Люди молча и быстро разошлись по номерам.
Костенко предложил сержанту сесть рядом:
- Пусть гражданочка дежурная возьмет ключи, и давай-ка посмотрим пять номеров - есть там постояльцы или пустуют?
- Коля, он меня матерно обзывал и грозил глаз вырвать! - испуганно заплакала администраторша.
Костенко спросил сержанта:
- По какой статье дамочка проходила?
Сержант понизил голос:
- Так вы с контрольной проверкой, что ль, товарищ полковник?
Услыхав последнее слово, дежурная заплакала еще пуще:
- Начальник, не губи, не губи, начальник, дам я тебе номер, но он же бронированный, без исполкома не могу я, запрет мне на эти номера, вдруг начальство нагрянет, их селить надо, не губи…
- Агентов надо выбирать понадежнее, - заметил Костенко сержанту, - она ж взятки за номера берет. По нонешним временам вы ее не отмоете, придется сажать, как ты ей будешь в глаза смотреть? Да и сам под монастырь попадешь… Смотри, парень…
- А я чего? - спросил сержант, потупив очи долу, - я ничего такого с ней не имею… А без присмотру гостиницу оставлять нельзя: скопление, мало ли чего может случиться…
… Утро было солнечным, небо - высокое, синь непроглядная, какое-то странное ощущение невесомой массы, ассоциировалось с вселенской тишиной, миром, бессмертием и безмятежным вечным покоем… Хотя вечный покой скорее приложим к кладбищу, если идти от "передвижников"… Все двояко толкуемо, нет одной правды и никогда не будет. Приближение к правде - слагаемость множества мнений…
До того домика, в котором жил отставной генерал Трехов, можно добраться на автобусе, что ходил раз в два часа, или топать семь километров вдоль по берегу Плещеева озера - оно искрило мелкой зыбью, сентябрьский камыш казался бархатным, стайки чирков пролетали стремительно, как реактивные истребители: брать пример с Божьей твари и подвешивать - под копию с нее - атомные бомбы… Эх люди, люди, порожденье крокодилов… Жуки - прообраз танка, крот - сапер, воистину из ничего не будет ничего; проецируем Божью тварь на мощь разрушения, вгрызание в глубь самих себя, подкрадывание к дьяволу, который сокрыт в каждом…
На третьем километре на поднятую руку откликнулся наконец шофер бензовоза - молоденький парень, волосы что солома, глаза - синие, громадные.
- Куда вам, дядя?
- А здесь неподалеку, на берегу, возле Зубанихи старик живет…
- Генерал, что ль?
- Точно.
- Чокнутый…
- Да ну? Давно ли?
- А как Горбачев пришел. Раньше молчал, а вот стали товарища Сталина хулить, так и он, - туда ж…
- Любишь товарища Сталина?
- Его все честные люди любят.
- Ты сам-то с какого года?
- Старый уже, - усмехнулся паренек, - с шестьдесят пятого.
- Да, дед прямо-таки… Ты ж ни Хрущева не застал, ни Сталина… Откуда в тебе любовь к Иосифу Виссарионовичу?
- А папаня работал в охотхозяйстве, его Василий Иосифович держал, сын вождя… И консервов привезет егерям, и бутылку каждому… Чего ни попросишь - кровель там, стекло, - всем помогал, и взятки, как сейчас, не брал: все от чистого сердца… За это его масоны с сионистами и погубили мученической смертью…
- А масоны - это кто?
- Ну как? Враги народа, нерусские.
- А сионисты?
- Так это ж евреи! Вы что, шуткуете, дядя?
- Почему? Просто интересуюсь, как ты себе это мыслишь. Радищева в школе проходил?
- А как же! До сей поры помню, очень замечательно писал про страдания народа…
- Он, кстати, масоном был. Радищев-то…
- Ты, дядя, давай, напраслину на русского писателя не неси, а то высажу, и точка…
- Да вот тебе истинный крест, - серьезно ответил Костенко. - Для интереса сходи в библиотеку, посмотри издание Радищева, там про то сказано…
- Какая у нас библиотека?! Одни собрания сочинений - то Брежнев был, то сусловы там всякие с соломенцевыми, двух слов сказать не могут, а туда ж - за Пушкиным в ряд…
- Сионисты, - рассмеялся Костенко. - Дорогу небось тоже они, сионисты, мешают проложить, по ухабинам елозим?!
