Семейное дело - Фридрих Незнанский 9 стр.


Галя стеснительно пожала одним плечом. Левым. В правой руке она по-прежнему сжимала баллончик с розовой краской, точно он к ее ладони прирос или приклеился. Респиратор сполз, что позволяло ей внятно выражать свои мысли и чувства.

- Не знаю. Я старалась…

- Куда ноги у зайца дела?

- Они… ну, в общем, ноги у него внизу…

- А на скетче ноги в рисунке помещаются. Я заметил, не беспокойся. На скетче целый заяц - на стене ползайца. Почему? Это во-первых. Во-вторых, что у тебя с композицией?

- А что?

- А то. "Карлсона" читала?

"То у него был "Швейк", теперь "Карлсон" объявился, - отметила про себя Галя. - Начитанный какой".

- Помнишь, как Карлсон рисовал петухов? Огромный лист бумаги, а в самом углу - крохотулечная красная козявка. И называется "Одинокий петух". А у тебя получился одинокий заяц. А остальное пространство куда девать?

- А может, я так вижу, - входя в роль непризнанного гения, возразила Галя.

- Видеть будешь, когда научишься. Если хочешь быть райтером, делай зарисовки с чужих писов. Не для того, чтобы копировать - копии никому не нужны, уважать тебя за это не станут… Просто рисуй, чтобы понять, как это делается. Не оригинальничай, не ищи свой стиль. Вот когда накопируешься по самое не могу, начнут у тебя появляться мысли: вот здесь я бы линию провела по-другому… а вот этот цвет бы усилила за счет соседнего…тогда, считай, ты этот свой стиль начала находить. Знаешь, как художники учатся? Копируют в музеях великие полотна. Вот и ты так же. Еще раз призываю уяснить себе раз и навсегда: райтеры - те же художники. Материал немного другой и поверхности специфические, но в методах, если разобраться, никаких различий. У тебя как с анатомией?

- Плоховато, - призналась Галя. Она умела оказать первую медицинскую помощь при ранениях, но дальше этого ее познания не простирались.

- Если человеческие фигуры хочешь изображать, купи себе отличную книгу. Енё Барчаи, венгр, написал. Называется "Анатомия для художников". Иллюстрации - блеск, человеческое тело в разных ракурсах. Самое трудное - передать движение.

Словно желая проиллюстрировать тезис о движении, Апрель ударил ногой о мерзлую, не по-весеннему, землю. Нога обута в белую кроссовку с голубыми вставками. Спереди, на кроссовочных язычках, - оранжевые украшения в виде кругов, разомкнутых вправо; и на одной, и на другой кроссовке - только вправо. Эти круги в продолжение дидактической речи разглядывала Галя и мысленно переставляла их так, чтобы на левой кроссовке круг был разомкнут вправо, а на правой - влево. Перестановки кругов требовало ее чувство симметрии. Может быть, стремление к симметрии - признак таланта художника?

- Задание ясно? - иссякло красноречие Апреля. - Действуй. А я пошел.

- Это как это "ясно"? - испугалась Галя: Штирлиц внутри нее ощутил, что близок к провалу. - А что же я буду копировать, если у меня нет ни одного знакомого райтера? Вы мне, пожалуйста, скажите, где я могу увидеть их писы. А еще лучше - посмотреть, как они работают. Ну, пожалуйста! Ведь начинающий художник тоже должен наблюдать за мастерами…

Видимо, Галины доводы, а особенно ее взволнованный вид, показались Апрелю убедительными.

