Около десяти на чердак пришла Оля. Принесла бутерброды с колбасой и маленький термос с кофе. Отдала майору потощавшую пачку "Кента".
- Ладно уж, курите. Не то я все выкурю.
- Золотая женщина, - похвалил Бугаев. - И кофе, Ольга, у тебя прекрасный. Не знал, что у дворников хватает зарплаты на "Арабику".
- Плюс стипендия, плюс родители.
- Родители - самый большой плюс? Завидная невеста!
- Приличных женихов нет. Дружить постелями - это пожалуйста.
- Как это - постелями? - изумился майор, считавший себя знатоком не только "блатной музыки", но и сленга современной молодежи.
- Да все так же! Сегодня мы спим в твоей постели, завтра в моей. Акселераты - хлюпики! А!.. - Она взмахнула рукой, давая понять, что ей даже говорить на эту тему противно. - Показали бы лучше, за кем следите? - Из-за спины майора девушка взглянула в окно. А в это время стремительная особа, выйдя из ванной, остановилась перед большим трюмо. На ней было только полотенце, закрученное на голове в виде тюрбана. Она поленилась задернуть шторы, а может быть, намеренно не сделала этого.
- Вот вы чем тут занимаетесь! - с гневом набросилась на майора Оля. - А я-то уши развесила. - Она схватила Бугаева за рубашку и дернула так, что отлетела пара пуговиц. - Убирайтесь отсюда вон!
Семен поставил стакан с расплескавшимся кофе на подоконник, схватил девушку за руки, крепко сжал запястья:
- Дуреха, не кричи. Ты моему честному слову веришь?
Оля молчала.
- Да подумай ты, милая, - ласково сказал он, - если я тут стриптизом любуюсь, то мой товарищ ради чего по улице слоняется? - Он отпустил девушку, достал из кармана портативную рацию, щелкнул тумблером:
- Птичкин, не скучаешь без меня?
- Скучаю по сдобной булочке и кофе. - Филин чувствовал, что майора подкармливают.
- У меня без перемен, - сказал Бугаев и, выключив рацию, взялся опять за кофе.
- Может быть, отнести ему бутерброд? - уже миролюбиво спросила девушка.
- Бутерброд может помешать моему другу в исполнении служебного долга.
- А вам не мешает?
- Каждому свое.
Оля опять заглянула в окно. Красавица, вышедшая из ванной, сушила волосы феном. По-прежнему перед зеркалом.
- И вам нравятся такие шкыдлы? - Молодая дворничиха, оказывается, не чуралась лексикона своей бабушки.
- Ольга, иди учить географию, - строго сказал Бугаев.
- Я уже докладывала - у меня каникулы. - Но, взглянув еще раз в окно и презрительно фыркнув, она все-таки ушла.
В десять часов Филин позвонил Корнилову. Телефон шефа не отвечал. Дежурный сказал, что полковник давно уехал в прокуратуру.
Девушка с третьего этажа закончила свой туалет и стремительно удалилась, процокав каблучками по остывшему асфальту. В одной из комнат и в ванной она забыла выключить свет.
Мальчишка, занимавшийся живописью, с воплем радости исчез в соседнем дворе.
Его мать разговаривала по телефону.
Старушка продолжала читать газеты, а голодный черный кот, наверное, пытался вспомнить, как ловят мышей.
В квартире Звонарева все было без перемен.
25
Заместитель прокурора города Кулешов был знаком с Корниловым. Давно-давно, когда навещать винный магазин еще не считалось предосудительным, они столкнулись у прилавка. Разговорились. Выяснилось, что коньяк покупали к "случаю": у обоих тот день был особым - праздновали юбилеи. Корнилов - пятидесятилетие. Кулешову исполнилось шестьдесят.
- Эх, работенка наша собачья! - посетовал Кулешов. - Всю жизнь торопимся и никогда не успеваем. Еще бы минут пятнадцать - и остались бы без выпивки! А ведь гости, наверное, уже собираются.
