Мальчики из Бразилии - Айра Левин 22 стр.

Да, он смутно припомнил, что в списке американских пар была и та, которая упомянула в перечне своих интересов и занятий выращивание сторожевых псов. Без сомнения, речь шла об этих Уиллоках; теперь бывший тюремный надзиратель, вышедший в отставку, может всецело посвятить себя любимому занятию.

- Доброе утро! - громко сказал Менгеле. - Таблич­ка внизу говорит, что тут есть сторожевые собаки, а такие псы - именно то, что мне надо.

Он поплотнее прижал пышные усы, получше пригла­дил парик на голове и посмотрел на себя в зеркальце; вернув его на место, он продолжал медленно вести ма­шину вверх по дороге; засунув руку за отворот пальто и пиджака, он расстегнул клапан кобуры, чтобы без помех выхватить револьвер.

Свора собак оглушительным лаем встретила его на залитой солнцем лужайке, на которой двухэтажный дом - белые ставни, коричневая дранка на крыше - стоял под углом к нему; за ним в загоне, обнесенном высокой изгородью, лаяли и носились не меньше дюжины псов. Рядом с изгородью стоял высокий человек с седой голо­вой, глядя на него.

Он выбрался на вымощенную камнем подъездную до­рожку к дому и остановил автомобиль, предварительно развернув его. Поодаль от дома в гараже на две машины стоял красный пикап; вторая половина была пуста.

Распахнув дверцу, он вылез, потянулся и потер заты­лок, пока контрольное устройство свистом напоминало ему, что надо вытащить ключ зажигания. Под мышкой он ощущал надежную тяжесть оружия. Захлопнув двер­цу, он остался стоять рядом с машиной, глядя на белое крыльцо у дома. Так вот где живет один из них! Может, где-то есть фотография мальчика! Каким счастьем было бы увидеть его лицо в четырнадцатилетнем возрасте! Боже небесный, а что, если он сейчас не в школе? При этой мысли его пробрала дрожь волнения!

Седоволосый человек по дуге стал спускаться по скло­ну холма, сопровождаемый огромным псом блестящей черной шерсти. На нем была плотная коричневая курт­ка, черные перчатки, коричневые брюки; он был высок и широкоплеч, а на красновато-коричневом лице засты­ло мрачное и недружелюбное выражение.

Менгеле улыбнулся.

- Доброе утро! - обратился он к хозяину. - Я тут...

- Вы Либерман? - низким горловым голосом спро­сил человек, подходящий ближе к нему.

Менгеле расплылся в широкой улыбке.

- Ja, да! - сказал он. - Да! Мистер Уиллок?

Человек остановился рядом с Менгеле и кивнул гри­вой серебряных волос. Пес, прекрасный образец иссине-черного добермана, зарычал на Менгеле, обнажая острые клыки. К его металлическому ошейнику с шипами был привязан кожаный ремень. На грубой коричневой курт­ке хозяина были видны следы клыков и когтей, сквозь которые порой торчала белая подкладка.

- Я приехал несколько раньше, - извинился Менге­ле.

Глянув ему за спину, Уиллок осмотрел машину и в упор уставился на него прищуренными голубыми глаза­ми под кустистыми седыми бровями. Его скулы в седо­ватой щетине были прорезаны морщинами.

- Заходите, - сказал он, мотнув головой в сторону дома. - Не буду скрывать, что вы чертовски заинтриго­вали меня.

Повернувшись, он возглавил шествие, придерживая за поводок черного добермана.

- Прекрасная собака, - из-за спины у него сказал Менгеле.

Уиллок поднялся на крыльцо. К белым дверям был приделан молоток в виде собачей головы.

- Ваш сын дома? - спросил Менгеле.

- Никого нет, - ответил Уиллок, открывая двери. - Если не считать вот их. - Рядом с ним оказалось несколько доберманов, которые лизали и покусывали его перчатки, порыкивая на Менгеле. - Спокойнее, ребята, - сказал Уиллок. - Это друг. - Жестом он отослал остальных собак - те послушно подчинились - и вошел в дом в сопровождении того же пса, следовавшего по пятам за Менгеле. - Закрывайте двери.

