Правда, Прасковья Модестовна в спальню ту не ворвалась, а протиснулась, если уж быть верным правде, но от этого она, то есть правда, не перестает быть истиной. Женщина навалилась на дверь всем своим мощным, по рассказам Грязнова, телом и образовала-таки небольшую щель. Как она умудрилась в это узкое пространство протиснуться, одному Богу известно. Хотя, конечно, женское любопытство и не на такие подвиги способно.
Как бы там ни было, проникла в спальню Прасковья Модестовна, о чем уже в следующее мгновение пожалела так, как только могла. Но быстро взяла себя в руки. Я же говорю - русская женщина!
Проорав во все горло минуты три-четыре, она наконец заставила, что называется, успокоить самое себя и оглядеться.
Ее хозяйка, Маргарита Семеновна Бероева, лежала у самой двери с перерезанным от уха до уха горлом. Кровь текла в противоположную от двери сторону, именно поэтому Прасковья Модестовна до последнего пребывала в неведении относительно судьбы своей хозяйки. Но крови было много, и зрелище оказалось омерзительным. Прасковья Модестовна замолчала, и, поскольку уже не могла зажмурить вытаращенные от ужаса глаза, ей пришлось отвернуться от трупа, чтобы не видеть того, что находилось на полу. И увидела телефон. Тут она обернулась на труп последний раз, но только для того, чтобы убедиться, что ничто и ничего ее не заставит прикоснуться к мертвому телу Маргариты Семеновны. Тогда она шумно вздохнула, перекрестилась и обрела спокойствие. Подошла к телефону и вызвала милицию. Та примчалась через двенадцать минут. Возглавлял оперативно-следственную бригаду замначальника МУРа Вячеслав Грязнов.
Вот, собственно, и все.
Впрочем, не совсем.
- Она была убита точно таким же способом, как и ее любовник, - сказал я. - Так?
- Точно, - кивнул Грязнов.
- Что-нибудь пропало?
- Все, что у нее могли унести, уже унесли, - напомнил мне Грязнов. - Забыл?
- Ее пытали? Допрашивали?
Грязнов покачал головой:
- Ты хочешь знать, расспрашивали ли ее по поводу папки, которую она нам дала?
- Именно.
- Вряд ли, - снова покачал он головой. - Я, конечно, не могу утверждать с полной убежденностью. Вскрытие покажет, может, ее как-то очень изощренно пытали. Но, судя по первому, поверхностному осмотру тела, к ней никто не притрагивался. Вообще.
- Понятно, - сказал я. - Пришли, чиркнули ножом по горлу и, не говоря ни слова, удалились, так тебя надо понимать?
- А почему нет? - пожал плечами Грязнов. - Может быть, мстил кто-то за пропавшую папку.
- И никаких следов?
- Абсолютно. Если и были, то прислуга эта, Прасковья Модестовна, очень хорошо постаралась. Вылизала квартиру так, что не только следов - пылинки не обнаружишь.
- Черт!
- Да я и сомневаюсь, что убийца или убийцы оставили хоть какие-то следы. Во всяком случае, в спальне мы тоже ничего не нашли.
- Так-таки и ничего?
- Ты сомневаешься? - удивился Грязнов.
- Всегда что-то, да остается, - почти философски заметил я. - Микрочастицы, к примеру, на одежде, ковре, мало ли где! Нужно просто уметь искать.
Он разозлился:
- Перестань умничать!
- Все! - поднял я руки. - Сдаюсь. Если уж вы ничего не нашли, то мне там вообще делать было бы нечего. Беру свои слова обратно.
Он стал успокаиваться, но дышал пока тяжело. Поэтому я выдержал приличную паузу, прежде чем спросил:
- Может быть, что-то было все-таки? А?
- Было, - неожиданно ответил мне Слава спокойным голосом.
- Ага! - сказал я.
- Ага, - согласился он.
- И что же это было?
- Записка.
- Записка?!
- Записка, - повторил он так же безразлично.
Пришла моя очередь злиться:
- Ну? И что же ты молчишь?
Он словно не замечал моего состояния.
