Лайонс с трудом подавил тошноту, его просто выворачивало. Это означало, он полагал, что наступает привыкание. В первый раз, когда он прибыл на место преступления в один дешевый отель на Двенадцатой улице в восточной части города, где убили охранника, он начал блевать при виде отрезанного и окровавленного пальца, торчащего изо рта этого человека. Сначала мэр не мог понять, что это: сигара? какашка? А поняв, сразу же облевал башмаки Уолша.
С тех пор в течение восьми или десяти недель совершено еще четыре убийства с надругательствами над жертвами. И все это по милости тех бедолаг, которые живут на помойках, в метро, под мостами. Они не могут найти себе работу и место в обществе, не могут адаптироваться в этом гигантском городе и считают, что поступают очень остроумно, когда в виде протеста отрезают людям пальцы и засовывают их им в рот. Таким вот интересным образом они выражали свое презрение к системе, а значит, и к мэру: как утверждал Лайонс, на каждой стреле написано его имя.
Они называли себя "безнадежные", а чертовы средства массовой информации, во главе с журналом "Сити", разрекламировали их до невозможности, сделав из ублюдков этаких Робин Гудов.
В парке рядом с муниципалитетом, где заседают люди, управляющие этим гигантским городом, годами живут бродяги, которых он может практически видеть из окна своего кабинета. Да нет, они поселились там только на прошлый День Благодарения. Должно быть, подумали, что будет смешно, если они явятся туда в этот день со своими мешками и картонными коробками и начнут открыто оправляться и мочиться. Специально, чтобы он это видел. Иногда во время его пресс-конференций на ступенях крыльца здания мэрии, когда он говорил о каких-то новых достижениях, бродяги кричали "Сииид-ни, Сииид-ни", скандируя вроде тех болельщиков, которым надоел Дэррил Стробери. Порой они кричали ему что-то насчет работы, даже когда он находился внутри здания. Что они знают о работе? Представителям чертовых СМИ они представлялись как ветераны войны во Вьетнаме. Чепуха! Разве кто-то проверил их заявления и позвонил в Вашингтон с целью выяснить, действительно ли они участвовали в этой войне? Конечно же, нет. Да какие они ветераны! Вздор. Эти люди - шизофреники, алкоголики и бродяги.
Эти негодяи оправлялись и мочились прямо перед официальной резиденцией мэра - "Граци Мэншн" - домом, где он обитал, черт возьми! (Лайонс вылез из постели и подошел к окну, натянув шнур телефона до предела. Под пристальным взглядом Сильвии он прижал свое лицо к стеклу, стараясь увидеть оправляющихся и мочащихся людей. Но мэр видел только свое отражение, и с телефоном, прижатым щекой к плечу, он не смог бы открыть окно, плотно закрытое ввиду того, что в квартире работал кондиционер). Бродяги были не дураки и не расположились возле "Граци Мэншн" со своими мешками и картонными коробками; они жили в парке "Карл Шурц", к югу от особняка, но считали, что поступают очень остроумно, оправляя свои естественные надобности возле резиденции мэра. Кроме всего прочего, они еще и сохраняли свою среду обитания в чистоте. Иногда ночами ему снилось, будто он покидает особняк, пробирается в парк и забивает энное количество бродяг баскетбольной битой. В течение последних недель на бродяг дважды нападали. Полицейские предположительно обвинили в этих нападениях подростков, которые маялись бездельем и не знали, куда девать силы. Однако Лайонс был уверен в том, что нападающими являлись добропорядочные граждане, которым под завязку надоели эти тунеядцы и бездельники. Если бы он лично пробрался в парк ночью и отделал этих бродяг как следует, в газетах написали бы, что опять кто-то напал на бездомных. Но всем вообще-то наплевать на это. Какие они ветераны? Чепуха! Бродяги и все.
Дарлинг заговорил опять:
- Ну так что, сэр?
- Говори, что тебе нужно, Джордж. Перестань все время называть меня "сэр", черт возьми!
- Да, сэр. Сэр, кто-то написал…
- Что там написали?
- Извините, сэр. Разрешите, я начну сначала. Кто-то… написал "Ралей"… на стене.
