ним за столиком спутником, который был очень похож на него (Аничкин сразу подумал, что это его брат), согласился. Но как поступить с "Самумами"? Володя не мог дать Мажидову каких-то определенных обязательств, пытался всячески оттянуть решение этого вопроса, отложить его хотя бы до завтра.
Но чеченец вел себя очень спокойно. У Аничкина даже создалось такое ощущение, что все вопросы были улажены раньше, до этой встречи. Мажидов довольно рассеянно реагировал на его слова, кивал и ковырял вилкой в своем бифштексе.
В конце концов, ни до чего конкретного не договорившись, они расстались. Было условлено только встретиться завтра в семь вечера здесь же, в ресторане гостиницы "Москва".
Аничкин вошел в свою квартиру и решил еще раз позвонить Петрову - тот же сам просил доложить ему об итогах встречи.
- Да, - раздался в трубке заспанный голос.
- Товарищ генерал, это Аничкин.
- А-а, хорошо, что позвонил. Ну как?
- Встреча прошла нормально. Он обо всем был уже информирован, так что особых затруднений не возникло.
- Особых?
- Да… Тут открылись новые факты…
- Какие?
- Я не могу об этом говорить по телефону.
Петров помолчал:
- Ну хотя бы намекни.
Хм, попробуй-ка сообщить сведения, составляющие государственную тайну, да еще так, чтобы никто не догадался.
- Короче, товарищ генерал, чемоданчики настоящие.
- Что значит - настоящие? А какие они должны быть, по твоему мнению?
Вот те раз!
- Вы меня, видимо, не так поняли, - опять попробовал объяснить Аничкин, - чемоданчики, доставленные из "Пульсара", - самые настоящие.
В трубке раздавалось только недовольное сопение генерала.
- Понимаете?
- Ты вот что, Аничкин, - наконец произнес Петров, - на ночь глядя мне голову не морочь. Завтра на работе поговорим.
- А если завтра будет уже поздно? - сказал Аничкин, слушая короткие гудки отбоя.
"Впрочем, почему поздно? Ядерные чемоданчики надежно заперты в сейфе, который никто, кроме меня и генерала Петрова, открыть не может. Кроме того, сейф находится в самом охраняемом здании Москвы. Что с ними может приключиться?"
И все-таки Аничкин провел беспокойную ночь. Ну посудите сами, как бы вы спали, зная, что у вас на работе в сейфе лежат две атомные бомбы?
Только под утро ему удалось вздремнуть часика два. В семь часов Володя был уже на ногах. А в половине восьмого уже гнал по направлению к Лубянке.
Поднявшись в свой кабинет, Аничкин первым делом бросился к сейфу. Ключ, комбинация цифр, большой палец в маленьком окошке.
Опасения Володи были не напрасны - сейф оказался пуст.
Последние сомнения у Аничкина отпали. Несомненно, чемоданчики забрал Петров - больше никто просто физически не смог бы открыть сейф, так как датчик, фиксирующий расположение и рисунок капиллярных линий, был настроен только на двух человек.
Но зачем это ему понадобилось?
Володя набрал номер кабинета Петрова. В ответ из селектора донеслись только длинные гудки.
Единственной причиной, почему Петров забрал "Самумы" из сейфа, мог быть вчерашний телефонный разговор с Аничкиным. Следовательно, в его планы не входило, чтобы Володя узнал о том, что чемоданчики являются настоящими миниатюрными атомными бомбами.
Аничкин должен был передать чеченцам ядерное оружие, при этом даже и не догадываясь, что оружие - настоящее. Значит, Стратегическое управление действительно является бандой заговорщиков. Что-то вроде ГКЧП. Володя вновь вспомнил фразу, услышанную им из-за двери кабинета Петрова: "Времени осталось мало…" Что они имели в виду? На этот вопрос ответить было, пожалуй, легче всего. Через две недели должны были состояться выборы в Думу, и каким-то политическим силам, несомненно, выгодно обострить ситуацию в Чечне.
"А между тем, - подумал Аничкин, - "Самумы", возможно, уже в руках Мажидова. И об этом, пожалуй, знаю только я один".
Нужно было что-то срочно предпринимать. "Самумы" не должны покинуть пределов Москвы.
Глава 11
СНОВА УБИЙСТВО
1
Сюрпризы дня не закончились на встрече в парке Горького. Я понимаю, что убийство трудно назвать сюрпризом, но что поделать, в формулировках сегодня я явно не силен.