- Интересная такая записка, - задумчиво приговаривал он, будто меня тут и не было.
Мне пришлось взять себя в руки, совсем как Прасковья Модестовна утром.
- И что в ней такого интересного? - спросил я, стараясь, чтоб мой голос звучал небрежно.
Кажется, это мне удалось, потому что он соблаговолил ответить.
- Там было написано только одно слово: "Сука".
Я чуть не плюнул прямо на сияющий паркет.
- И что в этом такого замечательного?
- Да вот, понимаешь, - все тянул он кота за хвост. - Написано это слово как-то странно.
- Это как? - саркастически спросил я его. - Через букву "о", что ли?
Он посмотрел на меня, и впервые его глаза приняли осмысленное выражение - впервые за последние десять минут.
- Первые две буквы этого слова, - сообщил он, - были написаны как аббревиатура. Заглавными буквами.
- То есть как это? - сказал я и осекся.
Потому что сам уже понял.
- Покажи записку! - потребовал я.
Он ее тут же мне протянул, словно давно приготовил и только ждал, когда я пожелаю на нее взглянуть.
Так и есть. На клочке было написано буквально следующее: "СУ-ка!"
Я поднял глаза на Грязнова и, шумно вздохнув, покачал головой:
- Это уже хулиганство.
3
Мы приехали к Меркулову, но Кости, как обычно, не было. Я пригласил Грязнова в свой кабинет. Лиля испарилась куда-то, но сейчас это было только к лучшему.
Да, это уже вызов - так прозрачно намекать на то, что убийство Бероевой напрямую связано со Стратегическим управлением: две первые буквы этого собачьего слова, выделенные как заглавные, указывают на прямую связь.
- Как ты думаешь, чего они добивались?
Грязнов сразу понял, что я имею в виду.
- Трудно сказать, - признался он. - Я не склонен думать, что это бравада. Они ничего не делают просто так. У них все функционально. То есть все имеет свой смысл.
- Вот я и спрашиваю тебя, - повторил я терпеливо, - чего, по-твоему, они добивались?
- А ты как думаешь?
- Я тебя спросил.
- Ну хорошо, - кивнул он. - Что, если они прощупывали почву?
Опять! И здесь почву прощупывают.
- В каком смысле? - спросил я, хотя и знал приблизительный ответ.
Так и оказалось: он сказал то, о чем думал я.
- Они хотят знать, что нам известно о Стратегическом управлении.
- Откуда они могут узнать о нашей реакции? - поинтересовался я. - Как они узнают о том, что мы предприняли в связи с этой аббревиатурой - СУ?
- По нашим следующим шагам, - просто ответил он.
В этом была какая-то логика, но все равно меня не все здесь устраивало.
- Шаги могут быть самыми разнообразными, - не сдавался я. - Подтекст у них может быть какой угодно - не мне тебя учить.
- Они ничего не теряют, - предположил Грязнов. - Если нам ничего не известно об этом долбаном управлении, эти буквы ничего нам не дадут. А если знаем, то вряд ли насторожимся, зато выдать себя можем. Но мы даже не догадываемся, в какую сторону идти, чтобы получить по башке.
- Не понял, - устало произнес я.
Он только вздохнул: что, мол, с тебя взять.
- Я, пожалуй, не буду ждать Меркулова, - сказал он, посмотрев на свои часы. - Дел, как ты понимаешь, невпроворот. Доложишь ему все сам, поговоришь, потом поделишься со мной впечатлениями. И указаниями, конечно. Договорились?
- Будь здоров, - пожелал я ему вместо ответа.
Он кивнул, будто ничего другого от меня и не ожидал, и, еще раз посмотрев на часы, вышел из кабинета.
Кажется, я становлюсь нервным. Возможно, это проистекало от ощущения, будто я попал на неизвестную планету. Вокруг происходят непонятные страшные вещи, а я даже предположить не могу, что бы они означали.
