- После армии задержался, - ласково объяснил Вишневский, - и послужил Родине еще немного.
"Свое чекистское прошлое парень не афиширует", - подумал Грязнов.
- А, простите, почему вас так занимает моя скромная персона? - Вишневский поглядел на генерала невиннейшими глазами. - Я вхожу в список подозреваемых?
- А никакого списка подозреваемых нет, - ответил Вячеслав Иванович. - Есть два случая, которые я и мои коллеги расследуем и соответственно собираем всю информацию о людях, которые встречаются в том и другом деле. А вы, Ростислав Львович, связаны с обоими этими делами.
- С обоими? - искренне изумился Вишневский. - Позвольте, ну одно - это кража скрипки, это я понимаю.
- А второе - покушение на Анатолия Орликова. Вы ведь знакомы с потерпевшим?
- Да, конечно, я знаком с Анатолием Николаевичем. И с Олегом Сергеевичем Лисицыным тоже.
- Это вы продали им картину Азовского, которую обнаружили в багажнике взорванного автомобиля?
- Нет, уважаемый Вячеслав Иванович, - Вишневский снова расплылся в улыбке, - тут у вас неправильная информация. Целых две ошибки.
- Поправьте меня.
- Извольте. Во-первых, я не торгую картинами. Но поскольку я по образованию искусствовед, то у меня есть знакомства в соответствующих кругах.
- В каких именно кругах? - Грязнов становился все более дотошным.
- Я знаю многих художников, экспертов, галерейщиков. Так вот, ребята спросили у меня совета, и я порекомендовал им купить именно эту картину. Более того, я даже привез ее им лично в ресторан ЦДЛ.
- То есть выступили в роли посредника.
- Точно так.
- Можно поинтересоваться, вы сделали это по дружбе или имели какой-то материальный интерес? Процент с продажи?
- Пусть это останется между мной и продавцом. В конце концов, так ли это важно? Ведь вы не представляете налоговую инспекцию.
Вишневский подмигнул, причем, как показалось Вячеславу Ивановичу, довольно-таки развязно.
- Хорошо. Расскажите, пожалуйста, о картине.
- С удовольствием. Перво-наперво необходимо уточнить важную деталь. Вы, Вячеслав Иванович, произнесли слова "картина Азовского". Возможно, нечаянно оговорились. - Искусствовед быстро взглянул на генерала и тут же снова отвел глаза. Кстати, эта манера практически никогда не смотреть в глаза собеседнику начала раздражать Грязнова. - Так вот, картина эта ни в коем случае не принадлежит перу Георгия Азовского, и никто никогда не пытался представить дело так. Вишневский допил свой коньяк.
- Это блестящая - заявляю вам как профессионал - именно блестящая стилизация, виртуозно выполненная даже не одним, а целой группой молодых художников.
- Вы говорите, никто и никогда не пытался? А как же быть с подписью Азовского, которая довольно-таки узнаваема? Тоже стилизация?
"Ты у меня запоешь… соловьем!" - довольно зло подумал Вячеслав.
- Ну… в принципе подпись довольно неразборчива. Я бы сказал, что это вопрос для экспертов, - уклонился Ростислав Львович.
- Рад был с вами познакомиться. - Грязнов поднялся, таким образом внезапно закончив беседу. - Спасибо, что уделили мне время.
- Я всегда в вашем распоряжении.
- Думаю, мы с вами еще не раз побеседуем. Дело это сложное… оба дела. И требуют самого внимательного расследования.
- Всего вам доброго.
- До свидания.
- Итак, - произнес Константин Дмитриевич Меркулов.
- Итак, - перехватил инициативу Турецкий, - мы можем обобщить то, что стало известно к теперешнему моменту.
Они сидели в кабинете Александра Борисовича старой, проверенной командой: Меркулов, Грязнов и сам хозяин.
