Александр Борисович довольно спокойно выслушал "самобичевания" супруги и для успокоения ее души не придумал ничего лучше, как прервать на полчасика "семейное совещание", а позже, выпив по чашечке вкусно заваренного кофе - "с устатку", понятное дело, - вернуться к прерванному изучению видеоматериала. Подумаешь, поздно! Скоро уже рано будет, так какая разница?.. Ох, Шурка! Ох, этот Турок! Ну куда от него деться?.. Был хулиганом, таким, видно, и помрет.
- Ага, - обрадованно отметил Александр Борисович, обнимая жену, - и еще с того света буду тебе сердито грозить пальцем и выговаривать за то, что, случалось, отказывала мужу, вынуждая его…
Зарапортовался! Пришлось тут же униженно просить прощения, обещая, что больше никогда!.. А что - никогда, не важно, не буду - и все!.. Так ведь нетрудно доказывать жене свою любовь, где ж ты раньше был? И жизнь у тебя сразу другая пошла…
Кофе был действительно вкусным, и они, привалившись друг к другу плечами, устроились перед ноутбуком. И Турецкий, еще не успев включить, вспомнил. Полез в карман пиджака, висевшего на спинке стула, и достал визитную карточку, которую Филя отобрал еще там, в коридоре, у Нинки, когда выгонял их с Юлией. Нечего, мол, со всякими сукиными сынами якшаться! Вот эту карточку и достал Александр. Посмотрел, протянул жене и сказал:
- Вообще, и честно говоря, если б я ее у тебя увидел, не знаю, что бы с тобой сделал. А так - это тоже улика. Ты увидишь, я уже мельком видел запись в "конторе", там тебе сделано прямое приглашение. Вот же гад, понимаешь? Ему мало дочери, он уже и мать в притон затягивает! Ничего, он свое получит, не я буду…
- Чего ты раскипятился? - с усмешкой и совершенно спокойно отреагировала Ирина. - Ну, прислал. Так неужели ты решил, что я тут же побегу узнавать, чего там у них есть интересного, как говорят в твоей Одессе? Это, Шурик, лишнее доказательство, что у него с приличными кадрами было туго. Просто шлюхи его клиентов уже не удовлетворяли, их они могли снять на любом пригородном шоссе десятками. Им потом, я полагаю, поговорить хочется, высокой культуры набраться. Вот, видимо, именно этот пунктик в программе данного паразита и был немаловажным. Потому наверняка и салон его пользовался определенной популярностью опять же в определенных кругах. А Интернет - это отмазка, ширма, за которой прятался довольно-таки прожженный делец. Из этого и следует исходить, когда начнете шерстить ту публику. У мужчин, без сомнения, низкий культурный уровень, а интеллект направлен исключительно на зарабатывание денег, и не больше, в то время как женская часть представлена двумя группами лиц - какими-то интеллектуалками и молодежью. Возможно, и третья - заказная. Я бы входила в первую, Юлия ваша - во вторую, а наша Нинка - в третью, для извращенцев. Вот такой примитивный расклад, Шуринька.
Хмурый Турецкий подозрительно уставился на жену:
- Слушай, а у меня такое ощущение, будто ты размечталась, нет?
- Глупый, если бы я тебя не знала так хорошо, то подумала бы, что ты ревнуешь. Да, впрочем, ты всегда делал вид, что зверски меня ревнуешь к каждому телеграфному столбу, а сам искоса любовался, я же видела…
Он вспомнил…
Она, эта трогательно-смешная девчонка, в той, старой арбатской коммуналке постоянно вертелась перед носом вполне уже самостоятельного юноши-студента-юриста, к которому, случалось, захаживали дамы. Ну, не дамы, конечно, девушки. Иногда сокурсницы. Чаще - просто хорошие знакомые, из смежных, как говорится, компаний. Пересеклись, понравились друг другу, забежали - и ах, какое это удовольствие - вот так, на бегу! И ведь "стервозная" девчонка - из-за того, что ему постоянно казалось, будто она подглядывает в замочную скважину, - была - вот она! Чихнул, а она: будьте здоровы! Вежливая, как же…
Но однажды - он уже проходил практику в Московской городской прокуратуре, значит, последний, выпускной курс - Сашка обнаружил, что девчонка-то словно куда-то испарилась, а ее привычное место заняла статная девушка, и, что было совсем неожиданно для него, - очень даже ничего собой! И куда что девалось?..
