- Однако и моей вины, по большому счету, тут нет! Поверь мне. Под вечер, без приглашения явился Семен и чуть ли не истерику тут закатил, понимаешь! Мол, я ему насоветовал, а теперь что же получается? Девочка окончательно вся изнервничалась, отношений в семье теперь просто нет никаких, Танька в слезах, уже неделю никто ни с кем не разговаривает, и вообще, в доме похоронная атмосфера. С девочкой что-то творится, а что, она не говорит, молча приезжает с работы, молча куда-то уезжает, где находится, неизвестно, а сыщики тоже молчат, как в рот воды набрали! За что они хотят деньги получать? Где обещанные результаты? Чего они ждут?! И так далее, и тому подобное.
- Мне все понятно, - вздохнул Турецкий. - И ты, вместо того чтобы предложить ему обратиться ко мне, достал присланный тебе пакет. Так?
- Именно так все и было, - совсем тихо ответил Меркулов.
- Рассказываю дальше. Посмотрев то немногое, что я тебе показал, он пришел сперва в тихий ужас, а затем в неописуемую ярость, угадал?
- Почти… Ярость, к сожалению, описать можно, хотя я бы не взялся.
- Он умчался домой, не слушая больше тебя. Вероятно, имел крутой разговор, если то можно было назвать разговором, с Юлией, после чего… Да?
- Заканчивай уж… - безнадежным тоном сказал Костя.
- После чего она убежала из дому, громыхнув дверью, и крикнула напоследок, что у нее больше нет ни родителей, ни близких и она больше никогда на Кутузовский проспект, в дом номер тридцать тире тридцать два не вернется. Все.
- Да, увы. Номер дома назван только не был, а все остальное - слово в слово. Только еще ее машины во дворе нет. Он пять минут назад звонил, каялся, рыдал в трубку, говорил, что Татьяна лежит в обмороке, вызвал врача, и он не знает, что теперь делать. Умоляет помочь. А чем, в милицию звонить? Глупо и бесперспективно. Ждать завтрашнего дня? Сил нет, за жену боится. Просит помощи, клянет себя всяческими словами…
- И что ты хочешь услышать от меня? - сухо спросил Александр Борисович. Он увидел испуганные глаза Ирины, пришедшей с кухни с полотенцем в руках. На ее немой вопрос он лишь кивнул. - Вы с ним вдвоем уже сами сделали все, на что были способны. Так какая же теперь ожидается помощь от меня? Я, если помнишь, сегодня утром сказал тебе, что, если вы поступите по-своему, не посоветовавшись со мной, мне придется умыть руки и прекратить всякое расследование. Что мне остается? Не знаю, я собрался лечь спать.
- Да, но мы же не можем…
- Кто - мы, Костя? Я очень даже могу. Мне надоела благотворительность, сопряженная с истериками заказчиков. Сам решил, пусть сам и заканчивает, утром может обратиться в милицию с заявлением. Но по закону три дня никто и палец о палец не ударит, ему - законнику - это лучше нас известно. А потом, мне совершенно неизвестно, о чем конкретно и в каких выражениях у них шла "беседа". Может быть, она погорячилась. Убежала к подруге, а завтра с утра появится у себя на работе, в агентстве. Пусть подождет, позвонит… Нет - другое дело. Но опять же розыском пропавших занимается милиция. Если она действительно уехала на машине, позвони Феде Фролову, ты его прекрасно знаешь. Пусть он даст команду своим ребятам отследить синюю "тойоту", номер, не помню, кажется "м 217 но". Да, так. Еще есть вопросы?
- Саня, что с тобой?! - буквально сорвался Меркулов. - Я не понимаю, что с тобой происходит?! Я тебе рассказываю о том…
- Я слышал, не надо повторяться, Константин Дмитриевич. Я отказываюсь от любезного предложения господина Осипова и не требую оплаты произведенных расходов. Надеюсь, такой ответ вас и вашего друга устроит?
- Что-о?! - уже завопил Меркулов.
- Да, и последнее, идите оба к черту.