Войдя, Менгеле прикрыл двери и остановился, наблю­дая, как Уиллок сел на корточки среди сбежавшихся к нему доберманов, гладя их по головам и тиская вытяну­тые морды, пока они лизали его и тыкали носами,

- До чего они прекрасны, - сказал Менгеле.

- Это еще юнцы, - с удовольствием сказал Уил­лок. - Зарпо и Зерро, как их назвал мой сын; я ему дал только первые буквы, а этот - старина Самсон - спо­койнее, Сэм, - а вот это Майор. Ребята, это мистер Либерман. Друг. - Встав, он улыбнулся Менгеле, стя­гивая перчатки. - Теперь вы видите, почему я не нало­жил в штаны, когда вы сказали, что кто-то подбирается ко мне.

Менгеле кивнул.

- Да, - согласился он, глядя на двух доберманов, обнюхивавших его. - Такие собаки - более чем отлич­ная защита.

- Разорвут в клочья любого, кто хоть попробует косо взглянуть на меня, - Уиллок расстегнул куртку, под которой была красная рубашка, - Снимайте пальто, - предложил он, - И вешайте вот сюда,

Высокая вешалка с большими черными рожками сто­яла справа от Менгеле; в овальном зеркале было видно кресло и край обеденного стола в комнате напротив. Менгеле повесил шляпу и расстегнул пальто; глядя свер­ху вниз, он улыбнулся доберманам и затем Уиллоку, стаскивавшему куртку. За его спиной круто поднималась узкая лестница.

- Значит, вы тот самый, который поймал Эйхмана, - Уиллок повесил куртку с истрепанными обшлага­ми.

- Поймали его израильтяне, - уточнил Менгеле, тоже снимая пальто. - Но я, конечно, помог им. Я обнаружил, где он скрывался в Аргентине.

- Получили какое-то вознаграждение?

- Нет, - Менгеле повесил пальто. - Я занимаюсь этим лишь из чувства справедливости, - сказал он. - Я ненавижу всех нацистов. Они достойны того, чтобы их выслеживать и уничтожать, как червей.

- Теперь надо опасаться не нацистов, а психов, - сказал Уиллок. - Заходите вот сюда.

Менгеле, одернув пиджак, последовал за Уиллоком в комнату справа. Два добермана сопровождали его, тыка­ясь носами ему в ноги; двое других шли рядом с Уилло­ком. Комната оказалась уютной гостиной с белыми пор­тьерами на окнах, каменным камином, а стена слева была увешана дипломами и грамотами и фотографиями в черных рамках.

- О, до чего внушительно, - сказал Менгеле, под­ходя к выставке наград и снимков. Но на всех были только доберманы - и ни одной фотографии мальчика.

- Итак, почему же я понадобился нацистам?

Менгеле повернулся. Уиллок расположился на диван­чике в викторианском стиле, стоящем между двумя пе­редними окнами: высыпав табак из стеклянной табакер­ки на стол перед собой, он набивал короткую черную трубку. Положив передние лапы на стол, за его дейст­виями наблюдал доберман.

Еще один пес, покрупнее, лежал на круглом коврике между Менгеле и Уиллоком, спокойно, но с интересом глядя снизу вверх на Менгеле.

Остальные два добермана улеглась прямо на ногах Менгеле.

Уиллок поднял глаза на Менгеле и переспросил:

- Ну?

Улыбаясь, Менгеле сказал:

- Видите ли, мне очень трудно говорить в присутст­вии...

Жестом он показал на доберманов рядом с ним.

- Не беспокойтесь, - ответил Уиллок, не отрываясь от трубки. - Они вас не тронут, пока вы не тронете меня. Так что сидите себе и разговаривайте. Они к вам привыкнут.

Менгеле присел на скрипнувшую кожаную софу. Один из доберманов вспрыгнул на нее и стал крутиться прежде, чем устроиться поудобнее. Доберман, лежавший на коврике, встал, потянулся и подойдя, положил узкую голову на колени Менгеле между ног, обнюхивая его промежность.

- Самсон, - предостерегающе сказал Уиллок, рас­куривая трубку.

Доберман убрал голову и сел на пол, не спуская с Менгеле глаз. Другой доберман у ног Менгеле поскреб задней лапой кольца металлического ошейника. Добер­ман на софе вытянулся рядом, глядя на того, что сидел у ног Менгеле.