Подошло время, и кому-то приглянулся достаточно добротный еще дом, правда, старинной постройки, но зато в самом центре Арбата. И то, чего не могли годами совершить все ЖЭКи и РЭУ, вместе взятые, все жилищные комиссии от районных Советов депутатов трудящихся до райкома партии, сделалось в одну минуту. Дом, естественно, был объявлен аварийным. Более того, неожиданно выяснилось, что таковым он был зарегистрирован еще в сороковом году, то есть до Великой Отечественной, а почему продолжал стоять, заселенный жильцами всех возрастов и поколений, никто не мог ответить с уверенностью. Короче говоря, в один прекрасный день люди были приглашены в жилкомиссию райисполкома, где им вручили ордера на получение отдельных квартир, то уже были остаточные явления хрущевской программы строительства жилья, ознаменованной появлением пяти-, девяти- и двенадцатиэтажных домов из сборного железобетона. Это они потом стали "пресловутыми", а по замыслу их создателя быстро решили самую больную, жилищную проблему советских людей. Просто надо было дальше думать, о том времени, когда гарантийный срок закончится, а этого чиновник уже делать не хотел.
Дошла очередь и до коммуналки, в которой обретались Турецкий, тетка с племянницей - Фроловские и еще две семьи. И вот, когда перед Турецким встала необходимость снять с вешалки немногие свои одежки и сложить их в чемодан, собрать книжки в удобные для переноски связки и отчаливать, он встал перед дилеммой. Уехать сейчас вот так, вежливо попрощавшись, значит, больше никогда не встречаться с темноволосой девушкой, обладательницей отличных, извините, форм, явного музыкального таланта и весьма покладистого характера. Что, вместе взятое, случается нечасто. И вскоре семейная пара Турецких переехала в добытую для молодой семьи с немалыми, кстати, трудностями для Московской городской прокуратуры - там еще и Костя приложил определенные усилия - двухкомнатную квартиру в "сталинском" еще доме, на Фрунзенской набережной. Много позже появилась эта, трехкомнатная, в этом же доме, это когда родилась Нинка, а сам Александр Борисович стал старшим советником юстиции, то бишь в полковники выбился.
Но не в том суть. Вспомнил он те суматошные, неугомонные, дурные какие-то дни всеобщего переезда, когда надо было одновременно решить и самый главный, жизненно важный вопрос - как жить дальше. А советчиков было много! Один Костя чего стоил! Ему вторили Славка Грязнов, даже сама Шурочка Романова, возглавлявшая Московский уголовный розыск. И все в один голос говорили, что от добра добра искать в его возрасте негоже. Еще не будучи женой, Ирина каким-то образом сумела завоевать сердца Шуркиных товарищей и сослуживцев. Отсюда и советы. Он всех внимательно выслушал и принял собственное решение - немедленно жениться, пока Ирка рядом, а то уедет к тетке, куда-то в Борисово, что ли, - и с концами. А так - под рукой.
Славные были времена!.. Но именно из тех времен Турецкий пронес через всю свою семейную жизнь свое личное, персональное отношение, ну, например, к тому, как должна одеваться и, вообще, выглядеть его жена. Помнится, на первое "серьезное" свидание - он уже не помнил, где это происходило, но была масса народа - Ирка явилась в такой короткой юбке, что у него сердце трепыхнулось. Но даже и не в этом была беда. Нет, ножки-то у нее что надо! И все остальное - на своем месте, но… Он же видел, как глазели посторонние мужики! И видел, что плавало в их, затянутых поволокой, глазах. И понимал, что случится, если он хотя бы на минуту выпустит из пальцев ее руку с модной сумочкой. Ну, уже одно то, что она просто сесть в метро не могла, это еще куда ни шло, она даже по лестнице в кинотеатре вынуждена была подниматься как-то боком, по-крабьи. Зато темнота зрительного зала дала простор - и не только для фантазий, ничем, правда, так и не кончившихся, однако тем не менее. Но Александр уже никогда не забывал это гнетущее его чувство безумной ревности, замешанной на ненависти ко всем окружающим их мужикам. Впрочем, женщины были тоже хороши! Оно и понятно, далеко, очень далеко не каждой из них пошел бы такой вольный наряд. А раз нельзя мне, значит, это некрасиво, фи, как вульгарно, ужас, до чего доводит эту молодежь отсутствие элементарного вкуса.