Ладно, давай порассуждаем, Турецкий. Итак, кто-то убивает людей. Смирнов, Киселев, Воробьев. Теперь вот Бероева. При этом отовсюду ты получаешь косвенные доказательства того, что в стране действует мощная группировка, цель которой, чего греха таить, - захват власти. Очень хорошо.
Пойдем дальше.
И куда же мы пойдем, Турецкий? Куда это - дальше? Что еще тебе известно такое, чтоб ты мог дальше спокойно рассуждать?
Как говорят молодые, полный абзац. Больше тебе ничего не известно, хоть тресни.
Давай-ка порассуждай на тему, что ты имеешь и чего не имеешь. Был такой роман у Хемингуэя - "Иметь и не иметь". Вот и рассуждай.
Итак: что ты имеешь? Несколько убийств. А что ты не имеешь? Вот именно - убийц. Ладно, в начале дела это бывает, тебе не привыкать. Думай, Турецкий, думай. Что ты имеешь еще? Стратегическое управление. Хотя, и это правильно, скорее оно тебя имеет как хочет, а не ты его. Но, допустим, имеешь. И что это тебе дает? Головную боль.
Какая-то несусветная чушь. Есть управление, есть его противники, а уцепиться не за что. Они еще и хулиганят. Матерятся на трупах в письменном виде. Причем фирменно матерятся, чтоб не перепутал никто, понимаешь. Сволочи самодовольные!
Спокойней, Турецкий, спокойней. Не надо нервничать, не надо врагам давать повод для торжества. Ты в тупике, и ты не знаешь, с чего начать.
Говорят, что восточные мудрецы в таких случаях утверждали: надо двигаться. Они брали ребенка и помещали его в темную комнату, в которой ничего не было видно, и сообщали тому только одну вещь: выход есть. И все. Тому оставалось одно из двух: или подыхать в этой комнате от голода и отчаяния, или искать выход. Но, чтобы искать, нужно начать двигаться. И труден здесь только первый шаг. Об этом, кстати, и Алла Борисовна что-то поет. Итак, нужно двигаться, и тогда рано или поздно выход найдется.
Но разве не бывает ситуаций, из которых нет вообще никакого выхода? В том-то и дело, что не бывает. И быть не может. Просто мы и представить себе порой не можем, в какой стороне от нас находится выход. Но он есть всегда.
Что это означает в твоем положении, Турецкий? Надо начинать двигаться. Не дергаться в каких-то невразумительных конвульсиях, а именно двигаться. Не беда, что это слово так часто повторяется в твоих мыслях. Ничего страшного не будет, если оно станет твоей навязчивой идеей, идефикс.
Ничего страшного.
Смысл жизни, утверждают многие мудрецы и философы, - в движении. Вот и двигайся, любезный.
В какую сторону? А подумай. Иногда самый короткий путь - обходной. Не думай пока об убийцах и убийствах, хотя и не забывай. Выбери другой путь.
Впрочем, тут и выбирать-то особенно не приходится. Тем более что ты давно для себя уяснил: есть пока единственная для тебя возможность хоть как-то выйти на таинственное Стратегическое управление.
Путь этот - дорога к Владимиру Аничкину.
Найди его, Турецкий.
Глава 12
АНИЧКИН ДЕЙСТВУЕТ
1
Несмотря на ранний час, в холле гостиницы "Москва" было довольно людно. Работали все без исключения киоски и лотки, торгующие всякой всячиной, маленькие кафе и даже ресторан, в котором вчера вечером Аничкин встречался с Мажидовым. На диванчиках в огромном холле сидела большая группа толстых розовощеких подростков в одинаковых майках с какой-то яркой эмблемой на груди - видимо, делегация американских школьников.
"Кстати, - вдруг пришла в голову Аничкину мысль, - для того чтобы заставить правительство пойти на любые уступки, Мажидову даже не нужно везти "Самумы" в Чечню. Места лучше этой гостиницы не придумаешь. Через дорогу - Государственная Дума, до Кремля рукой подать, да и ФСБ недалеко. Это вам не Буденновск, тут власти сразу зашевелятся. Если хотя бы один чемоданчик взорвется, от центра Москвы не останется и следа…"
На лбу у Аничкина выступил холодный пот. Никто: ни эти американцы, ни служащие гостиницы, ни депутаты, скорее всего сейчас лениво подтягивающиеся на утреннее заседание, даже и не подозревал о страшной опасности, нависшей над ними.
