- У тебя одно на уме. Вот он-то мне и рассказал, как они один бордель брали штурмом. Ну, а когда подробности пошли, я поняла, что речь о вас. И перекрестилась, что вовремя ушла. Он, между прочим, и устроил мне разговор с Сережкой - по спутниковому телефону. У него там друг живет, генерал, тот все про Сережку сразу и выяснил. Вот так, подружка, с хорошими людьми поведешься, сама человеком станешь.
- Так это, значит, они тебе деньжат подбросили?
- Да-а-а… У тебя только одно на уме. Не понимаю, что этот Роб в тебе нашел? Мордочку? Задницу? Так у меня лучше. Ну, что? Скажи, если знаешь?
- Иди ты к черту! Надоела со своими нравоучениями, как старуха старая. Сама уже не можешь, значит, никому нельзя, так?
- Так тебе же все равно: можно, нельзя. Прокладку поменяешь - и вся разница. Пойду я.
- Да, иди. Я тоже допью и поеду домой. Пока, подруга.
- Пока…"
- Содержательный разговор, - хмыкнул Щербак.
- Между прочим, да, - не поддержал его Турецкий. - Хе! Умный народец пошел! Помните, кажется, у Штирлица было… Мюллер слушает допрос, который тот проводит с радисткой, и говорит что-то вроде: "Ни одного прокола. Только пол ребенка перепутал". И башкой дернул. Ну, этот, Броневой.
Филя засмеялся и сказал:
- Я тоже все время слушал их разговор и боялся, что где-то проколется. Чисто вышла, шпионка растет! Кому-то на радость…
- Кому-то да, - кивнул Турецкий, - но вот что нам теперь с этой Юлией делать? Ума не приложу. Как сказать? А говорить-то надо. И нельзя, потому что она, в ее состоянии, способна действительно руки на себя наложить! Там, я смотрю, всю семью надо перестраивать, а как? Когда они не хотят уже понимать друг друга?
- Борисыч, - прогудел Володя Демидов, - а чего мы головы-то ломаем? Он же, этот Осипов, сам говорил, дружок Константина Дмитрича. Ты б отложил гордость, хрен с ней, в конце концов, да сходил бы к нему? Может, они там, между собой, как два крупнейших юриста, общий язык найдут?
- Гордость ни при чем, Володя, - ответил Турецкий, - я другого боюсь. Ну, поговорю. Опишу все, как есть. А они, как два старых пердуна, полезут правду-матку качать! И что тогда? Могут?
- Еще как могут, - вздохнул Голованов. - Я другой вариант предложил бы. Надо как-то сделать, чтобы этот Роб, Боб, хрен в ступе, сюда прикатил. Заманить его. Вот вам и акт разоблачения. В таких ситуациях, Саш, руки на себя не накладывают, только злее становятся. И совсем уже взрослая девочка эта, я имею Юлию, как ее, Семеновну в виду, с характером. Плохим, другой разговор, но его не отнять.
- Сева, она не Семеновна, это дед ее Семен Викторович, а как звали отца, я не знаю, - сказал Турецкий.
- Сам же, я помню, назвал ее так.
- Ну, оговорился, не придирайся.
- Короче говоря, отсюда я и предлагаю исходить. Но с Меркуловым поговори, хуже не будет. А вдруг они сумеют все-таки понять друг друга? С папашей, дедом, я уже путаю, кто из них кто…
- Я тоже думаю, - как бы завершая разговор, сказал Филя, - что, если мы вывалим на Юльку весь компромат на Брентона, она, во-первых, ни одному нашему слову, ни одному доказательству - в этом ее состоянии - не поверит, а во-вторых, что гораздо хуже, может натворить неповторимых глупостей, от которых сама же первая и пострадает. Но это в том случае, господа, если она нам безразлична. Именно она, а не дело, которое мы вынуждены теперь поневоле доследовать.
- Филя прав. О ней надо думать. А Брентон - это… так, шелупонь… - поставил точку Турецкий.
Он был уверен, что не ошибается…
3
- Ты меня конечно же считаешь предателем? - полуутвердительным тоном спросил Меркулов.