Ралли? Не та ли это черная девушка из Пофкипси? Боже, только не это. Избавь меня от нее, от Ал Шаркскина и прочей братии.
- Повтори, Джордж. Что там написали?
- "Ра-лей". "Ралей". Написано красным карандашом, взятым со стола Стори. Большими печатными буквами.
Эти буквы вмиг возникли перед глазами Лайонса. Такими же печатными буквами писали свои жалобные письма ему эти неграмотные изгои гигантского города. Писались они, как правило, на клочках бумаги, вырванных из школьных тетрадей, ибо, разумеется, откуда же им взять специальную бумагу для писем.
- Джордж?
- Да, сэр?
- За что мне такое наказание?
- Не знаю, сэр.
Глава третья
В доме номер 119 Джо Каллен посмотрел на свои электронные часы, которые подарила ему к дню рожденья его зациклившаяся на компьютерах дочка. Часы показывали 4.11.33. В них нет термометра, но он знал, что на улице 85 градусов по Фаренгейту, несмотря на то, что сейчас еще только четыре часа утра. Календарь на часах имелся - пятое июля. Джо Каллен размышлял: почему выбор пал именно на него?
Дом битком набит полицейскими: дежурными копами, которые услышали об убийстве по рации и сразу же поспешили на место происшествия из таких отдаленных мест, как Рокауэйс, Тоттенвиль и Ривердейл; копами, не дежурившими в ту ночь; копами, находящимися в отпуске; больными копами; копами в отставке и выгнанными с работы. Казалось, что тут бродят даже мертвые полицейские и те, которые еще не успели родиться. Они наполняли дом, шатались по близлежащей улице, удаляясь как в сторону Лекс-авеню, так и Парк-авеню. Некоторые из них носили форму, на других были надеты футболки и шорты. Все они, откровенно говоря, немного сомневались, являлся ли убитый человек их братом по оружию, будучи сугубо штатским. Тем не менее их потрясла беда, постигшая департамент.
При таком обилии полицейских, размышлял Каллен, зачем еще понадобилось привлекать и его к этому делу? Он подошел к капитану Ричи Маслоски, который записывал что-то в записную книжку, и прикоснулся к его локтю.
Не поднимая глаз, Маслоски спросил:
- В чем дело?
- Почему выбор пал на меня? - спросил Каллен.
Маслоски посмотрел на него:
- Может быть, я ошибаюсь, Джо, но, мне кажется, немало людей продали бы родную мать за возможность утешать Веру Иванс.
Маслоски сделал какую-то запись в своей записной книжке, потом посмотрел на часы, обычные "Таймекс" с циферблатом и стрелками. Именно такие часы имел в виду Каллен, когда сказал дочери, какой подарок он хотел бы получить на свой день рождения. По крайней мере, на них не видно, как вместе с секундами на глазах тает твоя жизнь. Интересно, как уславливаются о встрече люди, носящие электронные часы? Они, наверное, говорят: "Встретимся в двенадцати с половиной футах к северо-востоку от угла Пятьдесят седьмой улицы и Бродвея в 15.18.22".
- Она прилетает чартерным рейсом в "Ла-Гардиа" около семи часов. Ее доставят сюда в лимузине. Здесь она будет часов в восемь. Начинай готовиться к встрече в семь тридцать.
Будь готов в 7.29.59 по электронным часам.
- Капитан, поговорите, пожалуйста, с Уолшем.
Маслоски ткнул указательным пальцем в сердце Каллена:
- Если я не ошибаюсь, тут только что грохнули комиссара полиции. Ты думаешь, что кто-то…
- Я сам поговорю с Уолшем, - сказал Каллен, повернулся и наткнулся прямо на Уолша, отлетев от него, как мяч от стенки, ибо Уолш, хотя и был тонкий, как сигарета, и уступал Каллену в росте, никогда никому не поддавался.
Уолш окинул взглядом свою форму, медали, золотистый шнурок на мундире - все ли в порядке после столкновения с Калленом. Выглядел он идеально: единственный человек в доме, на котором надет китель, единственный не потеющий в такую жару человек во всем городе.
