Мегрэ в школе - Жорж Сименон 5 стр.


- Я думаю, что если бы во вторник он выходил из класса в то время, когда вашего мужа там не было, то его товарищи непременно заметили бы это. Верно?

- Конечно.

- И сказали бы об этом.

- Вы думаете, что Жан-Поль…

- Я обязан думать обо всем. Кто из учеников утверждает, что видел, как ваш муж выходил из сарая?

- Марсель Селье.

- Чей он сын?

- Сельского полицейского, который одновременно и жестянщик, и электрик, и водопроводчик. При случае он даже чинит крыши.

- Сколько лет Марселю Селье?

- Столько же, сколько и Жан-Полю, с разницей в два или три месяца.

- Это хороший ученик?

- Он и мой сын лучшие ученики в классе. Чтобы не создалось впечатления, что муж выделяет Жан-Поля, предпочтение всегда отдается Марселю. Его отец - умный, трудолюбивый человек. Мне кажется, что они хорошие люди… Вы на него сердитесь?

- На кого?

- На Жан-Поля. Он вел себя с вами не очень-то вежливо. А я даже не предложила вам выпить чашечку кофе. Не хотите ли?

- Спасибо. Лейтенант, наверно, уже пришел, а я обещал повидаться с ним.

- Скажите, вы по-прежнему будете нам помогать?

- Почему вы меня об этом спрашиваете?

- Понимаете… мне кажется, что на вашем месте я была бы в затруднении. Вы приехали издалека, и то, что вы нашли здесь, так малопривлекательно…

- Я постараюсь сделать все, что смогу.

Он отошел к двери, опасаясь, как бы она опять не взяла его за руку и, не дай Бог, не поцеловала бы ее. Ему хотелось поскорее выйти во двор, почувствовать свежий деревенский воздух, услышать другие звуки, помимо усталого голоса жены учителя.

- Я, конечно, зайду к вам еще раз.

- Вы уверены, что ему ничего не надо?

- Если ему что-либо понадобится, я дам вам знать.

- Может быть, надо нанять адвоката?

- Сейчас этого не требуется.

В тот момент, когда он, не оглядываясь, проходил по двору, застекленная школьная дверь распахнулась на обе половины и стайка ребят с криком высыпала на двор. Некоторые, увидев Мегрэ и зная, конечно, от своих родителей, кто он такой, остановились и принялись его с любопытством разглядывать.

Там были дети всех возрастов: и шестилетние мальчишки, и четырнадцати-пятнадцатилетние верзилы. Были там и девочки: они сбились в одну кучу в углу двора, как бы желая укрыться от мальчишек.

Через открытые в коридоре двери Мегрэ увидел повозку полицейского. Он подошел к канцелярии и постучал. Раздался голос Даньелу:

- Войдите!

Лейтенант, в расстегнутом кителе, со снятой портупеей, встал и пожал комиссару руку. Он расположился на месте Гастена, на столе были разложены бумаги и печати мэрии.

Мегрэ не сразу заметил толстую девушку с ребенком на руках, сидевшую в темном углу.

- Садитесь, господин комиссар. Буду готов к вашим услугам через несколько минут. Я решил пригласить еще раз всех свидетелей и опросить их более подробно.

Видимо, потому, что парижский комиссар приехал в Сент-Андре.

- Не хотите ли сигару?

- Благодарю. Я курю только трубку.

- Да, совсем забыл.

Сам он курил очень крепкие сигары и, разговаривая, пожевывал их.

- Разрешите? - И, обращаясь к девушке: - Вы говорите, что она обещала оставить вам все, что имела, включая и дом?

- Да. Обещала.

Казалось, будто она вовсе не понимала, что все это значит. Не понимала, вот и все! Поэтому-то и производила она впечатление совершенной дурочки.

Это была крупная, мужеподобная девушка, одетая в черное, с чужого плеча платье. В ее нечесаных волосах застряли клочки сена.

- Когда она вам это обещала?

