Пока добирались через забитый автомобильными пробками центр в район Сандуновских бань, где в цокольном этаже одного из старинных московских домов размещался офис частной охранной структуры "Глория", перекинулись всего лишь парой фраз, каждый думая о своем. Голованов вспоминал Марину Чудецкую, на которую, кажется, запал довольно серьезно и которой, судя по всему, придется помогать в разборках с ее сыном, а Филипп Агеев думал о том, какой прикид ему лучше всего надеть, чтобы не казаться в "Аризоне" белой вороной. Решил остановиться на сверхмодных джинсах, столь же модной рубашке с открытым воротом и, пожалуй, клубном пиджаке, которому порой завидовал даже такой столичный франт, как Александр Борисович Турецкий. Однако когда они добрались-таки и рассказали Грязнову об итогах своей поездки, после чего Агеев тут же предложил свою кандидатуру для знакомства с постоянной клиентурой ночного клуба, более сведущий в подобных делах Денис только языком поцокал укоризненно да пальцем у виска покрутил:
- Филя! Дорогой ты мой! Я, конечно, никогда не сомневался в твоих способностях оперативника, как, впрочем, и в том, что ты истинный плейбой и бабы к тебе липнут как… в общем, не в обиду тебе будет сказано, как пчелки на мед, но ты все-таки соотноси порой желаемое с действительным.
- А, собственно, в чем дело? - обиделся за друга Голованов. - И что это за действительность такая, которую нельзя соотнести с оперативным заданием?
- Да то, - повысил голос Грязнов, - что это "Аризона"! "А-ри-зо-на", - по слогам повторил он. - Ночная тусовка для определенного среза столичного бомонда, членом которой стать так же сложно, как бы сказал товарищ Ленин, как левому анархисту вступить в партию большевиков. И если даже вход в этот бордель не по клубным карточкам, а просто за пятьдесят баксов, то все равно там такой фейс-контроль на входе, что пройти туда с нашими свинячьими рылами…
- Ну уж ты скажешь! - вконец обиделся Голованов.
- Так и скажу! - нахмурившись, пробурчал Грязнов. - Как и то скажу, что эту "Аризону" вонючую действительно щупать надо. И за сиськи ее подергать.
- И чем скорее, тем лучше.
- Хотелось бы, - согласился с Головановым Грязнов. - Однако не все то хорошо, что быстро делается. Можем и напортачить в "Аризоне".
- Ну и что ты предлагаешь?
- Думать надо, - пожал плечами Грязнов. - Возможно, что придется и с Меркурьевым посоветоваться.
Голованов переглянулся с Агеевым, и тот утвердительно кивнул. Генерал-майор полиции Меркурьев возглавлял Московское управление наркоконтроля, и если в "Аризоне" действительно балуются таблетками экстези, то его подчиненные не могли не знать этого, и естественно, что у них должен быть свой выход на этот ночной клуб.
И все-таки прежде всего надо было посоветоваться с Турецким - уж слишком личностным и щепетильным было это дело. Однако позвонить Турецкому Грязнов не успел - ожил мобильник Голованова, и по тому, как на его переносице сошлись брови, можно было догадаться, что этот телефонный звонок не самый приятный.
Глава пятая
- Сева? Уже по тому, как Марина произнесла его имя, Голованов понял, что она едва сдерживается, чтобы не разрыдаться в телефонную трубку.
- Что? Случилось что?
- Да!
- Что? Ты можешь сказать?
- Нет! Лучше будет… Ты смог бы сейчас подъехать?
Голованов покосился на Грязнова с Агеевым, которые невольно прислушивались к его обрывочным фразам.
- Естественно, мог бы, но… Ты что, даже по телефону не можешь сказать?
- Да, да, да! - уже чуть ли не в истерическом припадке выкрикнула Марина. - Случилось!
- С сыном?
Судя по тому, как внезапно прекратились женские всхлипы, этот вопрос поставил Марину в тупик.
- Ну-у… не совсем. "Это уже малость легче".
Голованов почувствовал, как что-то очень жесткое и неприятно клейкое отпускает его сердце, и вдруг понял, что беда Марины Чудецкой - это и его личная беда. И расхлебывать ее, по-видимому, придется вместе. Причем даже не потому, что об этом попросила жена Турецкого, а потому… Впрочем, о чем это он?
- Что-то серьезное?
- Да, очень. Приезжай… если можешь. - И снова ее голос зазвенел на последней нотке отчаяния.
- Ты сейчас дома?
- На работе. Тебя ждать?
- Да.
Салон Марины Станиславовны Чудецкой начинался даже не с вешалки, как того требует всякий уважающий себя театр, и даже не от мраморных ступенек, на которые, казалось, ступить грешно было, а прямо от небольшой охраняемой стоянки, на которой скучали в ожидании своих хозяев и хозяек более десятка по-настоящему крутых иномарок.
Оставаясь в душе пролетарием и боясь подпортить впечатляющую картину чисто российского довольства и достатка, Голованов припарковался поодаль, среди равных себе, и до массивных дверей салона уже шел пешком.
Его ждали. И стоило ему подняться на последнюю ступеньку, как дверь открылась, словно по волшебству, и на пороге застыла массивная фигура тридцатилетнего геракла, у которого, казалось, прекрасным было все, если бы не его шея. Искусственно накачанная, для непосвященных она воплощала мощь и силу, однако для таких профи, как майор запаса Голованов, она являлась тем самым открытым листом книги, прочитав которую можно было даже не заглядывать в паспорт. В этом плечистом красавце были искусственными не только массивная, похожая на урезанный пенек шея, но и все остальное: ткни его по-настоящему - и развалится. Впрочем, хозяйке салона было видней, кого набирать в охрану. И от тех "секьюрити", что стояли в дверях, требовалось, видимо, не столько охранять заведение от нежелательных посетителей, сколько уметь встретить постоянных клиентов, точнее, клиенток.
- Простите, вы к Марине Станиславовне? - осведомился молодой геракл, видимо уже предупрежденный о приходе нужного ей гостя.
Голованов утвердительно кивнул.
- Всеволод Михайлович?
- Он самый. Прошу так и доложить госпоже Чудецкой, - не удержался, чтобы не съязвить Голованов.
Однако накачанный геракл не обратил на этот изыск никакого внимания - то ли привык к подобным уколам, то ли в силу своего происхождения ничего не понял, и только произнес хорошо поставленным голосом:
- Прошу за мной. Вас ждут.
"Етит твою мать! - хмыкнул про себя Голованов, проходя в холл, обстановка которого уже сама по себе говорила о том, что здесь вы самый желанный гость. - А я ее ночью за сиську держал…"
Довольно приличные репродукции картин мастеров эпохи Возрождения на стенах, огромный красивый ковер на весь пол, в который удивительно гармонично вписывались напольные вазы с живыми цветами, три небольших журнальных столика с разложенными на них ультрамодными журналами и в дальнем, затененном углу - столь же огромный телевизор с плоским экраном. Завершали этот натюрморт три молодящиеся бабенки в глубоких креслах, которые, видимо, и сами устали от трудоемкой работы мастеров, которые приводили их увядающую внешность в надлежащий порядок.
Однако как бы они ни устали, но на высокого и все еще подтянутого Голованова посмотрели с любопытствующим интересом. Этот явно интеллигентный мужик, в котором в то же время чувствовалась какая-то внутренняя сила, не был похож на тех педераствующих мальчиков, которые превратили такую чисто женскую профессию, как проституция, в довольно прибыльный мужской бизнес, и это уже само по себе представляло для них определенный интерес.
Одна из дам держала в пальцах тлеющую тонкую сигарету, и по холлу разливался специфический запах подожженного лаврового листа.
Марихуана.
Впрочем, не суди, да не судимым будешь. Это только на первый взгляд кажется, что жизнь светских львиц светла и безоблачна, а на деле… Вот и балуются порой травкой, чтобы заглушить свое одиночество.