- Собираются, - ответил Корнилов, хотя никаких гостей он в тот день не приглашал. Тяжело болела мать - какой уж тут праздник! Но вдаваться в подробности ему не хотелось...
В кабинете у Кулешова стояла новая мебель. Стулья были очень неудобные. Высокие, жесткие и скрипучие. Даже у полковника, - с его-то ростом! - ноги едва доставали до пола. "Интересно, - подумал Игорь Васильевич, - он сам такие выбирал или бестолковый завхоз закупил первые попавшиеся?" Судя по тому, что кресла здесь и вовсе отсутствовали, можно было предположить хитрый умысел. Полковник представил себе, как неуютно чувствует себя в этом кабинете какой-нибудь коротышка-подследственный. Как ерзает он, пытаясь дотянуться ногами до пола.
Сам Виктор Петрович долго и тягуче поучал кого-то по телефону, как внимательно следует относиться к приему граждан.
- Эх, и народец у нас! - сказал он, положив трубку. Но вдаваться в подробности не стал. - Извини, что задержал.
- Пустяки! - отозвался Корнилов и улыбнулся. - А я вот сижу и гадаю: на чем ты сидишь?
Кулешов оживился.
- На таком же стуле, как и ты! Хороши стульчики, а? Это надо такое придумать! Я на фабрику звонил, пригрозил привлечь их за перерасход древесины. И что, ты думаешь, директор ответил? По статистике, говорит, рост человека увеличился на двадцать сантиметров. На акселератов, значит, работают. Но у своего стула я ножки укоротил. Пришел рано утром, принес лобзик и отпилил тайком, - он весело рассмеялся. - Только не подпиливать же все! - И без перехода спросил: - А ты с чем пожаловал?
...Внимательно, не перебивая, заместитель прокурора выслушал Корнилова. Долго рассматривал листочки с фамилиями. И по тому, как небрежно бросил их на стол, Игорь Васильевич понял: не убедили они Кулешова.
- А кроме подозрений и совпадений, есть конкретные факты?
- Я же о них сказал!
- Нет! Это фантазии. Интуиция - дело хорошее...
- Оставим в покое интуицию! - недовольно прервал заместителя прокурора Корнилов. - Поговорим о фактах... Да, их очень мало. Если говорить о прямых уликах - их и вовсе нет. Но основания для допроса и обыска есть! Предварительное следствие по делу Алексея Дмитриевича Бабушкина было проведено преступно небрежно. Цель? Выгородить истинных виновников. И сделал это Звонарев. Материалы предварительного следствия пропали.
- А каким образом журналист вышел на Звонарева? - перебил полковника Кулешов.
- Позвонил председателю совета ветеранов. Я выяснял, - Корнилов нахмурился. - Мы должны были подумать об этом раньше. Но ведь и в голову не пришло, что преступник - следователь!
- Да! - многозначительно сказал Кулешов. - С журналистом вы дали промашку...
- Наверное, ты прав. Но сейчас нельзя терять времени. Если мы проведем у Звонарева внезапный обыск, будут доказательства. Логика подсказывает...
- Игорь Васильевич, логика - оружие обоюдоострое. Мне, например, она подсказывает совсем другое.
- Что же, если не секрет?
Кулешов встал, достал из кармана сигареты, но не закурил, сказал тихо:
- Ты только не подумай, что я честь мундира защищаю. Слышал, наверное, как мы у себя со всякими подонками поступаем? Но тут другое дело. Ты во время блокады где был? - спросил он неожиданно.
- До осени сорок второго - в городе.
- Ну, а я воевал под Москвой, - сказал Кулешов. - Но и для меня блокадные годы - символ. Сам знаешь какой! Святое понятие. Сколько о том времени написано! И вдруг следователь прокуратуры, блокадник, покрывал мародеров, брал взятки! Честных людей посылал на расстрел!
- Да ведь кого только не было в Ленинграде! И шпионы ракеты пускали. И воры карточки крали, - спокойно сказал Корнилов. - В блокадном городе люди жили, а не святые.
- Святые не святые, а ленинградская блокада вошла в историю. Стала легендой. Зачем же ее разрушать? Что будет думать о нас молодежь? Много у нее идеалов осталось?
