– Ох, не было печали… – Прочитав выползающую на дисплей условную фразу, он понял, что дома окажется не скоро. – Ребята, бросьте меня у метро, там – за поворотом!
– До завтра, Саныч! Может, довезти?
– Нет, мне близко. Завтра поговорим.
Но ни на следующий день, ни потом побеседовать им не пришлось. В трех кварталах от Большого дома старенький редакционный жигуленок с лета врезался в замерший на перекрестке панелевоз.
Оба – и пассажир, и водитель – скончались в больнице. Говорят, подвела мокрая мостовая – столкновения можно было бы избежать, сиди за рулем кто-нибудь поопытнее…
Впрочем, в день похорон Владимир Александрович еще был в городе. После кладбища даже успел на поминки – правда, не до конца, потому что пора было ехать в аэропорт.
Глава вторая
Нью-Йорк Сити
Если мы идем к цивилизованному миру, то когда-нибудь придем и к западной практике, при которой крупные и мелкие предприниматели предпочитают сотрудничать с полицией, а не с криминальными структурами. Это произойдет и у нас – в будущем. А пока мы существуем в мире диком…
Л. Константинов
– Вот, собственно, мы и на Бродвее…
Готовый к очередному шквалу впечатлений, Владимир Александрович усиленно завертел головой – и тут же столкнулся со встречным прохожим. Пришлось торопливо, но вежливо извиняться.
– Слушай, я все никак понять не могу – когда надо говорить "экскьюз ми", а когда "сорри"… – потирая ушибленное плечо, догнал Виноградов спутника. – Нам что-то в школе пытались втолковать, но не очень внятно.
– Элементарно, товарищ майор! – ухмыльнулся тот. – Если ты уже сделал гадость, скажи "ай эм сорри", а когда еще только готовишься – наоборот. Например, в сабвее протискиваешься к выходу – что будешь кричать?
– Экскьюз ми?
– Правильно! А вот если все-таки кому-то ногу отдавил, то сообщи, что очень сожалеешь…
– Спасибо, теперь, кажется, запомню. – Очередной урок практического языкознания подошел к концу. Можно было заняться осмотром достопримечательностей.
Неизвестно почему – то ли из-за того, что вышли они на самую знаменитую улицу Нью-Йорка не в самом выигрышном месте, то ли из-за дождя, – но какого-то особенного трепета Бродвей у Владимира Александровича не вызвал.
Небоскребы, конечно… магазины… Но Пятая, например, по которой прошлым вечером прокатил его Рэмбо, выглядела куда шикарнее. Да и Мэдисон-авеню – тоже! Только значительно позже, навсегда покидая Америку, начал он понимать бестолковую прелесть вечерней толпы у театров, нескончаемого потока плывущих, как рыбы на нерест, машин, и даже уличные приставалы казались всего-навсего персонажами очередного веселого мюзикла. Долго потом, закрыв глаза, мог Виноградов мгновенно представить: веселое мельтешение желтых такси, неповоротливые бока "кадиллаков", тысячи тысяч опутавших ветви холеных деревьев электрических огоньков. И лица… Люди, множество разного возраста и цвета кожи людей, объединенных каким-то особенным, чисто бродвейским предвкушением неминуемого счастья. Это было потом. А на этот раз Владимир Александрович почти равнодушно следовал за своим провожатым – не медленнее и не быстрее, чем местные, занятые собой жители.
– Давай-ка побыстрее! – Они поднялись до Сорок второй улицы, и Рэмбо решил перейти на другую сторону. Мысль эта явно пришла ему в голову поздновато – светофор уже предупреждал, что торопиться не имеет смысла.
– Эх, мамочка родная… – Не хотелось казаться провинциалом, поэтому, чудом выпрыгнув из-под набравшего скорость автобуса, бравый майор очутился на противоположном тротуаре. – Здесь все так бегают?
– Нет, только когда надо провериться. – Сопровождающий не спеша, обстоятельно оглядел отсеченную потоком автомобилей публику. – Все в порядке, кажется…
– Да кому мы нужны, – не слишком уверенно пожал плечами Виноградов. – Рано еще вроде! Я слышал, у них бюрократии не меньше, чем в России.