Турецкий со злостью швырнул трубку на телефонный аппарат. Увидел глаза Ирины. Сжал кулаки и процедил:
- Они оба, старые пердуны, у меня уже вот где сидят! - Он резко ткнул себя пальцем в шею и сильно закашлялся.
Ирина бросилась к нему, обхватила руками, помогла опуститься на диван. Сказала торопливо:
- Успокойся, Шуринька, бог с ними, ты весь побелел, так же нельзя, водички принести? Ложись-ка ты и больше не бери трубку, я сама поговорю, если будут звонить, все, родной мой, успокойся, накапать валерьянки? Или валидольчик пососешь? Я принесу!
- Ничего не надо, успокойся сама… Как же ты была права… То-то у меня сердце находилось не на месте…
- Ну, что теперь делать, Шуринька, придется начинать, видимо, все с начала. Мы ж с тобой не бросим эту дурищу?
Они обратили наконец внимание, что в дверях стояла Нина и внимательно разглядывала родителей. Заметив их взгляды, спросила:
- Я так мыслю, что-то с Юлькой случилось, да? Раскрыли ее инкогнито? И она дала деру?
Ну никакого тебе почтения ни к делам своих родителей, ни вообще к особой значимости возникшей ситуации. Родители переглянулись и… улыбнулись. Вот она - та самая, защитная реакция молодого поколения от всяческих стрессов, угнетающих их родителей.
- Я бы на вашем месте среди коллег по работе ее пошарила. А с подругами, как я поняла, у нее напряженка.
- Следователь растет, - улыбнулась Ирина. - А что, послушаем совет серьезного человека?
- И правильно сделаете, родители, - независимо заявила Нинка. - Все, прошу утром не беспокоить, я сплю.
- Душно сегодня, - Ирина поморщилась. - Совсем уже дышать нечем. Ты как себя чувствуешь?
- Ничего, проходит… Пойдем-ка и мы, все равно до утра уже ничего не изменишь…
Глава десятая Критическая масса
1
Ночью прошла сильная гроза, и к утру стало прохладнее, народ чувствовал себя бодро. Хотя настроение у всех было ни к черту…
Сыщики сидели за столом и молчали, не глядя друг на друга. Словно чувствовали себя виноватыми, хотя ни словом, ни делом ни в чем замешаны не были.
- Филь, - спросил Турецкий, - ты давно виделся с Наташей?
Агеев неопределенно пожал плечами:
- Не то чтоб виделся, но перезванивались. Разговор, не стоящий особого внимания. Разве что чисто психологически… В основном, что слышно о Юльке, она ж отчасти в курсе дела. Была здесь, слышала. Потом в двух словах пересказала свой разговор с ней в кафе. Обращаю ваше внимание, что память у девчонки почти феноменальная, можно было запросто проверять по расшифровке нашей записи. И ничего не скрывала, все - теми же словами. Я даже удивился слегка. Не знаю, как ей в жизни будет с такой прямотой и честностью…
- Значит, о последних событиях она еще не знает? - сказал Турецкий. - Или уже в курсе? Может, у нее и ночевала Юлька? Тебе не трудно позвонить ей и спросить? Она на работе сегодня или дома?
- Попробуем. - Филя достал мобильник.
- Теперь к Максу, - продолжил Турецкий. - Я не исключаю, что в состоянии крайнего стресса Юлька могла кинуться за помощью к Брентону. Это худший вариант, но он возможен. И для этого ей понадобился компьютер. Домашним своим она воспользоваться уже не могла. Служебным - тоже, ночью ее никто в офис не пустит. Но проверить на всякий случай стоит. Филь, это желательно тоже тебе сделать… Дальше, Нинка моя сказала, что с подругами у нее напряженка. Это вопрос надо уточнить у Наташи. Если они сегодня ночью не виделись, придется пробежаться по Кутузовскому, посмотреть, где и когда работают всякие интернет-клубы и другие заведения компьютерного плана, предъявить фотографию девушки и так далее. Этим прошу заняться Николая. И возвращаюсь к Максу. Старина, необходимо срочно влезть к Брентону. Я почти уверен, что истерическое послание Юлии может немедленно подвигнуть его на подвиги, и он примчится к ней на помощь. Где появится, когда и прочее, надо срочно узнать и приготовить достойную встречу.
