Глава 14
Карелла и Буш успели перехватить Дэвида Бронкина до отправки в суд по уголовным делам, где ему должны были официально предъявить обвинение.
Бронкину, горластому, наглому и задиристому верзиле как минимум шести футов трех дюймов ростом, эта задержка явно не понравилась. Не понравилась ему и первая же просьба, с которой обратился Карелла.
- Поднимите ногу, - предложил Бронкину Карелла.
- Чего?
Они сидели втроем в кабинете следственно-розыскного отдела, в штаб-квартире полиции, ничем не отличающемся от аналогичного кабинета в 87-м полицейском участке. Маленький вентилятор на одном из шкафов деловито жужжал, изо всех сил пытаясь взбодрить спертый воздух, который тем не менее оставался пребывать в душной и влажной вялости.
- Поднимите ногу, - повторил Карелла.
- Это еще зачем?.
- Затем, что я так говорю, - сухо настаивал Карелла.
Бронкин посверлил его свирепым взглядом и пообещал:
- Только сними эту свою дурацкую жестянку, и я тебе!..
- Не сниму, не надейтесь, - заверил его Карелла. - Ногу поднимите!
Бронкин пробурчал еще что-то столь же угрожающее и поднял правую ногу. Карелла цепко ухватил его за лодыжку, а Буш внимательно осмотрел каблук.
- Вообще-то здорово стесан, - констатировал Буш.
- Еще туфли у вас есть? - поинтересовался Карелла.
- Конечно, а вы как думали?
- Дома?
- А где же еще? В чем дело-то?
- Давно у вас этот 45-й калибр?
- Уже с пару месяцев. А что?
- Где вы провели вечер воскресенья?
- Так, требую адвоката!
- Бросьте вы эти фокусы, - посоветовал Буш. - Отвечайте на вопрос.
- На какой вопрос?
- Где были в воскресенье вечером?
- А точнее?
- Примерно в одиннадцать сорок пять.
- Сдается мне, что в кино.
- В каком?
- "Стрэнд". Ага. Точно, в кино.
- Пистолет был при вас?
- Что я, помню, что ли?
- Да или нет?
- Говорю же, что не помню. А если вам надо да или нет, то пусть будет нет. Я еще из ума не выжил.
- Какой фильм смотрели?
- Старье какое-то.
- Название.
- "Чудовище из Черной лагуны", что ли…
- О чем картина, помните?
- Да там эта тварь страшная из воды вылазит…
- Что еще показывали?
- Откуда я помню!
- Подумайте.
- Чего-то насчет бокса, как он там сначала бродяга нищий, а потом вдруг становится чемпионом, а потом…
- "Тело и душа"?
- Во, в точку!
- Позвони в "Стрэнд", Хэнк, - попросил Карелла.
- Эй, а это еще зачем? - подозрительно спросил Бронкин.
- Чтобы проверить, действительно ли эти самые фильмы демонстрировались у них в воскресенье вечером.
- Да точно эти, я же вам говорю.
- Мы еще и пистолет ваш на баллистическую экспертизу направим, - многозначительно сообщил ему Карелла.
- Для чего только?
- Для того, чтобы установить, не подходят ли к нему кое-какие пульки 45-го калибра, которые у нас имеются, Бронкин. Вы бы могли сэкономить нам кучу времени.
- Как это?
- Что вы делали в понедельник вечером?
- Понедельник, понедельник… Господи, да кто же помнит? Буш отыскал в справочнике нужный номер телефона и стал набирать.
- Послушайте, чего вам туда названивать? - возмутился Бронкин. - Я же вам сказал, какое кино шло!
- Так что делали в понедельник вечером?
- Ну, это… В кино был, ну?
- Опять в кино? Два вечера кряду?
- Ну и что? Там кондиционеры… Прохладно. А что, лучше шататься по этакой жарище?
- На этот раз что смотрели?
- Еще старье какое-то.
- Вы так любите старые фильмы?