Голованов даже не заметил, как они прошли холл, и очнулся, когда молодой геракл аккуратно стукнул кулачком в филенку обитой красивой бежевой кожей двери.
- Марина Станиславовна…
- Да, хорошо. Спасибо, Игорь. Свободен.
Несмотря на бычью шею, геракл словно растворился в томной полутьме устланного коврами коридора, и Голованов прикрыл за собою дверь.
- Сева…
- Слушай, я теперь даже не знаю, как тебя называть, - вновь не удержался, чтобы не съязвить, Голованов. - К тебе попасть труднее, чем на прием к министру обороны.
- Прекрати! Прошу тебя.
- Ладно, беру свои слова обратно, - хмыкнул Голованов, обнимая Марину и уже поверх ее головы рассматривая ее кабинет. Как и холл, он тоже производил должное впечатление, и в то же время в его обстановке не было ничего вызывающе изысканного, как, впрочем, и у нее дома.
Он тяжело опустился в глубокое, светло-коричневое кожаное кресло, спросил негромко:
- Что случилось, Марина? Заметил, как на ее правой щеке дернулся лицевой нерв, и вместо ответа…
- Может, выпить хочешь? Коньяк, водка, виски?
Сообразив, что ей, видимо, трудно начинать этот разговор насухую, он согласно кивнул:
- Не откажусь. Все остальное на твой выбор.
- И я, пожалуй.
Марина достала из бара початую бутылку армянского коньяка, оттуда же бутылку боржоми с бокалами, выставила все это на журнальный столик, показав Голованову глазами, чтобы не терял времени зря. Коньяк был по-настоящему армянским, такой даже запивать грешно, можно было бы повторить еще по тридцать граммулек, однако, видя, что с Мариной творится что-то неладное, в чем она боится признаться, Голованов негромко, но довольно настойчиво произнес:
- И все-таки… Маришка… что случилось? Она молчала, размышляя, и он вынужден был напомнить о себе:
- Марина! Если тебе нужна моя помощь…
- Нужна! - неожиданно вскинулась она. - Очень нужна! Я тут без тебя… - Ее глаза наполнились слезами, и она чисто по-бабьи протянула, прикрывая рот платочком: - Сева-а-а…
- Что-о?! Что случилось? С Димой что-то? Она вздрогнула, потянулась за бутылкой, и было видно, как дрожит ее рука.
- Я еще точно не знаю, но…
- Говори!
То, что он услышал, действительно могло ввергнуть в панику любую мать.
…Уже приехав в свой салон и продолжая обзванивать по записной книжке сына его друзей, она наткнулась на свежезаписанный телефон какой-то Леры, и когда набрала семизначный номер…
Слушая сбивчивый рассказ Марины, Голованов только сейчас стал понимать, в каком состоянии она находилась все это время. Стресс? Пожалуй, слишком мягко сказано.
Телефонную трубку сняла какая-то женщина и тусклым голосом произнесла:
"Да? Слушаю вас".
"Лера?"
"Нет".
"Но мне бы с Лерой поговорить".
"Кто это?"
"Знакомая", - соврала Марина.
"Нет ее".
"А вы, наверное, ее мама? В какое время она будет дома?"
Тяжелое, почти осязаемое молчание и вдруг…
"Ее уже не будет дома. Леру… Лерочку… убили".
После этих слов мать Леры почти захлебнулась в рыданиях, и, когда ее немного отпустило, Марина успела спросить, даже сама не понимая, зачем она это спрашивает:
"Господи… когда… когда ее… убили?"
Тяжелое, очень тяжелое молчание и столь же тяжелый вздох:
"В понедельник".
В понедельник… В этот самый день пропал и ее сын. Подобных совпадений не бывает.
Исчезновение Димы Чудецкого приобретало уже совершенно новый окрас, и этого не могла не понимать его мать.
- Ты рассказывала об этом кому-нибудь еще кроме меня?
