- Я стал побаиваться интуиции… Видимо, именно профессия накладывает самый сильный отпечаток на характер человека… Анна Зегерс как-то рассказывала мне, что от романа к роману ей хотелось писать все больше и больше, понимала, что времени уже мало, отдохнуть бы, а нет, работа. А в молодости, грустно добавила она, казалось, что впереди еще уйма лет, успею… Лишь профессия по-настоящему создает человека, если он верно избрал профессию… У меня ремонт делал столяр… Зигги… Замечательный мастер, только крайне медлительный… Я его как-то спросил, отчего он так долго работает. А он ответил: "Музыку люблю". Я сначала не понял, переспросил. "Когда имеешь дело с деревом, - ответил он, - погружаешься в музыку; не зря и рояль, и скрипка, и гитара сделаны из разных пород; каждое дерево по-своему хранит солнце, дождь и ветер…"
- Красиво, - согласился Славин.
- Очень… У меня вот профессия выработала интуицию… И это плохо.
Славин удивился:
- Почему?
- Потому что в нашем деле прежде всего надо следовать факту, а не интуиции. При некоторых поворотах интуиция может сыграть с нами злую шутку…
Зазвонил телефон - требовательно, почти без перерывов.
- Ну, что я говорил? - усмехнулся Фукс. - Сейчас чем-нибудь обрадуют…
Доложили, что к Луиджи Мачелли только что прибыл высокий мужчина, примерно пятидесяти лет или чуть старше, нос приплюснутый, боксерский, левая бровь чуть рассечена; в синем костюме, с плоским чемоданом фирмы "Карден" (самые дорогие в мире) и "дипломатом" крокодиловой кожи с шифровыми замками…
- Для досье мало, - заметил Фукс. - Разве что только рассеченная левая бровь…
(Среди лиц, подозреваемых в организации злодейского взрыва Миланского вокзала, который унес сотни жизней, числился некий Бинальти, он же Панинни, он же Голденберг, он же Банаат-заде; именно он отвечал в синдикате за "укрытие следов" после совершения террористических актов.)
- Ну что ж, - сказал Славин. - Время эндшпиля, Кони?
- Видимо… Кто-то занятно писал о Лейбнице: у философа была необыкновенная способность ощущать связь соподчинения; он был невероятно последователен, а именно потому порою выглядел нелепым, ибо ни на йоту не отступал от своих принципов, даже если это явно противоречило здравому смыслу…
- Повтори, - попросил Славин, - повтори, пожалуйста…
Фукс удивился:
- А в чем дело?
- "…Не отступал от своих принципов, даже если это явно противоречило здравому смыслу"? - Славин процитировал слово в слово - память феноменальная.
- Именно.
- Слушай, давай-ка еще раз съездим на место, Кони, а?
…На пустынную Зауэрштрассе, возле границы, где была намечена операция ЦРУ, Славин и Фукс пришли, как мирно гуляющие собеседники, увлеченные разговором; машины оставили в двух кварталах отсюда; не глядя на тот дом в Западном Берлине, что одиноко высился среди пустыря, Славин спросил:
- Сколько метров до верхних окон, как думаешь, Кони?
- Четыреста… С небольшим, - ответил тот.
- Слушай, Кони, - задумчиво сказал Славин, - а все-таки они сегодня не будут Кулькова похищать… Они должны его убить, Кони, должны убить…
Фукс походил, затем остановился над Славиным - высокий как жердь. Усмехнулся:
- Допустим… И?
- Это не мы подготовили спектакль, а они, вот в чем дело! Вот почему те турки, вот зачем изменено место встречи, если, конечно, Кульков не врал мне с самого начала, вот почему новое место встречи с шефом, который должен провести операцию "Либерти", выбрано на пустыре, совсем рядом с границей; вот зачем здесь Луиджи Мачелли… А на все про все у нас с тобой четыре часа… Впрочем, если ты поддержишь мою идею, мы примем условия игры ЦРУ, но эту партию выиграем мы, потому что в отличие от Лейбница пойдем за здравым смыслом…
Уолтер-младший из военной разведки Западного Берлина внимательно оглядел лица двух сотрудников ЦРУ, прилетевших утром.
