Они уже второй день разбирались в показаниях школьников, от истерических до псевдокрутых. При этом им постоянно сообщали, что разгневанные родители звонят из Эккернфёрде, что уже поступают жалобы в высшие инстанции: дети испуганы, их нужно успокоить, а не допрашивать. И ведь верно, в сущности! И что хватит постоянно говорить про Киль. Их группа прибыла из Эккернфёрде, следующей бухты к северу от Килерфёрде; надо почаще заглядывать в атлас, или у них там, в центре страны, его нет?
Тойер выбросил свой при переезде, и ему пришлось воспользоваться школьным атласом Бабетты. Город находился почти на датской границе, во всяком случае, так это выглядело на мелкомасштабной карте Германии. Нашел он и Эре, остров, где в прошлом году Ильдирим и Бабетта пережили страшную ночь.
Сыщик не был суеверным, но его все же смутило, что север во второй раз стал предметом его профессиональной активности.
Изнурительной активности, ведь они с Ильдирим больше не имели права работать вместе. От прокуратуры над следствием надзирал карьерист Момзен и ничего не желал слышать о криминальной версии.
- Разумеется, вы, господин Тойер, должны расследовать это дело, - гундосил он в телефон, - но потом закрыть его. В конце концов, ведь перед нами бесспорный несчастный случай.
- Именно это я и намерен выяснить.
- Да, прекрасно. Тогда жду от вас в скором времени отчета. До свидания.
От них уже многое ускользнуло: с турбазы уехали некоторые группы и отдельные постояльцы, прежде чем их успели опросить. На яростный звонок Тойера управляющая возразила, что ей требовалось освободить место для новых приезжих.
Сыщикам пришлось помучиться, обмениваясь корреспонденцией с разными зарубежными учреждениями или - что хуже - объясняясь по телефону на подзабытом школьном английском.
Двое французов алжирского происхождения, как выяснилось, уже имели судимость за сбыт наркотиков и - ага! - на самом деле были поставщиками тех американских парней. А те, в свою очередь, оказались набожными христианами и попросили для себя строгого наказания. Деньги на ремонт забора выделил преподобный Шаффер из Техаса, возмущенный поведением своего отпрыска, Дейва Шаффера III.
Но в остальном французы и американцы находились вне рамок расследования, поскольку первые в ту злосчастную ночь надолго застряли в борделе, а заокеанские оболтусы были в Мангейме в православном храме - на Рождественской всенощной. Парень, лазивший в обезьянник, Джеймс Гагарин, хотел познакомить приятелей со своими фамильными корнями; нет, к счастью, он не состоял в родстве с космонавтом, ведь тот был коммунистом.
Трудней всего проходили поиски итальянского туриста, поскольку доктор Дзерби, которого гейдельбергская полиция обычно использовала в качестве переводчика, только что прошел сквозь кровавую бракоразводную драму и крайне неохотно согласился помочь. В итоге итальянские коллеги что-то недопоняли и арестовали бедного господина Бенедетто в два часа ночи. Вскоре поступило новое сообщение: он отпущен, так как его алиби подтвердил сосед по номеру, норвежец. Тот объявился быстро и констатировал, что Бенедетто ужасно храпел, и поэтому он может дать гарантию, что итальянец всю ночь никуда не отлучался. Его собственное алиби? Он болен атрофией мышц и потому не мог никуда таскать никаких мальчишек, и вообще, из-за своего недуга он не планирует долго жить, так что, если у полиции появятся новые вопросы к нему, пускай они не мешкают.
На турбазе находился и второй школьный класс из Германии. Потенциальные убийцы оказались третьеклассниками, и это вывело их из круга подозреваемых - для всех, кроме Хафнера.
("Моральные критерии утрачены. Сегодня даже у первоклашек нравственность эсэсовцев". - "Но ведь законы гравитации еще действуют. Третьеклассник просто не сможет поднять четырнадцатилетнего парня". - "Много собак - зайцу погибель, Зенф!")