- У них руки длинные… Если б от нас что зависело - сразу б провели…
- Ну так и провели б!
- А ты пойди в исполком, сунься! С Гушосдором поговори! От ворот поворот- и точка!
- Масоны там сидят? Нерусские?
- Да что ты с этими долбанными масонами ко мне привязался, дядя? Все об них говорят, что ж, людям не верить?!
- Об них не все говорят, об них наши цари говорили с охранкой… И Гитлер… Ладно, хрен с ними, с масонами этими… Мясо дают? Колбасу? Сыр?
Шофер покосился на Костенко, оглядел его наново, прищурливо, холодно:
- А вы вообще-то наш?
- Нет, украинец…
- Ну, это разницы нет, что хохол, что русак…
- Полагаешь?
- А что? Если б вы чуркой были - я б вас по физиономии отличил, прибалтийца какого - по выговору, я с ними в армии служил, аккуратные ребята, своих в обиду не дают, молодцы, это только мы как в расколе живем, только и ждем, чтоб друг дружку схарчить, будто шакалы какие…
… Генерал Трехов отмахнулся от костенковского удостоверения:
- Я любому человеку рад, мил-душа, живу бобылем, милости прошу в зало…
У Костенко стало тепло на сердце. "Зало" было комнатой метров шестнадцати, вдоль стен стеллажи с газетами, журналами и книгами, уютный абажур, такой у бабульки был, только у нее белый, а у этого - красный. Спаленка крохотная, метров шесть, зато кухня с русской печкой - настоящая, просторная, впрочем, Костенко отметил, что ему мешало здесь что-то, потом понял - холодильник, чужероден.
Генерал словно бы понял его:
- Погреб отменен, мил-душа, но я дважды сверзился, еле отлежался, пришлось изнасиловать российскую первозданность атрибутом антиэкологической цивилизации… Увы, молочко из погреба несравнимо с тем, что хранится в холодильнике, но годы вносят свои коррективы… Чайку с дорожки? Хлебушка с салом?
- Ни от чайку, ни от хлеба с салом не откажусь, товарищ генерал…
- Мое имя-отчество легко запоминаемо, мил-душа… Я Иван Иванович… А вы?
- Владислав Романович.
- Красивое созвучие. Очень раскатистое, какое-то театральное… Присаживайтесь, сейчас накормлю… С чем пожаловали?
- Я по поводу Зои Федоровой…
- Кто это?
- Актриса, которую убили восемь лет назад…
- Погодите, погодите, я ее реабилитировал бы… Так?
- Именно… Я думал, вы ее сразу вспомните…
- Через меня прошли десятки тысяч людей, Владислав Романович… Я и Сергея Королева дело закрывал, и Туполева, и детей Микояна, и Тату Окуневскую реабилитировал, жену моего фронтового друга Бориса Горбатова, и Павла Васильева, гениального сибирского поэта… Пильняка, Бабеля, Тухачевского, Мандельштама, Мейерхольда, Вознесенского, Михоэлса - разве всех в памяти удержишь?! Видимо, ее дело было легким, в других-то приходилось разбираться, мил-душа… Таких показаний навыбивали, стольких свидетелей выставили… Липа? Ясное дело… Но - докажи! Молотов требовал развернутых справок по каждому делу, особенно в связи с военными, его же подпись там стояла… Каганович велел справки на всех секретарей райкомов Москвы ему лично пересылать… По Наркомпути - тоже… Никита Сергеевич постоянно интересовался Украиной, только Ворошилов в ус не дул… Знаете, кстати, как он пил? Две чарки водки, а после - для похмельной бодрости - фужер шампанского. И - все. Умел пить, знал, когда остановиться… Но он уже тогда, мил-душа, мало что воспринимал, парил, так сказать, считал, что если Хрущев в своей речи сказал, мол, Сталин винил Ворошилова - "английский шпион", то с него все списки автоматически снимутся, а он ведь тоже на сотни тысяч давал свою подпись…
- Иван Иванович, вы не помните, кто был следователем Зои Федоровой?
