В Женеве, после того как Степанов назвал Кузанни приблизительную дату и район предстоящих событий, тот за час перед вылетом заехал к частному детективу Рене Сежо: "Он сотрудничал со мной против нацистов, которые базировались в швейцарской Асконе в последние месяцы войны; честный парень, во всяком случае, лично я ему верю безусловно". Он и назвал имя Прошке. "Только имейте в виду, господа, - заметил он, переводя взгляд со Степанова на Кузанни, - Западный Берлин - особый город, со своим статутом, у них существует ряд ограничений, неизвестных нам. Частные детективы там, например, не имеют права на хранение оружия; тем не менее Прошке - крепкий человек, новая волна, никаких связей с прошлым".
…Прошке оказался полной противоположностью своему помощнику: громадный, неряшливо одетый, медлительный в движениях, он производил впечатление абсолютной флегмы; похож на бездомного художника или музыканта из дешевенького ресторанчика в привокзальном районе.
- Да, Рене мне звонил, очень рад знакомству, фабулу он изложил весьма туманно, рассказывайте подробно, я весь внимание.
- Возможно, это будет связано с операцией разведслужбы, - сказал Кузанни и поинтересовался: - У вас американский акцент, жили в Штатах?
- Да, я там учился.
- Где?
- У Збигнева Бжезинского, в Нью-Йоркском университете, факультет права… Про Бжезинского шутка, я не славист, но его семинар посещал, мужик с головой.
- Этого не отнимешь, - согласился Кузанни. - Думать умеет…
- Что вы вкладываете в понятие "разведслужба"? - спросил Прошке. - Кстати, должен предупредить, что наш разговор записывается…
- Кем? - спросил Кузанни.
- Моим помощником, Францем… Здесь так принято, ничего не попишешь… Я должен иметь оправдательные документы перед прокуратурой, если произойдет скол.
- Тогда я бы предпочел говорить в баре, - сказал Кузанни.
- В каком?
- В вашем доме, рядом с итальянским рестораном "Ля бока".
Прошке усмехнулся:
- Там тоже записывают. Только не Франц, а дяди из полиции, что значительно хуже. Пошли, - Прошке поднялся, - погуляем, если вы считаете, что дело столь щепетильное…
Они вышли на улицу; жара спала, от канала тянуло прохладой, из-за того, что листья деревьев были покрыты слоем пыли, они казались нарисованными каким-то неореалистом - отточенность правды, приближающаяся к фотографии.
- Кстати, я дорогой детектив, - сказал Прошке. - Имейте это в виду. Особенно когда дело касается работы против организации. Одна страховка в таком предприятии стоит не менее тысячи марок.
- Я понимаю, - кивнул Кузанни. - Сначала я объясню, что меня будет интересовать, а потом вы назовете цену.
- Хорошо. Давайте, я слушаю…
- Сегодня вечером…
Прошке остановился, резко обернулся к Кузанни:
- Что значит "сегодня вечером"? Сейчас одиннадцать часов, вечер вот-вот наступит, к делу нужно подготовиться…
- Я закончу, ладно? - Кузанни полез за сигаретами. - Сегодня вечером по ту сторону зональной границы должно произойти нечто. Так, во всяком случае, считает мой друг. - Он кивнул на Степанова. - Кстати, он русский, вас это не смущает?
- Красный? - спросил Прошке.
- Да, - ответил Степанов.
- Профессия?
- Литератор.
Прошке усмехнулся:
- А чин в службе?
Кузанни вздохнул:
- Генерал. Можно продолжать? Или то, что я не считал возможным скрыть, имея в виду гражданство моего коллеги, как-то повлияет на ваше решение?
