В группе из десяти бритоголовых зэков, сгруппированных попарно, Олег Лисицын прошаркал к восьмому блоку. Сегодняшний вызов на свидание был для него полной неожиданностью. Он даже приблизительно не мог представить себе, кто, преодолев тысячи километров, не поленился к нему приехать. Свидание, как правило, дают только с прямыми родственниками. Отец? Да на кой хрен это ему нужно? Отрываться от бутылки, куда-то там лететь, ехать. Он и в годы совместной жизни не очень-то интересовался своим старшим отпрыском. Ну так, разве что изредка заехать кулаком по морде, в воспитательных, так сказать, целях. Да и этот минимум общений остался в далеком прошлом, после того как Олег сильно и ловко отбил летящий в его сторону кулак и какие-то доли секунды покачивался с пяток на носки, испытывая в свою очередь страстное желание врезать папаше по челюсти. Удержался. Мать? Без разрешения отца на такую дальнюю самовольную поездку она бы никогда не решилась, да и маловероятно, что ее одолевало особое желание увидеться со своим чадом. Жена Люська развелась с ним за полгода до суда. Сестра? Ну той и вообще-то всегда было плевать на Олега.
По обе стороны узкой задней двери, ведущей в блок, нависали дюжие охранники.
Здесь уже требовалось проходить по одному и с интервалом в три шага друг от друга. Обыск был весьма формальным и поверхностным: похлопали по карманам, провели жесткими ладонями, чуть-чуть перебирая пальцами, по швам. "Повернуться. Наклониться. Пошел!" То, что охрана особенно не усердствовала, было понятно. "Население" лагеря и вообще-то составляла "публика" весьма умеренных в прошлом "подвигов": ни особо знаменитых рецидивистов, ни "законников" - так, все больше мелкая шушера. Ну а уж в группе направлявшихся на сегодняшнее свидание и вовсе были, можно сказать, благонадежнейшие кадры, "твердо идущие по пути к исправлению".
За дверью "диспетчерствовал" старлей Чупрыкин. "Заключенный Фомин - первый отсек, заключенный Смолин… заключенный… заключенный Лисицын - восьмой…"
Олег уселся на привинченный к полу жесткий стул перед стеклянной перегородкой, в которой было проделано небольшое круглое оконце. Сопровождающий занял свой наблюдательный пост двумя шагами правее и немного сзади. Все готово. Итак?
Дверь в противоположной части комнаты приотворилась и… "О господи! Толян! Конечно же Толян! Кто бы еще это мог быть, как не его названый "кровный брат"!"
Анатолий Николаевич Орликов не торопясь прошел к своему стулу, так же не торопясь уселся, предварительно откинув назад и в сторону полы своего элегантного черного длинного плаща. Некоторое время внимательно и молча рассматривал Лисицына.
- Выглядишь неплохо. Ну привет, хулиган.
- Толя, я так рад тебя видеть. Сижу тут как сыч одинокий, никто не приезжает, никто не пишет…
- Ну, судя по территории, которую для вас тут отгородили, компания у тебя здесь не маленькая.
- Да разве в этом дело? Это же… Да что тут говорить! Они мне нужны, как… Я имею в виду своих родных, близких.
- Ну, Олежек, твои родные - люди сложные, и ты это не хуже меня знаешь. Да и сам ты, честно говоря, особой лаской и любовью их никогда не баловал. Разве не так?
- Знаешь, когда человек попадает в мои обстоятельства, можно было бы и переступить через какие-то прошлые обиды.
- Значит, не могут или не хотят, или груз обид превышает все разумные пределы.
Конвоир, застывший на своем месте по стойке (вернее сказать, "по сидячке") "смирно", с каждым словом начинал все больше и больше настораживаться. "Черт бы их побрал, этих образованных!" Говорят вроде бы по-русски, каждое отдельное слово - понятно, а в целом - очень похоже на передачу какой-то зашифрованной информации, что, естественно, категорически запрещалось.
- Мудаки они все, мои родственнички!