– Дурак – понятие интернациональное… Но можно и на профессионала нарваться. Хотя здесь та же беда – ребята потолковее в коммерческие структуры подаются. На государство работать невыгодно. Аналитик из ЦРУ получает раза в три меньше, чем такой же "головастик" в банке. Да и престижа того, что раньше был, – нету! Приключения не в моде… Сюда сворачивай, налево.
Теперь они двигались в сторону Гудзона.
– Здесь где-то автобусный терминал? – припомнил туристическую схему Владимир Александрович. Но почти сразу потерял интерес к географии. – Ого! Нью-Йорк – город контрастов…
– Любуйся. У нас такого нет… Пока.
Всего в паре шагов от интеллектуального Карнеги-холла, можно сказать, просто в тени всемирно известных небоскребов Манхэттена, раскинул свои кварталы не менее легендарный "Пип-лэнд". Похотливо подмигивали бесчисленные вывески крохотных видеосалонов и сомнительных магазинчиков, в ассортименте имелись: видеокассеты на любой вкус, экипировка для самых фантастических способов удовлетворения половых страстей и отдельные кабинки, в которых всего за двадцать пять центов разрешалось целую минуту любоваться отрывками из порнографических фильмов.
Пахло жареными сосисками и развратом, но ни то ни другое активного неприятия не вызывало.
– Хочешь заглянуть? Время позволяет.
– Да не знаю даже, – смутился Виноградов. Собственно, ничего против он не имел – чисто в познавательных целях, разумеется. – Как-то с одной стороны… Сорри?
Чуть поодаль от входа в очередной эротический театр с живыми девочками на пути Владимира Александровича оказалась довольно смазливая мулатка.
– Она спрашивает, не хочешь ли ты потрогать? – перевел Рэмбо.
– Чего потрогать? – растерялся майор.
Понявшая все без перевода девица откинула полы плаща и продемонстрировала, что именно может потрогать любой желающий.
– И сколько это стоит? – коронной фразой из лексикона советских моряков отреагировал Виноградов.
– Пятерку всего, – заверила собеседница.
– Знаешь, за пять долларов ты сама у меня потрогай! – обиделся Владимир Александрович. Вероятно, это прозвучало не безупречно с точки зрения грамматики. Зато от души.
В растрепанных чувствах Рэмбо и Виноградов проследовали дальше.
– Надо же… Среди бела, можно сказать, дня.
– Вообще-то, у них здесь проституция запрещена. Очень строго наказывается, запросто можно в тюрягу загреметь. Причем не только девка влетает, но и клиент! Так сказать, за поощрение и соучастие. – Почувствовав некоторое недоверие со стороны спутника, искушенный в местных реалиях Рэмбо продолжил: – А ты знаешь, что здесь спиртным по воскресеньям не торгуют напрочь? Хоть тресни… Хуже, чем у нас при Горбачеве. А если кого застукают, что несовершеннолетнему продал, – все, кранты. Лицензии лишат моментом, без разговоров. Формально, если ты даже пиво из банки в садике пьешь, могут арестовать за оскорбление общественной нравственности.
Виноградов молча кивал – а что тут скажешь?
Так, незаметно, они пересекли Восьмую авеню и зашагали, как здесь выражаются, вверх, на север.
– Вон, ты спрашивал, автобусный вокзал. Отсюда завтра поедем…
– Там вроде Гарлем дальше? Говорят, опасно?
На Рэмбо теоретические познания гостя впечатления не произвели:
– Не так страшен черт… Впрочем, пешком отсюда можно, конечно, дойти – к утру! Если прямо и никуда не сворачивать. Но нам поближе надо.
– Это хорошо. – Владимир Александрович не очень любил осматривать достопримечательности из окон экскурсионных автобусов. Он считал, что новые города следует узнавать пятками, но одно дело туризм, а другое… Честно говоря, он несколько устал и проголодался. – Это очень неплохо, что поближе.