- Договаривайте, мистер Кузанни. Я должен понять, чего от меня хотят. Прежде всего условия задачи, решение потом. Если бы вы попросили выследить вашу любовницу, которая спит с приятелем, пока вы зарабатываете деньги, я бы сразу назвал цену: выгодная работа, никакого риска… Вы же говорите об операции некоей разведслужбы… Это другое дело. Я жизнелюб, понимаете ли, бо-ольшой жизнелюб…
- Так вот, - продолжил Кузанни, - в условия задачи входит следующее: вы должны быть вооружены…
- В городе запрещено хранение ору…
Кузанни перебил его:
- Что вы такой быстрый, а? Дослушайте. Я прекрасно знаю, что вы живете под оккупационным статутом… Вы вооружайтесь телекамерой и делайте съемку лиц, которые будут наблюдать в бинокли за событием, которое должно произойти в ГДР. Также сфотографируйте номер машины, на которой эти люди подъедут к зональной границе. Меня сие очень и очень интересует…
- Возможно, там будет не одна машина, - заметил Степанов. - Вероятно, несколько автомобилей. Необходимо проследить их маршрут.
- Думаю, они отправятся в аэропорт, - сказал Кузанни. - Меня будет интересовать фотоматериал обо всех, кто войдет с ними… или с ним… в контакт… Если, конечно, кто-то войдет… В том случае, если контакт состоится, я хочу знать, куда поедет человек, подходивший к ним… Или полетит. Более того, я хочу, чтобы вы и ваш помощник и дальше сопроводили этих джентльменов, поглядели, где они остановятся в том городе, куда их доставит самолет… И продолжали смотреть за ними до тех пор, пока я не скажу "стоп".
- А как вы мне это скажете, хотел бы я знать? Будете летать вместе со мной и Францем?
- Нет. Я не буду летать вместе с вами. Я дам вам свой телефон в отеле "Кемпинский". И буду ждать звонков.
- Вы понимаете, сколько может стоить такого рода операция?
- Думаю, дорого.
- Франц, - Прошке обернулся к помощнику, следовавшему за ним неотступно, - пожалуйста, поинтересуйтесь, какие рейсы вылетают из города вечером… Их примерно двенадцать… Сделайте заказ на билеты… На наши имена… на все рейсы.
Кузанни и Степанов переглянулись: парень с хваткой.
- Вернемся к вопросу об оплате работы, - сказал Прошке.
- Я понимаю, что это дорого, - повторил Кузанни.
- Не просто дорого, мистер… А очень дорого…
- Я готов оплатить расходы. О билетах на самолете, аренде машин и номерах в отелях не говорю, само собой разумеется… Просьба не брать билеты первых классов, не арендовать "ягуары" или "роллс-ройсы" и не поселяться в отелях люкс.
Прошке поинтересовался:
- Как долго я должен топтать интересующих вас людей?
- Не знаю, - ответил Кузанни, взглянув на Степанова. - Пока не знаю.
- Если я потеряю их, это скажется на гонораре?
- Во что вы оцениваете работу? - спросил Кузанни,
- Я не знаю, каков уровень подготовленности объектов наблюдения…
Степанов убежденно ответил:
- Самый высокий.
Прошке сразу же поинтересовался:
- Имеете информацию?
- То, что у меня появится, будет вручено вам на аэродроме, когда вы передадите мистеру Кузанни снимки, сделанные на месте…
Кузанни со вздохом пояснил Прошке:
- Русский комплекс - избыточная подозрительность, ничего не попишешь…
- Ничего не попишешь, - согласился Прошке. - Что ж, сегодняшняя фотооперация - две тысячи, первые два дня нашего путешествия-погони будут стоить вам тысячу семьсот марок… Тысяча мне, семьсот Францу… За последующие дни я бы хотел получить по две тысячи пятьсот, это, конечно, много, очень много, но справедливо.
- Слишком дорого, - сказал Кузанни.
Степанов покачал головой:
- Нет, Юджин, это по правилам. Господину Прошке предстоит смотреть не за любовниками, он прав… Риск велик, мы не должны скрывать это, нечестно, а ничто так высоко не оплачивается, как риск…
- Где здесь можно поменять деньги на мелочь? - поинтересовался Кузанни. - Мне надо позвонить в Голливуд.
- В "Ля боке", - ответил Прошке. - Наменяют, сколько хотите.