- Плевать я хотел на все ваши фильмы! От жары я спасался. А там, где идет старье, дешевле, будто не знаете!
- Так что в понедельник смотрели?
- "Семь невест для семи братьев" и "Неистовая суббота".
- Смотрите, как хорошо запомнили!
- А вы думали! Времени-то прошло меньше, чем с воскресенья.
- Тогда почему вы сказали, что не помните, где были в понедельник вечером?
- Я сказал? Разве я чего такого говорил?
- Говорили, говорили, Бронкин.
- Ну… Мне же надо было мозгами пораскинуть…
- В каком кинотеатре были?
- В понедельник вечером, имеете в виду?
- Именно.
- На углу Норт и Восьмидесятой.
Буш положил трубку.
- Сходится, Стив, - доложил он Карелле. - "Чудовище из Черной лагуны" и "Тело и душа". В точности как он сказал.
Буш не упомянул при этом, что ему также сообщили расписание сеансов в кинотеатре, и теперь им точно известно, в какое время началась и кончилась каждая картина. Он только выразительно кивнул на свои записи, которые протянул Карелле.
- Когда, говорите, вы зашли в кинотеатр?
- В воскресенье или в понедельник?
- В воскресенье.
- Где-то в полдевятого.
- Точно в половине девятого?
- Около этого, кто же точно помнит! Жарко мне стало, вот я и пошел в "Стрэнд".
- В какое время вышли из кинотеатра?
- Что-нибудь без четверти двенадцать, должно быть.
- И куда направились?
- Кофейку выпил.
- Где?
- "Уайт тауэр".
- Долго там пробыли?
- С полчаса, по-моему.
- Что ели?
- Сказал же, кофе с чем-то.
- С чем?
- Господи! Ну, с пончиком! Пончик с джемом, довольны?
- И на это у вас ушло полчаса?
- Покурил, пока сидел.
- Знакомых там не встречали?
- Нет.,
- А в кинотеатре?
- Нет.
- И пистолета у вас с собой не было?
- Кажется, не было.
- Вы всегда его с собой носите?
- Бывает.
- С законом уже неприятности были?
- Ага.
- Выкладывайте.
- Отсидел два года.
- За что?
- Вооруженное нападение.
- И чем были вооружены?
Бронкин заколебался.
- Слушаю вас внимательно, - поторопил его Карелла.
- 45-м.
- Этим же самым?
- Нет.
- Каким?
- Каким, каким… Другим.
- Он еще у вас?
Бронкин опять заколебался.
- Он еще у вас, спрашиваю? - настаивал Карелла.
- У меня, - сдался Бронкин.
- Как же так? Разве полиция не…
- Да не нашли они его. Пистолет я сбросил. Потом мне его приятель вернул.
- Стреляли?
- Не понадобилось. Рукояткой отделал.
- Кого?
- Да какая вам разница?
- Кого, я спрашиваю, Бронкин!
- Кого, кого… Ну… тетку там одну.
- Женщину?
- Ну.
- Женщину или девушку? Сколько лет ей было?
- Тетке-то? Лет сорок - пятьдесят.
- Так сорок или пятьдесят?
- Пятьдесят.
- А вы славный парень, Бронкин, - брезгливо заметил Карелла.
- Ну и славный, без вас знаю, - согласился Бронкин.
- Кто вас брал, какой участок?
- Девяносто второй, кажется.
- Кто из полисменов?
Карелла записал адрес.
- Еще что дома есть?
- Выручили бы вы меня, ребята? - внезапно попросил Бронкин.
- Каким образом? - удивился Карелла.
- У меня там… понимаете, вроде коллекции…
- Сколько?
- Шесть, - со вздохом признался Бронкин.
- Что?! - изумился Карелла.
- Ага.
- Перечислите.
- Два 45-го калибра. Потом люгер и еще маузер. И даже Токарев, понял!
- Что еще?
- А, ерунда, пукалка 22-го калибра.
- Все у вас в квартире?
- Все, как один!
- И туфли там же?