- Не преувеличивай, Костя, - чуть скривился в усмешке Турецкий.
- Спасибо, благодетель, утешил. - Ирония так и лезла из каждого слова.
- Пока утешение исходит от вас… Нет от тебя одного, от ведомства. И я, как видишь, не ропщу. Да и на кого? Сам виноват.
- Ну вот, опять начинается самоедство, это… самобичевание. Хватит, не надо.
- Костя, ты не понял меня, я не для благостных разговоров о моем будущем решился побеспокоить тебя. И отнимаю твое драгоценное государственное время не для собственных жалоб. У меня дело. И очень серьезное, как нам представляется.
- Что за дело? Почему не знаю? - сразу серьезным тоном спросил Меркулов.
- Потому, Василий Иванович, что…
- Какой еще Василий Иванович? - Меркулов строго смотрел на Турецкого.
- Чапаев, разумеется, - без тени улыбки произнес Александр. - Это в его манере: Македонский? Почему не знаю?
- Господи, - выдохнул с некоторым облегчением Костя, - и что тебе с утра всякая дурь в голову лезет? Ты по делу, так давай! Не отвлекай… от дел… государственных.
- Профессора Осипова знаешь? Он говорил, что вы чуть ли не друзья детства.
- Это Семена, что ль? А кто его не знает? Конечно! А с ним что-то случилось?
- Нет, не с ним. Он тебе ничего не рассказывал про свою семью?
- Н-ну… виделись как-то. По-моему, нелады с внучкой, чего-то ссорятся… Обычные дела - старые, малые. У них же трагедия в семье.
- Да, я знаю. А сейчас у вас какие отношения? Насколько близкие?
- Слушай, Саня, - почти возмутился Меркулов, - что ж ты темнишь, как на допросе? И при чем здесь Семен и его как ее - Юлия?
- Костя, я должен знать точно, до какой степени я могу быть с тобой откровенен, потому и спрашиваю.
- Но ведь у нас с тобой, кажется… - Меркулов ошарашенными глазами посмотрел на Турецкого. - Или я все эти годы ошибался в тебе?
- Вопрос, как говорят ученые, поставлен некорректно. Если по правде, то, скорее, я полагал. Но суть не в этом. Ты знаешь о том, что он попросил "Глорию", ну и меня лично, недели две, по-моему, назад это было, выяснить, что происходит с его дочкой. Тьфу, извини, с внучкой, разумеется. Вполне взрослая девица, с самостоятельными взглядами на жизнь. Для кого-то, к сожалению, естественную, а для кого-то совершенно неприемлемую. Ну, время такое, ничего не поделаешь. Так в курсе?
Костя от прямого взгляда Александра не то чтобы смешался, но будто сделал вид, что задумался, вспоминая какие-то подробности.
- Наверное, все-таки был разговор. Но как жалоба. Все мы, старики, любим пожаловаться на то, что молодежь нас не хочет понимать. И что тут нового? А вы что-то уже выяснили?
- Вот с этой целью я и пришел к тебе. Рассказать и посоветоваться. Потому что мы не хотим, как говорится, лишних инфарктов.
- Что, так плохо? - уже всерьез испугался Меркулов, и Турецкий понял: он в курсе.
- Как посмотреть…
- Рассказывай все, Саня, конечно! А если тебе надо, чтобы информация не просочилась к Семену, то можешь быть уверен…
- Точно могу?
- Креститься, что ли? - опешил Меркулов.
- Ты убежденный атеист, поэтому не надо. Но учти, если что, будет на твоей совести.
- Послушай, Саня, я тебя знаю сто лет, ты меня тоже, прекрати демагогию и рассказывай. Если ты действительно пришел за советом. А не просто поболтать, отнимая у меня время.