В ресторане было пусто; усатый итальянец, подражавший основателю ресторана (тот сейчас купил дом на Корсике, хорошо заработал во время западноберлинского бума; вложил доллары в швейцарский банк, получает десять процентов годовых), лениво подошел к кассе, выгреб пригоршню пятимарочных монет, ссыпал их в карман Кузанни, определив на глаз:
- Вы мне должны девяносто бумажек; возможно, я потеряю на этом пять марок, а если выиграю, то сущий пустяк, пересчитывать - дороже.
- Вы выиграли десять марок, Карло, - меланхолично заметил Прошке. - Я подсчитал. Ссыпали ровно восемьдесят марок, хороший бизнес.
Кузанни и Степанов переглянулись; Кузанни чуть улыбнулся, подмигнув русскому: парень что надо; когда спустились в туалет, где было два автомата, один городской, а другой международный.
Степанов заметил:
- Господин Прошке, если вы будете работать так же четко, как сейчас считали монеты, за исход дела можно не волноваться.
- Думаете? - Прошке зевнул, прикрыв рукой рот, сделавшийся круглым, как вход в тоннель. - Хорошо, если так. На самом-то деле Карло проиграл, сыпанул девяносто пять марок, но я не терплю штучек - деньги любят счет.
…В туалете было чисто, как в операционной; черный кафельный пол, голубые умывальники, хрустящие салфетки, фирменное мыло в маленьких коробочках, сделанных под черепаху; к счастью, никого из посторонних не было. Как медленно человечество постигает самые простые истины: зачем было платить деньги старухе, которая дремала здесь на стуле, собирая с посетителей пятьдесят пфеннигов, когда значительно экономичней врезать в кабинки замки с копилкой?!
Кузанни набрал голливудский номер продюсера Гринберга; тот, по счастью, был дома; разница во времени, там еще поздний вечер.
- Привет, Стив, это я.
- Ты уже в Берлине? - спросил Гринберг.
- Да.
- Ну и как?
- Может быть любопытно.
- Съемка скрытой камерой?
- Боюсь, что нет. Телевик. Но такие фото очень хорошо монтируются, Стив, это дает большую достоверность, чем киносъемка, да и потом здешних клиентов на камеру не снимешь, нет времени и, судя по всему, слишком рискованно.
- Тебе виднее. Во сколько это мне станет?
- Оплата их номера в гостиницах…
Прошке поднял палец:
- Нет, нет, двух номеров, пожалуйста! Франц храпит, и потом, я привык засыпать с женщиной.
Кузанни спросил Гринберга:
- Ты слышал?
- Да. Сколько это все будет стоить? Говори сумму, я отвечу тебе "да" или "нет".
- Ты ответишь "да", Стив.
- Сначала назови сумму, - повторил Гринберг.
- Это может стоить плюс-минус двенадцать тысяч долларов.
Прошке покачал головой:
- Неверно. А если интересующие вас люди полетят в Штаты? Чили? Или на Мадагаскар? Пусть переведет пятнадцать тысяч…
- Он говорит, что надо перевести пятнадцать тысяч, Стив.
- Нереально, - ответил Гринберг. - Максимум, на что я могу пойти, это шесть тысяч. Марка по-прежнему падает, так и так ему выгодно, он согласится…
Кузанни обернулся к Прошке:
- Мой продюсер готов уплатить шесть тысяч долларов.
Прошке покачал головой:
- Это несерьезно, мистер.
- Хорошо, но скостите же хоть на сколько-нибудь, - взмолился Кузанни.
Прошке пожевал губами и несколько растерянно шмыгнул носом:
- Ладно, черт с ним, пусть пересылает четырнадцать тысяч.
Кузанни повторил в трубку:
- Он согласен на четырнадцать.
- Это нереально, Юджин! Четырнадцать тысяч баков за двадцать фотографий?! Он хочет сорвать куш на жареном! Найди кого-нибудь еще и сразу называй сумму: "Мой продюсер готов перевести семь с половиной тысяч, и ни цента больше, цена окончательная".