- О чем ты говоришь! - всхлипнула Марина, вытирая платочком глаза. - Единственный человек, которому я смогла бы это рассказать…
Она замолчала и вдруг вскинула на Голованова искаженное болью, заплаканное лицо:
- Помоги мне, Сева! Умоляю тебя! И если гибель этой девочки и мой Димка… Я… я не переживу этого. Помоги!
Голованов плеснул в бокалы по нескольку граммов коньяку, зажал свой бокал в ладонях.
- А кто эта Лера, не знаешь?
- Если бы знать! Ее руки продолжали дрожать, даже несмотря на выпитый коньяк, и она вновь с какой-то собачьей тоской в голосе попросила:
- Помоги, Сева! Я знаю, ты… ты сильный… ты все можешь.
"Можешь… Можешь, да не все", - грустно подумал Голованов, беря ее ладони в свои.
- Ты вот чего, прекрати распускать нюни и поезжай домой. Я же постараюсь выяснить, что это за Лера такая и что за этим убийством стоит. Может, твой Димка вообще к ней никакого отношения не имеет. Все, допивай свой коньяк и прикажи, чтобы тебя отвезли. Да не вздумай кому-нибудь еще рассказывать об этом.
Она всхлипнула снова и все с той же собачьей тоской в глазах посмотрела на Голованова:
- Но я… ты только пойми меня правильно, не думай, что я навязываюсь… Я… я не смогу одна оставаться дома. Я с ума сойду от всего этого.
- И все-таки поезжай домой, - настойчиво повторил Голованов. - А чуток позже приеду и я.
- А ты… ты бы не мог отвезти меня? - с надеждой в голосе попросила Марина.
Голованов не мог ей отказать.
Уже из машины Голованов позвонил Грязнову. Вкратце пересказал о случившемся и, не дожидаясь реакции Дениса на это не очень-то приятное сообщение, произнес негромко:
- Слушай, Денис, не мне тебя учить, но надо бы в МУР позвонить, Яковлеву. Может, и прояснится что-нибудь относительно этого убийства. Уж слишком непонятно все.
- "Позвонить"… - передразнил Голованова Грязнов. - Я-то позвоню, да только тот же Яковлев спросит у меня, чем же это вызван интерес частного агентства к убитой девушке. А что я должен буду ответить?
- Ну-у придумай что-нибудь, - присматриваясь к перебегающему улицу полупьяному мужичку, посоветовал Голованов. - Не впервой.
- В том-то и дело, что не впервой, - огрызнулся Денис. - Да только за это с нас с тобой когда-нибудь три шкуры спустят! А контору нашу прикроют как компрометирующую законопослушных, честных детективов.
- Денис…
- Ладно, диктуй адрес.
- У меня только домашний телефон.
- Диктуй.
Записав телефон Леры, Грязнов спросил:
- "Аризону" будем ворошить? Или все-таки подождать?
Голованов покосился на прислушивающуюся к разговору Марину и негромко пробормотал:
- А чего там ждать? Подключай! И еще вот что… активизируй, пожалуйста, Яковлева. Что-то не выходит у меня из головы эта убитая.
- Что… все-таки грешишь на пропавшего парня?
- Упаси бог! - все так же негромко пробормотал Голованов. - Однако на душе что-то тревожно.
- Принимай валерьяну, - напоследок посоветовал Грязнов и положил трубку.
Метров двести проехали в полной тишине, пока наконец-то не ожила Марина.
- Ты что… ты действительно думаешь, что мой Димка…
Свистяще-приглушенный шепот выдавал состояние женщины, и как мать ее в общем-то можно было понять.
- А ты что, не думала об этом, когда вытаскивала меня из офиса?
- Но я же… я же мать! А тут эта убитая девушка и ее телефон в книжке Димы.
- Вот и я о том же, - хмуро процедил Голованов. - Так что давай пока не будем ворошить эту тему, все равно она ни к чему не приведет, и дождемся…
- А он, этот самый Яковлев, надежный человек? - уже не слушая Голованова, перебила Марина.
- Надежней некуда, - хмыкнул Голованов. - Нынешний начальник МУРа. Протеже и преемник генерал-майора Грязнова.