- Возможно. Но уж кто-кто, а ты можешь быть вполне уверен, что тебя не забыли, не бросили… Мы ведь, в конце концов, "кровные братья". И не по названию, а по сути. Разве не так?
- Толянчик…
Вертухай уже давно нервно подергивал пальцем над кнопкой звонка. Суть беседы этих двух мужиков определенно была ему неясна. Но от решительного вмешательства в свидание, вплоть до его прекращения, что-то его пока все-таки удерживало.
- Так, Олежек, без слюней и соплей. По делу. У меня очень мало времени. Твоя проблема разрабатывается. Включены лучшие силы. Если бы ты не был таким идиотом…
- Толя!..
- Повторю. И с удовольствием. Идиотом! Но многое удалось исправить. Милиционер нейтрализован, с судьей - сложнее. Да, собственно, сейчас это уже не так и важно. Приговор вынесен, вступил в силу, наказание отбывается. Так что ни о какой отмене речь идти не может. Все акценты - на смягчение приговора, на уменьшение срока заключения…
- Обсуждать обстоятельства прошлого судебного процесса и приговора, вынесенного заключенному, запрещено! - Наконец-то немного уже очумевший служака получил возможность решительно включиться в работу. - Если вы не прекратите говорить на эту тему, я буду вынужден прервать свидание!
Орликов с изумлением воззрился на точку, из которой исходил этот начальственный голос. Кажется, до сих пор он просто не замечал, что в комнатке помимо них с Лисицыным находился кто-то третий.
- А вы, собственно… Ах, ну да, ну да. Так я и говорю, что ты, Лис…
- Употреблять тайные клички - запрещено! - конвоир начинал стервенеть.
- Да? Извините. А как можно? По имени или сугубо по имени и отчеству?
Глаза соглядатая, почувствовавшего откровенную издевку, начали стекленеть от злости.
- Вам разрешено получасовое свидание с заключенным Лисицыным.
- Так вот я же и говорю заключенному Лисицыну, что ему необходимо строго выполнять все требования режима, беспрекословно подчиняться приказам командования, ежесекундно осознавать свою вину и чистосердечно стремиться к искреннему и скорейшему перевоспитанию. Сейчас все правильно?
- Заключенный Лисицын, я лишаю вас свидания!
- Да мы, собственно, обо всем уже переговорили. Олежек, умоляю, только не выкинь какой-нибудь фортель, и все будет в порядке!
- Заключенный Лисицын, покиньте помещение!
- Посылку тебе я передал самым законным путем.
- Можно подумать, что от нее мне что-то достанется!
- Не волнуйся. Я привез всем, кому надо. И столько, что на твои несчастные пять килограммов никто уже не покусится.
- Заключенный Лисицын! Еще одно слово - и я вызываю конвой.
- Пока, Олежек! Все будет в порядке, не волнуйся!
- Спасибо, Толя. До свидания!
Неторопливо поднявшись, Орликов запахнул свой великолепный плащ, слегка улыбнулся, подмигнул и, кивнув напоследок Лисицыну, степенно проследовал к выходу. Как почти все люди высокого роста, он в дверях инстинктивно чуть-чуть пригнулся и наклонил голову, хотя в этом и не было никакой необходимости: "гостевая" дверь в комнатах для свиданий, в отличие от внутренней, была нормальных человеческих габаритов.
В душе у Олега звенели и ликовали победные фанфары. То, что его старинный друг, его названый брат счел необходимым выкроить несколько часов - а со временем у Анатолия Орликова всегда было очень напряженно - и лично приехать на это свидание (мог бы ведь и просто послать кого-нибудь из своих сотрудников-порученцев), свидетельствовало о многом. Прежде всего о том, что зародившиеся в детстве дружеские узы по-прежнему крепки, что Анатолий по-прежнему верен этой дружбе, не разочаровался окончательно в Лисицыне и предпринимает все возможное, чтобы ему помочь. А уж если Орликов что-то обещает, можно быть уверенным, что это обещание будет выполнено.