- Вам бы переодеться, - сказал он, - вы слишком уж по-нашему одеты…
- Нам предписано быть одетыми именно так, - ответил старший. - Лайджест сказал, что мы должны быть одеты в высшей мере традиционно… Он рекомендовал еще раз - вместе с вами - прорепетировать операцию… Машина внизу?
- Да. В гараже. Хотите кофе?
- Потом, если можно. ЗДРО просил отправить ему телеграмму, как только мы осмотрим машину.
- Хорошо, - Уолтер-младший легко поднялся из-за огромного стола, пошел к двери, - я спущусь с вами. Если возникнут какие-то вопросы технического порядка, разъяснит Лилиан, она будет вести машину, вполне квалифицированный офицер.
Они спустились в закрытый гараж; там стоял только один автомобиль - большой "додж" с помятым передним левым крылом.
- Это специально, - пояснил Уолтер-младший, тронув носком крыло. - Некоторая неопрятность предусмотрена - битая машина не привлекает внимания…
Старший из ЦРУ кивнул:
- Нам бы посмотреть, как работает тайник.
Уолтер-младший открыл дверь кабины, нажал кнопку на щитке - открылся багажник.
- Это первый этап, секунда, не больше.
- А ну-ка, закройте, - попросил старший. - А то во время дела всегда что-нибудь да откажет, лучше заранее испробовать.
Уолтер-младший добродушно усмехнулся:
- Согласен. Закрывайте. Будем еще раз пробовать. Закрыли?
- Да.
- Засеките секундную стрелку. Открываю.
Багажник сработал мягко, дверца податливо открылась.
Старший улыбнулся:
- Порядок. Как часы. А тайник?
Уолтер-младший нажал вторую кнопку; открылся люк, деливший багажник пополам.
- Лезь, Ник, - приказал старший своему помощнику. - Я засеку время.
Ник, фигурой похожий на Кулькова, нырнул в багажник, подтянув ноги к подбородку.
- Девять секунд, - сказал старший. - Быстрее сможешь?
Ник засмеялся:
- Я-то смогу, а вот тот, кого мы должны вывезти, сможет?
- Я кладу на эту фазу десять секунд, - сказал Уолтер-младший.
- Закройте, пожалуйста, тайник, - попросил старший. Уолтер-младший нажал кнопку; сработало отменно.
- Еще раз, пожалуйста, - попросил старший. - Откройте и закройте.
- Мы же занимались этим весь вчерашний день, - поморщился Уолтер-младший. - Неужели вы думаете, что мы тут бездельничали?
- Ну что вы, конечно, нет, - ответил старший. - Просто я привык все перепроверять. Нас сопровождает "БМВ"?
- Да.
- Сколько в нем будет человек?
- Как и запланировано. Трое. Среди них Рисе, его знают на Востоке как разведчика, хвост на Чек Пойнт Чарли они пустят за ним, это прорепетировано, мы останемся без наблюдения…
- За вами никто не пристраивался во время репетиций?
- Нет, сразу же повели "БМВ" с Риссом.
- Что ж, прекрасно… Когда выезжаем?
- Как только позвонят ваши люди. За эту фазу операции отвечает Лэнгли…
Старший кивнул:
- От восемнадцати до восемнадцати тридцати они дадут нам знать… И сразу же едем?
- Да. Только сначала надо заглянуть в "Центрум"… Ваши рекомендовали купить там специи, шампанское и мясо; за стеной все это значительно дешевле, версия пересечения зональной границы, таким образом, будет вполне оправдана… А уже оттуда поедем за "объектом"…
Старший посмотрел на помощника:
- Ну как, Ник? Что у тебя на душе? Операция пройдет успешно?
- Провалимся, - усмехнулся тот. - Я всегда боюсь провала, только поэтому, верно, и не проваливался ни разу…
Уолтер-младший тронул пальцем лоб.