И именно он, Аничкин, был единственным, кто мог воспрепятствовать трагедии.
Надо сказать, сделать это было непросто. Мажидова сопровождали несколько телохранителей из охранного бюро. Кроме того, наверняка он приехал в Москву не один.
Аничкин зашел в туалет, закрылся в кабинке и вытащил из небольшой, висящей под мышкой кобуры свой верный "ПМ". До сей поры ему приходилось применять его только в гебешном тире, где раз в полгода каждый сотрудник ФСБ, имеющий право ношения личного оружия, обязан был пройти стрелковую подготовку. Надо сказать, Володя всегда показывал неплохие результаты.
Он осмотрел пистолет, вынул из кармана небольшой металлический цилиндр и привинтил его к стволу. Вообще-то глушитель к табельному оружию положен не был, но по большой просьбе Аничкина его специально изготовил для него Ахмет Ахметович Абушахмин.
Проверив обойму, Аничкин вышел из туалета и направился к лифту. Мажидов жил где-то на десятом этаже. Номер комнаты Володя не знал, но светиться у стойки регистрации ему не хотелось.
"Там разберемся".
В коридоре десятого этажа было пустынно. Даже горничной не оказалось на месте. Это было большой удачей. Аничкин зашел за деревянную перегородку и, порывшись в бумагах, обнаружил список постояльцев.
Вот он. Фамилия "Мажидов" стояла напротив номера 1023.
Неужели ни один из телохранителей не дежурит в коридоре? Аничкин дошел до другого конца, уперевшись в большое окно, у которого стояли два больших горшка с фикусами. Потом вернулся обратно и попал в небольшой закуток, из которого вела дверь на черную лестницу.
Никого.
А может, Мажидова вообще нет в гостинице?
Аничкин еще раз прошел мимо двери с табличкой "1023". Нет, там явно кто-то был. Аничкину даже показалось, что он услышал негромкий разговор. Тем не менее он вернулся к столу горничной и заглянул в ящик, где хранились ключи. Ячейка номера Мажидова была пуста.
Что делать дальше? Постучать в дверь и постараться проникнуть в номер? Судя по голосам, хозяин там не один, и поэтому риск был довольно высок. Ждать в коридоре? Но в любую минуту к Мажидову могла прийти охрана, и тогда шансы на успех существенно снижались. Может быть, вызвать наряд милиции? А что, пожалуй, еще три-четыре человека - и можно было бы запросто взять номер Мажидова штурмом.
Аничкин снял трубку телефона горничной и, придерживая ее плечом, попытался отыскать в списке номер телефона комнаты милиции гостиницы.
Внезапно, не издав ни малейшего шума, раскрылись дверцы лифта, и в холл вошел… Кто бы вы думали?
Толя Зеркалов собственной персоной.
Володя не видел своего старого друга уже лет шесть. После развода с Таней они несколько раз встречались у общих знакомых, но общаться ближе ни тот ни другой особого желания не выказывали. Поэтому, когда Толя окончательно пропал, Аничкин не обратил на это никакого внимания.
- Здорово!
- Привет, Володя. - Похоже, Толя был не меньше Аничкина удивлен неожиданной встречей.
- Какими судьбами?
- Да вот, - замялся Толя, - пришел…
Он явно не хотел говорить о своей цели.
- Ну а ты что тут делаешь? - решил он взять инициативу в свои руки.
- Видишь, - Аничкин потряс трубкой, которую до сих пор держал в руке, - по телефону звоню.
- А-а, - протянул Толя, - ну… а как Таня?
- Хорошо.
- А на работе как?
- Тоже хорошо? А у тебя?
- Замечательно.
- Ты где сейчас?
- Все там же, - уклончиво ответил Толя.
Может быть, встреться ему Зеркалов в другое время и при иных обстоятельствах, можно было и поболтать и вспомнить институтские годы. Но сейчас… Было совершенно не до него. Похоже, Толя считал точно так же.