Ну а то, что он пару раз назвал Лисицына идиотом, так, честно говоря, Олег и сам характеризовал свое поведение, которое в конце концов привело его за решетку, как полный кретинизм. Подумать только! Солидный, взрослый мужик, очень серьезный и состоятельный предприниматель оказался зачинщиком и активным участником какой-то дурацкой ресторанной свары, закончившейся нешуточным мордобоем, битьем посуды и зеркал. Тьфу!
С тех пор как "кровные братья" - прежде всего, конечно, Орликов, но вместе с ним и его "правая рука", Олег Лисицын, - превратились в достаточно заметных в мире бизнеса предпринимателей, Орликов категорически настаивал на постоянном сопровождении их персон телохранителями. Мера предосторожности, учитывая атмосферу и нравы в деловых кругах, безусловно разумная. Но было в этом и нечто унизительное: как будто малые дети на прогулке в сопровождении мамок и нянек. Лисицын частенько нарушал это установленное Орликовым правило (да, честно говоря, и сам Анатолий, вопреки собственным инструкциям, случалось, грешил тем же самым). Ведь если вдуматься, то от серьезно задуманного и спланированного покушения никакие телохранители не спасут. Ну а в случае каких-то мелких стычек неужели же такой крепкий мужик, как Лисицын, не сможет сам постоять за себя?
В тот вечер Лисицын впервые встречался с новенькой, совершенно очаровательной фифой - Нэ-той, Натой, Нэдой - черт уже упомнит сейчас, как ее звали! - и, разумеется, предпочел обойтись без соглядатаев. Все шло замечательно: прекрасный ужин, отличное питье, цветы… Вот только тот наглый кавказец постоянно действовал на нервы.
Один раз: "Можно пригласить вашу даму?", второй: "Как же так, вы говорите, что не танцует девушка. А она ведь танцует! Я приглашаю!", на третий: "Девушка, пойдем, наконец, спляшем!" - пришлось-таки смазать ему по роже. А их там оказалась целая шайка. Ну и пошло. Опрокинутый стол, бутылка, врезавшаяся в громадное зеркало, звон, грохот. Тут же появилась парочка плюгавеньких милиционеров - паслись они, что ли, там, при ресторане? - одному из них основательно досталось бутылкой шампанского по голове, рухнул как подкошенный; ударил его действительно Лисицын или кто-то из "черных" - поди разбери после драки-то. Второй в это время успел связаться по "матюгальнику" со своими. И они как из-под земли выросли, минуты не прошло, вероятно, и у них там при ресторане постоянное стойло; но это были уже крутые ребята, раз-два - всех мордами в пол, руки назад и "браслетики" - щелк-щелк.
Дальше - известное дело: ботинками по ребрам, кулаками в спину, в "воронок" и - в отделение. Слава богу, успел продиктовать фифе номер Толиного мобильника, и она не подвела, запомнила и тут же позвонила.
Случай, в общем-то, вполне рядовой, даже, можно сказать, пустяковый, и ничего бы не стоило его уладить, если бы не разбитая голова этого Гулямова, Гулиева, или как там его?.. Пока он валялся без сознания в реанимации, успели по-серьезному развернуть следствие. И хотя все основные вопросы были решены быстро и ко всеобщему удовлетворению: кавказцы - они оказались дагестанцами - были нормальными, все понимающими ребятами, ресторану втройне возместили причиненный ущерб - понадобилось бы, так Лисицын и вообще мог скупить его на корню вместе со всеми битыми зеркалами, - даже этот самый Гулялин отказался от своих претензий - еще бы не отказаться, когда ему выложили суммочку, составляющую его, по меньшей мере, десятилетнюю зарплату! Все бы разрешилось спокойно, быстро и нормально, если бы не "упершийся рогами в землю" следователь и под стать ему судья - зачуханная серая мышка: "Этому безобразию, этому разгулу беззакония, которое позволяют себе наши новоявленные богатеи, так называемые "новые русские", давно пора объявить решительный бой!"