- Стучу по дереву… А теперь, мистер Уолтер, мне бы хотелось получить список всех - без исключения - людей, которые имели доступ в этот гараж…
- Это еще зачем? - удивился Уолтер-младший.
- Не знаю. Так приказал Дайджест. Он приказал срочно передать ему все имена… При этом выразил убеждение, что ни один из немцев доступа сюда не имел. Это верно?
- Нет, не верно, - не сдержал раздражения Уолтер-младший. - Мы живем не в безвоздушном пространстве, в конце концов! Сюда имеют доступ два немца…
- Кто они?
- Один занимался разбором нашего маршрута, он перешел на Запад в шестидесятом году, вполне надежен, а второй…
- Перейдет на Восток, - усмехнулся старший. - Как шеф боннской контрразведки Тидге… Вместе с подробным описанием тайника в вашем "додже"…
Работа-XI
Кульков посмотрел на свою бритую голову, и вдруг ужас вновь обуял его.
- Где Иванов? - спросил он жалобным голосом охранявших его людей. - Где товарищ Иванов?! Я должен поговорить с ним! Пожалуйста, пусть Иван Иванович немедленно придет сюда!
Под таким именем он знал Славина; тянулся к нему, ищуще заглядывал в глаза, чувствуя постоянную, скребущую потребность говорить с ним, ставить осторожные вопросы, ожидая хоть какого-то намека на будущее; то, что Славин сказал ему в первый же вечер о неизбежности суда, как-то само собой отводилось, не им даже, не его сознанием, а какой-то новой субстанцией, возникшей в нем; только один раз, в самом еще начале, он успел подумать: "Я подобен раковому больному, они тоже машинально отводят от себя возможность страшного исхода". Но мысль эта исчезла сразу же, как только появилась, он убежденно возразил себе: "При чем здесь раковый больной? Там полнейшая безнадежность, а я принимаю участие в операции по борьбе с ЦРУ, мы сейчас по одну сторону баррикад; да, оступился, с кем не бывает, но ведь теперь с прежним все кончено!"
Он сейчас постоянно жил какими-то странными представлениями: то видел себя возвращающимся домой; нет, конечно же, сразу к Насте, с Лидой жить невозможно, старуха; иногда, впрочем, ему казалось, что он произносит заключительную речь на пресс-конференции для иностранных журналистов, в которой клеймит империализм и рассказывает о том, как был продан Пеньковским ЦРУ. В этот момент он слышал свой голос, наблюдал себя со стороны - в строгом сером костюме, обязательно с жилетом, красно-синий галстук. Был убежден, что его речь будет передаваться по первой программе телевидения; в свое время фильм "Заговор против Страны Советов" смотрел с ужасом, забившись в угол кровати, особенно когда давали показания арестованные. "Нет, я ни в коем случае не стану выступать перед камерами телевидения в джемпере, что за неопрятность?! Надо быть подтянутым, убежденным в своей правоте".
Но сегодняшней ночью, после того как его водили по городу, какие-то пьяные парни толкнули в метро и только потом Славин вытащил у него из кармана конверт, появилось еще видение, которое он мучительно отгонял от себя в Москве: он идет на место встречи, его ведут на место встречи… но потом оставляют одного… "Им придется оставить меня одного, иначе у них ничего не получится, они не смогут получить улику…" Но как раз в те минуты, когда он будет один, из-за стены перелетят - на заспинных мощных моторчиках - "зеленые береты" с маленькими "шмайссерами", подхватят его, и он окажется там, на свободе… "Я, который решился принять бой один на один со слепой, одержимой силой, и я победил в этом бою, выиграл схватку, я, Ген Кулькоу, звезда двадцатого века, человек, которому удалось то, что не удавалось никому и нигде…"
Он явственно видел толпу репортеров в нью-йоркском аэропорту; головы, головы - море голов; ощущал тонкий аромат роз, которые ему преподносит женщина в слезах; нет, почему в слезах?! Она же смеется, она счастлива первой приветствовать меня на земле Америки, стройная блондинка с ослепительной улыбкой и мягкими, теплыми ладонями.
