– Полегче на поворотах, Шивон! – В голосе Джилл звякнул металл. Несколько секунд она молчала, только ее ноздри слегка раздувались. Наконец она фыркнула и, быстро обернувшись, сказала: – Эллен Уайли надоедала мне несколько месяцев подряд. Ей очень хотелось работать в отделе по связям с прессой, и, как только я смогла, я предоставила ей эту возможность, чтобы посмотреть, действительно ли Эллен так хороша, какой себе кажется… – Джилл посмотрела Шивон прямо в глаза. Две женщины стояли так близко одна к другой, что Шивон чувствовала запах вина. – Но она не потянула.
– И как ты после этого себя чувствуешь?
Джилл подняла палец.
– Не перегибай палку, Шивон. У меня и без того хватает проблем. – Казалось, Джилл хочет добавить что-то еще, но она только погрозила пальцем и натянуто улыбнулась. – Давай поговорим об этом в другой раз, если не возражаешь, – сказала она и, обойдя Шивон, толкнула дверь туалета. – Кстати, – добавила она, обернувшись, – Эллен больше не работает в пресс-отделе. Я собиралась предложить это место тебе… – Дверь за ней затворилась.
– Не нужно мне твоих одолжений, – буркнула Шивон, обращаясь к закрытой двери. Ей казалось, что всего за несколько часов Джилл Темплер стала жестче и суровее, чем была, и унижение, через которое пришлось пройти Эллен Уайли, стало первым проявлением этой новой силы. Шивон очень хотелось работать в пресс-отделе, но ей было тошно вспоминать, какое злорадство овладело ею, когда она наблюдала за пресс-конференцией и поражением Эллен.
Когда Джилл Темплер вышла из туалета, Шивон сидела в одном из стоявших в коридоре кресел. Остановившись перед ней, Джилл посмотрела на нее.
– Призрак на балу… – проговорила она и отвернулась.
3
– Я был уверен, что мне придется работать с настоящим рисовальщиком, – проговорил Дональд Девлин, предварительно откашлявшись. На взгляд Ребуса, он был одет так же, как во время их вчерашней встречи. Отставной патологоанатом сидел в обшарпанном кресле рядом с компьютером и единственным в Гэйфилдском участке детективом, который знал (довольно приблизительно), как работать с "Фейсмейкером". "Фейсмейкер" представлял собой компьютерную базу данных с набором рисованных глаз, ушей, носов и губ, которые с помощью различных опций можно было вытягивать, сжимать и складывать вместе. Наблюдая за работой программы, Ребус понял, как бывшим коллегам Фермера Уотсона удалось приделать его голову к накачанным торсам атлетов.
– За последние годы кое-что изменилось, сэр, – ответил Ребус, отхлебывая кофе, который он взял в буфете участка. Кофе, разумеется, уступал тому, которое готовила его "бариста", но не шел ни в какое сравнение с бурдой из автомата в Сент-Леонарде. Прошедшую ночь Ребус провел скверно: он то и дело просыпался в холодном поту и ознобе и подолгу сидел, пытаясь согреться, в своем любимом кресле в гостиной. Дурные сны и холодный пот… Впрочем, что бы ни наговорили ему врачи, Ребус знал, что с сердцем у него все в порядке – он слышал, как оно стучит, честно выполняя свою работу.
Кофе едва помогал ему удерживаться от зевоты. Детектив за компьютером закончил черновой вариант фоторобота и теперь распечатывал его на принтере.
– Что-то здесь все-таки не так, – проговорил (уже не в первый раз) Девлин, рассматривая выползшие из принтера листы. Ребус тоже взглянул. Лицо на бумаге было совершенно заурядным, ничем не примечательным.
– Лицо, которое у вас получилось, может принадлежать и женщине, – добавил профессор, – а я совершенно уверен, что это был "он", а не "она".
– А так не лучше будет? – спросил детектив, щелкнув "мышкой", и лицо на экране обросло всклокоченной черной бородой.
– Ну, это вообще ерунда какая-то! – громко возмутился Девлин.
– Прошу прощения, мистер Девлин, это просто констебль Тиббет так шутит, – пояснил Ребус.