Генерал поставил на стол квашеную капусту, буханку хлеба, сало, порезанное щедрыми кусками, и варенье:
- Конечно, не помню, мил-душа… Если б записи вел, а то ведь все тогда было "совсекретно"… Никто не знал, когда придет приказ прекратить реабилитацию и вернуться к восхвалению великого кормчего, будь он проклят…
Костенко достал фоторобот Хрена, показал его генералу. Тот долго вглядывался, потом задумчиво произнес:
- Я его допрашивал… Он в Лефортове сидел…
- По какому делу?
- Кажется, по тем спискам, которые подписывал Абакумов…
- Зою Федорову арестовали по указанию Берии…
Генерал покачал головой:
- Сдается мне, там была какая-то игра… Что-то там было особенно коварное… Вы угощайтесь, мил-душа, угощайтесь, а я пока расслаблюсь и повспоминаю…
Костенко положил кусок сала на черняшку, чуть присолил, съел быстро, с нескрываемым аппетитом. Есть дома, где угощение всласть, а бывают такие, где совестишься кусок со стола взять.
- Хорошо едите, - заметил генерал. - Я-то на твороге сижу, рак был, полжелудка вынули, ничего, третий год уже, дети всех врачей-убийц съехались, чьих отцов я реабилитировал, а их следователей - сажал…
- Иван Иванович, врачей реабилитировал Берия…
- Он их выпустил, мил-душа… А дело по-настоящему закрывал я… Лаврентий Павлович только крохотный кусочек айсберга приоткрыл в своей борьбе за интеллигенцию, он был игрок мудрый, учитель был не кто-нибудь, а Хозяин… Кстати, у вас портретов Зои Федоровой нет?
Костенко с готовностью разложил перед генералом фотографии Федоровой: и кадры из фильмов, и в шикарном платье со знаками лауреата Сталинских премий, и убитую - с телефонной трубкой в руке…
Генерал отодвинул все фото, оставив одно - со Сталинскими премиями.
- Вот что я помню точно, мил-душа… Прямо-таки страницу дела вижу: "… после вручения мне Сталинской премии я набралась смелости и обратилась к Иосифу Виссарионовичу: "Дорогой товарищ Сталин, у меня отец репрессирован… " Зоя Федорова была у Сталина на Ближней даче… Потом ездила к Берии на улицу Качалова… Сталин умел давать взятки, это не брежневские дилетанты, тот был злой гений дозировок, все просчитывал вперед… Эк ведь как сумел "обоймы" создать, организовать классиков… Детская литература: ба-бах ордена Ленина Чуковскому, Маршаку, Михалкову, Гайдару и Барто - гении, высшие авторитеты, только их и читать детям… Ба-бах премии артистам, любимым народом: Крючкову, Алейникову, Андрееву, Черкасову, Марецкой, Зое Федоровой - только они говорят с экрана правду, они, и никто больше… Так же и в балете было, и в театре, в науке, живописи… Пойди кто хоть слово скажи против Александра Герасимова, Серова, Налбандяна, Иогансона… Что там всяких Гудиашвили, Кончаловские, Мешковы, Сарьяны?! Третий сорт… Хоть и тем давал от пирога, но орденок поменьше, премию пожиже, все взвешивал, фармацевт… Так вот я вспомнил: вскоре после визита Федоровой к Сталину на дачу и к Берии в особняк ее и забрали… Ей ведь шпионаж шили, я вспомнил, шпионаж и террор, мил-душа, у нее какой-то американец был во время войны, верно?
- Верно. Военный атташе, капитан Джексон Роджер Тэйт…
- Его когда выслали из страны?
Костенко улыбнулся:
- Ухватили кончик шнурка?
- Не сглазьте, мил-душа… Так в каком его турнули?
- В сорок пятом.
- В сорок пятом, - задумчиво повторил генерал. - Смотрите, как интересно: первый американец, которого турнули, - в год Победы… А Сталин "железный занавес" начал заново строить в сорок шестом… Понимаете, к чему я веду?
- Понимаю… Вы ищете личные мотивы для высылки американца.
