Впрочем, почему была? Питер Реддвей и теперь возглавлял "Пятый уровень", просто прошло время, и старина Пит - он предпочитал, чтобы Алекс Туретски звал его именно так, - из могучего, медвежеобразного любителя изысканной и щедрой кухни превратился в малоподвижного и немного ленивого мастодонта. Однако величина брюха не мешала Питу принимать наиболее верные и быстрые решения. Тому способствовала в немалой степени его собственная биография, в которой чередой укладывались различные посты и должности - от советника президентов до заместителя директора ЦРУ.
Все вышесказанное, без сомнения, указывало на то, что связями в мире высокой политики Реддвей обладал практически неограниченными, и в делах, связанных с международной преступностью, нередко и с охотой помогал Алексу - Александру Борисовичу.
Только одно, пожалуй, условие всякий раз выдвигал он, когда дело касалось взаимной помощи, - акция не должна повредить престижу и безопасности Соединенных Штатов. Не такое уж и тяжелое условие, чтобы отказываться от помощи "зубра" тайных операций.
Меркулов взял трубку и позвонил в Управление делами Генеральной прокуратуры.
- Доброе утро, Меркулов говорит. Постарайтесь выяснить, какие авиарейсы сегодня у нас в Мюнхен, и приобретите билет для Александра Борисовича Турецкого. Желательно на один из ближайших. Его паспорт вместе с приказом к вам сейчас принесут.
- Костя! - знаками стал показывать Турецкий. - Зачем такая спешка? Завтра давай! Я ж практически ночь не спал.
- В самолете выспишься, - поморщился Меркулов, - ничего с тобой не случится. А Питеру я позвоню, чтобы встретили. Всего и дела-то - туда и обратно. - Он говорил, прикрыв микрофон ладонью. - Да, вот еще, - продолжил в трубку: - И обратный рейс - тоже. Спасибо. - Положив телефонную трубку, закончил: - За своих не волнуйся, там Вячеслав подсуетится. А вот самые необходимые дела ты отдай ему. Потому что когда мы начнем, не исключаю, что оглохнем от звонков. Чтобы отбрехиваться легче, понимаешь?
- Да понимаю.
- Вот и ступай, не мешай работать.
Он нажал клавишу интеркома:
- Клавдия Сергеевна, срочно приказ на Турецкого. Командировка в Германию. Срок? Да двух дней, думаю, вполне хватит. Туда-сюда, обратно…
- Тебе и мне приятно… - пробормотал Турецкий уже в дверях довольно расхожую двусмысленность, но Меркулов услыхал-таки и сердито махнул ему рукой: уходи!
Из своего кабинета он позвонил Грязнову и сообщил о решении начальства.
- Ну и что? - спокойно спросил Вячеслав. - Ты считаешь, что мы без тебя не справимся, ваше высокоблагородие? Не боись, не впервой! Да, кстати, а я сразу после твоего ухода поднял, похоже, из кровати Багирова-младшего. Голос, во всяком случае, был сонный и поначалу он соображал туго. Говорю, что в связи с вновь открывшимися обстоятельствами по делу задержанных Назарова, Сиповатого, Ахмата Султанова и некоторых других возникла необходимость уточнить кое-что, и предложил ему приехать ко мне для дачи свидетельских показаний, полагая, что ты и сам пожелаешь с ним познакомиться. Ну, нет так нет. И знаешь, что эта жирная гнида вдруг заявила? Ни за что не поверишь! Он вдруг говорит: "Какие дадите гарантии, что меня прямо из вашего кабинета не проводят в какую-нибудь Бутырку?" Я чуть не сел, ей-богу! И отвечаю: "А мы без веской причины никого никуда не провожаем. Если у вас есть серьезный повод бояться нас, это лично ваше дело. У нас же к вам всего ряд вопросов. И потом, если бы имелись причины вас задерживать, я бы не стал звонить, а просто прислал бы взвод ОМОНа. Как это было с Назаровым, Боровом". Он помолчал и снова спрашивает - ехидно так, с издевкой: "А вот я слышал про Сиповатого… Как же так?" Я говорю: "А он тоже приехал в качестве свидетеля, но по ходу беседы выяснилось, что оказался соучастником ряда преступлений. В чем и сознался. В этой связи вступают в действие определенные меры пресечения в полном соответствии с законом". А он: "Ага, вы его в камеру, а там - уголовник с заточкой!" Видал, чего знает? Я ему в ответ: "Вы уже, гляжу, информированы, но далеко не полностью. Если желаете более подробную информацию, милости просим, поделимся. Но не кажется ли вам, Джамал Джафарович, что вы торгуетесь с правоохранительными органами? И, не имея к тому ни малейших оснований, пытаетесь поставить какие-то свои условия? Может быть, нам стоит изменить свое решение и доставить вас на собственном транспорте?" Тут он и скис, похоже. "Хорошо, - говорит, - я приеду, но никакого насилия над собой не потерплю, имейте это в виду. Иначе вам придется иметь дело с собственным начальством…" Каков гаденыш?!