- Саш, - сказал Голованов, - тут есть одна тонкость. Если этого поганца уже давно ловят и не может поймать полиция Польши и Латвии, это указывает на то, что поганец - человек опытный и искушенный. Притом следует учитывать, что наши благодетели выложили, как я понимаю, ей всю нашу секретную информацию. Не исключаю, что в порыве гнева, она уже доложила об этом Брентону. И враг, следовательно, предупрежден. Он будет вдвойне осмотрителен. Это если он все-таки решится "помочь" ей. Но я совершенно уверен в том, что при любом раскладе в Москве их встреча не состоится. Где угодно, но только не здесь. И еще. Почему вы уверены, что они пользуются только Интернетом? Разве телефонную связь уже отменили?
- К сожалению, ты прав, Сева, - поддержал Щербак. - Но на мобильник ее нас может вывести только оператор связи. Кто знает ее номер?
- Наташа знает, - сказал Филя и достал свою трубку.
- Так я пойду, - сказал Макс, поднимаясь. - А вы по ходу дела… это… - Он махнул безнадежно рукой и отправился к своим компьютерам.
- Светлана Петровна, добрый день, это Филипп Кузьмич, если помните. Да-да, тот самый. У вас все в порядке? Наташа на работе? Дома? А можно ее на минуточку? Спасибо… Привет, девушка.
- Пусть подъедет, если может. Или ты скатай, - зашептал Турецкий.
Филя кивнул.
- У тебя как со временем? Свободно? Нам полчасика не уделишь? Как зачем? - Филя засмеялся. - Соскучились по тебе. Если я подъеду через полчасика и привезу сюда, к нам, возражать не станешь? Как - зачем? Посоветоваться… Юлька пропала. Вот именно. Номер ее мобильного помнишь? Продиктуй… Хорошо, - сказал он, передавая записанный номер Турецкому. - Я еду… Значит, дела обстоят так, - сказал он, убирая в карман мобильник, - с подругой она с того дня больше не виделась. Ссора оказалась серьезней, чем нам представлялось. И у Наташи нет никакого желания видеться с ней. Окончательно разошлись пути. Девушка, другими словами, быстро растет над собой. Все, я помчался…
- Но на Кутузовский я все же смотаюсь, - сказал Щербак и тоже поднялся.
Сева, как самый солидный, поехал в Генеральную прокуратуру к Меркулову - в чужой мобильник просто так не влезешь…
Александр Борисович снова мысленно проигрывал все возможные варианты и пришел к прежнему выводу: первое - она должна была выйти на связь с Брентоном, и второе - она встретится с ним точно не в Москве, ибо Брентон уже знает, что ему готовят "теплую" встречу. И третье - Юлия, даже в угаре ненависти и любви, не кинется неизвестно куда на встречу с ним. Нет, она постарается обставить дело так, чтобы встреча произошла в безопасном для обоих месте, но обязательно ей хорошо знакомом. Опыт салона не мог не добавить ей опыта. А что за ней следят, она уже твердо знает. Прежде были подозрения, а сейчас, то есть вчера, она в этом лично убедилась… Господи боже мой, какие ослы!.. Он и себя готов был казнить за невероятный прокол. Ну почему, выслушав мнения всех, не сделал собственных выводов, как поступал, между прочим, всегда? Что ему помешало? Может, то, что дело практически не двигалось? То есть двигалось, но то, что не имело прямого отношения к безопасности Юлии. Относительно, конечно, не имело. Выдернули ее все же из притона! Но кто-то по-прежнему продолжал ей названивать…
Нет, следовало потихоньку раскрываться. Знакомиться, находить общий язык и раскрываться. Вот тут и прокол…
После похода Нинки в салон, ее резко отрицательной реакции и по отношению и к факту попытки насилия, и к самой Юлии Александр Борисович практически отстранил жену и дочь от участия в расследовании. Раз уж там сходятся откровенно криминальные интересы, нечего рисковать самыми дорогими, близкими людьми. Мужики - другое дело, такая служба. А Ирка напомнила, что вполне могла бы найти точки для контактов. Но история, даже такая короткая, все равно не терпит сослагательного наклонения: что было, то было, а вопрос "если бы, да поступить тогда иначе" уже не стоит.