С каждым пройденным кварталом облик Манхэттена стремительно менялся. Теперь вокруг спутников теснились закопченные корпуса каких-то фабрик, складские заборы и гаражи. С набережной дуло, прохожих становилось все меньше, а мусора на тротуарах – все больше.
Стемнело. Наконец Рэмбо скомандовал:
– Постоим! Покурим…
Естественно, ни тот ни другой за сигаретами в карман не полезли.
– Чисто? Как ты думаешь? – Там, дома, Владимир Александрович почувствовал бы слежку на уровне подсознания. Здесь – лучше было положиться на опыт спутника.
– Вроде не пасут… Дама ждет-дожидается нас! – Проследив за направлением кивка, Виноградов увидел припаркованную среди многочисленных автомобилей "тойоту". Под дворник кто-то просунул уже пестрый рекламный буклетик. – Двинулись.
Ресторанчик оказался японский, из недорогих. Приняв у посетителей одежду, стриженая тетечка в абсолютно современном джинсовом сарафане сноровисто уволокла пальто и куртку в темную глубь гардероба – и тут же вернулась, протягивая жетончики.
– Ей уже нужно давать чаевые? – Виноградов все путался в местных традициях. Особенно это касалось неизбежных встреч с представителями разнообразного сервиса: официантами, таксистами, подносчиками багажа.
– Пока нет, – отрицательно помотал головой провожатый. Вслед за возникшим из небытия улыбающимся потомком самурая они прошли в небольшой, столиков на пять-шесть, зал. Глаза постепенно привыкали к уютному полумраку.
– Добрый вечер. Позволю себе вас познакомить – Володя! А это – очаровательная Оля…
– Очень приятно.
– Здравствуйте. – Голос у Ольги оказался очень симпатичным. Как и все остальное – фигурка, глаза, волосы до плеч… Виноградов решил, что новая знакомая на редкость привлекательна. Впрочем, возможно, тут сказывалось почти недельное воздержание.
– Мы присядем? – Тот, кого Владимир Александрович называл Рэмбо, уже занял место лицом к выходу.
– Интересно, Сереженька, что бы ты стал делать, если бы я сказала "нет"? – прищурилась девушка, и из этой фразы Виноградов сделал сразу два вывода. Во-первых, что спутника знали здесь под его настоящим именем, а во-вторых – собеседнице не чужда ирония. Как известно, считающаяся верной спутницей ума.
– Но ты же ведь нас не прогонишь?
– Да уж… Ладно, за опоздание – оплачиваешь ужин!
– Нет проблем. – Рэмбо хозяйским жестом переправил Виноградову поданное японцем меню: – Выбирай! Ты, кстати, что взяла?
– Суши, естественно, – пожала плечами Ольга. – Не вареники же со сметаной.
– Смешно… Выпьешь?
– Нет, наверное… Вы впервые здесь, Володя? – Это прозвучало так сочувствующе, с таким пониманием, что Виноградов решил не пыжиться:
– Я, вообще, в первый раз в японском ресторане. Поэтому целиком полагаюсь на вас.
– Отлично. Возьмите тогда мисо-суп и суши. Ассорти, то есть разного понемногу, на пробу. Как считаешь, Сергей?
– Абсолютно! И саке…
– Я не очень люблю теплую водку, – решился подать голос дебютант. Что такое саке, он все-таки слышал.
– Сравнил, тоже мне! – Рэмбо сделал заказ, и почти сразу же перед Ольгой поставили деревянный подносик. На нем двумя аккуратными шеренгами выстроились некие подобия рисовых котлеток, каждую из которых венчал аппетитный ломтик даров моря.
Виноградов сглотнул слюну.
– Это не нам еще, – разочаровал его спутник. – Сейчас пока выпьем для аппетита…
– Ладно, мальчики. По поводу знакомства… Я тоже с вами глоточек, чисто символически.
Следующие полчаса Владимир Александрович изучал премудрости обращения с пластмассовыми палочками – вилку ему не позволили взять принципиально. Осьминоги и прочая рыбная снедь понравились.
А вот экзотическое подобие буро-зеленой горчицы с соевым соусом вызывало нездоровые воспоминания. И требовало постоянной нейтрализации – для чего, в конце концов сообразил он, и использовалось жидкое пламя пахучей японской водки.
– Уф-ф… – Сытость способствовала благодушию, но пора было и о деле подумать. Рэмбо вытер губы салфеткой и жестом отогнал подскочившего официанта. – Что с нашей проблемой, Олечка?
– Я могу говорить? – Собеседница вопросительно подняла брови.
– Совершенно свободно. Володе доверяй, как мне.
– А кто сказал, что я тебе доверяю? – Ольга сделала вид, что шутит. – Ладно! Тот парень, который вас интересует, – он действительно здесь. Его прячут где-то неподалеку, видимо – в Нью-Джерси.
– Откуда информация?
– Тебе важен источник? Или степень достоверности?
– И то, разумеется, и другое.
– Вы не первые, кто интересуется этим человеком. Наши пытались до него добраться, но… Не получилось. Никто не хочет связываться с ФБР.
– Даже за большие деньги?
– Даже за очень большие деньги! Сереженька, на этом деле двое уже оказались за решеткой. Один – в Мексике…
Только сейчас Владимир Александрович сообразил, что кажется ему несколько странным в Ольгиной манере говорить. Нет, фразы она строила безупречно, с грамматикой тоже все было в порядке – но вот мелодика речи, интонации выдавали в ней человека, не один год прожившего в чужой языковой среде. В общем, это было по-своему мило.
Перехватив заинтересованный мужской взгляд, собеседница продолжила:
– Скорее всего, ты забыл, Сережа… Но это очень серьезная организация! Можно запросто остаться без вида на жительство. Не говоря уже о прочих пакостях.
– Простите, Ольга. Вы упомянули о наших предшественниках… Кто они?
– Не известно. Эти контакты прошли помимо меня. Предположительно российские криминальные структуры… Собственно, я думаю, что вам виднее. Верно?
– Хорошо! – увел разговор от рискованного поворота Рэмбо. – Что еще? Ни за что не поверю: ты – и больше ничего не знаешь… Ну? Не огорчай меня перед Володей.
– Есть один паренек на Брайтоне… Говорят, он когда-то встречался с тем, кто вас интересует. Еще в Союзе. Но есть мнение, что теперь этот парень подстукивает.
– Фэбээровцам? – удивился партнер Виноградова. С таким диагнозом в русской мафии Нью-Йорка долго не живут.
– Почему? Возможны варианты, нами многие теперь интересуются. И ФБР, и просто полиция, и налоговые всякие службы… не говоря уже о "нравах" и "наркотиках"! – Ольга лукаво покосилась на Рэмбо: – Узнаешь – расскажи, хорошо? Вот адресочек.
– Если получится, – кивнул тот, записывая данные.
– А если не получится, мы и так узнаем. По тому, чьи легавые арест произведут.
– И не стыдно тебе двух таких гарных хлопцев на мины посылать? – отсмеявшись невесело, поинтересовался сосед Виноградова. – Совесть не замучает?
– Сами проситесь… Вольному – воля!
– Земля – крестьянам, вода – матросам… Ладно, и на том спасибо. Иди, я рассчитаюсь.
– До свидания, мальчики. – Без лишних слов Ольга встала, качнула бедрами и направилась к выходу. Она так и не обернулась до самой двери – но, уже исчезая, послала через плечо остающимся некое подобие воздушного поцелуя.
– Хороша, стерва! – припечатал тот, кого она называла Сергеем. – Ох хороша… Было время, я с ней спал.
– Разве с ней заснешь? – по-казарменному поддержал тон Виноградов. Когда-то их познакомили в тренировочном лагере – там инструктор по кличке Рэмбо занимался с будущими охотниками на людей…
А самим Владимиром Александровичем некто Полковник как раз собирался рассчитываться – за чужие непомерные амбиции и собственную банальную жадность.