- Уже давно.

Голубые глаза девушки были почти прозрачные. Она недовольно хмурила брови, стараясь понять, что от нее хотят.

- Что вы понимаете под словом "давно"? Год?

- Может, и год.

- Два года?

- Может, и два.

- С каких пор вы работали у Леони Бирар?

- Постойте… С тех пор, как у меня родился второй ребенок… Нет, третий…

- Сколько ему лет?

Пока она мысленно старалась сосчитать, губы у нее шевелились, будто она читала молитву.

- Пять лет.

- Где он находится сейчас?

- Дома.

- А сколько всего у вас детей?

- Трое. Один со мной, а старший в школе.

- Кто за ними присматривает?

- Никто.

Мужчины обменялись взглядами.

- Значит, вы работали у Леони Бирар около пяти лет. Разве она сразу же пообещала вам оставить свои деньги?

- Нет.

- Через два года? Через три?

- Да.

- Что "да"? Через два или три?

- Не знаю.

- Она не писала об этом бумагу?

- Не знаю.

- Вы не можете сказать, почему она вам это обещала?

- Чтобы позлить свою племянницу. Так она мне сказала.

- Навещала ли ее племянница?

- Никогда.

- Это мадам Селье, жена сельского полицейского?

- Да.

- А сельский полицейский заходил когда-нибудь к ней?

- Да.

- Они не ссорились?

- Нет.

- Зачем он приходил к ней?

- Он грозился составить протокол за то, что она выбрасывала очистки в окно.

- Они ссорились?

- Они ругались.

- Вы любили свою хозяйку?

Она с удивлением уставилась на него своими большими, круглыми, прозрачными глазами, будто мысль о том, что она могла любить или не любить кого-то, никогда не приходила ей в голову.

- Не знаю.

- Она хорошо к вам относилась?

- Она давала мне остатки.

- Остатки чего?

- Еды. И еще свои старые платья.

- Она платила вам регулярно?

- Немного.

- Что вы называете "немного"?

- Половину того, что мне платили другие, когда я работала у них. Но у нее я работала каждый день после полудня. Тогда…

- Вы присутствовали при ее ссорах с другими людьми?

- Она ссорилась почти со всеми.

- У себя дома?

- Она не выходила из дому и ругалась с людьми через окно.

- Что она кричала?

- Она орала на всю деревню обо всех их проделках и тайнах.

- Значит, ее все ненавидели?

- Наверно, так.

- Как вы думаете, был ли в деревне такой человек, который до того ненавидел ее, что решился на убийство?

- Значит, был, раз ее ухлопали.

- Но вы не догадываетесь, кто бы это мог сделать?

- Я думала, вы сами это знаете.

- Каким образом?

- Ведь арестовали же вы учителя.

- Вы думаете, что это он?

- Откуда мне знать?

- Разрешите задать ей вопрос, - вмешался Мегрэ, обращаясь к лейтенанту.

- Пожалуйста.

- Скажите, Тео, полицейский из мэрии, ладил с Леони Бирар?

Она задумалась.

- Как и все.

- Он знал, что она обещала не забыть вас в своем завещании?

- Я ему говорила про это.

- И как же он отнесся к этому?

Она не поняла его вопроса. Он снова повторил его:

- Что он ответил вам на ваши слова?

- Он сказал, что я должна попросить у нее бумагу.

- Вы так и сделали?

- Да.

- Когда?

- Давно.

- Она отказалась написать бумагу?

- Она сказала, что все в порядке.

- Что вы сделали, когда увидели ее мертвой?

- Я закричала.

- Сразу же?

- Как только увидела кровь. Я подумала сперва, что она в обмороке.

- Вы не лазили в ящики?

- В какие ящики?

Мегрэ кивнул лейтенанту, чтобы он кончал допрос. Тот поднялся:

- Спасибо, Мария. Если вы мне понадобитесь, я позову вас.

- Она не написала бумагу? - спросила девушка, стоя у двери с ребенком на руках.