- Точно… Ее, видимо, пытались вербовать… Впрочем, о мертвых или ничего, или хорошо…
Костенко хмыкнул:
- А как быть со Сталиным? Он же мертв…
Генерал покачал головой:
- Жив… Многомиллионен… Его жаждут рабы, мечтающие о жесткой руке и "новом порядке"… Если о нем молчать - придут те, кто страшнее его… Придут такие тупоголовые изуверы, такие неграмотные солдафоны, что Россия после них перестанет существовать как цивилизованное государство… Стоп, стоп, стоп… Фамилия Бивербрук вам говорит что-нибудь?
- Доверенное лицо Черчилля? Прилетал к нам в июле сорок первого?
- Молодчина, мил-душа, молодчина, память - форпост ума… Так вот я вам расскажу историю с Бивербруком, а потом напомню про любопытный приказ Лаврентия… Лично я документ не видел, вероятно, братья Кобуловы, его заместители, часть архивов успели сжечь накануне ареста, их же взяли только на другой день, а Всеволода Меркулова, ставшего в сорок первом начальником разведки, и вовсе арестовали через неделю - после первых показаний членов группы Берии… Но об этом эпизоде вспоминали все… Так вот, мил-душа, когда к нам приехал Бивербрук, зная о его специфических наклонностях, Берия подвел к нему мальчика-переводчика: после того как лорда торжественно проводили, мальчик исчез, как в воду канул… Берия посрывал шевроны со своих помощников, кого-то отправил на фронт, кого-то приказал вывести на Особое Совещание, а потом выяснилось, что Сталин этого мальчика просто-напросто подарил лорду. Тот обратился к нему с личной просьбой - после успешного окончания переговоров, - и вождь отдал приказ заранее загрузить прелестное дитя в аэроплан англичанина… Тогда-то Берия и издал приказ: следить за всеми союзниками, мотивируя это необходимостью гарантии личной безопасности наших "боевых друзей по антигитлеровской коалиции". Вот мне и сдается, не было ли желания у Лаврентия Павловича превратить Зою Федорову в "охранницу" ее американского Друга? Конечно, она отказалась, и тогда на нее начали крутить дело… Абракадабра была какая-то: "Он просил ездить в районы, где расположены военные заводы, и производить там фотографирование заборов, через которые можно сделать лазы…" Что-то вроде этого, мил-душа. За точность - не отвечаю… И еще - но это тоже надо проверять - где-то и как-то пересеклись пути Зои с Галиной Серебряковой, писательницей, эпопея о Марксе, с Лидией Руслановой… И, кажется, с Ром-Лебедевым, этим чудесным цыганским актером… Конечно, я сделал преступление: надо было б вести хоть одностраничные конспекты, но я тогда полагал, что оттепель быстро кончится: через полгода после двадцатого съезда Хрущев круто повернул, стал говорить, что, имей он Сталинскую премию, - с гордостью бы носил на груди. Все время печатались статьи о "неоднозначности" Сталина… Расстрелял всех ленинцев, сделал страну концлагерем - и на тебе: "неоднозначен"… Мы ж нация мифотворцев, живем иллюзиями и преданиями, подгоняем факты под то, что нам угодно, а не следуем за ними… Чайку подогреть?
- А не трудно? Давайте я сам…
- Все вещи в труде, - усмехнулся генерал. - Когда слишком бережешься, начинается распад… Все сам, только сам - в этом залог жизнестойкости…
Он вернулся через пять минут: на лысом большом черепе римского патриция бисерился пот, виски были запавшие, с синевой, уши восковые - морщинистые и очень большие.
Не жилец, подумал Костенко. Это пот у него выступил от усталости, плитка нормальная, не спиральная, только та дает жар… Надо уходить, а я не имею права уйти, потому что он ящичек доброй Пандоры, если такая была. Его надо разговорить, он вспомнит, он обязательно даст мне зацепки, помимо той, которую уже дал. Будь проклята безнравственная нравственность моей профессии, прав Ястреб, "легавый, взял след", не сойду, а утеряю - скулить стану, тьфу, противно.