- Сейчас, погоди. - Кузанни снова обернулся к Прошке: - Семь с половиной тысяч. Он говорит, что уплатит семь с половиной тысяч…
Прошке медленно покачал головой; лицо его было обиженным.
- Повторяю: я буду охотиться не за неверной женой. Он знает, о ком идет речь?
- Хорошо, Стив, - сказал Кузанни, - давай уговоримся так: я иду на риск… Семь с половиной тысяч платишь ты, а остальные шесть вычтешь из моего гонорара…
- Не делай глупостей! Он обирает тебя…
- Стив, я прошу тебя сделать то, что прошу…
Прошке написал на салфетке номер телекса:
- Пусть отправит перевод на тринадцать тысяч прямо сейчас же в мой банк, счет шестнадцать двадцать три четыреста пять.
Кузанни повторил; Гринберг раздраженно сказал:
- Погоди, я должен встать с кровати… Диктуй…
- И пусть отправит подтверждение по моему телексу, - попросил Прошке. - Берлин, девяносто семь семьдесят два, "Прайвэт лебенс бюро". Я хочу иметь подтверждение немедленно, - он посмотрел на часы, - потому что через час я должен начать работу… И последнее: когда вы мне назовете адрес, где я должен снимать?
Темп-III
В шестнадцать часов мимо Кулькова, сидевшего на скамеечке возле станции метро "Фридрихштрассе" после телефонного звонка, который он загодя сделал из автомата, медленно проехала старенькая машина марки "фольксваген" с военным номером подразделения ВВС США, расквартированного в Западном Берлине.
Через час, когда Кульков шел к выходу из метро "Ляйпцигер-штрассе", два пьяных турка на высоких каблуках, в обтягивающих, узеньких брючках, расклешенных книзу, обгоняя, толкнули его в бок, и он почувствовал, как в карман его пиджака что-то сунули. Группа Гречаева, наблюдавшая за ним вместе с работниками контрразведки ГДР, отметила, что предметом этим был конверт: очень тонкий; авиапочта Болгарии; марка погашена в Софии.
…Через двадцать две минуты турки перешли государственную границу ГДР с Западным Берлином на станции метро "Фридрихштрассе"; офицер, проверявший их пропуска, сообщил контрразведчикам, что Мехмет Шааби и Абдулла Кижа были совершенно трезвы; в интересах операции досмотр произведен не был.
В Западном Берлине они сделали пересадку на линию, которая вела к Клейаллее; штаб-квартира оккупационных войск США; в рези-дентуру ЦРУ не пошли; на улице их подхватил битый "мерседес-230" и отвез в маленький особняк на Фогелыитрассе; дом принадлежал фармацевту Рихарду Ризенбауму - конспиративная явка регионального отдела военной разведки.
После тридцатиминутной беседы Мехмет Шааби вышел из особняка и отправился в Кройцберг; там в доме, где помещался магазин радиоаппаратуры, работающий в основном на турецких иммигрантов, на втором этаже, в квартире семь, была явка одного из руководителей "серых волков", так называемая "группа-зет"; вместе с ним отправился к границе; оставили "фольксваген" возле свалки старых автомобилей; поднялись на пятый этаж полупустого, разрушенного еще со времен войны дома; здесь на имя художника Рикенброка еще неделю назад было снято ателье; просмотр территории ГДР отличный, особенно Зауэрштрассе (а не Беренштрассе, как говорил Кульков в Москве), куда, как значится в инструкции, сунутой в карман Кулькову, он должен явиться в девятнадцать часов тридцать минут, предварительно побрившись наголо: "Предстоит переход границы, вас заберет наш общий друг, но предварительно вам необходимо бросить в семнадцать часов прилагаемое письмо, переписав его предварительно от руки, в почтовый ящик квартиры. Это сигнал, означающий, что вы будете в условленном месте на Зауэрштрассе в обговоренное время". Прилагался адрес: Ляйпцигерштрассе, наискосок от ресторана "София"; о том, что там жил представитель чикагской газеты, не говорилось, а уж тем более о том, что человек этот связан со службой.