Первое, что я услышал, когда вошел в свой кабинет, был чуть ли не гневный голос Лили Федотовой:
- Где вы пропадаете?!
Хороша у меня помощница. Грубит как бандерша, а тут еще и башка раскалывается, будто по ней поленом били.
- Лиля! - вздохнул я. - Меня с этим вопросом жена достает, а тут еще вы. Ну неужели даже на работе никуда нельзя деться от этих дурацких женских вопросов?
Она сочувственно, как мне показалось, приумолкла и некоторое время молчала, как бы боясь потревожить своего не слишком счастливого в семейной жизни шефа.
- Ну, что случилось? - спросил я ее. - Чем вас встревожило мое отсутствие?
- Не меня, - проговорила она после паузы. - Меркулова. Он уже раза четыре звонил. Сказал, чтобы вы пришли к нему, как только явитесь. Тотчас.
- Ага, - сказал я.
А что у него стряслось, интересно? Не удивлюсь, если он уже в курсе моих парковых похождений. Хотя… вряд ли. Почему-то я был уверен: что-то действительно даже не случилось - стряслось.
Неужели генерального сняли? Или еще какие-нибудь интриги в этом роде?
Обо всем этом я думал, пока добирался от своего кабинета до меркуловского.
- Вызывали? - приоткрыв дверь, спросил я у Кости.
Тот поднял голову от бумаг, наваленных на столе, и зарычал почти так же, как Лиля Федотова:
- Где вы пропадаете, Турецкий?!
Я давно заметил, что, когда Костя называет меня на "вы" и по фамилии, это может означать только одно: что он разъярен на весь мир вообще и на меня в частности. В таких случаях я обычно поступаю двояко: или вытягиваюсь во фрунт и терпеливо выслушиваю все его громы и молнии в мой адрес, или сбиваю с него спесь, щелкнув по носу. В зависимости, так сказать, от моего настроения.
Сегодня у меня не было особой охоты выслушивать его нравоучения.
- Да вот, пригласили, - развязно ответил я своему начальнику, - по парку прошвырнуться, развеяться от трудов праведных. А то все кабинет, кабинет, никакого продыху. Вам, Константин Дмитриевич, тоже не мешало бы немного на воздухе побывать. Что-то вы совсем с лица спали.
Он внимательней ко мне пригляделся и вдруг враз успокоился.
- Что у тебя? - спросил он уже другим тоном.
Я покачал головой.
- Это успеется, - ответил я. - Ничего срочного. А вот что у тебя?
Сейчас скажет, что генерального сняли, что его увольняют и что вообще пора сухари сушить.
Но он это не сказал. Он сказал другое.
- Убийство. Ночью убили Маргариту Бероеву.
Я вздрогнул:
- Как ты сказал?
- Ты не ослышался, - кивнул он. - Именно Бероеву, ту, что отдала вам с Грязновым папку.
- Грязнов в курсе?
- Он и сообщил мне об этом.
- Ну да, - кивнул я. - Конечно.
- Что ты думаешь предпринять? - мрачно смотрел на меня Костя.
- А что мне предпринимать? - Я пожал плечами. - Поминки справлю - ты это, что ли, хочешь от меня услышать?
Костя покачал головой.
- Не смешно, - сказал он. - Грязнов мечтает с тобой встретиться.
- Он что, меня подозревает? - испугался я.
- Саша, - тихо проговорил Костя. - Ты, конечно, человек неплохой и даже не совсем вроде пропащий, но иногда твои шуточки не к месту.
- Понял.
Костя пристально в меня вгляделся.
- Понял? - переспросил он.
- Так точно! - сказал я. - Разрешите идти?
Мне все вдруг смертельно надоело. Ну почему так? Происходят ужасные вещи, людей убивают толпами, а ты чего-то пыжишься, пытаешься разгадать, зачем и почему, и тебя все время мордой в дерьмо. Надоело.
- Не обижайся, - сказал вдруг Костя.
- Да ладно! - махнул я рукой.
- А ты действительно ничего не хочешь мне рассказать? - спросил он, внимательно в меня вглядываясь.
Разумеется, он понял, что со мной что-то приключилось. И я рассказал ему свою эпопею в парке Горького в лицах. Он слушал серьезно, ни разу не перебив, он вообще умеет слушать, я неоднократно это уже отмечал.
Я рассказал ему все и выжидательно на него уставился, пытаясь предугадать, что он ответит.