Бельгийский священник, которого Тойер в своем кошмарном сне уличил в этом преступлении и восьми дюжинах других, оказался уж точно невиновным, поскольку, как выяснилось, страдает куриной слепотой.
Первые результаты у экспертов уже имелись: как и ожидалось, волокна были от веревки американцев. На турбазе не нашли никаких следов. Все дорожки в зоопарке дочиста промыл сильный дождь, и следы возле проделанной в заборе дыры действительно были затоптаны.
Удалось установить, что кто-то, вероятно, сам мальчик, вылез из окна по водосточной трубе, так как ключ от входа выдавался лишь совершеннолетним постояльцам. Впрочем, учитывая время его смерти, это не имело значения, так как после двух часов ночи никого из служащих уже не было, и любой гость, в нарушение правил распорядка, мог покинуть турбазу через запасный выход. Эту тайну знали все школьники, ее передавали от группы к группе. Администрация давно перестала бороться с этим, ведь аварийный выход, по инструкции, должен быть открытым. Фальшивые утверждения, что он оборудован сигнализацией, давно не помогали.
Да, следы на водосточной трубе ничего не добавляли: после изучения содержимого желудка было установлено время трагедии - между двумя и тремя часами утра.
Характер раны на голове по-прежнему не позволял сделать вывод о каком-либо определенном предмете.
В один из дней - Тойер не смог бы назвать его, не взглянув на календарь, - он, Зенф и Хафнер корпели над материалами следствия. Лейдиг ожидался с минуты на минуту, он заканчивал беседу с одной из школьниц.
- Никто из них почти не знал этого Анатолия, хотя он сидел с ними в классе почти два года. Но то, что он помешан на живности, знали все. И я, к сожалению, понимаю, почему одинокий мальчишка с такой страстью увлекся животным миром. - Зенф не без усилий потянулся.
- Удар пришелся в область уха. Перелом основания черепа, смерть наступила мгновенно. Слабые кости - из-за недостаточного питания в детстве. Все прочие повреждения он получил при падении в ров. - Хафнер отложил бумаги и чуть ли не с вызовом взглянул на Тойера. - Я скрепя сердце отказываюсь от версии о третьеклассниках. Это дело рук обезьяны. Мохнатого мерзавца.
Тойер с досадой ударил кулаком по столу:
- Значит, он, со своими слабыми костями, спрыгнул в ров и выкарабкался наверх? Или горилла поджидала его во рву?
- Директор зоопарка считает, - возразил Зенф, - и, возможно, он прав, что ров не такой глубокий. Если ухватиться за край и повиснуть на руках, то можно спрыгнуть без травм. В каком месте последовало нападение, мы никогда уже не узнаем. Вспомните о дожде. Тойер покачал головой:
- Кто это станет прыгать среди ночи в темный ров? Слабые кости, но при этом мальчишка не сломал себе ноги!
Зенф лишь беспомощно пожал плечами:
- Да. Точно. У парня слабые кости, но он обошелся без переломов.
Тойер сумрачно молчал. Вошел Лейдиг и произнес:
- Наконец-то получился содержательный разговор. - Казалось, он упивался возникшей паузой, пока шел к своему столу. Одна, две, три секунды, напряженные взгляды, устремленные на него одного. - Вот. "Альбом дружбы". - Он поднял над головой маленький квадратный альбом. - Его дала нам одноклассница Анатолия.
- Мышка Дидл, - довольным тоном констатировал Хафнер. - Немецкий ответ империалистической свинье по фамилии Дисней.
Еще два года назад Тойеру пришлось бы долго выспрашивать, что за штука этот "Альбом дружбы", но за эти месяцы он и сам иногда пополнял "анналы" Бабетты. На вопрос о любимой музыке лгал - "Бах", чтобы не показаться легкомысленно молодящимся, написав "поп". Говоря по правде, лгал он там всегда, но для разнообразия иногда ставил прочерки.