- Что случилось? - спросил лейтенант из группы Гречаева. - Зачем вам так срочно понадобился Иванов?
Видение померкло - сладостное, близкое, желаемое; надо напрячься, чтобы оно не исчезало; оно должно быть с ним все время; ведь он ведет партию именно так, как надо; ЧК клюнула, как и было запланировано; они двадцать раз проговаривали вариант "Либерти" с Робертом; пусть вначале все плохо, в конце будет так, как задумано; только не забыть какую-нибудь мелочь, самые важные дела всегда срывались из-за мелочей…
- Я должен сообщить товарищу Иванову крайне важную вещь… Я только сейчас вспомнил… Все может рухнуть, мы погубим операцию…
- Скажите мне, я передам, полковник занят.
- Нет, я скажу только ему! Только ему! Ясно вам?! Я открою это лишь ему одному!
Когда Славин спустился, Кульков потянулся к нему, облегченно вздохнув:
- Наконец-то! Я совсем забыл! В левой руке у меня должна быть "Литературная газета"! Последний номер! Наверное, это какой-то знак, меня лишь сейчас осенило…
- Ну, хорошо, а где мы достанем "Литературку"? - спросил Славин.
- Не знаю, - упавшим голосом сказал Кульков. - Но я должен держать газету в левой руке.
- Это что, сигнал? Мол, все в порядке?
- Мне этого не объяснили. Сказали, что на заключительной фазе операции "Либерти" каждая мелочь может быть решающей.
- Когда они вам про это сказали?
- Не помню…
- Во время первых встреч?
- Нет. Скорее всего, на последней…
- В Вене?
- Нет, в Женеве…
"Накануне начала переговоров, - подумал Славин, - сходится; значит, они давно задумали свой фокус? Ну и ребята! А если не задумали? Что тогда? - спросил он себя. - Если допустить, что мои предположения гроша ломаного не стоят? Не слишком ли вольно я позволяю себе думать за моих американских контрагентов? Нет, - возразил он себе, - они действуют вопреки здравому смыслу, если вспомнить то, что кто-то когда-то писал о методе Лейбница; молодец Кони, вовремя внес коррективу, все-таки он тактичен совершенно на особый лад, чудо что за человечина…"
Славин повторил:
- Они объяснили вам смысл этого сигнала, Геннадий Александрович? Знак благополучия? Или, наоборот, опасности?
- Нет, не уточнили.
- И вы не поинтересовались?
- Зачем же?! Я боялся их спугнуть…
Славин поразился:
- Кого спугнуть?!
- ЦРУ, кого же еще… Я ведь втягивал их в игру, я был убежден, что рано или поздно мы разоблачим их…
- Слушайте, это, конечно, очень хорошо и даже замечательно, что вы их втягивали в игру, но дело сложнее, чем вы думаете. Если вы чисты и газета есть сигнал о том, что вы за собою не тащите слежки, тогда вас будут вывозить… Но ведь если ЦРУ поймет, что за вами смотрят, они не станут рисковать… Это вы понимаете?
- Да, да, конечно! - Кульков лихорадочно думал, пытаясь осмыслить свою позицию, задумку этого лысого беса, возможные шаги людей с той стороны. - Конечно, товарищ Иванов, я должен держать газету, свернутую в трубочку, но так, чтобы были видны ордена на первой полосе, в левой руке…
- Точно?
- Да, да, совершенно точно, сейчас я вспомнил все, до самых мельчайших подробностей…
"Гарри Сайтон тогда сказал: "Если вас арестуют, да, да, я беру крайний случай, и вы втянете их в игру, а они на нее обязательно пойдут, в самый последний момент вы вспомните про газету. А потом расскажете им информацию про левую и правую руку… Если вы будете держать газету в левой руке, тогда наша машина проедет мимо вас, не притормозив, а мы вас - с этого же места - вывезем совершенно иначе, у нас коммандос со спецоборудованием… Это, конечно, рискованно, но мы знаем, как это сделать, репетировали не раз и не два, у нас крепкие ребята с хорошей школой…"
- Точно? Уверены, что в левой? Не перепутали?