- Ладно, так и быть. Знаешь, может, это непедагогично, но я сразу хочу сказать: в тебе что-то есть. Ты ни хрена не умеешь, но задатки в тебе просвечивают… Тебе попадалось где-нибудь изречение Матисса? Он сказал: если художник рисует дерево, он должен чувствовать, как оно растет. Ты как будто все время чувствуешь рост своего дерева…

Галины круглые щеки покраснели от удовольствия. Пусть она не собиралась становиться художницей, а все равно приятно, когда хвалят! Ее так давно ни за что не хвалили… Все привыкли, что она - опытный сотрудник, быстро приобретающий профессиональное мастерство; за что же здесь хвалить? А вот, оказывается, даже опытным сотрудникам поощрение необходимо…

- А на Швейка не обижайся. Швейком я тебя назвал, потому что вид у тебя бравый и молодцеватый. И еще потому, что в райтерском деле ты - новобранец…

- Ага, а еще потому, что я толстая, - самокритично сообразила Галя.

Апрель покровительственно расхохотался и окончательно смягчился по отношению к ней.

- Да, вот еще, - уточнил Апрель, - реши, какое направление тебе ближе: поезд или стена.

- Конечно, поезд! - с таким энтузиазмом брякнула Галя, что это могло бы показаться подозрительным. К счастью, не показалось. - Эстетика движения… и потом… и вообще… Я уверена, что у меня неудачно получилось на стене, потому что мое призвание - поезд!

Глава 14 Кирилл и Ростислав возобновляют дружеские связи

- Мальчики, - мягко, почти заискивающе, обратилась к близнецам Нинель Петровна, - будете сегодня дома ужинать?

Жизнь в доме Скворцовых понемногу возвращалась в будничную колею: исчезли черные платки, завешивавшие зеркала в день похорон, убраны с глаз долой траурные одежды, сменившиеся на полной фигуре Нинель Петровны чем-то по обыкновению пышным и разноцветным. Вещи Николая вдова большей частью, по совету Ильи, отдала бедным, а то, что осталось, дорогое, как воспоминание, спрятала в самом дальнем углу шкафа - Нинель Петровна извлечет этот печальный неприкосновенный запас спустя некоторое время, когда утихнет боль, а пока займется домашними делами. Родион снова смеется, Таня снова капризничает - гибель отца их не изменила. И старшие сыновья точно так же, как раньше, ведут свою особую, отдельную от семьи жизнь, на которую не спрашивают ничьей санкции. Пока был жив Николай, Нинель Петровна могла к нему обратиться: "Близнецы совсем от рук отбились, повлияй на них хоть как-нибудь, ты же отец!" Сейчас, лишившись мужа, она поняла, что слегка побаивается этих рослых парней, которые незаметно подменили очаровательных послушных мальчиков, чья розовощекая одинаковость служила предметом умиления для сентиментальных женщин старше сорока лет. Как давно она не разговаривала с Кириллом и Ростиславом по душам, не пыталась выяснить, что у них на уме? Но сейчас, когда после смерти Николая Скворцова не минул еще и месяц, разговоры по душам были бы некстати, и Нинель Петровна довольствовалась тем, что соблюдала вежливый нейтралитет.

- Нет, мам, - с такой же равнодушной вежливостью ответил один из близнецов, - вряд ли. Ты не волнуйся: мы в студенческой кафешке поедим.

Кто это сказал: Кирилл или Ростислав? Когда мальчики были совсем крошечными, Нинель Петровна их часто путала и различала только по родинке, прятавшейся в подколенной складочке пухлой ножонки Кирюши. Когда подросли, опознавательного знака не требовалось: это только для посторонних Кирюша и Ростик были на одно лицо, а мать улавливала, что на самом деле они совсем не одинаковые… А теперь вот опять начала путать. Стареет? Или дело в том, что дети отдалились от нее?

- Ну что с вами поделаешь? - вздохнула Нинель Петровна, пряча свое беспокойство. - Ладно уж, ешьте где хотите и что хотите. Только не пейте всякие "колы" и "пепси": от них бывает гастрит, они стенку желудка разъедают начисто. Возьмите лучше чаю.

Близнецы переглянулись. Чтобы выразить свое отношение к словам матери, им необязательно было громко смеяться: достаточно чуть-чуть прищурить левый глаз.