- Анатолий сделал тут запись, - объявил, наконец, Лейдиг. - Кажется, он действительно был аутсайдером в классе. Девочка заявила, что ей стыдно перед одноклассниками, и попросила никому не рассказывать. Мы и не станем, ведь…
- Ладно, - нетерпеливо перебил его Тойер, - не тяни кота за хвост.
- Так вот послушайте, что он написал о своем самом большом желании: "Я хочу когда-нибудь встретить могучий горилла. И чтобы без решетки. Этот животный меня восхищает. Говорят, что надо учиться у люди, почему не у такой красивый животный". Тогда он, конечно, еще плохо знал немецкий.
Лейдиг выжидающе взглянул на коллег. Тойер стал подыскивать возражения, но ему ничего не пришло в голову.
- Не торопись, Лейдиг. - Хафнер пригубил что-то из маленькой медной амфоры, сменившей стальную фляжку, - его манеры становились все утонченнее. - Допустим, я пристукну кого-нибудь, потом непременно сделаю запись в своем альбомчике, что тот несчастный прикончил сам себя, и поставлю внизу его имя! Шеф, преступление совершила девчонка!
- Ну разумеется, - кивнул Тойер. - Ты что пьешь-то?
- Солодовое виски. Крепость шестьдесят градусов! - Хафнер явно гордился тем, что способен употреблять столь крепкие спиртные напитки, оставаясь на ногах. - Девчонка…
- Хафнер, - ледяным тоном возразил Лейдиг. - Я не дилетант в нашем деле. Почерк его, ведь у нас лежат его вещи, а всем ученикам было велено привезти с собой тетради. Их учитель довольно строгий.
- Точно, - раздраженно согласился Хафнер, - тоже верно. Бедным детям даже пришлось пожертвовать двумя днями каникул. А еще и одноклассника потеряли!
Такие смелые версии и яростные выпады означали лишь одно: их коллега основательно набрался.
Тойер перечитывал запись Анатолия, провозвестницу его смерти. Этого занятия ему хватило на весь вечер.
4
В следующие дни продолжал подтверждаться "вариант Кинг-Конга" - это выражение все больше укоренялось в умах. Тем временем коллеги с севера побеседовали с матерью Анатолия - Тойер надеялся, с должным тактом - и не узнали ничего особенно важного.
Осталось провести еще несколько завершающих опросов. Сначала Тойер намеревался присутствовать на всех, но координация действий с другими странами и Шлезвиг-Гольштейном, который казался ему таким же зарубежьем, отняла у него много времени. С мальчишками беседовал Хафнер. Пожалуй, те этого заслуживали, поскольку, по сведениям одноклассниц, они особенно притесняли бедного Анатолия. Тойер, пытавшийся в это время расшифровать факс египетского собрата по ремеслу, начал сомневаться в этом. Его бешеного комиссара слышно было издалека. Несколько оставшихся ребят и их учитель сидели, перепуганные, в коридоре. Гаупткомиссар быстро прошел мимо них и вступил в чистилище.
- Слушай! - орал Хафнер. - Мне не нравится, как ты мусолишь жвачку, мне не нравится, что твой череп похож на бильярдный шар! Ты мне вообще сразу не понравился, а теперь я еще узнал, что тебя звать Франко - блевать тянет от такого имечка. Потому что мужик по имени Франко топтал социализм, хоть и не победил его. Спроси об этом своего учителя истории!
- Я ж скзал, шеф, что не общалсь с Анатолием. Никто, никто с ним не общалсь. Он одевалсь как… ну… полный отстой и… можно я немножк покурю, а?
- Здесь не курят! - возопил Хафнер. - Все говорят, что ты его мучил и притеснял, макаронник хренов! Он был слабей тебя и плохо играл в футбол. И ты постоянно лупил в него мячом, так? Так? Все время целился по яйцам - так все говорят.