- А все-таки, - спросил он, - что ты тут делаешь?
- Преступника выслеживаю, - Аничкин сделал зверское лицо.
Зеркалов вымученно захихикал.
- Ну, я пойду. У меня тут дельце одно есть.
- Иди.
Толя прошел по коридору и остановился у двери номера Мажидова!
В несколько прыжков Аничкин преодолел расстояние до него. Толя попытался его оттолкнуть, но было уже поздно. Дверь приоткрылась, и они оба ввалились в номер.
Мажидов, который открыл дверь, произнес краткое гортанное ругательство и кинулся к стулу, на спинке которого висела кобура.
Однако Аничкин оказался проворнее. Он выхватил пистолет и заорал:
- Всем на пол!
Мажидов упал ничком рядом со стулом.
- Володь, ты чего?.. - начал Толя.
- На пол!
Зеркалов свалился как подкошенный.
В номере воцарилась тишина. Аничкин ногой прикрыл дверь.
Однако здесь должен быть еще кто-то. Тот, с кем разговаривал Мажидов.
Володя аккуратно переступил через лежащего на пороге Зеркалова и вошел в комнату. Подойдя к стулу, он расстегнул кобуру Мажидова и достал оттуда пистолет.
- Кто-нибудь еще есть в номере? - Аничкин пнул чеченца носком ботинка.
- Да, там, - тот кивнул в сторону спальни, - билят один.
Аничкин, не опуская пистолета, заглянул в соседнюю комнату. Там в углу, стуча зубами от страха, сидела совсем юная девушка с размазанной по всему лицу тушью и губной помадой.
Володя закрыл дверь и снова пнул Мажидова.
- Где чемоданы?
Тот молчал.
- Пристрелю, сука!
И он подкрепил слова почти бесшумным выстрелом, который, однако, пробил ковер и поднял облачко пыли рядом с носом Мажидова.
Но тот только выругался по-своему. Да, выдержки ему было не занимать.
Внезапно Аничкин услышал громкий хлопок, и какая-то литография, висевшая на стене, моментально покрылась сеткой трещин.
Аничкин быстро обернулся. Зеркалов стоял на коленях и держал обеими руками пистолет. В следующую секунду из него вырвался огонь, и Володя почувствовал острую боль в левом предплечье.
Он среагировал профессионально, и через мгновение Толя лежал на ковре с дыркой посреди не лба.
Эх, Толя, Толя, и кто тебя просил ввязываться в это дело!
Медлить было нельзя. В любую секунду сюда могли сбежаться на шум. И если "Самумы" находились здесь, их нужно было немедленно и незаметно вынести.
- Говори, где чемоданы!
Володя рывком перевернул Мажидова на спину и приставил пистолет к виску.
- Отвечай! Или застрелю, как его.
Тот мотнул головой назад, где в черной, медленно расползающейся луже крови лежал Толя Зеркалов.
- Пад кравать, - нехотя ответил Мажидов.
Держа чеченца под прицелом, Володя снова зашел в спальню и заглянул под широкую, покрытую смятым бельем кровать. Да, "Самумы" действительно были здесь. Они лежали один на другом, почти упираясь снизу в пружины матраса.
Аничкин с трудом выволок их оттуда и по одному вынес в коридор. Теперь нужно было связать Мажидова. Володя подошел к окну и оторвал бечевку от жалюзи.
- Лицом вниз! - скомандовал он Мажидову, а секунду спустя почувствовал сильнейший удар по голове.
Если бы чеченец лежал на спине, то тех долей секунды, которые Аничкин был без сознания, ему бы хватило, чтобы овладеть ситуацией. Но, к счастью, чеченец услышал лишь звон разбившегося зеркала и почувствовал, как ему на спину падают осколки.
Больше всего Аничкину было жаль эту бедную, видимо, совершенно случайно оказавшуюся здесь проститутку. Сидела бы в своем углу, а потом незаметно выскользнула. Он ее ни за что бы не тронул…