- До сих пор мы ничего не нашли.

Тогда, повернувшись к ним спиной, она пробормотала:

- Я так и знала, что она меня надует.

Они видели, как она прошла мимо окна, недовольно ворча себе под нос.

Глава 4
Письма почтальонши

Лейтенант улыбнулся, словно извиняясь:

- Вы же сами видите! Я делаю все, что могу.

И это действительно было так. Он вел расследование с еще большим рвением: ведь теперь у него был помощник, да еще из прославленной парижской сыскной полиции, которая представлялась ему крайне авторитетной инстанцией.

Сам он был как бы на особом положении. Он принадлежал к известной тулузской семье; по настоянию родителей он прошел курс обучения в политехническом институте и окончил его с более или менее хорошим аттестатом. Но вместо того, чтобы стать военным или инженером, он предпочел поступить в полицию и еще два года изучал право.

У него была красивая жена из хорошей семьи, и все считали, что это одна из самых приятных супружеских пар в Ла-Рошели.

Он делал вид, будто прекрасно себя чувствует в мрачноватой обстановке мэрии, куда никогда не заглядывало солнце и где, по сравнению с ярким светом на улице, было почти совсем темно.

- Не так-то просто узнать, что они думают, - заметил он, раскуривая новую сигару.

В углу комнаты, прямо у стены, стояли шесть карабинов 22-го калибра. Четыре из них были совершенно одинаковы, а один - старого образца, с резным прикладом.

- Думаю, что теперь они все тут, голубчики. Ну а если и остались еще где-нибудь, мои люди найдут их сегодня же.

Он взял с каминной полки картонную коробочку, похожую на коробку для пилюль, и вынул оттуда кусочек расплющенного свинца.

- Я осмотрел его очень тщательно. В свое время я изучал баллистику, а в Ла-Рошели у нас нет эксперта. Это обыкновенная свинцовая пуля, которую иногда называют легкой пулей. Достигая цели, она расплющивается даже о сосновую доску. Поэтому оставленный такой пулей след мало что говорит следователю, тогда как пули другого образца позволяют точно установить, каким оружием пользовались в данном случае.

Мегрэ понимающе кивнул.

- Вы знакомы, господин комиссар, с карабином 22-го калибра?

- Более или менее.

Скорее менее, чем более, ибо он не припомнил ни одного преступления в Париже, совершенного с помощью такого оружия.

- Из него можно стрелять выборочно - короткими или длинными патронами. Короткие предназначены для стрельбы на очень близком расстоянии, но пули длинного патрона поражают цель даже на расстоянии в сто пятьдесят метров и больше.

На мраморной каминной доске лежали кучкой еще двадцать других свинцовых кусочков.

- Н-да… Вчера мы проделали опыт с несколькими карабинами. Пуля, которой убили Леони Бирар, была, вероятно, длинная, 22-го калибра, и вес ее соответствовал весу тех, которые мы испытали.

- А патрон не нашли?

- Мои люди тщательно обыскали сад за домом. Они и сейчас еще продолжают поиски. Вряд ли стрелявший подобрал гильзу… Как видите, я пытаюсь объяснить вам, что у нас крайне мало вещественных доказательств.

- Скажите, а давно ли пользовались этими ружьями?

- Недавно. Но установить это точно трудно, так как мальчишки обычно не заботятся о чистке и смазке ружья после употребления. Медицинская экспертиза - взгляните, вот справка - тоже не очень-то нам помогла, потому что врач не может определить даже приблизительно, с какого расстояния произведен был выстрел. Это могло быть и с пятидесяти и со ста метров…

Стоя у окна, Мегрэ набивал трубку и рассеянно слушал лейтенанта. Напротив церкви он видел мужчину с всклокоченными черными волосами, который подковывал лошадь, и молодого парня, державшего ее ногу.