И - ни в какую! Ни щедрые посулы, ни недвусмысленные угрозы - ничего не помогло. Идиоты старорежимные! Ну не убирать же их вовсе из-за какой-то драки?! Только "мокрухи" не хватало! Опасно и глупо.
Так и получилось, что независимому и самоуверенному Олегу Сергеевичу Лисицыну засветило небо в клеточку.
Но сегодня, после встречи с Толей, Олежек прямо-таки физически почувствовал, что оставшийся ему срок заключения он уже может считать не на месяцы, а на недели, если не на дни.
Дразнить волков, конечно, не следует. Но сейчас… Сейчас он был на таком подъеме, что безумно хотелось хоть немного, но покуражиться.
- Гражданин старший лейтенант, ваш сотрудник превысил свои полномочия.
- В чем дело, гражданин заключенный?
- Мы беседовали на абсолютно разрешенные темы, а ваш вертухай совершенно незаконно прервал свидание.
- Лисицын, не морочь голову!
- Я хочу сделать официальное заявление. В прокуратуру.
- Сделай. В письменном виде. И приклей его к параше!
- Гражданин начальник…
- Лисицын, исчезни! Посылку свою получишь у зама по хозчасти. Досмотр содержимого произведен в присутствии твоего посетителя, так что никакого дополнительного шмона не будет.
- И все-таки я считаю, что ваш сотрудник должен быть наказан…
- Пшел вон!!!
"Хорошо. Хорошо! Но на сегодня хватит. Подожди, дерьмо служилое! Еще приползешь ко мне на карачках с поклонами и будешь плакать от счастья, если Олег Лисицын не прикажет тебя с лестницы спустить".
С посылкой надо поступить, разумеется, как положено. Вскрывать при свидетелях, половину - тут же ребятам, остальное - под замок. И - терпение, терпение… Только не сорваться на каких-то дурацких мелочах…
Верховодить в кругу своих сверстников Олежек Лисицын привык с детских лет. Не слишком высокий, но костистый, крепкий, хорошо физически развитый мальчишка, отличавшийся смелостью, дерзостью, наглостью, без труда захватывал лидерство как среди своих одноклассников, так и в дворовых компаниях. К нему тянулись, искали его дружбы и покровительства, прислушивались к его "изречениям" и, как правило, беспрекословно выполняли все "руководящие" указания.
Сферой влияния новоявленного "мини-вожака" помимо школы был двор дома номер 23/25 на Смоленской-Сенной и некоторые прилегающие к нему территории. По мере взросления невинные детские шалости становились все жестче и грубее, все более и более в них стали проявляться моменты сближения с деяниями уже уголовно наказуемыми: то жестоко избивались "кавалеры", осмелившиеся провожать местных девчонок, то устраивались грандиозные побоища с соседями, то обчищались карманы у загулявших пьянчуг. Пару-тройку раз удалось удачно разжиться спиртным и куревом путем взлома продовольственных ларьков. Участковые и детская комната милиции уже начали серьезно присматриваться к раздухарившимся на глазах пацанам. Но настоящих задержаний и приводов пока как-то удавалось избежать. А если кого-то где-то и хватали за руку, то уж ни в коем случае не Лисицына: как истинный организатор и руководитель он всегда был в стороне от проводившихся акций, и ни одному из его "бойцов" и в голову не пришло бы даже под угрозой самых страшных кар назвать его имя.
Незыблемые, казалось бы, позиции и непререкаемый авторитет Лисицына рухнули в одночасье.
Кто и когда впервые принес слух, что "Хан возвращается", не так уже и важно. Важнее то, что слух разрастался, обрастал подробностями, сплетнями и завершился вполне естественным: "Хан приехал"!
Хан - Николай Ханин - уже три-четыре года назад, несмотря на свой юный возраст, был одиозной и известнейшей личностью в своем микрорайоне. Куда там до него Лисицыну с его ребятками! Во времена Хана в округе пышным цветом цвели и жесточайшие драки с проломленными свинчаткой головами, и крутая поножовщина, и откровенно бандитские грабежи. Милиция неистовствовала: в самом центре столицы, рядом с Министерством иностранных дел, диктует свои дикие законы какая-то преступная группировка, которую никак не удается по-настоящему прихватить.