- Хорошо, слушай, но помни, я предупредил…
И Турецкий рассказал Меркулову о том, что они нарыли, взявшись выполнить просьбу известного юриста, и не по доброте душевной, а уступая его настойчивым просьбам и, разумеется, за определенную плату. Все, как положено. Есть договор, есть подписи. Но сейчас наступил такой момент, когда ситуация может выйти из-под контроля. Просто сбором информации, как предполагалось изначально, обойтись уже невозможно. Проблема оказалась куда более сложной, чем предполагали даже сыщики. Кстати, Костя наверняка слышал об операции по задержанию организаторов подпольного публичного дома, открытого в мастерских художников. Проводили МУР и Мосгорпрокуратура. Но всю предварительную работу проделала, да будет известно, именно "Глория", причем исключительно в рамках поручения господина Осипова. Произведены также отдельные задержания фигурантов дела и в межрайонном отделе вневедомственной охраны. Словом, крепко пошерстили "рабочий коллектив", так сказать, и клиентов заведения, среди которых оказался и один из депутатов Госдумы.
- Не может быть!.. - Костя едва не схватился за голову. - А при чем здесь?..
- Для этого я и пришел.
- Саня, я не могу поверить…
- Придется, - жестко ответил Александр. - Но мы с Володей Яковлевым, планируя эту операцию, заранее договорились, что внучку Осипова, как и мою Нинку…
Меркулов, раскрыв рот, растерянно уставился на Турецкого.
- Ты с ума сошел?! Ты что, и Нинку задействовал?
- Не волнуйся, с полного согласия жены и дочери. А как иначе мы могли раскрутить ту шушеру? Должны же были клюнуть? Вот и клюнули. А дальше - дело техники, мы ж все под контролем держали. И Юлия, внучка, сама не предполагая, нам в этом вопросе помогла. Поэтому их двоих мы вывели из дела еще до появления ОМОНа. Соответственно и улики убрали.
- Господи, что ж это происходит?! - Вот тут Костя уже схватился за голову. - Но как Юлька, эта девочка, там оказалась, я ж ее помню, она?..
- Во-первых, давно не девочка, а чрезвычайно интересная внешне барышня, у которой уже имелась своя клиентура… Погоди! - Александр остановил Костю, готового, кажется, закричать, чтобы остановить этот бред. - Мы знаем, что она там оказалась не по своей воле. Там целый, как я вижу, комплекс условий - художники, интересное общество, напитки, веселые и богатые клиенты, масса удовольствий, которые однажды превращаются в… ну, и так далее, объяснять не стану, сам взрослый дядя. И все бы для нее благополучно закончилось, если бы… И это уже - во-вторых. Если бы, Костя, не остались на свободе старые связи, которые так просто заманчивую дичь не оставят. И если бы она сама, уже по другой причине, снова не вляпалась в неприятную историю, которая может иметь печальное продолжение. Тут уж не ее, правда, вина, а повальная болезнь, которая называется Интернетом. Люди со всего мира переписываются, знакомятся, влюбляются, изредка, то есть очень нечасто, как, скажем, подружка той же Юлии, могут действительно встретить свое счастье. Тут уж мы маленько помогли, проверили со Славкиной помощью, не проходимец ли парень этой Наташи. Оказалось, очень хороший человек, но, главное, рыжий. Грязнов в восторге от него. Значит, можно надеяться, что хоть этой девочке повезло. А вот Юлии вторично не повезло. И крупно. Ее кавалер, выдающий себя за англичанина, на самом деле латышский аферист и сутенер, поставляющий красивых девушек в европейские бордели. Пишет ей головокружительные послания, обещает приехать и взять ее замуж. Короче говоря, снес башку девушке. Всерьез, к сожалению, судя по ее реакции. Она, будучи сейчас в совершенно отчаянной ситуации, готова мчаться к нему хоть на край света, лишь бы убежать, скрыться, исчезнуть.
- А как же вам удалось все это раскопать? Ведь какие-то две недели всего и прошло, как…
- Как что? - Турецкий увидел, что Костя нечаянно проговорился. Потрясение для него действительно было сильным. - Костя, я жду честного ответа.