Возможно, Нинель Петровне стало бы легче, узнай она, что ее взрослые дети никогда не пьют ни "колу", ни "пепси", ни другие напитки, рекламируемые новым мировым порядком. Но вряд ли ее обрадовало бы, узнай она, что воздержание от таких напитков обусловлено не заботой о целостности стенки желудка, а идеологическими причинами. Хотя в не такой уж далекой молодости Нинель и Николай Скворцовы были настоящими неформалами - что ж, таков, видно, закон жизни, что одно поколение не понимает следующее за ним, и неформальные увлечения каждого из поколений разъединяют сильнее, чем сближают.

А молодость - молодость постоянно одна и та же, являясь неизменно в новых образах! У каждого поколения - свой язык, свои шутки, своя обособленность и своя мода. Причем мода касается не только одежды, но и поступков, убеждений, образа мыслей. Родители выступали за единый мир - их детям глобализм, подминающий под себя индивидуальность отдельных стран и народов, представляется безусловным злом. По крайней мере, так считали единомышленники Кирилла и Ростислава, с которыми братья давно не виделись. Все мешал траур по отцу… Но молодость нетерпелива, и близнецам представлялось, что времени прошло достаточно. Их тянуло в дружескую среду. И что в этом плохого?

Экшен был назначен на сегодня, поэтому ужин отменялся. Не совсем полноценный экшен - обойдется без применения графферских способностей. Зато будет море общения и эмоций.

Погода радовала: пока близнецы сидели на занятиях, в окно настырно лился солнечный свет, отвлекая от постижения иностранного языка, а когда они вышли, то обнаружили, что впору сбрасывать куртки. Асфальт как-то сразу высох, точно уже минимум неделю длилось лето, и только ветви деревьев, никак не желающие зеленеть, по непонятной причине запаздывали. Сразу стала заметна зимняя бледность кожи братьев, зимняя серость их свитеров, виднеющихся в просвете расстегнутых "молний" курток. Солнце пробиралось сквозь полуприжмуренные веки, окрашивая действительность в рубиновый цвет, а если закрыть глаза совсем, можно вообразить, что плывешь по морю, полному огня, рассекая красные волны.

- Калейдоскоп, - дожидаясь автобуса на остановке, шепнул брату Ростислав. Объяснений, как всегда, не потребовалось: Ростик не забыл их детскую игру. В возрасте от трех до семи лет близнецы любили после того, как их уложат в постельки и поцелуют на ночь, нажимать пальцами на глазные яблоки сквозь закрытые веки. Тогда перед глазами начинали вращаться цветные мозаичные пятна в прихотливых сочетаниях - точь-в-точь как в трубочке калейдоскопа, которая входила в число их самых любимых игрушек!

Они еще тогда любили необычность, яркость, остроту впечатлений. Они мечтали о дальних странах, приключениях… Кто бы им сказал тогда, что экзотику дальних стран и приключения можно найти и в Москве? И что со временем им это будет дано, и даже больше? Они бы не поверили!

Душная теснота автобуса сменилась каменной прохладой метро. Пять остановок - и вы у цели! В переулке, ответвляющемся от многолюдной в любое время дня и ночи площади, следовало свернуть во двор - и возле подъезда одного из кирпичных домов, каких тысячи, прочесть вывеску, представлявшую собой простую дощечку. Желтые буквы на голубом фоне извещали, что в подъезде находится

КЛУБ "КАНОПУС"!

Техника объемных букв - знаменитое "3D" - указывала на то, что над вывеской клуба "Канопус" поработали профессиональные райтеры. О том же свидетельствовала выпуклая золотистая звезда, распространявшая пухлые, как сосиски, лучи на верхний квадрант неправдоподобно-голубого фанерного неба.

Близнецы к вывеске не присматривались: она им наскучила сто дремучих лет тому назад, хотя они и признавали, что сделано профессионально. А чего еще ожидать, если они сами принимали участие в оформлении клуба! Тотчас за рассохшейся подъездной дверью косые бетонные ступеньки вели в полуподвал. Детина с короткой стрижкой, облаченный, по случаю хорошей погоды, в обрезанные джинсы и футболку, рельефно обрисовывавшую его надутые, как покрышки, мускулы, заступил было ход, но, узнав завсегдатаев, отступил в сторону и даже изобразил нечто вроде полупоклона. Галантность была ему к лицу, как чугунной гире - шелковый бантик.