- Вместе со следователем мы рассмотрели многие возможные гипотезы. Первая, пришедшая нам на ум, может показаться вам странной: это несчастный случай. Преступление настолько невероятно, так мало возможностей убить старую почтальоншу из карабина 22-го калибра, что мы невольно задали себе вопрос: не произошло ли это случайно? Кто-нибудь в саду, как это часто делают мальчишки, мог стрелять по воробьям. Бывают еще более странные совпадения… Вы понимаете, что я хочу сказать?

Мегрэ утвердительно кивнул. Чувствовалось, что лейтенант испытывает почти детское желание добиться его одобрения, и трогательно было видеть, как он старался.

- Мы отнесли эту гипотезу к разряду теории чистой случайности. Если бы смерть Леони Бирар произошла в другое время дня, или в выходной день, или в каком-либо другом месте, то мы бы и остановились на этом предположении, как на наиболее вероятном. Однако старуха была убита в то время, когда все дети были в школе.

- Все?

- Почти все. В этот день в школе отсутствовало трое или четверо учащихся, и все они живут довольно далеко. Кроме того, в это утро в деревне их не видели. Еще один - сын мясника - уже целый месяц лежит в постели. Мы обсудили также и второе предположение - недоброжелательное отношение к покойной. Допустим, кто-то из соседей, кого она сильно разозлила, выстрелил издалека, чтобы попугать ее или разбить окно… разумеется не помышляя при этом об убийстве. Я еще не отказался от этой второй версии, ибо третья - преднамеренное убийство - потребовала бы первоклассного стрелка. Если бы пуля попала не в глаз, а куда-нибудь еще, старуха бы отделалась легким ранением. А чтобы попасть именно в глаз, да еще с большого расстояния, надо быть исключительно метким стрелком… Не забывайте, что все это произошло среди бела дня, посреди деревни, в тот час, когда большинство женщин дома. Стояла хорошая погода, и многие окна были раскрыты настежь.

- Вы пытались установить, где находился каждый из ее соседей около четверти одиннадцатого утра?

- Вы слышали показания Марии Шмелкер. Показания остальных так же неубедительны, как и ее. Все дают показания очень неохотно, а когда вдаются в подробности, то это только больше запутывает дело.

- Помощник полицейского был в своем саду?

- По-видимому, да. Все зависит от того, на какое время надо ориентироваться - на радио или на церковные часы, так как часы на церковной башне спешат на пятнадцать - двадцать минут. Кто-то из тех, кто слушал радио, сказал, что видел, как Тео направлялся в "Уютный уголок" в начале одиннадцатого. А в "Уютном уголке" утверждают, что он пришел туда уже после половины одиннадцатого. Жена мясника, сушившая на дворе белье, утверждает, что видела, как он вошел, по обыкновению, в свой погребок пропустить стаканчик вина.

- У него есть карабин?

- Нет. Только охотничье ружье - двустволка. Я рассказываю вам все это лишь для того, чтобы показать, насколько мне трудно получить точные сведения. Только мальчишка стоит на своем.

- Сын полицейского?

- Да.

- Почему он ничего не сказал при первом допросе?

- Я задал ему такой вопрос, но он ответил весьма уклончиво. Вам, конечно, известно, что его отец, Жюльен Селье, женился на племяннице старухи.

- Я знаю также, что Леони Бирар объявила ей, что лишает ее наследства.

- Марсель Селье сказал, что он не хотел впутывать своего отца в это дело. Только вчера вечером он рассказал отцу об этом. И Жюльен Селье привел его к нам только в четверг утром. Вы их увидите. Это симпатичные, честные люди.

- И Марсель видел, как учитель выходил из сарая?

- Так он утверждает. В классе дети были предоставлены самим себе, они баловались, а Марсель Селье, серьезный, спокойный мальчик, подошел к окну и увидел Жозефа Гастена, выходившего из сарая.

- А он видел, как тот туда входил?

- Нет, только как он выходил. В этот момент выстрел уже прозвучал. Учитель же продолжает отрицать, что в то утро он входил в сарай. Или он врет, или мальчишка все выдумал. Но зачем?

- В самом деле, зачем? - спросил Мегрэ.

Перемена в школе кончилась. Мимо окна прошли две женщины с сумками в руках, направляясь в кооператив.

- Могу я осмотреть дом Леони Бирар? - спросил Мегрэ.

- Я провожу вас. Ключ у меня.

Ключ также лежал на каминной полке. Лейтенант сунул его в карман, застегнул китель и надел фуражку. Они вышли. В лицо им пахнуло морем. Правда, запах моря был едва уловим, и это огорчило Мегрэ.

Они завернули за угол и перед заведением Луи Помеля комиссар вдруг сказал:

- Не выпить ли нам по стаканчику?

- Вы полагаете?.. - смущенно пробормотал лейтенант.

Пить в бистро или в харчевне было не в его правилах. Предложение комиссара смутило его, и он не знал, как отказаться.

- Я думаю, только…

- О, всего один глоток белого вина.

Тео сидел в углу за стойкой, вытянув длинные ноги, бутылка вина и стакан стояли поблизости. Напротив него стоял почтальон, вместо левой руки у него был железный крюк. Когда они вошли, оба замолчали.

- Что вам предложить, господа? - спросил Луи, стоявший за стойкой с засученными рукавами.

- По стаканчику белого вина.

Смущенный Даньелу старался держаться с достоинством. Может, поэтому-то помощник полицейского и смотрел на них обоих насмешливо. Высокий, громоздкий, он был, видимо, раньше толстяком, а теперь похудел, и его дряблая кожа покрылась морщинистыми складками, напоминавшими чем-то смятую одежду.

В его взгляде читалась насмешливая самоуверенность крестьянина, к которой добавлялась самоуверенность политикана, привыкшего вносить сумятицу в муниципальные выборы.

- Так что же стало с этим канальей Гастеном? - спросил он будто ни к кому не обращаясь.

И Мегрэ, не зная почему, ответил ему в том же тоне:

- Он ждет, когда кто-то другой займет его место.

Такой ответ шокировал лейтенанта. А почтальон быстро обернулся.

- Вам удалось что-то открыть? - спросил он.

- Вы должны знать эти места лучше, чем кто-либо другой. Ведь вы ежедневно совершаете обход всей округи.

- И какой обход! Прежде было не так: тогда люди не получали за всю свою жизнь ни одного письма. Я вспоминаю, что на некоторые фермы я заходил только раз в год, с календарем. А сейчас не только каждый получает газету, которую надо приносить ему на дом, но есть еще и такие, кто получает пособия или пенсии. Если бы вы знали, сколько на это уходит бумаги… - С удрученным видом он повторил: - Сколько бумаги! Сколько бумаги!..

Он проговорил это таким тоном, словно сам заполнял все эти бумаги.

- Сначала ветераны войны. Это я понимаю. Затем вдовьи пенсии. Потом социальное страхование, пособия многодетным семьям. И пособия… - Он повернулся к полицейскому: - Ты ведь знаешь, небось в деревне не найдется ни одного человека, который за что-нибудь не получал бы пособия от государства. Я уверен, что некоторые и детей рожают лишь для того, чтобы получать пособия…

С запотевшим в руке стаканом Мегрэ весело спросил:

- Вы думаете, что пособия имеют какое-то отношение к смерти Леони Бирар?

- Кто знает!

Это была, конечно, его навязчивая идея. Он тоже получал пособие за свою руку. Его бесило, что и другие их получают. В общем, он завидовал.

Глаза Тео по-прежнему смеялись. Мегрэ потягивал маленькими глотками вино, и это почти совпадало с его представлением о поездке на взморье. Воздух был того же цвета и того же привкуса, что и белое вино. На площади две курицы долбили клювом твердую как камень землю. На кухне Тереза чистила лук и вытирала время от времени глаза уголком передника.

- Пошли?

Даньелу, едва пригубив вино, с чувством облегчения последовал за ним.

Назад Дальше