- Жду, жду… - Меркулов помрачнел. Ну да, попался, конечно, и теперь не скроешь. - Ладно, - мрачно посмотрел он на Саню, - чего, правда, темнить? Мы ж с тобой не один пуд съели… этой самой… В общем, - вздохнул он, - это я ему и посоветовал обратиться именно к тебе. Когда вы с Ириной пиво поехали пить в Сокольники. Ну а что мне было делать, когда он вот тут, на твоем месте, сидел и слезы лил?!
- Ну, ё… елки-палки! - в сердцах воскликнул Александр. - Делать вам обоим не х… хрена… Добились? А что теперь? Этот твой узнает, сразу готовь венки. Ирина была у них дома, посмотрела, что за люди, как и чем живут. Для них такое известие может оказаться хуже смерти, я всерьез так думаю. И у девушки характерец не дай, боже… Ну, стало быть, теперь ты давай, когда узнал все, помогай другу своего детства, советчик… ядрена палка… Чего делать-то?
- А ты-то сам чего предлагаешь? - растерянно спросил Меркулов.
- Я? Не знаю. Этот Брентон, который вовсе и не Брентон, а какой-то Паперис, еще при советской власти в Латвии парился по старой сто сорок седьмой - за мошенничество. Можно его отловить, когда он прилетит. Можно даже спровоцировать его прилет. Охотников до его головы хватает: и в Латвии, и в Польше объявлен в розыск.
- Я все понимаю, Саня, кроме одного: как вам удалось за столь короткое время столько раскопать? У вас не может быть ошибки?
- А что ж ты уверяешь, что хорошо знаешь меня? - иронически хмыкнул Турецкий. - Питер помог, на Европол вышел, его коллеги для нас в Англии пошурудили, вот и узнали. Макс наш влез, куда надо…
- Вы, вижу, действительно всерьез взялись…
- А ты как ему предложил?
- Нет, я не думал, что настолько серьезно. Можешь мне какие-нибудь материалы показать, не оттого, что я вам не верю, совсем нет, ну, свое мнение…
- Отчего же? Приеду, тебе подвезут. Но я уже сказал, а ты, Костя, обещал. И если что-то просочится, я тебе клянусь, снимаю всякую ответственность.
- Саня, только не пугай меня…
Днем Филя закинул пакет на проходную Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке. Турецкий вместе с ним отобрал лишь самые необходимые и бесспорные материалы. Две записи разговоров между Юлией и Наташей, материалы по Брентону, присланные Реддвеем, пара посланий Брентона к Юлии и ее ответы ему - наиболее характерные. И несколько фотографий. Все, естественно, копии. И на втором пакете, который положил внутрь большого, желтого, написал: "Совершенно секретно" и "Только для служебного пользования". Должен понять Константин Дмитриевич свою ответственность.
Вот отослал, а на сердце стало как-то неспокойно, будто сделал какую-то, еще неясную, ошибку. Опять эта чертова интуиция? Да когда ж все оно кончится?..
Позвонил домой, Ирине, рассказал о беседе с Меркуловым и о своем пакете.
- Так ты чего от меня хочешь? - спросила Ирина. - Если ты уже сделал свой выбор, ты теперь ожидаешь моей поддержки или возражения? Мы же обсудили вчера…
Обсудили… Но к единому выводу так и не пришли. Ирина уже предлагала в этом деле свою помощь. Правда, реакция у девушки могла быть непредсказуемой. Сочтет вообще ее появление в их доме, тем более приход Нины, предательством со стороны родителей… ну конечно же не родителей, а деда с бабкой. Подставой. Тем же предательством. А если поймет, что всем уже известно о том, чем она занималась в салоне, это для нее может показаться концом света. Все, до последнего человека, против нее. Родители, лучшая подруга, даже любимый человек - мерзавцы и предатели! Как с таким жить? Да еще и характер ярко выраженный, холерический. Опасно…
- Ну, обсудили, - неуверенно повторил за женой Александр Борисович, - но мы же выполняем поручение не Юлии, а ее дедушки, перед ним и отчитываться. А в чем? В том, что подняли шум на весь мир? Что зарубежные спецслужбы задействовали? Что две операции при поддержке ОМОНа провели успешно? Понимаешь, Ирка, тут несопоставимые задача и результаты. Ибо, повторюсь, в результате мы так ничего и не достигли, кроме как, сама знаешь, много шуму наделали. Плюнуть на все и поступить по закону? А чем кончится, можешь предположить? Я - не могу.