А в общем получилось так, что где-то, как-то и почти незаметно, из мелких промахов или недоработок скопилась критическая масса, вылившаяся в ошибку. И наверное, недаром кто-то из знаменитых "афористов", возможно Талейран, сказал по поводу чего-то там, какого-то исторического факта: "Это хуже преступления, это - ошибка". Вот ведь как можно поставить вопрос… Не ошибка явилась результатом преступной деятельности, а, наоборот, преступление как итог ошибки. Мудрёно, однако, как говорил один знакомый мужичок, глядя на звезды ночного неба. И куда до этого доморощенного философа даже великому Канту! Мудрёно…
Из безмолвного небытия возник Макс, обильно жующий какие-то очередные хрустящие хлопья. Красноречиво поглядев на сидящего в одиночестве Турецкого, он кивнул, а потом так же выразительно качнул головой в сторону своего помещения, призывая пройти за собой.
Значит, нашел что-то. Турецкий зашел в темную комнату, освещенную лишь экранами более десятка работающих компьютеров. Макс всегда подходил к решению задачи в комплексе. Жестом показал он на стул и кивнул теперь в сторону большой турки с кофе. Александр Борисович взял пустую чашку и налил себе половину. Зачерпнул из лежащего на столе разорванного пакета горсть чипсов - он знал, что Макс любит, когда гость ведет себя бесцеремонно в отношении его кофе и "хрустелок", - сунул себе в рот, и тогда довольный соблюдением традиционного ритуала Макс вынул из работающего принтера несколько страничек распечатки. Протянул Александру Борисовичу, включил низкую настольную лампу.
Турецкий посмотрел, хмыкнул и стал читать. А через две минуты, перевернув третью страницу, всего-то и смог сказать:
- Твою мать!.. - с тоской и надрывом в голосе.
Макс понимающе развел руки в стороны, как бы подтверждая, что полностью согласен с такой откровенной оценкой.
Если Наташа, по словам Филиппа, обладала хорошей памятью, то у Юлии, как увидел Александр Борисович, она была фотографической. Он же знал, какие материалы вложил в пакет для Меркулова. Так вот почти точный их пересказ он теперь прочитал в послании к Брентону. Но это могло означать только одно: после ссоры и побега из дома девушка нашла-таки себе свободный компьютер и сумела изложить всю соль, выжимку из того, что раздобыли сыщики за две последние недели, главным образом получив информацию от Питера Реддвея. То есть, другими словами, секретные материалы международной полиции уже стали достоянием международного же преступника. Ну неужели ни у Меркулова, ни у этого Осипова, будь он… не хватило элементарной сообразительности, чтобы понять, что нельзя распоряжаться закрытой информацией?!
Но, чуть поостыв, Турецкий смог нащупать причину такого взрыва. Вероятно, ни один аргумент деда, уже знавшего, в какую переделку попала внучка и наверняка высказавшего по этому поводу свою точку зрения, - а какова она, объяснять не надо! - так вот, ничего не добившись своей "горькой правдой", профессор, доктор и прочая решил пожертвовать своим последним козырем. И вылил всю информацию на Брентона. К тому времени Юлия могла уже находиться в том душевном состоянии, когда перестают действовать любые аргументы, даже самые справедливые и действенные, оборачиваясь в устах обвинителя злобной клеветой. Скорее всего, так и было.
А вот и краткий, лишенный эмоций ответ "любимого".