– Я делаю все, что могу, – сказал Тиббет.
– Мы высоко ценим ваши усилия, констебль. Будьте добры, уберите бороду.
Тиббет повиновался.
– Вы уверены, что это не мог быть Дэвид Костелло? – спросил Ребус.
– Я знаю Дэвида, – возразил Девлин. – Это был не он.
– Насколько хорошо вы его знаете? Девлин растерянно моргнул.
– Я же говорил вам – я разговаривал с ним несколько раз. Однажды мы столкнулись с ним в подъезде, и я спросил, что за книга у него в руках. Это оказался Мильтон, "Потерянный рай". Мы с ним даже немного поспорили…
– Вот как? Любопытно!
– Это было действительно любопытно, инспектор, можете мне поверить. У парнишки в голове – мозги, и неплохие, очень неплохие!
Ребус задумался.
– Как вам кажется, профессор, он способен на убийство?
– На убийство? Дэвид?!! – Девлин рассмеялся. – Мне кажется, подобный поступок для него недостаточно интеллектуален, если вы понимаете, что я хочу сказать. – Он немного помолчал, потом спросил: – Вы все еще его подозреваете?
– Вы сами знаете, как работает полиция, профессор. Мы подозреваем всех, покуда не будет доказано обратное.
– Мне почему-то казалось, что должно быть наоборот: человек считается невиновным, пока не будут найдены убедительные доказательства противного.
– Боюсь, сэр, вы перепутали нас с адвокатами. Так вы говорите, что почти не знали Филиппу?…
– Ну, мы, конечно, иногда сталкивались на лестнице, но, в отличие от Дэвида, она никогда не выказывала желания остановиться.
– Не снисходила?
– Пожалуй, я бы так не сказал, инспектор, хотя… Несомненно, она росла и воспитывалась в несколько, гм-м… разреженной атмосфере, если можно так выразиться. А вы как думаете? – Он задумчиво нахмурился, потом добавил: – Кстати, я держу свои деньги в банке, который принадлежит ее отцу.
– Означает ли это, что вы знакомы с Джоном Бальфуром?
Глаза старого профессора тускло блеснули.
– О нет, разумеется нет. Я не настолько крупный вкладчик, чтобы удостоиться подобной чести.
– Понятно. – Ребус кивнул. – Как продвигается ваша головоломка?
– Медленно, но в том-то и удовольствие, вы согласны?
– Никогда не увлекался подобными вещами.
– Зато я уверен, что вам нравятся головоломки, которые вам приходится решать по долгу службы. Вчера вечером я звонил Сэнди Гейтсу, он все мне о вас рассказал…
– Сдается мне, за вчерашний вечер "Бритиш телеком" здорово поднажилась.
Они обменялись улыбками и вернулись к работе над фотороботом. Примерно через час Девлин решил, что один из ранних вариантов был гораздо более удачным. К счастью, Тиббет сохранил их все.
– Да, вот этот, – подтвердил Девлин. – Разумеется, он далек от совершенства, но, я думаю, сойдет.
Он начал подниматься, но Ребус его остановил.
– Раз уж вы здесь, профессор… – Он сунул руку в ящик стола и достал оттуда толстый альбом с фотографиями. – Нам бы хотелось, чтобы вы взглянули на кое-какие снимки…
– Снимки?
– Фотографии соседей и друзей мисс Бальфур по университету.
Профессор кивнул, впрочем, без особой охоты.
– Метод исключения, инспектор?
– Что-то в этом роде, профессор. Или вы устали?
Дональд Девлин вздохнул.
– Как насчет чашечки некрепкого чая? Это поможет мне сосредоточиться…
– Чашечка некрепкого чая у нас, я думаю, найдется. – Ребус повернулся к Тиббету, который увлеченно орудовал "мышью". Наклонившись ближе, Ребус увидел еще один фоторобот. Человек на экране был копией профессора Девлина, только с козлиными рогами.
– Констебль Тиббет об этом позаботится, – добавил Ребус.
Прежде чем встать из-за компьютера, Тиббет закрыл последний рисунок, предварительно его сохранив.
К тому времени, когда Ребус вернулся в участок Сент-Леонард, поступили сведения еще об одном обыске, стыдливо поименованном "осмотром в рамках проведения дознания". Обыск в охраняемом гараже на Колтон-роуд, где Дэвид Костелло держал свой спортивный "эм-джи", проводила бригада экспертов-криминалистов из Хоуденхолла, однако ей не удалось обнаружить ничего существенного. С самого начала было ясно, что в салоне машины найдется немало отпечатков пальцев Филиппы Бальфур. Никаких вопросов не вызывало и присутствие ее вещей – помады и солнечных очков, лежавших в бардачке. В гараже вообще было пусто.
– Ни запертого на замок морозильника, ни потайной двери, ведущей в пыточную камеру в подвале? – спросил Ребус.
Томми По Барабану только головой покачал. В тот день он исполнял роль мальчика на побегушках, доставляя бумаги и документы из Гэйфилда в Сент-Леонард и обратно.
– Студент – и разъезжает на "эм-джи"!… – проговорил он и еще раз покачал головой.
– Да что машина! – заметил на это Ребус. – Один этот гараж стоит, наверное, в два раза больше, чем твоя квартира.
– Черт побери, сэр, вы правы! – Ребус и Томми обменялись невеселыми улыбками.
В участке кипела работа. Видеоотчет о вчерашней пресс-конференции (неудачное выступление Эллен Уайли пришлось вырезать) был показан в вечернем выпуске новостей. Теперь ожидалась реакция: шквал телефонных звонков.
– Инспектор Ребус?
Ребус повернулся на голос.
– Зайдите ко мне в кабинет.
Теперь это действительно был ее кабинет. Она очень быстро его обживала. Казалось, даже самый воздух здесь изменился, освеженный то ли появившимися на металлической картотеке цветами в горшках, то ли специальным дезодорантом из баллончика. Огромное продавленное кресло, принадлежавшее Фермеру Уотсону, уступило место более утилитарной модели. Фермер любил развалиться, откинуться назад или, наоборот, опереться локтями на стол. Джилл Темплер сидела совершенно прямо, словно каждую секунду готова была вскочить и мчаться куда-то по делу. Когда она протянула Ребусу лист бумаги, ему пришлось привстать, чтобы до него дотянуться.
– Поселок Фоллз, – сказала она. – Знаешь, где это?
Ребус покачал головой.
– Я тоже, – сообщила Джилл.
Ребус стал читать. В руках у него была распечатка телефонного сообщения. В местечке под названием Фоллз была найдена кукла.
– Кукла? – переспросил Ребус.
Джилл кивнула.
– Я хочу, чтобы ты на нее взглянул.
Ребус расхохотался.
– Шутишь? – Но, подняв голову, он увидел серьезное лицо Джилл. – Это что, наказание?
– За что?
– Этого я не знаю. Может быть, за то, что предстал пьяным перед Джоном Бальфуром.
– Я не настолько мелочна, Джон.
– Да? А я уж было подумал…
Джилл бросила на него острый взгляд:
– Продолжай!
– Эллен Уайли.
– Что – Эллен Уайли?
– Она этого не заслужила.
– Значит, ты тоже на ее стороне?
– Она этого не заслужила, и ты это знаешь.
Джилл Темплер приставила ладонь к уху.
– Что такое? Кажется, у меня в кабинете завелось эхо!…
– Я буду повторять это до тех пор, пока ты не услышишь.
Несколько мгновений Ребус и Джилл в упор разглядывали друг друга и молчали. Потом раздался телефонный звонок. Сначала Джилл не хотела отвечать, но телефон все звонил и звонил, и в конце концов она сняла трубку, продолжая сверлить Ребуса взглядом.
– Да?… – Она немного послушала. – Хорошо, сэр, я приеду. – Кладя трубку, Джилл наконец отвела взгляд и тяжело вздохнула.
– Я должна бежать, – сказала она Ребусу. – Меня вызывает заместитель начальника полиции. Съезди в этот Фоллз, ладно?
– Да я тебе и здесь не помешаю.
– Кукла лежала в гробу, Джон… – Ее голос неожиданно прозвучал глухо, словно она очень устала.