- Скрипка Райцера принадлежала прежде русскому эмигранту из белогвардейских офицеров, которого звали Леонтий Владимирович Вишневский. Откуда она ему досталась, еще предстоит узнать. Леонтий Владимирович, 1895 года рождения, эмигрировал в 1920 году, прошел традиционным путем через Константинополь в Париж и в итоге осел в Лондоне, где продал вывезенный им из России инструмент лорду Нэшвиллу. В Москве у Вишневского остался младший брат Лев, 1899 года рождения. Лев Владимирович был репрессирован в 1937 году, отсидел десять лет, освободился и жил в ссылке в Казахстане. Туда к нему приехала Анна Сергеевна Морозова, женщина, которую он любил и которая ждала его, и в 1949-м они поженились. В том же году Лев Вишневский был арестован снова, освобожден по амнистии в 1953-м. В 1954 году в Караганде у них с Анной Сергеевной родился сын Ростислав. В 1956 году Лев Владимирович был реабилитирован и смог вернуться с семьей в Москву, но насладиться жизнью не успел, так как в 1957 году умер.
Турецкий перевел дыхание.
- До сих пор все понятно, - констатировал Меркулов.
- Далее, - продолжал Александр. - Анна Сергеевна одна воспитывала их с мужем позднее дитя. Дитятко получилось трудное, училось неважно, в школе числилось на плохом счету и в конце концов засыпалось на фарце. В результате оказалось завербовано нашими бравыми чекистами, некоторое время было простым осведомителем, но позже каким-то непонятным образом вступило в сами доблестные ряды. Прослужив девять лет, Ростислав Вишневский демобилизовался и закончил университет как искусствовед. Известен в художественных кругах, имеет там многочисленные связи. Несколько лет назад проявил свой талант в новой для него, смежной области: в области менеджмента, став администратором оркестра "Москва", художественным руководителем коего является наш уважаемый господин Владимирский.
- Это тоже понятно, - удовлетворенно кивнул Меркулов.
- Вишневский придерживается нетрадиционной сексуальной ориентации, не скрывает этого, но и не афиширует своих связей в мире секс-меньшинств, не "засвечен" ни в каких гей-тусовках и так далее. Никогда не был женат даже формально, живет один, и есть ли у него… хм, друг - неизвестно. Много общается с госпожой Диной Тимашевской, но отношения их сугубо дружеского характера.
- Или делового? - переспросил Грязнов.
- Или делового. Дина - по имеющимся подозрениям - возглавляет некую мафию, занимающуюся подделкой и продажей картин. Вероятнее всего, Ростислав Львович также связан с данным бизнесом. Именно он продал Орликову и Лисицыну поддельного Азовского. И сколько бы все трое ни повторяли элегантное слово "стилизация", речь идет именно о подделке.
- Фальшивке, - согласился Константин Дмитриевич.
- Что мы из этого можем вывести? Вишневский непосредственно связан с двумя из трех наших дел. Он мог захотеть выкрасть именно скрипку Райцера, чтобы вернуть себе семейную реликвию или же нечто в этом роде. И он может, и даже наверняка участвует в преступном арт-бизнесе мадам Тимашевской. Косвенно он связан и с третьим делом, но мне кажется, у него нет ни малейшего мотива покушаться на господина Орликова. Поэтому универсального преступника из него не выйдет, все три дела он своей персоной не объединит.
- Слежка за этим господином установлена? - хмуро спросил Меркулов.
- Разумеется, - так же хмуро ответил ему Грязнов.
- Кроме того, наша дорогая Галочка Романова, - подхватил Турецкий, - в данный момент находится в той самой квартире в Замоскворечье, где после ссылки жили Лев Владимирович с Анной Сергеевной. Пытается выведать все, что возможно, у соседей.
…Гале Романовой повезло. Правда, не сразу, но все-таки повезло. Поначалу, отправляясь в дом в Можайском переулке (задние дворы Кутузовского проспекта), она даже и не надеялась напасть хоть на какой-то минимальный след. Шутка ли, столько времени прошло! Полвека… Поэтому на пятый этаж она поднималась в основном для очистки совести. Ох, какой это был неприятный подъем. Солидно строили при "отце народов", нечего сказать: пролет - так пролет, лестница - так лестница. Этажи высокие, ступеньки ядреные.
- Ничего мне здесь не светит, - прошептала Галочка, нажимая на звонок. - Тут уже давно живут начинающие "новые русские", или какой-нибудь профессор, или…
Дверь открылась. Интеллигентная дама лет пятидесяти с небольшим встретила ее довольно приветливо. Внимательно изучив Галино удостоверение, сказала:
- Очень приятно, Галина Михайловна. Меня зовут Наталия Николаевна. Чем я могу вам помочь?
Галя вкратце изложила суть дела.
- Сожалею, - мягко и даже ласково проговорила Наталия Николаевна. - Мы здесь люди новые. Муж получил эту квартиру от работы, он преподает в Международном институте общественных отношений.
"Точно! Профессор", - отметила про себя Галочка.
- Но могу дать вам подсказку. Прямо под нами живет одна потрясающая старушка. Да, собственно, ее и старушкой-то назвать как-то неудобно. Пожилая дама. Зовут ее Васса Александровна. Фамилия - Бунина. Запоминается легко, от Ивана Алексеевича, известного писателя, лауреата Нобелевской премии.
Наталия Николаевна улыбнулась.
- Васса Александровна живет, по ее собственным словам, в этом самом доме уже полвека. Очень может быть, что она знает нечто такое, что может вас заинтересовать.
- Огромное вам спасибо, - сказала Галина. Сорок секунд спустя резкий звонок нарушил тишину в квартире ниже этажом.
- Сейчас, сейчас, - донесся до Гали старческий голос. - Одну минутку.
Дверь приоткрылась, фиксированная ржавова-той цепочкой. В образовавшуюся щель Галочка сумела просунуть свое удостоверение капитана МВД, а кроме того, сбивчиво объяснила цель своего визита.
После этого дверь распахнулась широко, и старушка - древняя, сморщенная, но с острым и цепким взглядом - впустила Галю в прихожую.
- Здравствуйте, Васса Александровна.
- Здравствуйте, здравствуйте, милая. Чем могу вам помочь?
Голос старушки звучал абсолютно ясно и холодно, хотя и скрипуче. Галя обратила внимание, что та не пыталась назвать ее "дочкой" или "внучкой", не тыкала и вообще вела себя строго.
- Вас интересует Ростик? - произнесла Васса Александровна после того, как Галя рассказала ей, зачем она пришла. - Что ж, слушайте. Ростик всегда рос шалопаем. Говорю это прямо и не стесняясь, поскольку я его люблю. Можно убояться сказать правду про человека постороннего - побояться навредить, например, - а про своего, родного, скрывать нечего.
- Если можно, поподробнее, - попросила Галочка.
- С удовольствием. Этот мальчуган никогда не мог жить, как все. Со школьной скамьи он постоянно находился в конфронтации с социалистическим обществом. Когда ему было пятнадцать, у нас в доме впервые появился сотрудник детской комнаты милиции. В семнадцать его едва не посадили.
- За что, не помните?
- Да я и тогда не шибко этим интересовалась. Знаю, было за что, потому что парень рос хулиганом и шпаной.
- Вы ведь не жили с ними в одной квартире?
- Нет, они жили этажом выше. Собственно, и знакомство-то наше началось с того, что Вишневские залили меня, потому что этот негодяй Ростик, - Васса Александровна хмыкнула, - что-то там экспериментировал с водопроводом. А потом мы стали дружить - мы с покойницей Анной Сергеевной.
- Вы близко общались?
- Да, достаточно. Ну так, знаете… по-соседски. Свои интимные тайны она мне не поверяла.
- А про скрипку вы что-нибудь знаете? - наугад ляпнула Галя.
- Конечно, знаю. - Васса Александровна посмотрела на капитана Романову своим сухим и цепким взглядом. - Это же старинная семейная легенда.
- Расскажите, пожалуйста, все, что вам известно.
- Я знаю только то, что рассказывала Анна Сергеевна, царствие ей небесное. Ее муж, Лев Владимирович, происходил из приличной дворянской семьи. Папа их был якобы каким-то фабрикантом, впрочем, этого я точно не помню. Лева с детства бредил музыкой, мечтал стать скрипачом, много занимался. На восемнадцатилетие богатый папаша подарил ему потрясающую скрипку, чуть ли не работы самого Страдивари.
- Так-так. - У Гали засосало под ложечкой, и она невероятным усилием воли подавила желание немедленно позвонить Турецкому.
- А потом она пропала.
- Скрипка?