- Странно, что он стал торговаться, а не свалил попросту в какое-нибудь ближнее зарубежье. Ты, к слову, такой вариант предусмотрел?
- Денискины парни там глаз с него не спускают… Но к чему я это? Угадай с трех раз!
- Что, уже были звонки?
- С тобой неинтересно. Буквально через полчаса мне звонит помощник моего министра, Вашутин, знаешь его, слизняк такой. И с ходу заявляет, что, мол, министр высказал озабоченность по поводу некоторых моих неправомерно грубых действий, выразившихся в том, что я без санкции соответствующих органов прокуратуры позволяю себе нарушать установленный порядок и вызываю на допрос некоторых граждан, занимающих видное общественное положенине, по собственному усмотрению.
- Ну, ты понял, Славка, с кем, оказывается, дело имеем?!
- Я-то понимаю, но вот министра этот его помощник подставил. А может, совсем и не министр выразил "озабоченность", а кто-то из влиятельных в его окружении, поди разберись, когда вся власть насквозь, можно сказать…
- Ругать власть, Славка, последнее дело. Давай не будем oпускаться до уровня обывателя.
- А разве тебе самому не обрыдло постоянно закрывать глаза?
- Обрыдло. Но не в том суть. Ведь этот твой слизняк, как ни крути, прав. Мы же знаем, с кем дело имеем!
- Именно поэтому я тут же перезвонил Косте, прислал курьера и получил подписанные им постановления. На обоих братцев. На задержание! Вот и пусть теперь попляшут у меня!
- И когда ты их собираешься?
- А я все-таки хочу, чтобы сами явились. Не хрен зря ребят гонять. Они тоже люди.
- Ну давай, удачи тебе. Ключи от сейфа - у Клавдии. Успехов.
- И тебе, Саня.
Только положил трубку - звонок.
- Что-то у тебя долго занято, - сказал Костя. - Вячеслав, наверное?
- Да.
- Ага, значит, ты уже в курсе. Я не хотел загромождать тебя излишней информацией. Но раз ты знаешь, вот вам, ребятки, еще добавок. Генеральный попросил зайти. Сидит - хмурый и озабоченный. Ну, присел. Он с ходу спрашивает, что у нас с Багировыми. Я уже понял, откуда ветер. Но интересуюсь, в каком плане ставится вопрос. Он молчит, мнется, ну, короче, ты знаешь эту его манеру: многозначительно надувать щеки и прятать при этом глаза. "Да вот, - говорит наконец, - позвонили из Администрации Президента, помощник самого, - Костя хмыкнул, - "администратора", и заявляет, что настоятельно просит умерить активность некоторых "правоохранителей", направленную на явную компрометацию ответственного работника МИДа и членов его семьи. Неужели, мол, совсем разучились себя вести?
- А ты сказал о постановлениях на задержание этих лиц?