– Детишки балуются, – предположил Ребус.
– Может быть.
Ребус снова взглянул на распечатку.
– Здесь говорится, что Фоллз расположен в Восточном Лотиане. Пусть этим займутся ребята из Хаддингтона или еще из какого-нибудь местного отделения.
– Я хочу, чтобы это сделал ты.
– Ты серьезно, Джилл? Нет, ты, наверное, шутишь!… Как в тот раз, когда сказала, будто я предлагал тебе поехать со мной. Или когда велела показаться врачу!…
Джилл Темплер покачала головой.
– Фоллз не просто расположен в Восточном Лотиане. Этот поселок находится недалеко от того места, где живут Бальфуры. – Она сделала небольшую паузу, давая Ребусу время переварить услышанное. – Что касается врача, – добавила Джилл, – то к нему ты можешь обратиться в любой день…
Ребус выехал из Эдинбурга по магистрали А-1. Движение было сравнительно небольшим, яркое утреннее солнце еще не успело подняться слишком высоко над горизонтом. Восточный Лотиан представлялся Ребусу краем полей для гольфа, скалистых берегов, ровных пашен и ревниво оберегающих свою индивидуальность поселков, жители которых ездили на работу в город, а по вечерам возвращались обратно. Существовали в здешних краях и свои мрачные тайники – например, таборы на колесах, где скрывались от правосудия преступники из Глазго, но в целом это было спокойное местечко, куда приятно отправиться на выходные или завернуть по пути на юг, в Англию, чтобы полюбоваться из окна машины мирными сельскими пейзажами. Небольшие города и поселки – такие, как Хаддингтон, Гуллейн и Норт-Берик, – всегда казались Ребусу немного консервативными, замкнутыми, но процветающими анклавами, экономика которых поддерживалась сельскими жителями, с недоверием относившимися к супермаркетам столицы и делавшими необходимые покупки в местных лавках. Тем не менее влияние Эдинбурга год от года становилось все сильнее: цены на недвижимость вынуждали горожан селиться все дальше от городской черты, а зеленую зону разъедало строительство новых жилых кварталов и гигантских торговых центров. Полицейский участок, в котором работал Ребус, стоял прямо на въезде в город с юго-восточного направления, и все последние десять лет он наблюдал за тем, как неуклонно растет поток "маятниковых мигрантов", медленно катящийся мимо его окон в часы пик.
Отыскать Фоллз оказалось не просто. Доверяя больше инстинкту, чем картам, Ребус ухитрился пропустить нужный поворот и вместо Фоллза оказался в Дреме. Здесь он сделал небольшую остановку. Купив два пакета картофельных чипсов и жестянку "Айрн-брю", Ребус опустил стекло и устроил маленький пикник не выходя из машины. Он все еще считал, что попал в эту глушь исключительно потому, что кто-то захотел поставить его на место. А если конкретно, то не кто-то, а его новый начальник, старший суперинтендант Темплер. Богом забытая деревушка с названием Фоллз… ну что там может быть интересного?
Когда с едой было покончено, Ребус поймал себя на том, что насвистывает какой-то мотив. Ему смутно вспомнилось, что это песенка о жизни у водопада . Вроде бы ее записала для него Шивон, одно время пытавшаяся заниматься его музыкальным образованием, застопорившимся еще в конце семидесятых.
Весь Дрем состоял из одной-единственной главной улицы, которая была довольно широкой, но тихой и совершенно безлюдной. Лишь изредка мимо проносился легковой автомобиль или грузовик, но на тротуарах не было ни одной живой души. Правда, продавщица попыталась вовлечь его в разговор, но Ребусу было совершенно нечего добавить к ее словам о погоде, а дорогу к Фоллзу он не хотел спрашивать из принципа. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы его приняли за очередного туриста.
В конце концов ему все-таки пришлось заглянуть в карту. Фоллз выглядел на ней как крошечная точка. Интересно, подумал Ребус, откуда взялось у захолустной деревушки столь громкое название? Впрочем, ему уже приходилось сталкиваться с подобными географическими казусами; в любом случае он бы не удивился, если бы узнал, что оно возникло в результате диалектного искажения совсем другого слова.