Откашлявшись, гость сказал:

- Нацист, который должен явиться к вам - это сам доктор Менгеле. Скорее всего, он будет здесь...

- Доктор? - спросил Уиллок, продолжая раскури­вать трубку.

- Да, - ответил Менгеле. - Доктор Менгеле. Мис­тер Уиллок, я не сомневаюсь, что собаки отлично вы­дрессированы - о чем говорит и внушительная коллек­ция полученных ими призов, - он ткнул пальцем в стенку за спиной, - но, видите ли, когда мне было восемь лет, на меня напала собака, правда, не доберман, а немецкая овчарка. - Он коснулся левого бедра. - И внутренняя сторона ноги, - сказал он, - до сих пор представляет собой сплошной шрам. Остались, конечно, и психологические зарубки. Я очень неуверенно чувст­вую себя, когда в комнате со мной только одна собака, а когда их четыре - это для меня сущий кошмар!

Уиллок вынул изо рта трубку.

- Вам надо было бы сказать об этом еще на ходу, - сказал он, вставая и щелкая пальцами. Поднявшись, доберманы сгрудились вокруг него, - Давайте-ка, ребя­та, - сказал он, выпроваживая собачью команду через двери около дивана. - У вас еще будет повод повесе­литься. - Выпроводив собак, он прикрыл дверь и повер­нул ручку.

- А они не могут попасть сюда каким-то иным пу­тем? - спросил Менгеле.

- Никоим образом, - Уиллок вернулся на свое мес­то.

Менгеле перевел дыхание.

- Благодарю вас. Теперь я чувствую себя куда луч­ше, - он переместился на край дивана и расстегнул пиджак.

- Выкладывайте свою историю, да побыстрее, - сно­ва принимаясь за трубку, сказал Уиллок. - Я не хочу их слишком долго держать взаперти.

- Я перейду сразу же к сути, - согласился Менге­ле, - но первым делом, - он поднял палец, - я хотел бы вручить вам револьвер, чтобы вы могли защищать себя, когда рядом с вами не будет ваших собак.

- У меня есть оружие, - сказал Уиллок, который, положив ногу на ногу и раскинув руки по спинке дивана, вольно откинулся назад. - "Люгер". - Выпустив из зубов трубку, он произвел клуб дыма. - К тому же два дробовика и ружье.

- А это "Браунинг", - сказал Менгеле, вынимая оружие из кобуры. - Куда лучше "Люгера", потому что в его обойму входит тринадцать патронов. - Он спустил предохранитель и навел ствол на Уиллока. - Поднять руки, - сказал он. - Но первым делом положите трубку - и медленно.

Уиллок, нахмурив седые брови, уставился на него,

- Дальше, - сказал Менгеле. - Я не собираюсь причинять вам неприятности. С чего? Вы для меня со­вершенно чужой человек. Меня интересует лишь Либер­ман. Вот он меня по-настоящему интересует, должен признаться.

Уиллок медленно развел скрещенные ноги и накло­нился вперед, глядя на Менгеле; лицо его побагровело. Положив трубку, он поднял руки над головой.

- На голову, - предложил Менгеле. - У вас пре­красно сохранившиеся волосы, я вам искренне завидую. К сожалению, мне приходится пользоваться париком.

Он встал с дивана, не меняя линии прицела.

Уиллок тоже поднялся, держа руки на затылке.

- Да плевать мне на все ваши игры с евреями и нацистами, - сказал он.

- Вот и отлично, - сказал Менгеле, не отводя ствол от груди Уиллока, обтянутой красной рубашкой. - Тем не менее, я должен упрятать вас в такое место, откуда вы не могли бы подать Либерману сигнал. Есть тут погреб?

- Конечно, - буркнул Уиллок.

- Отправляйтесь туда, Спокойным шагом. Есть в доме и другие собаки, кроме этих четырех?

- Нет, - Уиллок неторопливо вышел в холл, держа руки за головой. - К счастью для вас.

Менгеле с пистолетом в руке следовал за ним.

- А где ваша жена? - спросил он,

- В школе. Преподает, В Ланкастере... - Уиллок пересек холл.

- Имеются ли снимки вашего сына?