"Ничего не предпринимай сама. Увидимся в течение двух ближайших дней. Не обращай внимания на злобную клевету. По телефону сообщу время и место нашей долгожданной встречи. Целую, моя любимая, моя единственная. Твой, тоскующий по тебе Роберт".
Вот и все. Когда состоится телефонный разговор, никому не известно.
Как там? "У царя был двор, на дворе был кол, на колу - мочало. Да, начинай сначала!"…
2
Приехавшая Наташа была уже в курсе вечерних событий.
Сели у стола. И пока вежливый Филя ходил варить кофе для девушки, Александр Борисович высказал ей о своих опасениях в связи с последними посланиями Брентону и его ответом Юлии.
Девушка слушала внимательно и серьезно, и вообще, отметил Турецкий, она за последние дни как-то быстро повзрослела. И еще больше похорошела. Это стало заметно даже в ее одежде: несмотря на ее выходной, она приехала в элегантном костюме цвета маренго, в белую и розовую полосочку. Такие костюмы принято называть деловыми. И хотя брючата были короткими, но ниже колен, с блестящими пуговичками, красивого цвета маренго с редкими блестками, и все это очень ей шло. Костюм был почти в обтяжку, что выгодно подчеркивало ее отличную фигуру. "Ах, девчонка, - думал Турецкий, - как быстро, к сожалению, пройдет твоя золотая пора, ты и сама не заметишь. Пусть хоть тебе повезет в любви… Рыжие, как утверждает Славка, самые лучшие - вообще, без всяких объяснений. А если еще и верные, что… обсуждается, но надежда все-таки остается, то и судьба у тебя сложится счастливая…"
Он взглянул на Филиппа, смотревшего на девушку с нескрываемым восхищением, и мимикой словно спросил: как? И тот в ответ немедленно показал два больших пальца. Высшая оценка!
- Вы хотите, чтобы я помогла вам найти адрес, по которому могла спрятаться Юлька? - прямо спросила Наташа, хотя Александр Борисович не объяснил еще своей нужды.
- Угадала, Наташенька. И я думаю, тебе неплохо бы вспомнить не только ваши последние школьные годы, но и тех ее знакомых, о которых у вас могла заходить речь, когда вы уже учились в институтах.
- Я закончила медучилище вообще-то, - словно стесняясь, сказала она.
- Но вы же встречались?
- Да, и довольно часто. Мы же практически соседи, только по разные стороны Кутузовского проспекта живем.
- Ну, давай подумаем, к кому она могла бы ночью, на машине, - шел, я понимаю, уже одиннадцатый час… Значит, на дворе еще не было полной темноты. Да плюс фонари и витрины… К кому она могла бы податься? И еще одно условие задачи: откуда бы она могла связаться через компьютер со своим "возлюбленным"? Ты же теперь знаешь, кто он на самом деле?
- Да, мне Филипп Кузьмич уже сказал. Ужас! Прямо не знаю, что и думать!..
- А там, у вас, ну, в вашем районе, нет поблизости какого-нибудь интернет-кафе, где она могла бы прийти в себя, связаться с ним, а потом поехать к кому-нибудь ночевать? К другу, подруге? Или каким-нибудь хорошим знакомым, которые пообещали бы ее приютить на два-три дня, пока не появится этот "жених"?
- Как раз в ее доме, только со стороны набережной Шевченко, и есть компьютерный клуб, он так раньше назывался, а теперь не знаю как, я давно там не была. Мы вместе с Юлькой и бегали, учились, когда у нее дома компа еще не было.
- Отлично! Филипп, - сказал он Агееву, который вошел в кабинет с туркой и чашками, - срочно передай Щербаку! На набережной Шевченко, в Юлином доме.
- Беда в том, - серьезно и печально продолжила Наташа, - что таких знакомых, о которых вы говорите, у нее может быть достаточно, и знать их всех просто невозможно. Ей постоянно звонят мужчины, она у них пользуется успехом, вот, - печально сказала девушка. - Только успех этот… Нет, я бы на такое не решилась никогда, - она тяжело вздохнула. - Никогда!