Корнилову стало скучно.
- Может быть, оставим молодежь в покое? Пусть думает о нас что хочет, - заметив, что Кулешов собирается возразить, Игорь Васильевич примирительно поднял руку: - Ладно, ладно, молодежь во всем разберется сама.
Виктор Петрович вдруг начал тихонько насвистывать, рассеянно глядя на собеседника. За долгие годы знакомства Корнилов уже привык к тому, что эти, как он выражался, "свистульки" означают у Кулешова высшую степень сомнения. Наконец он снова сел на свой укороченный стул, закурил и сказал:
- Думаю, что все это фантазии, полковник, фантазии! - И поглядел на Корнилова с легкой - то ли она есть, то ли ее нет - улыбочкой. Улыбочка эта всегда раздражала Корнилова. Он был уверен, что такой улыбкой может улыбаться человек, ничего не принимающий близко к сердцу.
- Старика убили на Каменном острове обыкновенные грабители, - продолжил Кулешов, - и я не удивлюсь, если узнаю, что и про его саквояж с деньгами они ничего не знали. Нынче могут из-за червонца пырнуть ножом! Да и Медников не исключает случайного грабителя...
Корнилов согласно кивнул, и Кулешов, вдохновляясь все больше, спросил:
- Тебя не устраивает погром в квартире старика? Да разве мало мы с тобой знаем немотивированных поступков? Предположим, залез отпетый алкоголик. Его бутылка интересовала, а не стереомагнитофон! Причем бутылка не в перспективе, не деньги на бутылку, а водка в натуре! И сейчас, немедленно! А бутылки нет! Он и пошел крушить. Знаем мы психологию этих, так сказать, людей!
- Психологию мы знаем, - вздохнул Корнилов. - Людей не знаем.
- Узнаю любителя парадоксов. Но... с задержанием Звонарева повременим! Нужны доказательства. Пойми - случай особый.
- Не понимаю! Если бы Звонарев не был бывшим работником прокуратуры, ты бы тоже сказал "повременим"?
- Если честно - не сказал! - Лицо Кулешова исказила болезненная гримаса. - Знаешь, что? Подожди до завтра. Я посоветуюсь с прокурором.
- Медников решил, что надо с тобой посоветоваться, ты - с прокурором! Ну-ну, советуйтесь, - сказал полковник, поднимаясь. И, уже взявшись за ручку двери, добавил: - Виктор Петрович, поменяй стулья. Это же орудие пытки!
26
В одиннадцатом часу в подъезд зашла пожилая женщина. С маленькой черной папкой в руке. Вскоре она вышла. "Разносчица телеграмм", - подумал Бугаев. К ним в дом приходила разносчица с такой же потертой черной папочкой. Майор связался по радиотелефону с Филиным, попросил догнать женщину, узнать, в какую квартиру она принесла телеграмму. "Пусть шеф ругается, но бывают же непредвиденные обстоятельства! - успокоил он себя. - Тем более что в тайну переписки вторгаться мы не собираемся".
Вскоре Филин доложил: телеграмму доставили Звонареву.
Только майор выключил радиотелефон, как на чердаке скрипнула дверь и мелькнул узкий луч фонарика. Ольга привела Корнилова. Фонарик светил плохо, и полковник раза два чертыхнулся, споткнувшись обо что-то.
- Давайте руку, - предложила девушка. - Да ведь не так уж и темно!
"Действительно, - подумал Бугаев. - Совсем даже не темно. Белые ночи, черт возьми, а полковнику, видите ли, ручку подают".
Игорь Васильевич сунул Семену увесистый пакет, и майор, нащупав мягкие булочки, мысленно простил шефу его хождение за ручку с девушкой. И понял, что сидеть на чердаке придется ночь.
- Которые окна? - спросил Корнилов.
Бугаев объяснил. Сказал про телеграмму.
- Самовольничаешь, - констатировал Корнилов. Голос у него был усталый. - Сейчас заеду на почту, узнаю, откуда телеграмма. А ты, Сеня, сиди. На смену Филину придет Алабин. Филин все-таки на ногах.