- Там же… А туфли-то при чем?
- Ни на один пистолет разрешения, конечно, нет?
- Нет. Совсем из ума вон, знаете ли…
- Могу представить. Хэнк, позвони в девяносто второй. Выясни, кто арестовывал Бронкина четыре года назад. Фостер, по-моему, сразу начинал у нас, а вот Риардон, возможно, пришел переводом.
- Вон оно что! - осенило Бронкина.
- Что это с вами? - поинтересовался Карелла.
- Вон чего вы мне шьете! Насчет тех двух полисменов?
- Насчет них.
- Тут вы промашку дали, - заверил их Бронкин. - Тут я ни при чем.
- Очень может быть. В понедельник в какое время вышли из кинотеатра?
- Одиннадцать тридцать. Двенадцать. Где-то около этого.
- В воскресенье у него все сходится, Хэнк? - спросил Карелла Буша.
- Ага.
- Тогда проверь насчет понедельника на всякий случай. Вы можете идти, Бронкин. Конвой в вестибюле.
- Эй, обожди-ка! Замолвили бы за меня словечко, ребята, чего вам стоит, а? Я же вам вон как помог!
Карелла звучно высморкался.
Тщательный осмотр обуви, обнаруженной в квартире Бронкина, позволил установить, что ни один из каблуков не имеет даже отдаленного сходства с находящимся в лаборатории отпечатком.
Баллистическая экспертиза установила, что обнаруженные на месте убийств пули не могли быть отстреляны ни из одного из пистолетов 45-го калибра, изъятых у Бронкина.
Из 92-го полицейского участка сообщили, что ни Майк Риардон, ни Дэвид Фостер никогда у них не работали.
И только одно-единственное оставалось пока в ходе расследования неопровержимо неизменным.
Жара.
Глава 15
В тот четверг вечером, в семь двадцать шесть, весь городок устремил взоры к небесам.
Весь город услышал звук и замер, пытаясь определить его происхождение. Звук оказался раскатами отдаленного грома.
Одновременно всему городу показалось, что с севера прилетел внезапный порыв ветра и овеял ласковой прохладой его обожженный до волдырей лик.
Громовые раскаты надвигались все ближе и ближе, и вот уже засверкали яркие вспышки, беспорядочные змеистые зигзаги, вспарывающие небо.
Жители города подняли лица к небесам и замерли в ожидании.
Дождь, казалось, никогда не начнется. Молнии неистовствовали в бешеной ярости, жаля высоченные громады зданий, затейливо извиваясь над горизонтом. Гром не уступал брызжущей злобе молний, сопровождая их гневным рыком.
И вдруг небеса раскололись, и на город хлынул живительный дождь. Капли, крупные, огромные капли, картечью хлестали по улицам, улочкам, по переулкам и закоулкам, и асфальт и бетон зашипели паром под первыми каплями дождя, и жители города расцвели улыбками и любовались дождем, любовались крупными его каплями - Боже, да какие они огромные, что за чудо! - и любовались, как огромные капли брызгами разбиваются о землю. Улыбки расцветали все шире, и люди в ликовании молотили друг друга по спинам, и казалось, что все станет опять хорошо и прекрасно.
Пока дождь не перестал.
Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Он низвергся с небес, словно поток, прорвавший плотину. Дождь шел ровно четыре минуты и тридцать шесть секунд. И оборвался, будто кто-то заткнул брешь в плотине.
Молнии еще полосовали небо, и гром еще откликался сердитым ворчанием, но дождь перестал.
Облегчение, которое принес дождь, долгожданная прохлада не продержалась и десяти минут. По окончании этого срока улицы вновь окунулись в парящий зной, а люди, обливаясь потом, цедили сквозь зубы проклятия.
Никто не любит розыгрышей.
Даже если подшутить решил сам Бог.
Тедди стояла у окна, любуясь несущимися на землю крупными каплями, и вдруг дождь перестал.