Уиллок на мгновение запнулся, поворачивая направо.

- Чего ради они вам понадобились?

- Просто взглянуть, - Сказал Менгеле, продолжая держать его на мушке. - Я не собираюсь причинять ему неприятности. Я тот самый доктор, который принимал его.

- Что это, черт побери, все значит?

Уиллок остановился у двери, которая вела на боковую лестницу.

- Так есть у вас снимки? - переспросил Менгеле.

- Есть альбом. Там, где мы сидели. На нижней полке столика с телефоном.

- Вот эта дверь?

- Да.

- Опустите одну руку и приоткройте ее, только не­много.

Повернувшись и опустив руку, Уиллок чуть приотк­рыл двери и снова заложил руку за голову.

- Дальше открывайте ее ногой.

- Уиллок ткнул панель носком ноги.

Менгеле переместился к стенке и прижался к ней, уткнув ствол в спину Уиллока.

- Заходите туда.

- Я должен включить свет.

- Включайте.

Уиллок дернул за шнурок и за дверью вспыхнул тусклый свет. По-прежнему держа руки за головой, Уил­лок нагнулся и, переступив порог, сделал шаг на пло­щадку, на дощатых стенках которой висели домашние инструменты.

- Спускайтесь, - приказал Менгеле. - Только не торопясь.

Уиллок повернулся налево и стал медленно спускать­ся по ступенькам.

Менгеле тоже перешагнул порог, оказавшись на пло­щадке; он смотрел вслед Уиллоку, прикрыв двери.

Тот медленно продолжал спускаться по ступенькам в подвал, держа руки за головой.

Менгеле аккуратно выцелил спину, обтянутую крас­ной рубашкой. Несколько выстрелов слились в один, и у него заложило уши от их грохота. Со звоном вылетели гильзы, покатившись по ступенькам.

Руки упали от седой головы и тщетно попытались ухватиться за деревянные перила. Уиллок покачнулся.

Менгеле, чуть не оглохнув, всадил еще одну пулю в красную рубашку.

Руки соскользнули с перил и, Уиллок рухнул головой вперед. Лбом он ударился о пол внизу и замер, раскинув по ступенькам ноги.

Менгеле продолжал наблюдать за ним, ковыряя в ухе кончиком мизинца.

Открыв двери, он вышел в холл. Собаки продолжали отчаянно лаять.

- Тихо! - гаркнул Менгеле, прочищая другое ухо. Собаки не затихали.

Поставив на место предохранитель, Менгеле засунул пистолет в кобуру; вытащив платок, он вытер внутрен­нюю ручку дверей, дернув за шнурок, погасил свет и, помогая себе локтем, прикрыл двери.

- Тихо! - снова крикнул он, засовывая платок в карман. Собаки не успокаивались. Они царапали пол и колотились в двери, выходящие в дальний конец холла.

Торопливо подойдя к парадным дверям, Менгеле вы­глянул сквозь узкую стеклянную панель и, отворив две­ри, вышел наружу.

Сев в машину, он включил двигатель и, объехав вокруг дома, загнал ее в пустую половину гаража.

Вернувшись, он аккуратно прикрыл за собой двери. Собаки, захлебываясь от лая, визжали и царапали пол и двери.

Менгеле взглянул на себя в стоячее зеркало; сняв парик, он отклеил усы с верхней губы и засунул то и другое в карман висящего пальто.

Снова уставившись на себя в зеркало, он обеими руками пригладил короткий сероватый ежик волос. На­хмурился.

Снять пиджак и повесить на крючок; на то же место перевесить пальто, прикрывая пиджак.

Распустить узел своего галстука в черно-золотую по­лоску, снять его, сложить и сунуть в карман пальто.

Расстегнуть пуговичку светло-синей рубашки, рас­стегнуть и следующую, вытащить воротник и расправить его.

Собаки рычали и бесновались за дверью.

Теперь он занялся кобурой. Глядя на себя в зеркало, он спросил:

- Вы Либерман?

Этот вопрос он задал несколько раз, стараясь, чтобы в словах звучал американский акцент, а не немецкий. Он постарался придать своему голосу интонации глухо­ватого голоса Уиллока:

- Заходите. Должен признать, что вы меня чертов­ски заинтриговали. Не обращайте на них внимания, они всегда так гавкают. - Он несколько раз повторил труд­ные сочетания английской фонетики. - Вы Либерман? За­ходите.