Бугаев промолчал.
- Не дает пока Кулешов разрешения на задержание и обыск. Посоветоваться, видишь ли, надо! - сообщил Корнилов ворчливым голосом.
Ольга, тихо стоявшая рядом, деликатно кашлянула.
- Оленька, а вы еще здесь? - удивился полковник. - Обратно я сам дорогу найду. Ну, да ладно, сейчас вместе пойдем. Майор вас не обижает?
Девушка хмыкнула.
- Ее обидишь! - буркнул Семен.
Корнилов нагнулся к самому уху майора и прошептал:
- Дядя этот вел следствие по делу старшего Бабушкина. Всю жизнь в прокуратуре прослужил.
Бугаев удивленно присвистнул.
Полковник вынул из кармана конверт.
- Здесь его фото. Лет десять назад фотографировался.
- Зря шепчетесь. Я все равно все слышала, - сказала Оля и засмеялась.
- Ее надо к нам на работу брать, - тоже прошептал майор. - Звукоуловителем.
- Неостроумно.
"Бывают же такие контактные люди! - думал Корнилов про Семена, спускаясь вместе с девушкой по лестнице. - Пять минут проведет с человеком - и уже друзья".
...В девять утра полковник позвонил Кулешову. Длинные гудки. Он набрал номер приемной.
- Виктор Петрович на совещании, - ответила секретарша.
27
Настольная лампа в квартире Звонарева горела всю ночь. Не погасла и утром. Впрочем, майор не мог бы в этом поклясться. Несколько минут он вздремнул. Незаметно для себя.
В половине десятого Бугаев отметил на "объекте" некоторое оживление. Пожилой мужчина, наверное, пенсионер, проживающий на первом этаже, под квартирой Звонарева, быстрым шагом проследовал в соседний двор. Майора удивили два обстоятельства: чрезвычайная спешка и наряд пенсионера. На нем были пижамные полосатые штаны и пиджак с орденами и медалями. В магазин идти он не мог, так как сумки у него не было. Вызывать "скорую" жене? Если у ветерана не было телефона в квартире, мог бы позвонить от соседей.
Сомнения мучали майора недолго. Через пятнадцать минут пенсионер проследовал обратно, конвоируя меланхоличного молодого человека в спецовке, с облезлым чемоданчиком в руках. По старым понятиям это был водопроводчик, на языке технической революции - слесарь-сантехник. Майору стали понятны и пижамные штаны - срочность мероприятия. Оглаживая небритую щеку, Семен подумал, что, будь рядом молодая дворничиха, можно было бы послать ее на разведку, не привлекая ничьего внимания. Но если говорить честно, происшествие майора не взволновало. Ему хотелось спать, и он воспринимал действительность словно бы сквозь дрему, умиротворенно. Вспомнив про Олю, он почему-то представил себе мамино лицо в тот момент, когда он сообщил бы ей, что женится на дворничихе! А потом добавил, что дворничиха заканчивает университет...
Но через минуту он забыл и про Олю, и про маму, и про свое нестерпимое желание спать. Пенсионер уже без медалей вместе с меланхоликом-сантехником дружно кричали, стоя под окнами Звонарева:
- Юрий Кононович! Юрий Кононович!
Голос у пенсионера оказался на редкость сильный и красивый, а водопроводчик простуженно хрипел. Выдохшись, крикуны скрылись в подъезде.
Майор включил радиотелефон:
- Василь, у "домоседа" в квартире что-то случилось. Я сейчас буду...
Затекшие ноги повиновались плохо. Бугаев не стал дожидаться лифта - размялся, прыгая по ступенькам. Через несколько минут он уже стоял на лестнице у сорок второй квартиры. Народу здесь собралось довольно много, так что на майора никто не обратил внимания. Решался вопрос, ломать ли дверь к Виктору Кононовичу. Оказывается, квартиру ветерана залило водой. Слесарь-сантехник, несмотря на свою меланхоличную внешность, проявил завидную твердость и взламывать дверь без милиционера или управляющего домами отказался.