- Кто енто "все"? - без особого интереса спросил Франко. У этого хип-хопера наверняка уже и прежде периодически случались стрессовые встречи с копами, и он старался сохранять крутизну. Выглядел он так, словно сошел с постера, висящего на стене у Бабетты.
- Не "енто", а "это"! - заорал Хафнер. - Правильно надо говорить, пизанский говнюк! Я сам играл в регби, там такой, как ты, и дня бы не прожил! Там можно сердце из груди вынуть, но яйца - табу!
Трудно себе представить, как он ухитрялся это делать.
Тойер видел в своем шефе, пресловутом докторе Ральфе Зельтманне, все меньше и меньше достоинств, но вот умение неожиданно материализоваться, которое он периодически проявлял, не вызывало никаких сомнений. Странности его речи и поведения привели директора к угрожающему положению: в последние два года ему светил преждевременный выход на пенсию, но он сумел удержаться. Комично, что он не считал это комичным, но комичным это все-таки было.
На этот раз Зельтманн материализовался не один:
- Все это в высшей степени щекотливо и сомнительно, господин Тойер, господа! Я не посвящен в этот казус, хотя я, как-никак, все еще и отчасти снова директор полиции этого города, да-да! Так сказать, с сегодняшнего дня, сегодня приступаю, и уже снова что-то произошло. Сейчас мне хочется назвать это новым стартом без старых проблем. Конечно, проблемы остаются, старые или новые, да и в новых вскоре созреет зерно старого. Но груз ответственности сохраняется неизменным. Казус там, резус, макака-резус, верней, горилла, и что там связано с казусом. Обезьяну я оставляю за скобками, я вас умоляю, ведь обезьяна - не человек, в человеческом смысле.
Рядом с плетущим свои обычные словеса Зельтманном стоял чернокожий мужчина. Что это могло значить? Неужели директор нацелился на сотрудничество с ФБР? Это было вполне вероятно, но насколько Америка прогнила при Буше, если сотрудники ее силовых структур идут на контакт с Зельтманном?
Франко сидел на стуле, опустив голову, и даже не взглянул на вошедших. Хафнер тоже, кажется, решил продолжать свой допрос, не здороваясь:
- Ты, дебил, жил в номере рядом с Анатолием, вместе с тремя другими идиотами, ты, жопа, что это у тебя за отстойная картинка на твоей отстойной майке?
- Номер, шеф, был черс прход. Рядм жил Фредерсен.
- И кто же он такой, ты, скандинавский Болванелли?
- Учитель, - вздохнул Зенф. - Ты же знаешь.
- Что я знаю - мое дело! - надрывался Хафнер. - Ну, что за отстой у тебя на майке?
- Эт Оззи Осбрн, эй, не знаеть, что ль? Самы крутой…
- Мне насрать, как зовут твоего бимбо! - продолжал грозно вопить Хафнер, но все-таки, понизив тон, обратился вслед за этим к спутнику Зельтманна: - Nothing against you, my friend.
- Можете спокойно говорить со мной по-немецки. Доктор Магенройтер, из Министерства внутренних дел, - представился он. - Ваш расистский выпад - не самое удачное начало наших служебных отношений.
Допрос был прерван; вразвалочку, со старательно удерживаемым на лице равнодушием Франко выкатился за дверь.
Доктор Магенройтер был назначен временным советником директора полиции Зельтманна (мероприятие проводилось в рамках контроля над чиновниками) и должен был обеспечить Зельтманну, сделавшему в прошлом немало бесспорных ошибок, реабилитирующее возвращение на директорское поприще. В общем, образовалось так называемое временное двоевластие. На обоих начальников, хотя они только-только приступили к работе, посыпались всевозможные жалобы: детям, которые потеряли своего одноклассника из-за печального происшествия, явно представлявшего собой несчастный случай и нуждавшегося в выяснении лишь по причине суицидального характера, не позволяют вернуться домой, допрашивают, да, именно допрашивают и, возможно, травмируют их души. Так дело не пойдет.