Терпение наконец лопнуло. Была проведена серьезная, профессионально организованная акция, в результате которой Хан, в компании с двумя-тремя своими ближайшими подручными, укатил на несколько лет в колонию для малолетних преступников.
Трудно сказать, всеобщий ли это недостаток мировой пенитенциарной системы или особенность, присущая исключительно советскому строю, но неопровержим тот факт, что подростки, оказавшиеся в заключении, предполагающем их исправление и наставление на истинный путь в жизни, как правило, получали в детских колониях по меньшей мере "среднее", а то и "высшее" образование в воровских и бандитских "науках". Подобным приблатненным "академиком" вернулся в родные края и Коля Ханин.
Неизбежная встреча произошла в самые ближайшие дни. Ханин, вольготно развалившийся на миниатюрной скамеечке в детском уголке в компании с тремя характерными личностями, поблескивающими золочеными фиксами, заметив проходящего мимо Лисицына, приветливо-зазывно замахал рукой:
- Здорово, Лис! Дай-ка посмотреть на тебя. Окреп, возмужал, прямо-таки настоящий богатырь!
- Привет, Хан. С приездом!
Во дворе крутились несколько парней из Олежковой компании, искоса посматривая на Хана и прислушиваясь к первым фразам, которыми обменяются старый и новый "авторитеты". Большинство же - из более осторожных и благоразумных - предпочитали отсиживаться по домам, выжидая прояснения складывающейся острой ситуации.
- Ну как и чем вы тут живете?
- Живем помаленьку.
- Ты, я слышал, стал в последнее время серьезным пацаном, всю округу под себя подмял…
- И кто же это говорит?
- Люди.
- Брехня все это. Никого я не подминал. Чужаков, естественно, стараемся отшивать подальше…
- Но я-то для тебя, надеюсь, не чужак?
- О чем ты говоришь, Хан? Конечно нет!
- Вот и хорошо. Значит, вместе будем существовать. Мир большой, места для всех хватит. Как считаешь, Лис? Хватит нам с тобой места в этом мире?
- Конечно, хватит.
- Вот и я так думаю. Ладно. Потолкуем на днях. Разберусь тут кое с какими делишками… Знаешь, не успел приехать, а дел - невпроворот. С одним надо встретиться, другому поклоны и приветы передать… А люди все значительные. Их нельзя обижать невниманием. Могут неверно понять, а это уже пахнет серьезными проблемами. Опять же, прикид человеческий себе надо организовать. Не ходить же каким-то оборванцем, правда?
Закинув ногу на ногу, Хан покачивал острым носком очень красивого черного полуботинка.
- Вот сегодня уже корочки неплохие сумел себе оторвать. Югославские. Тройную цену заплатил, между прочим. Но не жалко. Ведь красивые, да?
- Красивые.
- У-у-у… - Хан скривил губки и горестно покачал головой, - смотри-ка, запылились уже. Грязно у вас в Москве. Ты бы почистил их мне, Лис, а?
- Как это?
- Ну как… Очень просто. Я понимаю, что обувной щетки у тебя при себе нет. Носового платка, по-видимому, тоже нет, ты, поди, и не знаешь, что это такое, так ведь? Ну можно и по-простому, рукавом. Я не гордый. Я согласен.
- Знаешь что!..
Круто развернувшись, Лисицын решительно покинул двор.
- Обиделся! - Теперь уже в тоне Хана звучало откровенное издевательство. - Послушай, Лис, я ведь от чистого сердца! Не стоило бы тебе обижаться!
В этот же вечер Лисицына жестоко избили. В общем-то, он ожидал чего-то подобного. Но особенно грустным и болезненным было то, что били его же собственные парни под руководством фиксастых ханинских корешей.