Примерно через десять минут неторопливой езды по извилистым проселочным дорогам, то спускавшимся в лощину, то взбиравшимся на холм, Ребус добрался до Фоллза. Он бы добрался быстрее, если бы верхушки холмов не загораживали обзор; кроме того, в одном месте ему попался тихоходный трактор, за которым он довольно долго полз на второй передаче.
Фоллз оказался не совсем таким, каким Ребус его представлял. Пролегавший через центр поселка участок дороги был заасфальтирован; по одну сторону от него стояли аккуратные особнячки с ухоженными садиками, по другую прямо вдоль тротуара тянулся ряд коттеджей. На одном из коттеджей висел обрезок широкой доски, на котором не лишенными кокетства буковками были выведены слова "Гончарная мастерская". И только в дальнем конце деревни (она, впрочем, больше походила на поселок) виднелись постройки, подозрительно напоминающие муниципальные микрорайоны тридцатых годов: серые одноквартирные дома с разоренными палисадниками, разломанными изгородями и брошенными посреди дороги трехколесными велосипедами. От дороги их отделяла полоса пожелтевшей травы, на которой двое мальчишек нехотя пинали футбольный мяч. Когда Ребус проезжал мимо, они посмотрели на него так, словно он был какой-то диковинкой.
Деревня закончилась так же внезапно, как и началась, и Ребус снова очутился на ухабистом проселке на краю наполовину вспаханного поля. Притормозив, он остановился у обочины. Далеко впереди маячило что-то вроде заправочной станции, то ли действующей, то ли давно заброшенной.
Пока Ребус размышлял, мимо проехал трактор, который он недавно обогнал. Замедлив ход, трактор свернул с дороги и, несколько раз дернувшись, остановился. Водитель открыл дверцу и, не обращая на Ребуса никакого внимания, спрыгнул на землю. В кабине гремело включенное на всю катушку радио.
Ребус тоже вышел из машины, с силой захлопнув за собой дверь, но тракторист даже не взглянул в его сторону. Тогда Ребус сделал несколько шагов и остановился, опершись руками на доходившую ему до пояса каменную стену.
– Доброе утро, – сказал он.
– Доброе утро. – Позвякивая инструментами, тракторист возился у задних колес своей машины.
– Я сотрудник полиции, – представился Ребус. – Вы не подскажете, где я могу найти Биверли Доддс?
– У нее дома, я полагаю.
– А где она живет?
– Видите вон тот коттеджик с вывеской "Гончарная мастерская"?…
– Да.
– Это ее…
Голос у тракториста был абсолютно бесстрастный. Он так и не посмотрел на Ребуса, полностью сосредоточившись на механизме прикрепленного к трактору навесного плуга. Это был мужчина плотного телосложения; его курчавые черные волосы и густая борода обрамляли изборожденное глубокими морщинами лицо, неожиданно напомнившее Ребусу странные физиономии-перевертыши из комиксов, завораживавшие его в детстве: смотришь прямо – одна физиономия, крутанешь на сто восемьдесят градусов – другая.
– Вы насчет этой чертовой куклы? – спросил тракторист.
– Да. А что?
– По-моему, ерунда полная. Не стоило вам сюда тащиться из-за такого пустяка.
– Значит, вы не думаете, что эта… находка может иметь отношение к исчезновению мисс Бальфур?
– Конечно нет. Это наверняка ребятишки из Прилужья… Играли во что-то, а может, просто баловались.
– Пожалуй, вы правы. Прилужье… это, вероятно, те крайние дома? – Ребус кивнул в направлении деревни. Мальчишек-футболистов скрывал поворот дороги, но ему казалось, что он все еще слышит далекие удары по мячу.
Тракторист кивнул.
– Как я уже говорил, пустая трата времени. Впрочем, время-то ваше, не чье-нибудь… Вот только оплачивается оно деньгами налогоплательщиков, в частности, моими.
– А ее родителей вы знаете?
– Чьих? Биверли?…
– Нет, я имел в виду Бальфуров.
Тракторист снова кивнул: