- Видела! - Заливаясь от смеха, она замахала руками. - Заходи, если дел нет.
- Вот и хорошо, полечи меня… чем-нибудь и от чего-нибудь. Я думаю, у тебя хорошо получится. Во всяком случае, ночной курс лечения оказался просто божественным. Ты - великий доктор.
- А давай проверим! - Она в смущении опустила глаза, но, когда он вошел, закрыла дверь на щеколду и повисла у него на шее. Ох и сладко же она умела целоваться! И очень тяжко было ему стоять, держа на весу страстно изгибающееся в его объятиях сильное Зинки но тело.
- Ты сегодня прямо светишься вся, - с трудом проглотив комок в горле, негромко сказал он, опуская на пол тихо постанывающую женщину.
- А кто виноват? - Она отдышалась и лукаво прищурилась. - Садись, хорошим чайком угощу…
- Я тебя, наверное, здорово компрометирую? В том смысле, что уже и пьянь всякая в курсе того, что я к тебе дерзко пристаю?
- Не обращай внимания. Это - деревня, им больше нечем заняться. Если бы ты только знал, Санечка, как все это мне осточертело!
"Вот она, наша "малая родина", - пронеслось в голове у него. - И вот как мы ее обожаем… Три березки под окном… ситцевый платочек - на калитке…"
- А закрыть ты не можешь эту богадельню?
- Ну а вдруг?..
- А ты объявление повесь. Профилактика, мол, уехала за лекарствами, еще чего-нибудь придумай.
- И что дальше?
- А дальше было раньше. Можем продолжить концерт по заявкам. Я, к примеру, заеду за тобой на машине, ты сядешь, и мы уедем… куда там тебе обычно надо? Где ваша главная аптека?
- В Замотаевке, пять километров отсюда.
- Вот мы и поедем… до Дуськиного забора, а там загоним машину во двор и вернемся сюда, когда ты скажешь. Тоже на машине.
- И что у Евдокии станем делать? - уже заинтересованно спросила она.
- Как - что, конечно, уроки учить! Пройденный материал. Повторенье - мать ученья, слышала?
- Слышала, - задумчиво сказала Зина. - Тогда знаешь что? Объявление я, пожалуй, напишу, но только и ты, Санечка, помоги мне немного. Давай съездим в Замотаевку, и я все-таки заберу там свой заказ. Не люблю врать, а так - какая-никакая, все же правда. Это полчаса, не больше, много не потеряем, но хоть причина будет. Да и езды тут пятнадцать минут, поможешь? А то от них не дождешься транспорта.
- Какой разговор! - обрадовался он. - Сиди, сейчас за машиной сбегаю… Объявление только напиши, что откроешь пункт часов… ну, скажем, в пять-шесть.
- Ну и хулиганы ж мы с тобой! - серебристо рассмеялась Зина. - Ох, Санечка, чую, собьешь ты меня с пути истинного!
- Знаешь, Зинуля, вот сколько живу на свете, столько и слышу: сойдешь, собьешься, уведут… с этого истинного пути! Но хоть бы одна собака показала, где он, этот истинный-то?
И вообще, интересный он или нет? А может, там одна тоска зеленая? Так на кой он мне нужен? Не думала?
- Нет… - неуверенно сказала она, готовая в любую минуту рассмеяться.
- Вот и я тоже. А на нет и суда нет, значит, и не будем ломать себе головы. Короче, я уже в пути… Да, - он вернулся, - я думаю, что мы вполне можем сделать где-нибудь по дороге недолгую остановку. Стекла-то у меня затемненные, благодать! Ты - как?
- Ждешь возражений? А их не будет!
- Ай, молодец! - И он быстро пошел к Дуси ному дому.
- Ты далеко, Саня? - спросил Грязнов у Турецкого, который открывал ворота, чтобы выехать. Вячеслав стоял на крыльце, а из-за его спины выглядывала любопытная мордашка Дуси с растрепанными волосами.
- Рядом тут, в Замотаевку, хочу помочь Зине лекарства привезти. Скоро будем.
- А вы не шибко торопитесь, - посоветовал Грязнов. - Но и к обеду не опоздайте, сегодня свежая стерляжья уха и судак по-польски. Как надо, по-настоящему, сам прослежу!
- Ишь, гурманы… А когда обед?
Грязнов обернулся к Дусе, что-то спросил и крикнул:
- Часа через два, так что можете даже и задержаться, покатайтесь по округе, тут места, говорят, красивые. А еще лучше, на бахчу скатайте, мы и от хороших арбузов не откажемся, да, Дусенька?
- Ох, не откажемся. - Она широко зевнула и заразительно засмеялась.
- С вами все ясно. - Турецкий махнул рукой и уселся за руль… "Странное какое-то время, - думал он, неспешно катя по улице, чтобы не поднимать клубы пыли. - Что это, подарок судьбы или очередное сумасшествие? Ну, со Славкой понятно, он - из тайги… А Зинка как же? Вот въехала в душу и улыбается, зараза… И рука не поднимается выпихнуть ее оттуда… А может, и не надо пока? Ведь не зло же творится, а, скорее, добро, - вон как она сразу ожила…"
Рассказанная ею утром история не выходила из головы. И чисто по-человечески он прекрасно понимал ее возмущение. Но, являясь не просто посторонним сочувствующим, а при этом еще и профессионалом, Турецкий понимал, что сам не может иметь к этой тяжкой, прямо надо сказать, истории никакого отношения. Есть, в конце концов, служебная этика. Есть здесь какие-то связи и у Славки, да хоть и с тем же генералом Приваловым, вот и пусть тот напряжет маленько местных товарищей. Которые уже с утра предпочитают напиваться, а не скучную службу нести. Как, впрочем, и повсюду. Одна и та же картинка-то. Но, с другой стороны, он был опять-таки профессионалом, и это качество, помимо как бы его воли, уже само по себе делало его сопричастным событиям, в которых мучаются и страдают по-своему близкие уже ему люди. Они же знают, кто он и на что способен, если только захочет. И когда он ловил на себе заинтересованный и даже восхищенный взгляд той же Зины, он, естественно, меньше всего решился бы отнести его смысл на счет своих мужских качеств. Все-таки котлеты - отдельно, и мухи - тоже. Не надо путать французское и коричневое. Конечно, Дуся уже что-то рассказала Зине о нем, а той - разумеется, Славка, иначе откуда такая прямо-таки восторженная встреча? А уж Славка живописать умеет. И вот это раздвоение между "не хочу" и "надо бы" очень беспокоило душу Александра Борисовича.
Браться? А как? С какой стати? Кто разрешит, в конце концов? Кто захочет отдать ему материалы предварительного следствия? Это же чистый абсурд…
Но снова всплывал перед глазами почти умоляющий взгляд Зины, и просто так отринуть ее невысказанную просьбу, сославшись на свою занятость или там непричастность, было бы очень сложно. Да она и не поверит. Как не поверит и та же Дуся, готовая поверить, кажется, всему, что ни скажет Славка. Но там - другое дело, там женщина завязла в своих чувствах уже по уши, как муха в банке с вареньем. И сладко, и выбираться не хочется, а надо… Да у нее все на лице написано.
Он вдруг подумал, что по крупному счету именно такая вот Дусенька вполне могла бы составить Славке самую достойную пару. В принципе, ведь Грязнову совсем не нужна какая-то эффектная и сильно образованная красавица, которая "представляла" бы его, скажем, в высшем свете. Да Славка и сам никогда туда не пойдет, если нужда сыщика не заставит. А куда нужда заставляет, туда женщин не берут с собой, там иногда даже стреляют. Значит, ему необходима другая женщина, такая, которая оказалась бы рядом с ним не в театре, куда Славка тоже не ходит, и не в библиотеке-читальне, а дома - на кухне и в мягкой постели, в жарких объятиях… А как она влюбленно, без всяких дураков, смотрит на него! Как при этом забавно шевелятся ее губы, когда она будто повторяет про себя каждое сказанное им слово! Да тут же все абсолютно ясно… Одно неясно: насколько Славка сам созрел для принятия, наконец, кардинального для себя решения. Годы-то идут, и все быстрее, а остаться однажды в полном одиночестве - друзья-приятели не в счет - это, наверное, страшное испытание. Особенно для человека, прожившего в ярком кругу почитания лучшие годы своей жизни - в славе и почете, в веселых подначках, но и в серьезных испытаниях.
С Дениской пока история смутная, когда он появится на родине и появится ли вообще, остается только гадать. Служба у него такая проклятая, что - ни семьи, ни потомства. Значит, Славке остается лишь надеяться, что однажды появится человек, который станет ему самым близким, и - тьфу, тьфу, тьфу! - хоть глаза закроет в последний раз. И сейчас же перед внутренним взором появлялась Дуся - роскошное создание, о котором человеку с самыми простыми жизненными запросами, - а Грязнов именно такой, - остается только мечтать. Так, может, не стоит и огород городить, а поговорить с ним наедине всерьез? Турецкий не любил вмешиваться и вникать в интимные подробности жизни даже самого близкого друга - а Славка и был именно таким, - чтобы еще и советы давать. Но, наверное, иногда это надо делать. Хотя, с другой стороны… Он же помнил, сколько раз Грязнов уверял, будто нашел себе такую подругу, что уже до конца жизни. И где они все? Правильно, Славка не создан для спокойной семейной жизни, но они-то, любимые женщины, и не хотели этого понять. Оттого и конечный результат таков. А если подумать? А что, может, с Зинкой посоветоваться, так, без передачи? У нее ум острый, суждения любопытные, вообще, самостоятельная женщина, правда, потерявшая главный свой ориентир в связи со смертью действительно, наверное, любимого человека. Но она избегала о нем говорить, только в третьем лице - "он был…". Наверное, боль еще не прошла, но жизнь убеждает, что жить с одной только болью нельзя, глупо. Вот, кстати, если подумать, то ведь Дусенька - как это здорово звучит у Славки! - представляет собой именно ту женщину, которая и останется с ним до последнего. А может, - какие ее годы, сорока еще нет! - и дите мужу родит. И тогда Славка просто обязан будет дожить до глубокой старости, чтобы поднять на ноги свое драгоценное потомство, о котором он, кстати, всю жизнь мечтал. А это еще лет двадцать, никак не меньше… Тем более что и тайга по-настоящему и его самого поставила снова на ноги. Вот и считай теперь, что лучше - гордое, понимаешь ли, одиночество или медленное, мудрое старение в объятиях любимой женщины?.. Ну и в окружении, как говорится, будущих маленьких сыщиков, или "активисток и просто красавиц".
А как к появлению Дуси в Славкиной жизни отнесутся друзья-товарищи? Да все равно. Зато когда Славка ее оденет, как надо, - а уж помочь есть кому, - да на высокие каблуки поставит, все наверняка ахнут: уж чем-чем, а здоровьем, крепкой фигурой да статью женской она всем Славкиным знакомым москвичкам сто очков даст! Всем носы утрет. И это будет правильно. Видно же, как у Грязнова тут за какие-то день-два круто "поехала крыша", как каждую свободную минуту он ловит, чтобы прикоснуться к этой женщине. А она? Да она уже, похоже, душу за него заложить готова…
Интересно, как быстро думается, когда ты кровно заинтересован в своих действиях… Не успел доехать до медпункта, а в голове уже сложился приблизительный план наступательной операции. Только бы не перегнуть, не показать Славке, что ты так настойчив по каким-то своим собственным соображениям, а, в принципе, не испугать его, ибо он тут же начнет напряженно думать и все испортит. Сомнения, возражения, а в результате - трусливый откат на прежние холостяцкие позиции. Тактика теперь нужна правильная, если уж в голове сложилась реальная стратегия… Зина ожидала его на крыльце с целой охапкой сумок в руках, на двери белел приколотый бумажный листок. Глаза Зины искрились. "Ой, братцы, не доедем мы, кажется, до аптеки…" - растерянно подумал Турецкий и вышел из машины, чтобы открыть правую дверцу и помочь женщине забраться в салон. Почему-то захотелось еще и подтолкнуть ее аккуратненько этак под попку - вот прямо зачесалась ладонь, и все тут. Но она поняла его хулиганские намерения и, показав кончик языка, сама взлетела в салон. А он бросил ее сумки на заднее сиденье и разочарованно вздохнул. Она загадочно захихикала, поглядывая на него искоса. Здорово это у нее получалось!
Решили не пылить, а выехать на большую трассу и двигаться по ней.
- А там есть хоть какие-нибудь укромные местечки? - как бы нейтрально спросил он, но мысли его были настолько однозначны, что не заметить их было невозможно, и, конечно, она заметила.
- Ты разве не торопишься?
- А что, видно?
- Да мне еще со вчерашнего вечера было все прекрасно видно. Не умеешь ты скрывать своих чувств. Или не хочешь.
- Второе правильнее…
И он вдруг решился поделиться с ней своими недавними мыслями. Но предварительно взял с нее самое честное-пречестное слово, что она даже и во сне не подумает нечаянно проговориться Дусе.
Зина заинтересовалась. Но ей и в голову не могло прийти, о чем заговорит Турецкий. А услышав только преамбулу, она в полном изумлении уставилась на него, так что ему даже пришлось прижаться к обочине и остановить машину.
Выключил двигатель, повернулся к женщине всем телом.
- Либо ты - мне помощник, либо нет. Подумай. Но в любом случае то, что ты услышишь, должно умереть, иначе случится беда, и два человека, которые, по моим наблюдениям, друг в друге души не чают, никогда больше не встретятся.