Может, с тех пор он и возненавидел толпу? С ее осуждающими глазами. И себя, вынужденного это наблюдать. А, если честно признаться, вспыхивала неприязнь и к предмету повышенного внимания. Ты чего, не можешь, что ли, как все? Вот оно, в чем дело… Нужен ведь только толчок…
Или вот, скажем, тот же Хлебников. Ну, соберись у него в мастерской узкий круг людей, человек шесть - восемь, и занимайся они чем угодно, никому и в голову не пришло бы устраивать засады, подслушивать, подсматривать. Никому ж неинтересно, чем ты с женой в постели занимаешься. Или твои друзья. Но толпа, общество! Другие законы действуют. И Александр Борисович постоянно следил за "нравственностью" своей жены, а теперь приходится уже и о дочери думать. Нет, о подозрениях речь пока не идет, но смущает реакция на очевидное, этакая легкомысленная бравада - со мной ничего подобного случиться не может. По определению. Я не такая, я совсем другая. Конечно, так, попробовала бы иначе.
- И нечего улыбаться!
А это уже было сказано по поводу затаенного взгляда Ирины, наверняка догадывавшейся, о чем думал муж.
- Прости, милый Шуринька, я не улыбаюсь, - почти пропела жена. - Я радуюсь такому выразительному твоему проникновенному выражению лица. Значит, - сделала она неожиданный вывод, - ты совсем здоров. И нечего больше прикидываться!
Вот-те на! Права, куда денешься?..
И они стали смотреть материалы. Шутки кончились, едва началась "беседа". Александр Борисович весь ушел в слух, его настораживали интонации этого сутенера. И все указывало на то, что Хлебников чувствовал себя в абсолютной безопасности. Он в самом деле ничего и никого не боялся. Ну, предположим, участковый лейтенантик, хоть он и старший, - не та "крыша". Значит, есть и повыше. Именно она и будет включена в дело в нужное время. Володя Яковлев обладает достаточной самоуверенностью, но тут надо хорошо думать. Потому что, если не заговорят женщины, а Нинка с Юлией, естественно, выйдут из игры, у Хлебникова будут все шансы утопить дело. Не у него самого, так у его клиентов. А вот захотят ли женщины дать показания, что их силой, принуждением заставляли обслуживать клиентов, - это большой вопрос. И кстати, если обвинение строить только на этих фактах, можно здорово проколоться…
Они внимательно смотрели и слушали беседу. В принципе, если бы речь шла не о Нинке, никакого криминала в словах и действиях Хлебникова не было. Ну а эмоции, взгляды, хищный оскал к делу не пришьешь. Они отметили, что Нинка прекрасно справилась со своей ролью. Правда, очень Александр Борисович морщился, когда Нинка рисовала его портрет этому негодяю. И его реакция на Ирину - понятная! - тоже не несла криминала, хотя было совершенно ясно, что он хотел сделать: посадить на свой крючок и дочь и мать. Гениальная находка для него! Мать шантажировать дочерью, а дочь - матерью. Тем более что о глухом, немом и слепом, как тот капитан дальнего плавания, который в порту считался самым лучшим мужем, речи вообще не шло. Но вот звонок Зыкину - это уже чистый криминал! Тут не отвертятся ни один, ни другой.