- Коллега Магенройтер для меня все равно что третий глаз, - продолжал вещать Зельтманн, - и всегда чуткое ухо. Я часто ошибался, господа, но кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень…
Зенф незаметно для начальника щелкнул по небольшому камешку, который лежал на краю его стола, и Тойер едва не расхохотался. Когда только угомонится этот наглец?
- Я не хотел сказать "бимбо", - театрально взмолился Хафнер. - Я собирался сказать "жопа", но только что перед этим назвал этого говнюка именно так и в тот момент просто пытался избежать тавтологии…
Магенройтер презрительно отмахнулся:
- Меня больше интересует нынешнее состояние вашего расследования. Появились ли у вас факты, подкрепляющие другие версии, кроме версии о несчастном случае?
Тут вмешался Зенф:
- Пока нет. Мне постоянно звонят зоологи, шлют письма по электронной почте и либо категорически отрицают, что горилла могла нанести такую травму, либо не менее решительно утверждают противоположное.
- Значит, все-таки такая версия не исключается? - спросил Магенройтер.
- Нет, отмахнуться от нее нельзя, - ответил Зенф. - Директор зоопарка тоже считает, что Кинг-Конг, то есть обезьяна… Хотя… диссертацию он писал по морским моллюскам. - Зенф пожал плечами.
- Морские моллюски, ха-ха, - взвизгнул Зельтманн и подтолкнул локтем своего спутника; тот недовольно поморщился, но промолчал.
- Я думал, вы работаете вчетвером, - обратился он к полицейским.
- Так и есть, - торопливо пояснил Зельтманн. - А один даже уже мертвый.
Хафнер, немного притихший после своей оплошности, все-таки ухитрился метнуть в директора взгляд воспитанного киллера.
- А почему, собственно говоря, вы взялись за этот случай в мое отсутствие? Так сказать, absentia privatis? - Зельтманн скорчил строгое лицо.
- Лейдиг принял телефонный звонок ночью, - сказал в сторону Тойер: он не мог смотреть на директора без приступа тошноты.
- Кроме того, - продолжил, также отвернувшись от директора, удрученный Магенройтер, - вы ведь лучшие.
Тойер решил, что ослышался и переспросил:
- В луже?
Магенройтер оставил его возглас без внимания и продолжил:
- В последние годы вы вели здесь все громкие дела. И все раскрыли. Правда, с помощью методов, о которых в Полицейской академии предпочитают помалкивать… Тем не менее вы считаетесь лучшими полицейскими в Гейдельберге.
- Не забудьте еще Герлаха! - воскликнул Зельтманн.
- Герлах - круглый идиот, - отрезал Магенройтер. - Вы только что упоминали коллегу Лейдига. Где он?
- Лейдиг наверняка где-то в Центре, - сказал Тойер. - Ему кто-то позвонил, и он вышел.
- Что вы хотели, собственно говоря, узнать от молодого человека? - обратился Магенройтер к Хафнеру.
- Господи… - Комиссар удрученно уставился на носки своих ковбойских сапог. - Я немного нервничаю. Попросил Лейдига, чтобы он принес мне курево, а этот осел все не идет.
- Ах, господин Зельтманн! - Магенройтер с трудом выдавил улыбку. - Окажите любезность, посмотрите, пожалуйста, где задержался господин Лейдиг! Мне бы хотелось еще немного побеседовать с группой.
Зельтманн вздрогнул, словно от удара:
- Ну и ну, насколько я разбираюсь в субординации, а я в этом разбираюсь, не дело директора учреждения, управленческой единицы, планировать такие вещи, овеществлять такие планы!
- Прошу вас! - любезно, но убедительно произнес Магенройтер. - Я ведь еще не ориентируюсь в вашем ведомстве.
- Вот это правда, - закряхтел Зельтманн, - это верно. На полном форсаже, как сказала бы молодежь, не присутствующая в этом кабинете. - Директор встал и по-стариковски заковылял к двери.