Собаки заходились от лая и рычания.

- Тихо! - крикнул на них Менгеле.

Глава седьмая

Одним глазом Либерман по­глядывал на стрелку спидомет­ра на приборной доске своего маленького округлого "Сааба", отмерявшего сотни ярдов. Дом Уиллока был в четырех десятых мили от поворота на Олд Бак-роуд - если только он правиль­но разобрался в завитушках по­черка Риты - так что он уже где-то неподалеку. По пути он только один раз остановился зайти в туалет, и сейчас было двадцать минут первого.

Он чувствовал, что разроз­ненные куски головоломки встают на свое место, и все идет прекрасно. Он, конечно, опечалился, услышав, что было найдено тело Барри, но, тем не менее, как ни печально, даже этот факт мог пойти ему на пользу: теперь у него был убедительный весомый факт, который он может выложить на стол в Вашингтоне. И Курт Кохлер прибыл, и дело не только в записке Барри - скорее всего, в ней какие-то важные данные - но и в свидетельстве добропорядочного граж­данина. Конечно, он готов дождаться его и оказать всю помощь, которая в его силах; сам тот факт, что он лично приехал, является доказательством его готовности.

Кроме того, как только ему удастся убедить Уиллока в необходимости находиться под защитой, поскольку ему угрожает опасность, из Филадельфии тут же явятся Гринспан и Штерн с надежной командой ребят. - Си­туация имеет отношение к вашему сыну, мистер Уиллок. К его адаптации. Она была организована для вас и вашей жены женщиной по фамилии Элизабет Грегори, так? И прошу вас верить мне, никто, кроме...

Спидометр отсчитал последнюю сотню ярдов, и впе­реди слева показался почтовый ящик. "СТОРОЖЕВЫЕ СОБАКИ" гласили черные буквы на дощечке внизу, а в верхней части ящика - "Г.УИЛЛОК", Остановив маши­ну, Либерман переждал, пока мимо проедет грузовик, и пересек дорогу. Он повернул рулевое колесо, стараясь не выскочить из глубокой колеи, и грязная ухабистая дорога постепенно стала подниматься наверх между де­ревьями, Днище машины проскрежетало по камням. Ли­берман переключил скорость и поехал медленнее. Гля­нул на часы: почти двадцать пять минут первого.

Скажем, полчаса на то, чтобы убедить Уиллока (не упоминая о генах: "Я не знаю, почему убили отцов мальчиков; но они убиты, вот и все"), а потом еще час, чтобы сюда прибыли ребята Гринспана. Они могут быть тут к двум часам, может, чуть позже. Он же, скорее всего, снимется отсюда к трем и будет в Вашингтоне к пяти, к половине шестого. Позвонит Кохлеру. Он попы­тался представить себе встречу с ним и записку Барри. Странно, что Менгеле не обратил на нее внимания. Но, может быть, Кохлер переоценил ее значение...

Он услышал отчаянный лай собак, когда выбрался на залитую солнцем лужайку перед двухэтажным домом - белые ставни, коричневая дранка на крыше - который стоял под углом к нему; за ним в загоне, обнесенном высокой изгородью, лаяли и носились не меньше дюжи­ны псов.

Он выбрался на вымощенную камнем подъездную до­рожку к дому и остановил машину; поставил коробку передач на нейтраль, повернул ключ зажигания, опустил ручной тормоз. Собаки на задах продолжали лаять. По­одаль от дома в гараже стояли седан и красный пикапчик.

Он вылез из машины и, держа в руках портфель, остановился, глядя на белый ухоженный домик. Органи­зовать тут охрану Уиллока нетрудно; одни только собаки - они продолжали заходиться от лая - чего стоят. Устрашающее зрелище. Правда, убийца может попробо­вать добраться до него где-то в другом месте - в городе или на дороге. Уиллок должен вести нормальный образ жизни, чтобы убийца мог как-то проявить себя. Вот в чем проблема: надо запугать его так, чтобы он согласил­ся принять охрану "Молодых Еврейских Защитников", но не настолько, чтобы он сидел, запершись в доме, и не покидал его.