- Салют, амиго, - бросил ему Ростислав, в то время как Кирилл уже проходил дальше - туда, откуда неслись объединенные звуки трубы и синтезатора: репетировала пока не пробившаяся, но приобретающая известность в узких кругах группа "1942". В освещенный косо поставленным прожектором кирпичный угол, где шла репетиция, близнецы не пошли, а поздоровались за руку со своим ровесником, который, увидев их издалека, поспешил навстречу, вытирая на ходу краску с пальцев о рабочий фартук.

Парень был основательный, крепкого сложения, но без чрезмерной накачанности. Загар, который каким-то чудом успел прицепиться к его коже в начале весны, наводил на мысль о не московском происхождении. В действительности, если чузежемное происхождение имело место, его можно было назвать скорее северным, чем южным: мать Эдгара Лесникова переехала в Москву из Риги. Наделенный от природы разнообразными способностями, Эдгар успевал и отлично учиться на филфаке МГУ, и принимать участие в выпуске разнообразнейших альманахов с тиражом не выше 200 экземпляров, и возглавлять группу "Графферы Пикассо". Группу, которая ставила перед собой цели не только эстетические, но и политические.

- Как вы думаете, - задавал он новичкам вопрос, - почему граффити с самого начала поселилось в метро? В чем причина того, что мирного обывателя сильнее всего возмущает чей-то тэг, если он красуется не на стене соседнего дома, а на вагоне? Дело в том, что, согласно данным психологов, метро для современного горожанина - зона повышенной тревожности. К нему стягиваются всевозможные реальные и выдуманные страхи. Значительный процент людей вообще не может пользоваться метро: начинается сердцебиение, выступает холодный пот - иногда доходит до обморока! Таким образом, в подземном транспорте человек наиболее уязвим. От него остается, можно сказать, голое подсознание. Я думаю, не нужно объяснять, что подсознание - самая благоприятная почва для воздействия искусства. И не только искусства! Всякая реклама, всякий лозунг действуют на сознание настолько, насколько они проникли в подсознание. Когда обыватель возмущается граффити в метро, он возмущается тем, что создатель этого граффити сию секунду без отмычки влез в его сокровенную "темную комнату". И правильно сделал! И влезали, и будем влезать! Если новый мировой порядок в лице российской "веймарской республики" пропагандирует рекламами свой образ жизни, мораль которого заключается в слове "покупай", мы должны внедрять в массовое сознание свое слово - "восстань"! Или если это так сразу не получается, то, по крайней мере, сеять беспокойство. Смысл значительной части зримых посланий райтеров не доходит до населения впрямую, но граффити вселяют смутную тревогу, заставляют почувствовать, что не все в этом мире так благополучно, как нам внушают. Под тонким глянцевым слоем, который создают теленовости, реклама, газеты и журналы, скрывается черная бездна, похожая на тоннель метро, проносящийся за окнами освещенного поезда… и вселяющая страх!

Конечно, сегодня Эдгар был далек от того, чтобы сотрясать воздух широкомасштабными идеологическими заявлениями. Близнецы в его политико-психологических "телегах" не нуждались - они-то были проверенными товарищами, сами с усами, кому угодно что угодно объяснят. Объяснять, правда, можно было тоже только единомышленникам, пусть не слишком опытным - группа соблюдала конспирацию, насколько это было возможно в их сумбурной среде.

- Почему вас долго не видно было? - после рукопожатия спросил Эдгар Лесников, обводя лица братьев Скворцовых пристальным взглядом живых темно-карих глаз с изогнутыми ресницами.

- У нас отец умер, - ответил Кирилл.

- Мои соболезнования, - бегло произнес Эдгар, хотя и по его тону, и по лицу не было заметно, что он на самом деле соболезнует. - Жаль, что он отошел от граффити… Был гениальный райтер!