- Какая-то несусветная чушь, - задумчиво проговорил он. - Ну и что ты думаешь по этому поводу?
Ответ был готов. Я выложил все, о чем передумал на той дорожке из парка, о всех своих ощущениях. Теперь я уже был не так уверен в правильности своих умозаключений, как тогда, когда шел в контору после этого странного приключения. Мне казалось, что то, о чем я говорю, - такой же бред, как и то, что со мной случилось, если не хуже. К концу своего рассказа мне стало просто стыдно за ту ахинею, которую я нес.
Но Меркулов считал иначе.
- Ну что ж, - сказал он. - По-моему, ты прав. Именно для этого они и разыграли перед тобой эту пьесу. Я тоже склонен думать, что все это было проделано специально для тебя. Чтобы ты знал, что есть люди, которые могут тебе пригодиться. Хоть это и выглядит фантастически глупо.
- Ну, не знаю, - вздохнул я. - Может быть, ты и прав, как всегда.
Он с удивлением на меня посмотрел.
- Я? - протянул он. - Но ведь это - твоя точка зрения. Что ж ты на меня всю ответственность сваливаешь?
- Так ты начальство. Тебе и ответственность держать.
Он кивнул:
- Очень хорошо. Раз я еще твое начальство, слушай приказ: дуй к Грязнову и, пока не найдешь такого, о чем сможешь мне толком рассказать, в этот кабинет не возвращайся.
Я только усмехнулся:
- Мне-то что? Могу и не возвращаться. Только ведь сами позовете, гражданин начальник.
- И позову! - сурово произнес Меркулов.
2
Грязнов не был оригинальным. Впрочем, он никогда не был оригинальным.
- Где ты пропадаешь? - встретил он меня вопросом, который за полдня успел мне до чертиков надоесть.
- Только не надо мне вот этого, - поднял я руку. - Ты мне никто. Не помощница, не начальник, не жена и даже не любовница.
- В каком смысле? - удивился Грязнов.
- В прямом, сладкий мой. Ну? Что тут у тебя?
- Убийство, - ответил он.
- Это понятно. Конкретнее, если можно.
- Бероева.
- Ну?
- Что - ну? Бероеву убили.
Я потихоньку начал психовать:
- Слава! Благодари Бога, что я не твое начальство.
Он истово перекрестился:
- Спасибо, Господи!
- Не поможет. - Я смотрел на него в упор. - Ты можешь нормально обо всем рассказать? Я же, как тебе известно, не был на месте преступления.
- Не факт, - пробормотал он.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Алиби у тебя нет, - заявил он со всем присущим ему нахальством. - Ты ночевал в конторе. Когда тебя разбудила Лиля Федотова, у тебя был вид убийцы.
Он мне надоел.
- Слава, - ласково произнес я, - ты почти прав. У меня порою не только вид, у меня и мысли убийцы. Если ты немедленно не прекратишь издевательство над ответсотрудником Генпрокуратуры, я порешу тебя прямо здесь и скажу, что так и было. Ты понял меня?
Он поспешно кивнул:
- Понял.
И перешел к делу.
У Маргариты Семеновны была приходящая прислуга - по мне, так было бы странно, если б у нее ее не было. Так вот, прислуга эта, пожилая женщина Прасковья Модестовна, которую Бероева называла, естественно, Парашей, приходила два раза в неделю, и сегодня был как раз такой день: она наводила в квартире Маргариты Семеновны порядок.
Ключ она имела свой, что в принципе было довольно-таки странно: когда держишь дома столько ценностей, куда я включаю и нашу папку, это, по меньшей мере, неосмотрительно. Ну, да кто поймет их, этих женщин.
Короче. Открывает она дверь и начинает убираться. Вымыла все на кухне, прихожую, гостиную. Пришел черед спальни. А дверь в эту последнюю комнату закрыта. Что такое? Никогда не закрывалась, а тут не открывается. Появись на ней какой замок неожиданный, понятно было бы. А тут - ничего. Ни замка, ни защелки.
Толкнула Прасковья Модестовна эту дверь клятую, а она поддается, но с трудом. Открывается, но самую малость. Что ж такое?! И ничего худого поначалу не подумала Прасковья Модестовна. Раз дверь не открывается, надо ее открыть. Полы-то мыть нужно. Русская женщина, что ни говори, не только в горящую избу войдет, она и в комнату с покойником запросто ворвется, если перед ней дверь закрыта. Полы, вишь ты, мыть надо.