Однако для этого нужны показания Нинки. А она поневоле потянет Юлию, не сама ж явилась! Подруга привела. А чем ты занималась, подруга? И пошло, поехало…
Надо продумать такую ситуацию, решил Александр Борисович, но на самый крайний случай. Лучше, конечно, обойтись без этого. А может быть, как-то ограничиться видеозаписью, Нинка же скоро уедет, кто ее станет из Англии возвращать, а следствие наверняка растянется, в лучшем случае, если повезет, дело передадут в суд разве что осенью. Вода утечет, а запись-то останется. А потом, если грамотно взять за жопу этого ментяру Загоруйко, на которого - тут уж без промаха - покажут обе агеевские знакомые женщины, он не станет защищать Хлебникова, своя эта самая - дороже. Просто правильно организовать признание надо. Дать тому возможность как бы с чистосердечным явиться, мол, догадывался, да только на проверку времени не было, а потом - солидные люди, эвон номера на машинах какие! Знаем, с кем дело имеем.
А в конце концов, есть и еще один - верный ход. Фотографии-то есть, а ну как нечаянная "утечка" произойдет, да фотки к тем "газетирам" продажным попадут? Женщин можно и пожалеть, прикрыть личики, а этих кобелей - за что? Не хотят в суде, пусть в прессе защищаются! Ох как любит у нас это дело общественность мусолить!
Вот все это и высказал Александр Борисович жене. Та так и не поняла, почему в откровенно уже препохабной ситуации надо защищать Юлию Осипову? Из-за папы? Из-за оказанного им "доверия" к коллегам по оружию? Ну, была она в доме у них. Да, жалко родителей, если узнают про такое поведение своей дочери. А что же делать? Каждый сам должен платить по своим счетам.
Александр Борисович не был столь кровожадным в данном вопросе, как его супруга. Ему очень хотелось пожалеть красивую девочку, которую он, кстати, так ни разу и не видел. Но Нинка говорила накануне, когда все добивалась от нее разрешения пойти в домик "Флирта и любви", что Юля согласилась захватить ее с собой крайне неохотно и обставила свое разрешение целым ворохом условий - с тем не говорить, туда не ходить, любопытства не проявлять, а просто посмотреть и уйти. Это уже как бы личная инициатива Хлебникова была - познакомиться с новенькой. Ну и подкинуть ее, вероятно, хорошему своему знакомому. Кстати, охранник. Они в охране банка запросто могли тоже по-своему "крышевать" заведение господина художника. И это надо иметь в виду. А пока Зыкин задержан наравне с другими - до выяснения. Наверное, уже выяснили и большую часть народа отпустили. Возможно, кого-то и под подписку о невыезде. Свидетели-то будут еще нужны следствию.
А интересно, что должен этот Зыкин думать о своем мордобое? Это уже не простое невезение, тут система просматривается. И он, если не дурак, не поверит Наташе, что на него бомжи напали и потом карманы обчистили. Слишком уж должна показаться ему одинаковой работа противников в обоих случаях. Профессионалы на пути встали. Филю надо предупредить, чтоб тот отдельно поговорил с Наташей. Потому что если не сам Зыкин, то его дружки могут проявить интерес, а это очень опасно. Да и Филя не может бросать все текущие дела и сопровождать девушку повсюду, как телохранитель. И так вон уже сколько дней за ней катаются, убивая казенное время.
Ирина была с ним согласна, но она откровенно зевала. Куда еще, второй час ночи! Будет и завтра день, вот и поговорят, встретятся…
- Давай спать, Шурик…
- Ложись, я на десять минут на кухню, позвоню все-таки. Ну, чтоб душа не болела.
И он позвонил, но не по городскому телефону, а на мобильник, который - он знал - всегда находился рядом с Филиппом. Пару гудков - и все. Если не спит, посмотрит на вызов, а если заснул, не успеет проснуться.
Но Филя откликнулся после первого же сигнала, будто держал трубку наготове.
- Ты чего не спишь, Сан Борисыч? - совсем и не сонным голосом спросил он.
- А ты где? - сказал было Турецкий и сразу сообразил, что тот скажет в ответ. - Погоди, не торопись, дай сам догадаюсь. Ты часом не на Кутузовском? В смысле, на Можайской улице?
- Вот приятно иметь дело с понимающим человеком. А как догадался-то?