Выслушав потом его пространную речь, Зина спросила:
- Ты это сейчас придумал? Ну, сегодня, я имею в виду?
- Какая разница? Ты не разделяешь моих мыслей?
- Боюсь, Санечка, что ты придумал себе новую сказку про Золушку. А Дуся - не Золушка, а живой и очень ранимый человек, я-то знаю. И любой ее нервный срыв может привести к трагедии.
- Так нужно, чтобы не было трагедии. Думаешь, если я был бы полностью уверен, я бы обратился к тебе за советом?
- Ты - храбрый человек.
- Это ты, что ли, пьянь имеешь в виду?
- Нет, дорогой, твое вмешательство в чужие чувства. Что ты о них знаешь?
- He-а, здесь я вовсе не храбрый. Скорее, слабый, наверное. Видишь, вот и тебе заморочил голову, хотя… - Он не закончил, потому что Зина перебила его:
- К тебе у меня нет никаких претензий, наоборот, я сама знала, на что шла. И благодарна тебе, и впредь буду благодарна, ты мне свободно вздохнуть, наконец, помог… Но ты подумал, что может случиться, если Дуся не приживется у вас в Москве? Ну, не сложится у нее? Одно дело - погулять в охотку, одиночество с хорошим человеком скрасить, развеять, и совсем другое - кинуться головой в прорубь.
- Это я тоже понимаю, думал уже. Но что-то ведь делать надо. Я же знаю Славку, дай бог, добрых три десятка лет, если не больше. А Дусю - совсем не знаю, только первые впечатления. Но - очень хорошие. Не знаю, Зинка, может, я и не прав. - Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. - Другое предполагаю. Станет гораздо хуже, если они действительно влюбятся друг в друга, а потом, из каких-то "Золушкиных" соображений, расстанутся. И уже навсегда. Не подумала об этом?
- Хочешь подтолкнуть?
- Ну конечно, вот как тебя - под попку, да не успел, больно шустрая ты оказалась.
- А я это поняла, - рассмеялась она. - Ишь, какой быстрый, а если б кто увидел? У нас же в каждом окне по перископу! Поехала медсестра за лекарствами и привезла - это одно, а когда отъезжает женщина, подсаженная в машину, как ты говоришь, под попку, ни у кого не возникнет сомнений, куда она едет и зачем. Все же вы вернетесь домой, а нам с Дусей тут дальше жить. Вот о чем подумай… А свернуть мы можем вон подальше, направо, съезд в лог, там густой кустарник, деревья высокие, тень есть, птицы поют… Если хочешь, конечно… - Она улыбнулась одними губами.
- Знаешь анекдот? В купе едут грузин и прекрасная девушка. Он напряженно наблюдает за ней, а она читает книгу. Наконец, он не выдерживает. "Дэвушка, пачему ти молчишь?" Она: "Хочу и молчу!" Он кричит с восторгом и возмущением: "Хочет! И молчит!"
Зина рассмеялась и показала пальчиком:
- Во-он там съезд…
Вернулись они домой, разморенные жарой и словно измочаленные, к трем часам. В машине лежали сумки, набитые лекарствами, и картонные ящики. Все-таки и на это хватило времени. Грязнов посмотрел, подозвал Дусю и что-то забавное прошептал ей на ухо. Она заулыбалась, но тут же убежала на кухню и притащила на стол в большой комнате целый чан наваристой, золотистой ухи. Сели есть. Дуся долго молчала, и видно было, что это ей давалось с трудом, а потом все же спросила нейтральным таким тоном:
- Про лекарства-то хоть не забыли?
- Целую машину, - не обратив внимания на интонацию, ответил Турецкий. - Вот пообедаем и разгружаться поедем. А что, уже надо чего-нибудь? - И сам испытующе посмотрел на хозяйку, да так, что та невольно вспыхнула. А Зина, с трудом подавив смешок, быстро, искоса, кинула взгляд на Саню, но тот проявил максимум хладнокровия, ничего якобы не понял, и все успокоились…
Все оставшиеся дни отпущенной Турецкому недели они с Грязновым удили рыбу и приносили домой достаточно хорошую добычу. Хватало не только на еду до отвала, но и на вяленье Дусе уже для грядущей зимы. Зина прибегала теперь каждый вечер без приглашения, едва темнело, и оставалась с Саней до рассвета, изнывая от счастья и едва не плача от скорой разлуки. Как-то уж так получалось, что она стала неотъемлемой участницей Дусиных застолий.