Письмо, которое надлежало переписать от руки, гласило следующее:
"Я, кандидат физико-математических наук Геннадий Александрович Кульков, в течение двадцати пяти лет работал рука об руку с ведущим ракетостроителем Советского Союза академиком Крыловским. На моих глазах создавались ракеты СС-20 и вывозились в страны-сателлиты, чтобы стационировать их там против Запада. За участие в создании этой ракеты я был удостоен Государственной премии СССР и награжден орденом "Знак Почета". Я был твердо убежден, что ракетное оружие необходимо моей стране для отражения удара "американской военщины". Но в последнее время я стал свидетелем трех секретных совещаний, которые открыли мне глаза на происходящее: владыки Советского Союза, на словах выступающие за мир и разоружение, подвергающие злобной критике Америку, сейчас, во время ведения переговоров в Женеве, приняли новый, сверхсекретный план. Согласно этому плану уже сейчас - в обстановке абсолютной тайны - в России начат новый виток гонки ракетных вооружений. Именно поэтому я принял горькое решение покинуть Родину, чтобы открыто предостеречь народы всего мира от того, что им готовит Кремль. Тактика ведения переговоров в Женеве советской делегации есть тактика бесчестных затяжек во имя выигрыша времени. Мир в опасности. Честные люди Земли должны сказать свое слово в защиту цивилизации. Я отдаю себе отчет, на какой риск иду, пытаясь уйти из-за "железного занавеса", я понимаю, что не исключена возможность моего ареста КГБ и контрразведкой ГДР, поэтому решил передать это заявление в прессу еще до того, как предприму попытку уйти в свободный мир.
Геннадий Кульков".
…Второй турок, Кижа, от фармацевта Ризенбаума выехал в район Ванзее; дом семь по Моцартштрассе; поднялся в квартиру два на третьем этаже.
Ее арендовал Луиджи Мачелли возглавлявший "группу-7", связанную с масонской ложей "П-2".
…Славин и Конрад Фукс - генерал-майор контрразведки ГДР, старый друг, вместе заканчивали аспирантуру в университете - сидели на телефонах; сообщения поступали ежеминутно.
- Если бы когда-нибудь ваши или наши кинематографисты решили снять фильм об этом деле, - заметил Славин, - им бы не поверили…
- Зависит от того, как снять, - не согласился Фукс.
- Я имею в виду другое: ни ты, ни я не курим. И на столе нет бутылки; ни ты, ни я не страдаем язвенной болезнью - это в кино очень любят, утепляет образ; страдание угодно широкому зрителю… И совершенно необходима ревнивая жена…
- Ты так и не женился, Виталий?
- Нет.
- Можно задать вопрос?
Славин усмехнулся:
- Я его знаю. Ты хочешь спросить: почему?
- Именно.
- Знаешь, вообще-то я никому на этот вопрос не отвечаю… Нет, нет, - заметив что-то в глазах Фукса, вздохнул он, - тебе я отвечу, Кони… Пропустил время… Украинцы, когда говорят с тобой по телефону, спрашивают: "Ты сам?" Это значит: "Ты один?" По-украински, кстати, звучит - с точки зрения философии - точнее; "один" - это количественное, "сам" - качество человека. Если человек женился в том возрасте, когда это положено - в молодости, или если произошло совпадение, которое, увы, редкостно, - и тогда счастье ждет пару. Если же люди в чем-то разнятся, темпераментом не подходят, вот тебе и разлад… Поначалу не женился из-за того, что маму очень любил, а мои подруги как-то не вписывались в ее представление о том, какой должна быть моя жена, потом работа завертела. Полагаю, что, женившись ныне, я доставлю только боль той женщине, которая придет в мой дом. Я привык жить так, как привык. Я встречаюсь с очаровательной подругой, но разность в возрасте слишком велика… Времени на прилаживание не осталось, Кони, а в организации семьи самое главное - приладиться, как тут ни крути…
- Сейчас позвонят. - Фукс кивнул на телефоны. - Чует мое сердце.
- Мое тоже.