Обоим повезло. Милицейский майор в очередной раз выбрался из передряги, оставив на Кавказе два зуба и последние иллюзии. Вскоре он уже – в свободное от службы время – принимал дела по хлопотному и опасному туристическому агентству, жертвой которого чуть было не стал. А Рэмбо в числе немногих профессионалов успел выбраться из-под обломков нелегального бизнеса – работал тренером, частным охранником, контрабандистом… В конце концов угодил под следствие и был вовремя извлечен из-за решетки предусмотрительным Виноградовым.
Собственно, выполняя задания нового босса, он уже с лихвой окупил суммы, внесенные Владимиром Александровичем в качестве залога и потраченные на адвокатов. Предполагалось, что по результатам этой последней акции решится вопрос о назначении Рэмбо руководителем американского "представительства"… Благо подходил для этой миссии бывший инструктор идеально – и по личным данным, и по анкетным.
– Ты, значит, давно ее зацепил?
– Еще до знакомства с Полковником! Году, кажется, в девяностом. Я тогда только-только приехал, на курсы ходил английского… И она тоже.
Собеседник мечтательно закатил глаза:
– Эх, времечко было! Это сейчас они чуток поумнели, а тогда Штаты просто считались страной непуганых идиотов. Не так, конечно, как в семидесятые, но тоже хватало – только не ленись. Народ кругом доверчивый, сытый… Помню, скажешь: "Горбачев, перестройка…", а они уже чековые книжки достают.
– Но ведь ты до сих пор не гражданин США… То, что в аэропорту показывал, – как называется? Ведь не паспорт?
– Нет, это грин-карта, вид на жительство. Ты в партии состоял, Саныч?
– Было дело. Даже секретарем бюро выбирали!
– Вот, эта штука – вроде кандидатской карточки. Если за испытательный стаж обойдешься без нарушений – станешь полноправным членом КПСС, получишь партбилет и все прочее. Только здесь срок подольше – пять лет.
– А тебе сколько осталось?
– Если все обойдется, чтобы – тьфу-тьфу-тьфу! – не сглазить, то в этом августе обзаведусь паспортом.
– Здорово. – Честно говоря, именно этот фактор и послужил определяющим при выборе Организации. Предусмотрительный Рэмбо, несмотря на перипетии последних месяцев, умудрился не засветиться у иммиграционных властей.
По документам он числился скромным рекламным агентом мелкооптовой фирмы в Квинсе. Работа требовала разъездов, в том числе и заграничных, но налоги со своего скромного заработка кандидат в американцы платил исправно, приводов в полицию не имел и в аморальном поведении не замечался. Словом, с точки зрения правительства США, он почти уже созрел для активного участия в строительстве капитализма.
– Чего же тебе здесь-то не сиделось? – Виноградов имел в виду вовсе не конкретный ресторан, и собеседник его понял.
– Скучно! В Штатах можно жить. Отдыхать на пенсии… Но зарабатывать деньги надо там, где пахнет жареным. Я имею в виду большие, серьезные деньги – ведь для обычного сытого существования и тут запросто хватает, помереть не дадут.
Выпитая рисовая водка грела изнутри, уходить не хотелось. Напротив, хотелось вести разговоры – неторопливо и обстоятельно.
Рэмбо по имени Сергей посмотрел на принесенный счет:
– Нормально… Еще чего-нибудь хочешь?
– Спать, – честно сознался Владимир Александрович. Все же восьмичасовая разница во времени ощущалась. – А так – нет, спасибо. Кстати, на чем ты ее зацепил?
– Ольгу? – Собеседник оторвался от содержимого своего кошелька. – Подожди секундочку…
Наличных, судя по всему, хватало, у бывших русских долгие годы сохранялась привычка таскать с собой на всякий случай ненужную, по местным меркам, сумму в "зелени".
– Добавить? У меня есть.
– Брось, я пока при деньгах. А тебе экономия – приложишь счет к отчету за командировку, хозяева не обеднеют. Или ты принципиальный?
– Во всяком случае, не настолько, – отмахнулся Виноградов, пряча листок в карман. – В конце концов, у нас был деловой ужин.