Она мысленно выругалась и вспомнила, что давно хотела научить Стива своему языку жестов, чтобы и он тоже знал, когда она ругается. Он обещал навестить ее сегодня вечером, и сейчас ее переполняло ожидание встречи, и она стала думать, что ей надеть к его приходу.
"Ничего" - лучший, наверное, ответ на этот вопрос. Ей понравилась собственная шутка. Надо запомнить. И рассказать ему, как только придет.
Улица вдруг заволоклась грустью. Дождь принес радость и веселье, но теперь дождь перестал, и улица стала мрачно-серой, мрачной, как смерть.
Смерть.
Две смерти, два человека, с которыми он работал и которых хорошо знал. Ну почему, почему он не стал дворником или счетоводом, почему именно полисменом, почему именно он стал полисменом?
Она повернулась к часам: сколько же сейчас времени и сколько же ей еще ждать, когда он придет, сколько же еще ждать, пока она наконец не заметит медленное движение дверной ручки из стороны в сторону и не бросится к двери, чтобы распахнуть ее перед ним. Плоский, бездушный лик часов не принес ей утешения. До той минуты оставались еще часы и часы. Если он, конечно, вообще придет. Если не случится ничего, что опять задержит его в участке, еще одно убийство, еще одна…
Нет, я не должна даже думать об этом.
Нечестно так думать.
Если я буду думать о грозящей ему беде… можно… накликать…
Нет! С ним ничего не случится! Стив смел и силен, Стив умелый и опытный полисмен, Стив сумеет постоять за себя. Но и Риардон был умелым и опытным полисменом, и Фостер тоже, а теперь они оба мертвы. Чего стоят умение и опыт полисмена, если ему стреляют в спину? Чего стоят умение и опыт полисмена против убийцы, затаившегося в засаде?
Нет, нельзя об этом, хватит, перестань.
Убийства кончились, все. Больше убийств не будет. Фостер был последним. Больше никого не убьют, с этим покончено. Все.
Стив, поспеши! Скорее, Стив!
Она села лицом к двери, не сводя глаз с дверной ручки, зная, что пройдут еще часы и часы, прежде чем дверная ручка оживет в условном движении из стороны в сторону, и это будет значить, что Стив стоит у ее порога.
Он поднялся с кровати.
В одних трусах пестрой расцветки пошел к комоду забавной утиной походкой. Он был высок ростом и прекрасно сложен. Некоторое время он изучал свой профиль в зеркале, потом посмотрел на часы, глубоко вздохнул и вновь улегся на кровать.
Время у него еще было.
Он лежал и рассматривал потолок, и вдруг ему страшно захотелось курить. Сбросил ноги с кровати, встал и опять направился к комоду, переваливаясь на ходу, как утка, что вовсе не красило такого атлета, как он. Закурил сигарету и снова лег. Попыхивал сигаретой и думал.
Он думал о полисмене, которого убьет сегодня вечером.
Собираясь домой, лейтенант Барнс зашел перекинуться словечком с капитаном Фриком, начальником 87-го полицейского участка.
- Как дела? - поинтересовался Фрик.
Барнс пожал плечами:
- Похоже, во всем городе осталось одно-единственное, о чем можно сказать: "Холодно".
- А? - не понял Фрик.
- Расследование этих убийств.
- О, вот вы о чем. Да, похоже, - согласился капитан.
Фрик испытывал крайнюю усталость. Он уже был не так молод, как прежде, и вся эта суета, и весь этот тарарам его бесконечно утомляли. Ну, убили полисменов, так что тут теперь поделать! Сегодня здесь, завтра на том свете. Нельзя жить вечно, и с собой в могилу ничего не возьмешь. Безусловно, отыскать преступника надо, но зачем же так давить на человека? Нельзя так давить на человека, да в этакую жару, да особенно если он не так молод, как прежде, и безмерно устал.
Говоря по правде, Фрик уже устал, когда ему еще не было и двадцати, и Барнс об этом прекрасно знал. О капитане у Барнса сложилось самое невысокое мнение, но Барнс был сознательным, добросовестным и дисциплинированным полисменом, а сознательный, добросовестный и дисциплинированный полисмен должен время от времени советоваться с начальником, даже если считает начальника полным болваном.
- Вы, я вижу, своих ребят совсем задергали, а? - скорее даже одобрительно спросил Фрик.
- Приходится, - ответил Барнс, подумав про себя, что уж это должно быть ясно и очевидно даже полному болвану.
- Я тут прикинул и думаю, что это не иначе как псих. Накатило, вот он и решил: пойду-ка пристрелю кого-нибудь.
- Но почему именно полисменов? - усомнился Барнс.
- А почему бы и нет? Кто может угадать, что психу взбредет в голову? Риардона он, вероятно, кокнул по чистой случайности, даже не подозревая, что тот полисмен. А как увидел, какая шумиха поднялась, газеты и все прочее, идея ему понравилась, и второй жертвой он выбрал полисмена уже намеренно.
- А откуда он узнал, что Фостер полисмен? Фостер был в штатском, как и Риардон, кстати.
- Может, у него уже были трения с законом, почем я знаю? Но одно точно. Это псих.
- Или уж очень ловкий и умный тип, - возразил Барнс.
- С чего вы взяли? Спустить курок, по-вашему, много ума требуется?
- Нет, для этого как раз ума не требуется, - согласился Барнс. - Если только не сходит с рук.
- Не сойдет, - бодро заверил его капитан.
А про себя тяжело вздохнул. Устал он безмерно. Старость. Вон даже волосы все седые. Не должны старики заниматься распутыванием всяких тайн, да еще в такую жарищу. Мысли Фрика переключились на самую актуальную тему.
- Жарко, а?
- Жарко, - согласился Барнс.
- Собираетесь домой?
- Да.
- Вам хорошо. Хотя я тоже, наверное, скоро пойду. Отправил ребят по вызову - покушение на самоубийство. Надо подождать, как там все обернется. Сообщили, что какая-то дамочка хочет сигануть с крыши. Нет, одни психи кругом, а? - Фрик негодующе покачал головой.
- И не говорите! - в тон поддакнул Барнс.
- Жену с детишками отослал в горы, - вновь внезапно меняя тему, сообщил ему Фрик. - И чертовски рад этому. В таком пекле ни человеку, ни зверю житья нет.
- Это уж точно, - опять не стал спорить лейтенант.
Телефон на письменном столе Фрика вдруг разразился звонками. Капитан, покряхтывая, важно поднял трубку.
- Капитан Фрик у аппарата, - объявил он в микрофон. - Что? Вот как? Но это же прекрасно! Хорошо. - Он аккуратно водрузил трубку на место и доложил Барнсу: - Совсем и не самоубийство, представьте себе. Дамочка решила посушить волосы и свесила их, понимаете ли, с крыши. Нет, но куда нам деваться от этих психов, а?.
- Мда, - неопределенно протянул Барнс. - Ладно, я ушел.
- Держите пистолет под рукой, - посоветовал Фрик. - А то может и вас достать.
- Кто? - удивленно спросил Барнс уже от двери.
- Он.
- А?!
- Псих!
Роджер Хэвилленд был быком.
Именно так, без кавычек. Даже другие "быки" звали его быком. Он и был настоящим быком в отличие от "быка", как называют детективов. Хэвилленд был сложен, как бык, пожирал пищу, как бык, мял своих подружек, как бык, он даже храпел во сне, как бык. Настоящий бык.
К тому же Хэвилленд был малым не из приятных.
Было время, когда он был приятным малым, но о той поре забыли уже все, включая самого Хэвилленда. Было время, когда он мог часами допрашивать задержанного и за весь этот период ни разу не приложить руку к физиономии последнего. Было время, только представьте себе, когда Хэвилленд даже мог воздержаться от этаких, знаете ли, словечек! Короче, Хэвилленд некогда был мягким и добрым, кротким и нежным полисменом.