Близнецы наклонили головы, признавая справедливость этой посмертной оценки.

- Печально, что он предпочел граффити зарабатывание денег, - гнул свое Эдгар. - По-моему, это значит умереть раньше смерти. Если райтер ударился в дизайн, с ним, считай, покончено: совмещать эти два занятия не удается никому. Хотя сейчас это модно, и я понимаю, не всем удается пройти свой путь до конца, не сворачивая…

- Это был наш отец! - повысил голос Ростислав. - Когда бы он ни умер… то есть… нам жалко, что он умер, а не то, что он бросил граффити!

У Ростика по-мальчишески раскраснелись щеки. Покраснел и Кирилл, точно у близнецов было одно кровообращение на двоих. Сами не ожидали от себя такой бурной реакции.

- Ну ладно, ладно! - примирительно махнул рукой Эдгар. - Если я сказал бестактность, простите меня. Думаешь, что с единомышленниками можешь говорить откровенно, а оказывается, что нет… Нет, в самом деле, хватит обиду зажимать! Вы прекрасно знаете, какой я грубиян!

Близнецам, как и другим "Графферам Пикассо", было отлично известно, что Эдгар выкладывает в лицо все, что думает, не переживая из-за того, что его прямота может кому-то не понравиться. Это было в порядке вещей, и не из-за этого их сейчас внезапно пронял стыд.

Им вдруг представилось - обоим сразу, как часто одному передавались мысли другого, или как если бы оба они пользовались одним мозгом, - что отец, пользуясь свойственной покойникам легкостью проникновения всюду, куда они только пожелают, стоит посреди зала клуба "Канопус", на полпути между барной стойкой и синтезатором, и осуждающе смотрит на детей, которые позволяют в своем присутствии ругать своего мертвого папку. "Что ж вы меня предали?" - звучал им голос из ниоткуда. Будь отец жив, близнецы нашли бы слова (что препятствовало найти их раньше?), чтобы объяснить свои политические увлечения; может быть, ему понравилось бы, что в группе "Графферы Пикассо" сыновей считают такими же талантливыми, как его - во времена его молодости на брейкерских фестивалях… Но смерть отца делала диалог невозможным, а приговор - окончательным.

Труба, вырвавшись из захвата синтезатора, вывела длинное и грустное соло.

Глава 15 Лариса Горшкова смотрит со стороны

Существуют люди, которых просто не замечают: от рождения до смерти эти бедолаги как бы внесены в список "и прочие". Их привычно приглашают на все торжества - с тем, чтобы потом и не вспомнить, осчастливили ли они мероприятие своим присутствием. Такие люди могут занимать важные должности, выполнять ответственную работу, однако все, чего они добились нелегким трудом, не влияет на их как бы отсутствие в этом мире. Если уж начали не замечать, не будут замечать всю жизнь!

Однако ошибкой было бы предполагать обратную связь между понятиями "незаметный" и "ничего не замечающий". Иными словами, люди, на которых не обращают внимания, умудряются замечать очень и очень много любопытных вещей. Отчасти благодаря своей незаметности.

К этому скромному типу - незаметных, но всезамечающих - принадлежала менеджер дизайнерского бюро Лариса Горшкова. Лариса не была ни красавицей, ни уродиной: в ее внешности было слишком мало того, что отличало бы ее от других. Среднего роста крашеная блондинка с мальчишеской стрижкой, скорее худощавая, чем полная; стандартная форма одежды - пиджак, прямая юбка, туфли на невысоких каблуках. Минимум косметики и внимательный взгляд небольших серых глаз. Деловитость, но без агрессии. В ней, напротив, было нечто мягкое, уступчивое, скорее обволакивающее, чем наступательное. Благодаря этой тактичной готовности стушеваться в сочетании с отличными деловыми качествами Лариса умела добиваться поразительных результатов: она обладала чудесной способностью видеть и слышать людей…

Назад Дальше