- Не торопи. Я вкратце объяснил ситуацию, без ссылок на информаторов, и сказал, что речь, скорее всего, пойдет в конечном счете о мощной и достаточно разветвленной мафиозной структуре, занимающейся наркобизнесом. И, зная его боязнь политических оценок, добавил, что разрабатываемая операция давно уже вышла за пределы конкретных российских рамок и что в ней уже задействованы полицейские силы нескольких государств Центральной Азии и Западной Европы. Пусть, тонкости ему не нужны. И наш задумался. "А что, - спрашивает, - все делается исключительно на законных основаниях?" Ну тут уж и я развел руками: "А как же?! Coблюдены все правовые нормы!" Ну и так далее. "Сам, - говорю, - взял на себя смелость санкционировать все необходимые постановления". В смысле, чтобы якобы его не подставить в случае чего… "Ладно, - говорит, - приму к сведению". Но тут уже я охамел. Спрашиваю: "А что это помощники так разбушевались? Или их хозяевам вроде и дела нет, а эти инициативу проявляют? Очень непонятно! Может, поставить вопрос? Дела-то секретные, государственной важности, а носы суют все, кто ни попадя…" "Подумаю", - говорит. С тем и отпустил. Вот так, ребята.
- Обкладывают, Костя?
- Обломятся, - ответил Меркулов. Но почему-то бодрости в его голосе было мало. - Тут главное - нам самим не напортачить. Сейчас тебе билеты подвезут. Кажется, в шестнадцать с чем-то. Значит, надо быть в Шереметьеве в два. Так что, возможно, сегодня уже не увидимся. Передавай привет.
Это уже становилось доброй традицией. Пролетая в небе Германии - не важно куда: в Штаты ли, в Англию или во Францию, - Турецкий предпочитал рейсы, делающие посадку в Мюнхене. И там, в аэропорту, у выхода из трубы, присасывающейся к самолетному люку, его, как правило, ожидал старина Пит, своей огромной тушей и громоподобным голосом приводивший в ужас изящных стюардесс.
Итак, почти правило стало традицией.
- Эгей, Алекс! - загрохотало в пешеходной трубе, едва Typeцкий, подхватив свой кейс, покинул борт самолета. - Это я! Я уже здесь! - Он орал специально по-русски, возможно, чтобы не оскорблять слух аборигенов. - Эти чертовы боши совсем разучились ценить время! Ты опоздал ровно на семь с половиной минут!
И не понять было: радовался он или горевал. Но зато его тучную фигуру с испугом обтекали пассажиры. И это создавало для него дополнительные удобства: ну кто осмелится задеть или того хуже - толкнуть человека-гору?!
- Здравствуй, старина! - Турецкий в приветствии вскинул обе руки, едва не задев кейсом шедшего сзади пассажира. - Экскьюз ми! - обернувшись, радостно закричал ему Турецкий. - Пардон! Энтшульдиген зи витте!
Тот едва не упал в обморок.
Пятнадцать минут спустя, основательно помяв друг друга в объятиях, приятели сидели за столом в аэропортовском кафе, и Реддвей хвастливо заявил, что в ожидании Алекса успел слопать три больших айсбайна с доброй порцией этого… ну, зеленого… эрбсена!
- Горох, что ли? - спросил Турецкий, у которого заныло в желудке. С утра так толком и не поел, а пищу в самолете, тем более что рейс выполнял "Аэрофлот", а не "Люфтганза", есть он не мог. Коньяк же из фляжки, купленный в "дьюти фри" еще в Шереметьеве, пищей никак назвать было нельзя, даже при изощренной фантазии.
- Ты тоже хочешь айсбайн? - угадал его намерения Питер.
- Свиные ножки - моя вечная слабость.
- Ну что ж, - серьезно сказал Реддвей, - тогда я, пожалуй, присоединюсь к тебе. Наверно, одну порцию. Или две, не больше. Здешний повар отлично их готовит. А что у тебя в кейсе, Алекс?
Вопрос был по делу.
Всякий раз, прилетая в Мюнхен и встречаясь со стариной Питом, Турецкий - и это тоже стало традицией - угощал Реддвея какой-нибудь незатейливой, но обязательно исконно российской пищей. Но помимо этого он, зная страстную любовь Пита к изучению идиом русского языка, прихватывал с собой парочку книжечек, вроде словарей образных выражений, опять же матерных выражений, знаменитой "фени" и так далее. Нынче, почуяв свободу во всем, что прежде касалось этических запретов, господа издатели стали изощряться кто как хотел, и словарей подобного рода развелось столько, что можно было подумать, будто в России совсем уже перестали говорить на "великом и могучем". Поэтому и у Пита поле учения оказалось поистине безграничным.