Пока они спорили, появился участковый милиционер, молодой парень с пушистыми усами, вызванный Алабиным. Его появление было воспринято как само собою разумеющееся. Дверь взломали.
Наверное, Алабин успел предупредить участкового, потому что тот вошел в квартиру один, наказав сантехнику стоять на пороге и никого не пускать. В квартире было тихо. Не слышалось даже шума воды, льющейся из незакрытого крана. Почему-то притихли и все собравшиеся.
Через минуту участковый появился в дверях. Лицо у него было взволнованное. Он оглядел столпившихся у дверей жильцов и сказал, обращаясь к Алабину:
- Случилось несчастье...
28
Когда совещание закончилось, Кулешов задержался в кабинете прокурора.
- Что-нибудь срочное, Виктор Петрович? - спросил Новосельцев.
- Срочное, Виталий Владимирович. По делу об убийстве на Каменном острове.
- Есть новости?
- По-моему, нет. Но милиция считает, что есть. Вышли на одного пенсионера...
- Ну и дельце! - усмехнулся Новосельцев. - Одни пенсионеры.
- Этот пенсионер - бывший следователь прокуратуры. В блокаду вел дело о фальшивых продовольственных карточках. Корнилов просит санкции на обыск, а улик никаких.
- Но все же? - насторожился прокурор. В который уже раз Кулешов с некоторой ревностью отмечал, что имя полковника действует на Виталия Владимировича магически. "Учился у Корнилова, что ли?" - с раздражением подумал он. Игорь Васильевич уже долгие годы читал студентам юрфака криминалистику.
- На этот раз у нашего главного сыщика больше предчувствий, чем серьезных улик. Основная, с позволения сказать, улика: в деле о фальшивых карточках исчезли листы предварительного следствия и кое-какие другие материалы. А этот бывший следователь десять лет назад работал в архиве. Писал воспоминания. Но ведь после него там столько людей перебывало!
- Исчезли листы из одного дела?
- Отсутствует еще одно дело, которое вел Звонарев. Но со сдачей блокадных архивов было много трудностей. Гибли люди, не только документы...
- Звонарев - знакомая фамилия, - сказал прокурор, вспоминая.
- Он работает в нашем совете ветеранов, Виталий Владимирович. Ситуация очень деликатная. Если мы ошибемся, тень упадет не только на одного человека, но и на всех, кто работал в те годы.
- Ну и хватили вы, Виктор Петрович! - прокурор взглянул на Кулешова с иронией. - Это какую же надо иметь фигуру, чтобы тенью своей заслонить остальных!
Кулешов промолчал.
- А со Звонаревым, - уже серьезно сказал прокурор, - в деликатной, как вы говорите, ситуации нужно поступить деликатно. Но по закону. Какие же еще у Корнилова "предчувствия"?
- Журналист Лежнев собирал материал для очерка об истории с Бабушкиным и перед тем, как его тяжело ранили, выяснял, кто еще жив из прокурорских работников блокадных времен.
- И вышел на Звонарева?
- Так считает Корнилов.
- Предчувствия у Корнилова серьезные, - сказал прокурор. - Могут и оправдаться. Почему бы не задать вашему Звонареву несколько острых вопросов?
- Он не "мой", Виталий Владимирович, - обиделся Кулешов. - И я не против допроса. Но делать обыск?!
- Да! Делать обыск! - отрезал прокурор.
- Понял, Виталий Владимирович, - скучным голосом сказал Кулешов и поднялся. - Сейчас позвоню Корнилову. Пошлю с ним Медникова. Он ведет дело.
"Что молодым наше прошлое! - думал заместитель прокурора, идя по коридору в свой кабинет. - Они больше заботятся о сегодняшнем дне, о своем престиже. Не понимают - бросая тень на прошлое, ставят под сомнение настоящее. Настоящее-то из этого прошлого выросло".
Телефон Корнилова молчал. Дежурный по Управлению уголовного розыска доложил, что полковник уехал на Васильевский остров на происшествие. Вместе со следователем Медниковым.