- Как?! Твой Денис… генерал-майор? - окончательно ошарашенная услышанным, в детском недоумении приоткрыла рот Марина.
- Боже упаси, - усмехнулся Голованов. - Генерал-майор Грязнов - это дядя Дениса, в недалеком прошлом начальник МУРа, а ныне заместитель директора Департамента по борьбе с организованной преступностью. Есть еще вопросы?
Оставшуюся часть дороги проехали в молчании, и только изредка Марина касалась кончиками тонких пальцев лица Голованова. Да еще шептала что-то беззвучное. И непонятно было, то ли она благодарит его за то, что он столь близко к сердцу принял ее боль за сына, то ли… Уже почти отвыкший от искренней женской ласки и еще не познавший в свои-то годы той любви, когда зубами хочется рвать подушку - его жена даже в самые счастливые годы супружеской жизни умела проявлять такие чудеса хладнокровия в постели, что он даже в самого себя как мужика порой не верил, - он внимал этим прикосновениям, от которых на его щеке оставались, казалось, огненные пятна, и чувствовал, как на него накатывает какое-то новое или же совершенно забытое чувство.
Господи милостивый, в эти минуты, когда он почти на автомате вел свою старенькую иномарку, он, битый-перебитый командир взвода разведчиков спецназа Главного разведуправления Министерства обороны России, был благодарен жизни, что она свела его с этой женщиной. Как бы кощунственно по отношению к этой же женщине это ни звучало.
Грязнов не заставил себя ждать.
Марина еще возилась на кухне, поджаривая купленные по пути эскалопы, как снова ожил мобильник и Голованов услышал голос Дениса:
- Ты можешь сейчас говорить?
Выставленный на время жарки с кухни, Голованов слегка прибавил звук включенного телевизора и вдруг почувствовал, как его грудь заполняет неприятно-сосущее ощущение подкожного холодка.
- Что… что-нибудь с Димкой? Он и сам того не заметил, как впервые назвал сына Марины не Чудецким, а по имени, однако этот момент тут же просек Грязнов:
- Сева! От тебя ли я это слышу?
- Поживи с мое - и не такое услышишь, - буркнул Голованов. - Ну что там у тебя?
- Только что звонил Яковлев, интересовался, чем вызван столь пристальный интерес "Глории" к убийству этой девушки. Кстати, ее полное имя - Валерия. Валерия Михайловна Лопатко. Семнадцать лет. Студентка первого курса художественного колледжа.
- Ну и?..
- Сказал ему… короче говоря, выкрутился.
- Я не о том. Что по убийству?
- Прости, - с язвинкой в голосе отозвался Грязнов, - совсем забыл, что подобные мелочи тебя не интересуют. - Однако тут же посерьезнел и перешел к делу: - Девушка убита дома, длинным тонким ножом, видимо стилетом, причем удар пришелся прямо в печень. Теперь дальше. Судя по тому, что из квартиры было вынесено все золото с драгоценностями, деньги, кое-что из столь же дорогой аппаратуры, а также две довольно дорогие норковые шубы, прокуратура отрабатывает версию ограбления. Как считает следователь - и эту версию сейчас отрабатывает МУР, - здесь сработала банда квартирных воров, которые довольно долго пасли эту квартиру, и когда они были уверены, что дома никого нет… Короче говоря, Лера была убита в тот момент, когда они уже проникли в квартиру и уже поздно было отступать. Возможно даже, что она закричала, может быть, даже бросилась к окну, потому что удар ножом был нанесен сзади.
Слушая Грязнова, Голованов вдруг почувствовал, как его отпускает тот внутренний озноб, который только что заполнял грудь, и теперь можно будет наконец-то успокоить Марину, которой уже виделись черт знает какие страсти. Поэтому он пропустил мимо ушей вопрос, который задал Денис:
- Слушай, а каков он из себя, твой Дима? Высокий, может быть, толстый? Или, может…
- Что? - словно проснулся Голованов. - А это-то еще зачем?