Вот и сейчас, заскочив перед отлетом на Новый Арбат, Турецкий вмиг нашел на книжном развале и вполне подходящий "матерок", и вполне капитальный труд, толковое переиздание словаря идиом под редакцией доктора филологии В. Телия.
Это была духовная сторона даров. Физическую же представляла банка соленых и до того белых, что аж голубовато-зеленоватых, северных сопливых груздей. Эту штуку привез в дар Ирине ее студент из Архангельска, говорила: талантливый пианист. Все может быть, но банку Турецкий забрал с собой, еле в кейс влезла.
Глаза Пита при виде банки засверкали. Он без труда сорвал пластмассовую крышку, сунул в банку два пальца и потащил груз. Но тот выскользнул на стол. Пит поднял его двумя пухлыми ладонями, словно выпавшего из гнезда птенца, и, поднеся ко рту, страстно потянул носом грибной дух, сморщился и… хлюпая, втянул гриб толстыми губами. Пожевал, закрыв глаза. Затем открыл их, старательно надел на банку крышку и сказал:
- Извини, что не угощаю. Сейчас принесут айсбайн, тебе вполне его хватит. Гросс бир?
Он интересовался, какую кружку пива хочет Турецкий, конечно, большую?
- Йя, йя, - гордо и по-немецки ответил Александр Борисович.
- …Костья мне звонил, - заговорил Питер, когда со свиными ножками, окруженными гороховым пюре, было, в общем, покончено. - Я понял, что у тебя есть документы. Как долго ты собираешься быть моим гостем, Алекс?
- Я тебе сейчас дам, Пит, прочитать один, скажем так, меморандум, а потом ты сам назовешь срок, идет?
- Да, как это? Часы лежат, но они - идут! Давай.
Питер бодро взял в руки тонюсенькую папочку из двух страничек и профессиональным взглядом пробежал текст. Закрыл папочку, вернул Турецкому и ненадолго задумался.
- Есть такой план, - сказал вдруг. - Задерживать тебя собираюсь. Но нам придется все же отправиться в Гармиш. Это наше ознакомление, консультации и остальное займет два дня - сегодня и завтра. Потому что завтра ко мне приезжает наш коллега, он из Лондона, и я его тебе представлю. Его, - Питер ткнул пальцем-сосиской в папочку, - тоже хорошо касается. Ну как?
- Ты сказал, я подчиняюсь.
- Тогда больше не теряем времени! - Пит поднялся.
- А-а… деньги? - посмотрел на него Турецкий, полагая, что вообще-то следует заплатить за обильный обед.
- Уже уплачено, - небрежно махнул ладонью Пит и пошел к выходу. - За мной, Алекс! Не надо думать о пустом! Так?
Две книги и банку с груздями он заботливо нес под мышкой…
Грязнов был обескуражен: исчез Теймур Багиров. С утра звонили к нему на квартиру, - он имел "небольшое" шестикомнатное жилье на Профсоюзной улице, в доме, в котором в недавние времена селились цековские работники, - но там никто не брал телефонную трубку.
Вячеслав Иванович, уже из рассказа Рахмона Сафарова знавший об образе жизни генерала, полагал, что тот вполне мог ночевать и не дома, а у какой-нибудь дамы сердца. Хотя, имея две трехкомнатные квартиры, соединенные после евроремонта, вряд ли он вынужден скитаться по чужим будуарам. Но у каждого собственные заморочки. Почему бы и нет?
Но уже скоро середина дня, а телефон по-прежнему не отвечает. Ничего путного не могли сказать о своем боссе и в офисе фирмы "Гарант-плюс, оптовые поставки", расположенном на Пятницкой улице. Секретарша заявила, что шеф не появлялся уже два дня, а всеми делами фирмы занимается его заместитель, вице-президент Павел Иванович Скуратенко, и предложила соединить с ним.