А женщина, которой выстрелили в затылок, когда она говорила по телефону? Несчастная женщина, прошедшая одиночки, пытки, лагеря? Потерявшая во Владимирском изоляторе свои лучшие дни? И бабьи - безвозвратно, и, главное, те, что принадлежали искусству: несыгранные роли, расстрелянные мечты, постоянное воспоминание о съемочной площадке, о крике "мотор!", когда начинается таинство кинематографа и все замирает вокруг оператора: ты и камера, и никого больше…
Почему меня сняли с дела Федоровой? Всех асов сняли, оставили стариков и мальчиков, а тех, кто прошел огонь и воду, отвели: "Не пачкайтесь, тухлое дело. Незачем вам в нем мараться, повиснет на всю жизнь нераскрытая феня…"
Сначала делом интересовался зампред КГБ Цвигун; погиб - загадочно. Потом посадили цыгана Борю, друга дома. После умер Суслов - одно за другим, все в течение полутора месяцев. Федорчук, пришедший на смену Андропову, вообще отказался помогать: "Это дело Угро, к нам не имеет отношения".
Господи, какие же все советологи наивные! Неужели им было не ясно, что после смерти Суслова ситуация наверху стала накально-критической?! Что может человек, брошенный на пропаганду? Андропова лишили власти, то есть реального знания происходящего, переместив с Лубянки на Старую площадь. ЧК оказалась целиком в руках группы Брежнева: Федорчук, Цинев, их окружение… А Старый Господин был на последнем издыхании. А Москва, столица, как издревле повелось, решала все: Гришин и Черненко шли в одной упряжке… Новое руководство ЧК в их руках. Щелоков - само собою…
Стоп, остановил себя Костенко, а ведь группу по Федоровой окончательно раскассировали недели через две после того, как умер Андропов, а Черненко стал Генеральным… Точно! Вон оно куда тянет, а мы, дурни, дальше собственного носа ничего не видели… Вот уж воистину, лучше свобода - с карточками на сахар, чем коррумпированная тирания, смысл которой - оболванить народ, лишить его права на мысль, слово, несогласие, альтернативу… Неблагодарные мы люди… Черт, но кто ж из наших говорил мне тогда, когда я особенно активничал: "Голову сломишь, Славик, не высовывайся, все сложнее, чем тебе кажется…"
И Костенко вспомнил этого человека - Дима Степанов, он, точно.
- Я чай завариваю особый, мил-душа, - продолжал между тем Иван Иванович. - Зверобой, брусничный лист, шиповник…
- … валерьяновка, пустырник, - добавил Костенко, - и почечный брикет…
- Слежку за мной поставили? - усмехнулся генерал.
- Я отставник, не в моей власти, просто одним недугом маемся, - ответил Костенко. - Я этим чаем держусь последние семь лет…
- Вы что-то очень важное вспоминали, мил-душа?
- Точно. Плохой я сыщик, если вы смогли прочесть это на моем лице…
- Какой вы сыщик - не знаю, а вот я прокурор - отменный, честно признаюсь… Я ведь до этого в ЦК работал, у Кузнецова, убиенного Сталиным, Маленковым и Берией…
- Вас чаша миновала?
- Представьте - да. Но я всегда старался как можно меньше попадаться на глаза начальству. Тихо делал свое дело - и точка… Потом я не курировал органы, а только готовил проекты речей, следил, сколько раз упомянуто имя Сталина, какие оценки даются его теоретическим работам и практической деятельности… После ареста Кузнецова пару раз со мной провели беседу, вызвал Георгий Максимилианович, передвинули в ВЦСПС, на этом все кончилось… Кстати, о Федоровой… Вы не поднимали дела, кто ей дал квартиру на Кутузовском проспекте? Это - симптоматично, там чаще жили те люди, к которым был интерес у первых лиц, режимный проспект, режимные дома…
- Спасибо, Иван Иванович… Это - интересное направление поиска… Сколько я помню, такого рода версию мы не отрабатывали…
- Поглядите, кто ордер выписывал, встретьтесь, коли жив человек, большое обычно начинается с малого… Когда я выбивал комнату дочери Рыкова, потом Крестинской, Серебряковой, всюду стоял и номер решения той инстанции, которая выделяла жилплощадь… Что-то меня крепко зацепил Кутузовский проспект, мил-душа, - задумчиво повторил генерал. - У вас никаких намеков на ее связь с первыми лицами, членами их семей не проскакивало в деле?