- Что вы хотите объяснить Уолшу, сержант?
- Сэр, комиссар полиции и я…
- Я слышал, что вы старые приятели, - сказал Уолш.
- Да, друзья.
- Учились вместе в Квинс?
- В Элмхерсте.
- В Элмхерстской высшей школе?
- Да, сэр.
- Я находился на Джамайке в это время.
- Да, сэр.
- Вы играли в баскетбол или бейсбол за Элмхерст?
- Нет, сэр. Я был хулиганом.
Уолш осмотрел Каллена с ног до головы. В своем мятом костюме он выглядел нарочито неряшливо. Можно предположить, что сержант любит иронизировать и не подчиняется начальству.
- Так вот почему вы так послушны теперь. Хотите искупить старые грехи? Стали лаской?
Чтобы понять скрытый смысл этого разговора, читатель должен знать, что это был не разговор, а скорее дуэль. Каллен служил в отделе внутренних дел, который осуществлял наблюдение за деятельностью полицейских, а Уолш возглавлял департамент полиции и являлся консерватором, верившим и знавшим, что ОВД занимается тем, что чинит препятствия работе полицейских, которые учат людей законопослушанию. Однажды в интервью одной газете какой-то высокопоставленный офицер из ОВД назвал своих людей сыщиками, или на жаргоне хорьками, имея в виду, что они рыщут в поисках правды. Уолш-то знал, что хорек - это всего лишь ласка, живущая вблизи людских жилищ. На жаргоне ласка - это то же самое, что и стукач. Этот термин со временем прижился.
- Так как насчет Стори? - спросил Уолш. - Вы учились с ним вместе, и он тоже хулиганил по молодости?
Он, наверное, считает, что Стори грохнули, мстя ему за случившееся в какой-нибудь уличной драке лет тридцать назад.
- Он работал по шесть часов каждый вечер шесть дней в неделю в кондитерской своего отца и при этом хорошо учился. Все его очень уважали.
Уолш пристально посмотрел на Каллена, пытаясь понять, не иронизирует ли он. Затем перевел взгляд на сводчатый потолок и произведения современного искусства, заполняющие комнату. Он разглядывал зеркала в золотых рамках и канделябры.
- Да, он упорно трудился и кое-чего добился.
Каллена так и подмывало взять Уолша за ухо, отвести его в кабинет, ткнуть носом в окровавленный ковер и сказать: "Он упорно трудился и вот чего добился". Вместо этого он сказал:
- При всем моем уважении к вам, сэр, я хочу, чтобы меня отстранили от этого дела. Я слишком близко знал покойного.
- Мы будем наблюдать за вами, сержант, - ответил Уолш. - Нам здесь не нужны вендетты. - И прежде чем Каллен успел объяснить, что дело тут не в вендеттах, Уолш добавил:
- Когда вы закончите расследование по делу Дин?
- Сейчас им занимаются адвокаты.
Уолш кивнул:
- Адвокаты.
Он сделал знак рукой своему подчиненному, стоящему за его спиной, и тот сразу протянул ему пепельницу, позаимствованную весьма бесцеремонно и незаконно, если уж на то пошло, в кабинете Стори, то есть на месте преступления. Уолш затушил свой окурок с таким видом, будто перед ним была не пепельница, а адвокатская рожа, и стряхнул пепел с пальцев.
- Поскольку вы сейчас не слишком заняты, сержант, исполняйте то, что вам сказано. Надеюсь, капитан Маслоски передал вам мой приказ. Следите за Верой Иванс, оберегайте ее от представителей прессы и охотников за автографами. Да смотрите, чтоб ее не грохнули так же, как ее брата. Вы, наверное, знаете ее, ведь она же младшая сестра Стори?
- Да… сэр.
- Ну что ж, вспомните старое время, - Уолш посмотрел на свои часы. Они были с циферблатом и стрелками. Корпус, скорее всего, стальной. Уолш повернулся и ушел.
* * *
В 4.33.46 Каллен сделал попытку поговорить с Амато, ибо старые времена уже не вернешь.
- Я очень расстроился, сержант, узнав, что комиссар полиции был вашим старым другом. Примите мои соболезнования.
Амато положил руку на плечо Каллена. Некоторые люди начинали нервничать, когда их обнимал Амато: он ведь посещал Нотр-Дам и хотел стать иезуитом. Из-за полноты и лысины его прозвали "монах-сладкоежка". Но Каллен, еще недавно слывший бабником, признал в Амато своего брата, любителя женщин.
- Не хочу вводить вас в заблуждение, шеф. Я уже разговаривал с капитаном Маслоски и с Уолшем. Он приказал мне заняться этим делом.
- Значит, вам следует заниматься им, сержант.
Амато отпустил Каллена и сложил руки, как это делают монахи.
- Но я чувствую, что меня можно задействовать с большей пользой.
Задействовать? Каллен никогда не употреблял это слово. Это его напарник, Нейл Циммерман, ультрасовременный коп, испеченный в печи модной криминалистики, которая изучает социологию и всякую заумь, употреблял это слово. Задействовать, воздействовать, дать зеленый свет, пересечься и достать - из всех глаголов, употребляемых Циммерманом, самым любимым глаголом Каллена являлся - вычислить. "Я вычислил, что если ехать по бульвару Квинс, то это сокращает путь до твоего дома на одну шестую мили", - говорил его напарник.
- Я понимаю, сержант, что вы удручены. Вы хотели всюду поспеть, сделать все разом, а в результате оказались как бы не у дел, - теперь Амато держал Каллена за локоть и вел его к двери, как засидевшегося гостя, которого выпроваживает хозяин.
- Убийство полицейского - всегда непростое дело, а когда убивают комиссара полиции… ну, Уолш считает, что убийство офицера должен расследовать департамент полиции. Мне же кажется, хотя я и испытываю горечь утраты, что этим делом должно заниматься бюро детективов. И Рут, и Маслоски хотят принять участие в поисках преступников.
Пауэл Рут возглавлял бюро по расследованию убийств, а Маслоски - ОВД. Рут подчинялся Амато, а Маслоски - Уолшу. Во всем царила ужасная путаница.
- Человек вроде вас, сержант, - Амато не счел нужным сказать то, что ранее не сказал Уолш, а именно: первый заместитель комиссара, Гриняк, являлся шефом Каллена, по крайней мере, в данный момент, - человек вроде вас должен найти свое место в общем потоке событий и действовать так, чтобы в итоге…
Амато сделал карьеру в департаменте, начиная говорить и не заканчивая свои фразы. Его невозможно было поймать на слове. Когда кто-то начинал понимать, что он хотел сказать, Амато поблизости уже не было. "Понять Амато - это все равно, что надеть наручники на змею", - заметил как-то раз Гриняк, когда они выпивали с Калленом в Йорквилле.
- Да, кстати, сержант, что-нибудь прояснилось в деле Дин?
- Нет, сэр. Этим сейчас занимаются адвокаты.
- Ах да. Что ж…
- А…
- Да, сержант?
Но Каллен не нашел, что сказать. Амато доводил вас до такого состояния, отупляя вас, когда вы уже как бы плыли в дыму и тумане.
- Ну что ж…
- Да, сэр.
Глава четвертая
- Я бывал в переделках и покруче, - сказал Фил Гриняк.
Часы Каллена показывали 4.47.19… 20… 21. Мэр Лайонс отдал Гриняка на растерзание представителям прессы, которые просто звереют и становятся ненасытными, когда происходят события вроде убийства Стори. А тут еще и такое чудесное превращение - бывший патрульный полицейский становится комиссаром полиции. Журналисты обожают писать на такие темы. Газеты выйдут примерно с такими заголовками: "Путь наверх - из рядовых в комиссары". Гриняк, представ перед репортерами одетым в темно-синий костюм, белую как снег рубашку, галстук каштанового цвета, выглядел как мэр, в то время как Лайонс, одетый в футболку "Адидас", слишком новые джинсы, которые носят люди, не умеющие по-настоящему расслабляться, и красные кроссовки "Пума", походил на переодетого полицейского.