Грязнов "соединился", но опять-таки ничего нового для себя не узнал. Да, заезжал на пять минут, да, отдал ряд распоряжений, но это было… позавчера, поздно уже вечером, а затем отбыл в краткую зарубежную, как он сказал, командировку. Не дольше недели. А что, у Московского уголовного розыска - Грязнов представился по полной программе! - есть вопросы к фирме? Тогда, может быть, стоит поговорить с юристом?
Нет, юрист сейчас был совершенно без надобности. А что за командировка у господина президента фирмы, Грязнов уже понял.
Еще дома, когда Рахмон проснулся, Вячеслав Иванович вместе с ним долго изучал атлас автомобильных дорог России, Казахстана и Центральной Азии, уточнял маршрут автопоездов, которые вышли из Куляба, видимо, прошли уже Душанбе, дальше по курсу у них был Ташкент, Чимкент - уже казахская территория, Кзыл-Орда, Актюбинск, Уральск, после чего караван пересекал границу Казахстана и России и следовал на Самару, Пензу, Рязань, и… здравствуй, столица, здравствуй, Москва…
Согласно договоренностям Теймур собирался встречать и провожать дальше грузы на узбекско-казахской границе. Возможно, у него уже имелись какие-то договоренности с таможней Казахстана, и чего бы он мчался за тысячи верст!
Но с другой стороны, полномочия самого Рахмона, провожавшего караван, как бы заканчивались в том же пункте, а авто должны подойти к этой таможне не ранее, чем завтра. Так зачем же Теймур решил пороть горячку? Или у организаторов тайно изменились планы? В любом случае это говорило лишь о том, что Рахмону следовало немедленно вылетать в Ташкент и уже оттуда следовать к таможенному пункту, а по сути - навстречу Теймуру Джафаровичу.
Это, конечно, не вопрос, Грязнов дал команду своим помощникам немедленно обеспечить вылет Сафарова и полную секретность этой акции. Рахмон благополучно улетел, пообещав Грязнову немедленно проинформировать его о развитии операции. Информация придет, естественно, от генерала Назарова, из Душанбе.
Жаль, разумеется, что не оказалось в нужный момент в Москве Теймура Багирова. Но если посмотреть на процесс глубже, то без прямого кураторства господина Багирова само движение каравана могло бы и застопориться. Ведь согласно договору, утвержденному на душанбинском совещании, целью движения всех грузов, за исключением тех, что прибудут на военно-транспортных самолетах, была Москва, Россия. Эта подкупленная "авиация" доставит груз уже к границе Восточной Европы, в Калининград. А оттуда наркотики должны проследовать в Германию и на Британские острова. Это малая часть, маршрут только осваивается. И следовательно, у них имеются силы, агенты, которые собираются перегонять товар через Польшу в Западную Европу.
Этим маршрутом сейчас и занимается Александр Борисович Турецкий, точнее, его коллеги из Гармиша. А вот то, что предназначено для России, за этот груз отвечаем мы сами, так сказал себе Вячеслав Иванович, больше всего боявшийся в данный момент, что секретная информация, не дай бог, просочится раньше положенного времени, и ретивые оперативники из Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков - из самых лучших побуждений: остановить, пресечь и арестовать! - сорвут всю операцию. В их сеть попадут курьеры-перевозчики, причем водители автопоездов, как, впрочем, и машинисты на железных дорогах, ни сном ни духом отношения к наркоперевозкам иметь не будут, если повезет, арестуют десяток-другой дилеров, возможно получивших свою часть по ходу дела, по пути следования маршрутов. Но это все крохи! Головы-то останутся в неприкосновенности! А чтобы брать того же Теймура без поличного, даже и мечтать нечего…
Генерал Назаров исключительно из личного уважения - так понимал Грязнов - раскрыл перед ним своего опытного агента. Он, по идее, не должен был этого делать категорически, но, видно, настоящая старая дружба еще чего-то стоит в этом мире, наполненном обманом и предательством. И это надо особо ценить!
Поэтому ни место действия, ни имена, кроме главных фигурантов, ни в одном из документов не назывались. Просто: агентурная информация, источник закрытый. И никакой судья не заставит назвать его имя и должность. Это значит - подписать человеку смертный приговор. Немедленный…
Однако требовались действия, и решительные.