- Тогда жди, что Костя скажет… Знаешь, Шурик, при всем моем давнем к нему уважении я никак не могу отделаться от ощущения, что Костя… Что люди с годами меняются, это аксиома. В какую сторону - в худшую или лучшую - большой вопрос, если правильно найти критерий отсчета…
- Ох, Ирка, - засмеялся Турецкий, - ты ж у меня и у-умная! Одно наслаждение с тобой разговаривать!
- Почаще б это делал, - буркнула жена.
- Буду! - с готовностью согласился Турецкий. - Но дело уже сделано. И что дальше? Может, ты Косте позвонишь и выскажешь еще и свою точку зрения? Что-то меня в последнее время как-то не тянет вести с ним долгие разговоры. Не исключаю, что за все прожитые вместе годы мы просто осточертели порядком друг другу, и он испытывает даже некоторое неудобство, когда я появляюсь в поле его зрения…
- Не знаю, ты, Шурик, не ошибаешься?
- А кстати, ты знаешь, что это он подослал Осипова к нам в Сокольники, когда мы с тобой там пиво пили. Уединились, мать его!
- Не ругайся, Шурик, я не люблю.
- Прости… Так вот, сегодня он мне сам сознался. Проговорился случайно, а я засек и выдавил из него признание. Не понимаю, зачем ему это надо было?
- Смешной человек ты у меня! А кто у него еще есть-то? Можешь перечислить хотя бы по пальцам? Назвать три-четыре фамилии?
- Конечно, могу! - воскликнул Турецкий. - Мои ребята! Сашка Курбатов, Володька Елагин, опять же Володька Поремский, наконец… ну, не важно, назову еще две-три фамилии. Вот!
- Но ты же сам только что сказал: мои ребята. Неужели, не понял? Был еще Слава, на которого всегда можно было положиться. Был Денис! Но это уже другая история…
- Да… Как просто ты мне все растолковала…
- То-то… Наверное, тебе есть, о чем подумать… В общем, если хочешь знать мое искреннее мнение, не служебное, так сказать, когда в наличии имеется система соподчинения, соответствующей ответственности и прочее, а мое личное, сугубо женское, я думаю, что ты все-таки зря положился на Костю. Интуиция что-то подсказывает, а что я никак не пойму. Возможно, нужно было еще раз все подробно проанализировать и решить окончательно: для чего была проведена такая работа? Чтобы помочь или обличить? И пока получается последнее, что не есть хорошо. Впрочем, теперь тебе ничего не остается, кроме того, как ждать еще и Костиного мнения. И вообще, брось-ка ты все дела и приезжай домой, я тебя вкусненьким накормлю, а то ты так и не позавтракал толком. А ты мне… нам еще нужен, и здоровый, чтобы защищать и давать правильные советы. И еще - я уже соскучилась…
Телефонный звонок раздался около десяти, когда Турецкие уже поужинали и лениво отходили ко сну. Нинка еще что-то стучала на компьютере, Александр Борисович краем глаза посматривал на экран телевизора и неохотно ожидал передачи "25-й час", Ирина заканчивала уборку на кухне. Аппарат был рядом с ней. Но продолжал звонить, и его истеричные сигналы раздражали.
- Шуринька! - закричала жена из кухни. - Возьми, пожалуйста, трубку! У меня руки заняты!
Турецкий застонал, поднялся и взял трубку городского телефона.
- У аппарата, - сказал противным, сонным голосом, чтобы сразу все расставить по своим местам. - Кого вам?
- Саня, это я, - странным, словно убитым, голосом отозвался Меркулов. - Ты был абсолютно прав. Я совершил ошибку.
Турецкий мог бы искренне сказать сейчас, что у него в самом деле упало сердце. Ничего объяснять больше не следовало. Но Костя продолжил: