29
- Самоубийство, - сказал врач, когда Корнилов, пройдя через крошечную прихожую, очутился в кабинете Звонарева.
На диване накрытый простыней лежал хозяин квартиры.
"Если ничего не найдем, ниточка прервется", - подумал Игорь Васильевич, наблюдая, как методично просматривает одну книгу за другой эксперт Коршунов.
- Судя по всему, проглотил пять-десять таблеток снотворного, - продолжал врач. Говорил он тихо, словно боялся помешать экспертам и следователю. - И запил коньяком. Молодой, может быть, и выдержал...
Початая бутылка коньяка стояла на журнальном столике, и Медников готовил коробку, чтобы упаковать ее. Рядом лежали бело-зеленые упаковки от таблеток.
- Можно увозить? - спросил врач у Корнилова, показав на покойника.
- Если у следователя нет возражений...
- Нет. Я уже спрашивал.
Корнилов перешел в следующую комнату. Здесь Бугаев потрошил шкаф с одеждой. В его движениях не было методичности эксперта, перебиравшего книги. Он хватался то за одну вещь, то за другую, то стоял в раздумье, но Игорь Васильевич знал, что майор ничего не упустит.
Старушка с жадными глазами (понятая, решил Игорь Васильевич) смирно сидела на стуле, встречая каждую новую вещь приценивающимся взглядом.
Увидев полковника, Бугаев оставил одежду. Взял со стола и молча протянул Корнилову коробку из-под кубинских сигар. Полковник открыл крышку. И без экспертизы было видно, что в коробке долгие годы пролежало оружие. Судя по легкой засаленной выемке - пистолет.
- Понятно... - невесело сказал Корнилов и подумал о том, что сам пистолет, наверное, уже заносит невским илом. - Телеграмму, конечно, не нашли?
- Нашли, - усмехнулся майор. - Лежала на самом видном месте. "Дорогой Юрий Кононович сердечно поздравляем с юбилеем помним все хорошее Бабушкины".
- Неплохо.
- Я связался с ребятами из Гатчины, - сказал Семен. - Попросил срочно выяснить, кто ее подавал.
"Ничего они не выяснят, - подумал Корнилов. - Ни-че-го. Этот Поляков прошел не только огонь и воду... - Он вдруг сразу потерял интерес к делу. - Какая разница, сумеем мы доказать, что Звонарев убил и Борю, и старика, или не сумеем. Теперь это всего лишь формальность. А дело Бабушкина так и останется непересмотренным".
Ему захотелось плюнуть на все и уйти. И главное - молчать. Ни с кем ни слова. День, два... Пока не появится снова желание заговорить. Корнилов вспомнил, что однажды уже испытал такое состояние. В детстве. В сорок пятом. У матери украли продовольственные карточки, и Игорь купил на Сытном рынке буханку хлеба, истратив все имеющиеся в доме деньги. По дороге домой он даже отщипнул вкусную корочку - никак не мог удержаться. А когда стал резать хлеб, нож скользнул по буханке и порезал палец. Еще не веря в предчувствие, не обращая внимания на льющуюся кровь, Корнилов содрал корку и увидел под ней деревянный брусок.
- Сеня, ищи диктофон, - сказал он тихо. - Ищи ключи от машины. Ты знаешь, что еще искать! Дача у него была?
- В Сиверской.
- И там все перекопаем! - Корнилов говорил, превозмогая в себе желание молчать.
30
Телеграмма Звонареву была отправлена с вокзала Гатчина-Варшавская. Телеграфистка вспомнила, что ее принес мальчик лет двенадцати. Никаких особых примет - мальчик как мальчик.
В графе "Обратный адрес" стояло: "Гатчина, проездом. Бабушкина".
Ни сберкнижек, ни особых ценностей у Звонарева не оказалось. Только несколько золотых монет старой чеканки.
Дача Звонарева стояла на отлете от поселка. Невзрачный бревенчатый домик с подслеповатыми окнами. Полтора десятка вымерзших яблонь придавали участку заброшенный вид. Да и внутри дома царило запустение: годами не мытый пол, обрывки старых, истлевших занавесок на окнах. Несвежее белье на постели. Подпол был забит продуктами. Сотни банок с консервами, со сгущенным молоком. Бутылки подсолнечного масла, жестяные банки с оливками. На всем лежал густой слой коричневой пыли. Как будто хозяин уже давно потерял интерес к своим запасам.
Но следы недавнего пребывания хозяина на даче все же имелись: прямо на грядках чернело большое кострище. И соседи подтвердили, что Звонарев приезжал днями, проводил в доме уборку, жег костер.
У Корнилова мелькнула мысль о том, что в этом костре сгорел и диктофон Лежнева. Но как ни просеивали пепел, никаких следов его не нашли. Только несколько металлических пуговиц и на стальном колечке - ключи от машины.
Ключи эти подошли к машине Бориса Лежнева.
Примечания
1
НКЮ – Народный комиссариат юстиции.