- Нет, нет, товарищ Иванов, не перепутал.
- Кофе хотите?
- Очень. Как это трогательно, что вы постоянно помните о моей пагубной страсти к кофе.
- Без сахара сделать?
- Без, если можно.
- Можно, - ответил Славин и поднялся. - Больше ничего мне не хотите сказать?
- Нет, нет, если я что-нибудь вспомню, то…
- То времени уже не будет.
- Даю вам слово русского ученого; я открыл все, что знал…
- Про Зауэрштрассе вы раньше никогда не говорили?
- Нет, нет, что вы! Меня самого удивило, отчего в последний момент возникла эта улица, речь всегда шла о другой.
- Память-то у вас как? - усмехнулся Славин. - Провалов не бывает?
- Нет, что вы, я очень цепко помню события, мелочи, слова…
Даже, знаете, интонации запоминаю…
- Ну что ж… Тогда прекрасно… Пошли отправлять письмо на Ляйпцигерштрассе, пора…
"Все решает темпо-ритм предприятия"
1
Это значило, что Кульков был замечен на Ляйпцигерштрассе, когда шел по широкой улице, чтобы опустить заявление, переписанное - как и было указано в инструкции - от руки, в ящик квартиры, арендованной корреспондентским пунктом газеты.
- Спасибо, - обрадовался Уолтер-младший, - добрые новости, сердечное вам спасибо. Газета была?
- Да.
- Именно та?
- Да. Наблюдали в бинокль, та именно.
Уолтер-младший положил трубку:
- Все в порядке! Дело идет по плану.
- В какой руке была газета? - спросил старший.
- Они не сказали, - ответил Уолтер-младший. - Если бы было не так, как надо, они бы сделали четыре звонка…
Старший и Ник переглянулись, ничего более не спрашивали.
Старший попросил разрешения закурить (он спрашивал разрешения перед каждой сигаретой; видимо, воспитывался в провинции, люди из глубинки обычно крайне деликатны, это утомительно для окружающих, невольно обязывает и тебя самого вести так), лицо его собралось мелкими морщинами; снова посмотрел на часы и обернулся к помощнику:
- Ну что ж… Как себя ведет твой внутренний индикатор, Ник?
- Зашкаливает…
Уолтер-младший рассмеялся:
- В таком случае оставайтесь здесь, мы все проведем одни.
Ник вздохнул:
- Если все обойдется, через десять лет я напишу об этом книгу - сотня тысяч баков в кармане.
Старший удивился:
- Ты напишешь? Я ее уже написал! Через год ухожу в отставку, надо ж как-то убить время! Болтать на диктофон - чем не отдых по вечерам, когда кончишь заниматься хозяйством на ферме?!
- Босс, - усмехнулся Ник, - что у вас за странная манера постоянно играть роль свинопаса?! Стоило ли ради этого заканчивать философский семинар в Гарварде?
По тому, как старший стремительно глянул на своего помощника, Уолтер-младший понял, что тот сказал правду: "Ну и контора, тотальное неверие друг другу! Все-таки в армии такое невозможно; корпоративность людей, служащих под погонами, предполагает иные отношения между своими. Слава богу, что я остался в Пентагоне; отец верно говорил, что после ухода Донована политическая разведка стала приватной конторой, где костоломы обслуживают только тех, с кем повязаны бизнесом".
Звонок телефона был резким, словно ночной стук в дверь.
- Да, слушаю, - ответил Уолтер-младший.
- Из бюро "Чикаго стар" только что позвонили в западную зону… Было три звонка по три гудка в каждом.
2
…Частный детектив Прошке устроился с телевиком на чердаке; оттуда хорошо просматривалось - через стеклянную крышу - ателье художника, а через громадные окна - зональная граница…