- Интуиция, Филя, будь она неладна. Из-за нее столько себе уже крови попортил, а впереди - ого-го! Ну, значит, понимаю, веская причина. Ты ж не очень похож на Ромео с гитарой под балконом Джульетты.
- Это точно! - кратко констатировал Филя. - Как говорил твой любимый герой советского кинематографа товарищ Сухов, когда его спросили: как тебя убивать? Он честно ответил: хотелось бы помучиться. Вот и я чую, что не избежать Голгофы.
- А чего тебя понесло так поздно? И не сказал ничего. Сигнал был?
- А ты как догадался?
- Филь, я уж и так, и этак намекнул про интуицию. По моему мнению, тот Зыкин что-то вычислил, не дурак, поди. Не то?
- Боюсь, что то самое, - спокойно ответил Филипп и громко зевнул.
- Подожди, так ты где, дома у нее, на улице?
- Сам же сказал: под балконом. Она на пятом живет, высоко. Если б залезть - хорошо, ночка теплая… Но это я размечтался. Ничего, подремлю до утра, а там видно будет. Чужие мальчики покрутились, даже в подъезд с кодом заходили, а недавно громко побазарили и отвалили. На "мерине", между прочим. Я номерок срисовал, тот самый.
- А как ты вообще там оказался?
- Так позвонила. На мою мобилу. Рассказывает, что сегодня днем в клинику ихнюю, когда она занималась своими сестринскими делами, к ней прибежала нянька и говорит, что ее там, у "Приемного покоя", какие-то мужики спрашивают. А морды у них точно кирпича просят. Говорят, позовите Наташу. Их спрашивают, как фамилия, а они отвечают: не знаем, мол, но вот такая - и дают ее почти точное описание. Рост там, волосы, ноги длинные, юбка короткая. Правда, под этот "фоторобот" пол-Москвы подходит, но - сигнал. Она и просит няньку: скажи, что я на операции, а когда закончится, никто не знает, может, только вечером - сложная очень. Тетка вышла и сказала. Те постояли, поорали чего-то друг на друга, а потом вышли, сели в большую черную машину - нянька видела - и уехали. Ну а Наташа, уже предупрежденная, балда, вместо того, чтобы позвонить сразу - есть же у нее мой номер! - отправилась домой одна. Храбрая девочка, ничего не скажешь. И этих парней она видела, они в беседке посреди двора сидели. А эта артистка, - Филипп хохотнул, - достала из сумки своей длинную юбку, платок какой-то, кофточку, все это она надевает, как я понял, когда домой заявляется, и неспешно, с другой стороны вошла во двор, под другую арку, что рядом с ее подъездом. Там надо далеко дом обходить, и все у них ходят с противоположной стороны, зачем лишние триста метров преодолевать? Ну, пришла, в окно глядит, а те сидят, не уходят. Вот тут только догадалась позвонить. Когда мать с отцом уже улеглись. Ну, я подъехал, набрал ее, она осторожно вышла, села ко мне в машину - я к самому подъезду подал. И мы поговорили. Я ей сказал: иди спи, они до утра тут сидеть не будут. И точно, получаса не прошло, как засобирались и отвалили. Что будет утром, не знаю, но могу догадаться, поэтому предложил девушке временно сменить имидж. Обещала подумать. Печальна моя участь, Сан Борисыч… А у нее, кстати, завтра выходной. Ей-то никуда торопиться не надо.
- Я б тебе дал совет, конечно. Не знаю, как воспримешь, но можно, пока никого нет, увезти ее оттуда. Да хоть и в "Глорию". Пусть денек отсидится, а там видно будет. Утром соберемся, побеседуем. Между прочим, и для нее прекрасный выход, ты подумай на эту тему. А там и решим. Как?
- Да я-то думаю, это хороший вариант. Пусть скажет родителям, что к подруге поехала. Мол, звонила, заболел у них кто-то. А телефон всегда есть. Кстати, в "конторе", по-моему, даже белье в шкафу имеется.
- Ну вот тебе и решение проблемы.
- Посмотрю, вроде еще не спит, свет горит. Она ж буквально десять минут назад ушла. Все, до утра.
- Желаю тебе ба-альшой удачи, сыщик, - пошутил Турецкий.
3