- Все прошло нормально, ты хорошо держался, - сказал Каллен.
- Я сожалею, Джо, что убит твой приятель.
Каллен пожал плечами:
- Когда убивают полицейского, даже такого, которого ты не знаешь, у тебя возникает чувство, что он чем-то сродни тебе: где-то, когда-то он помог кому-то, кто потерялся на улице или стал жертвой грабителей, а то просто потерял ключ и не мог войти в квартиру. Такой коп мог помочь кому-то снять кота с дерева или поймать негодяя, звонящего по телефону и произносящего шепотом всякие непристойности. Короче, этот коп сделал несколько добрых дел в своей жизни. Я мало знал Чака Стори. Годами почти не встречался с ним. Наши пути практически не пересекались.
Гриняк фыркнул:
- Но ведь ты умолял, чтобы тебя отстранили от этого дела, потому что у тебя расстройство нервной системы из-за того, что произошло.
- Уолш хочет, чтобы я утешал Веру.
- Но это же прекрасно.
- Фил, это ужасно.
- Не надо так громко называть меня Филом. Хорошо?
- Комиссар, это ужасно.
Гриняк расслабил галстук и расстегнул воротник рубашки.
- Что произошло, как ты считаешь?
- Ты хочешь спросить меня, что стоит за этим убийством?
- Да.
- Я всю ночь проторчал в доме Стори без всякого толка, но теперь я в курсе событий.
- Ты наслушался всяких разговоров.
- Среди прочего я слышу, что Стори убит из пистолета системы "Глок". Это серьезная вещь. Возможно, совершено заказное убийство, а палец отрезан для того, чтобы ввести нас в заблуждение.
- Кому это нужно?
- Тому, кому не нравился Стори.
- Таких людей немало.
- Да.
Гриняк сморщил нос:
- Есть еще какие-нибудь идеи?
Каллен пожал плечами:
- Совершались нападения на этих бездомных.
- А при чем тут они?
- Ну, некоторые люди говорили, что мы должны лучше охранять их. То есть полицейские.
- Это те самые люди, которые говорят, что нам, полицейским, следует убрать бездомных с улиц и определить их в приюты на зиму, или это люди, которые утверждают, что мы тратим слишком много времени на этих бродяг?
- Наш мир далек от совершенства, - сказал Каллен.
- Так ты полагаешь, что кто-то из жертв нападения или кто-то из тех людей, которые считают, что мы должны лучше охранять бездомных, взял "глок" и грохнул Стори?
Каллен даже не потрудился отрицательно покачать головой. Жертвы и те, кто выступает в их защиту, редко прибегают к актам возмездия.
Гриняк смотрел, как фотограф из криминальной полиции устанавливает треножник, чтобы сфотографировать поврежденную стену.
- Что подразумевают люди, когда они говорят о "надписях на стене"?
- По библейскому преданию царь Валтасар устроил грандиозный пир в Вавилоне, во время которого чашами служили драгоценные сосуды, захваченные в Иерусалимском храме. В самый разгар пира чья-то таинственная рука начертала на стене слова: "Исчислен, взвешен, разделен". Специалист по интерпретации таких вещей, мудрец Даниил, сказал, что, взяв чаши из храма, Валтасар совершил преступление и теперь его дни сочтены. В ту же ночь Валтасара убили в результате переворота, который возглавил царь Персии. Позднее он бросил Даниила на растерзание львам.
- Я знал, что ты знаешь об этом, но скажи, как ты узнал?
- Я прочитал об этом в мифологическом словаре.
Слоняясь по дому Стори без дела?
- Нет. Мне нечем было заняться у себя дома, когда я поджидал Циммермана. У меня сломалась машина, и он обещал подвезти.
- А где сейчас Циммерман?
- Пошел за едой. Принесет что-нибудь существенное, типа мацареллы с сухими помидорами.
- Ты уже слышал о поджоге "Ралей"? Ты ведь работаешь на улицах.
- Я в последнее время не работал на улицах, а занимался делом Дин. В газетах я прочитал о том, что пожар начался в подвале, где, по словам уцелевших обитателей здания, никто не жил.