- Она самая. Но не бесследно. Оказалось, что старший брат, Леонтий, гулена и бабник, разгильдяй и пьяница, короче, гусар-одиночка, перед тем как сбежать с деникинской армией в Константинополь, умудрился, будучи проездом в Москве, свистнуть эту самую драгоценную скрипку.
- Потрясающая история! - искренне ахнула Галя.
- Впрочем, как говорят, счастья она ему там, в эмиграции, не принесла. Зарезали его в какой-то пьяной кабацкой драке.
- А что сталось со Львом Вишневским? Старушка скривилась:
- Тут-то у нас как раз и случилась революция. Старика-фабриканта вроде бы расстреляли. Леве тоже стало не до музыки, он окончил бухгалтерские курсы и работал счетоводом в Маслотресте. Потом его посадили. Вышел он из лагерей уже абсолютно сломанным, добитым человеком. Я его помню абсолютнейшим стариком, когда они въехали в наш дом. Это, кстати, сама по себе отдельная история.
- Почему?
- Они же были оба ссыльные. После реабилитации 1956 года, когда развенчали усатого людоеда, им позволили вернуться в Москву. Но тут, понятное дело, их особенно-то не ждали. Это вообще просто чудо, что у Анны нашлась престарелая тетка, которая успела прописать ее к себе, в комнату в коммуналке, вот тут, - Васса Александровна ткнула костлявенькой ручкой в потолок, - в этой самой квартире. Прописала ее и спустя месяц померла.
Бунина улыбнулась:
- Вот вам и причуды новой русской истории. А Лёва умер через несколько лет после того, как они сюда переехали. Но по сути дела, он был уже абсолютно мертвый, когда я впервые его увидела. Живой труп. И приехал он сюда - умирать.
Галя глубоко вздохнула:
- А что все-таки было с Ростиславом? Вы остановились на том, что он вырос шалопаем и едва не загремел в тюрьму.
- Да-да. Но, видимо, пронесло. То ли Анна Сергеевна что-то для этого предприняла… Хотя что именно, ума не приложу, денег на взятки у нее не было, какого-то, как говорят, блата - тоже. А может, просто повезло. В общем, все обошлось, а он теперь стал приличным человеком. Искусствовед, администратор оркестра.
- А вы с ним общаетесь? - искренне изумилась Романова.
- Разумеется! - энергично кивнула старушка. - Я же говорю: вырос приличным человеком. Конечно, очень близко мы с ним не контактируем, но и сказать, что он меня забывает, не могу. Что ж, это и правильно, ведь мы с его покойной мамой дружили. Пожалуй, кроме меня, она ни с кем и не общалась в эти московские, послессылочные, годы. И он тоже часто торчал у меня в доме, все книжки просил почитать. А теперь заходит иногда, поддерживает. Я-то живу одна, детей у меня нет, как говорится, - Бунина язвительно захихикала, - Господь не сподобил.
Галя слушала, затаив дыхание.
- А он прилично зарабатывает, ну вот и балует иногда старуху. То что-нибудь вкусненькое принесет, то коньячку бутылку… А вы не смотрите, что я с виду дряхлая, я еще хоть куда, уж рюмашку-то опрокинуть точно никогда не откажусь.
Васса Александровна оценивающе посмотрела на гостью.
- Кстати, не угодно ли? Я вас угощу. - Она прищурилась.
- Нет-нет, спасибо. - Галя замахала руками. - Очень мило с вашей стороны, правда, но… в другой раз.
- Ну как хотите.
- А когда вы его в последний раз видели?
- Ростика? Да вот же, сравнительно недавно. Он еще, помню, звал меня на концерт Геры Райцера, у них, с их оркестром. Ну вы же знаете Геру, правда? А я-то его помню еще студентом, ах, какой был талантливый мальчик!
- Так вы были на концерте?
- Нет, увы. Здоровье не позволило. Все-таки я уже, - Бунина рассмеялась, - не новая.
- И с тех пор его не видели?
- Милая Галина… э-э-э…
- Галя.
- Послушайте, Галя. Вы заметили, что до сих пор я не задала вам ни одного встречного вопроса? Наверное, ваши свидетели обыкновенно только и делают, что задают встречные вопросы: что, да как, да за что? Я надеюсь, вы оценили мою скромность, но теперь пришло время уже вам объяснить: что же там натворил наш негодник Ростик?
Галя принужденно рассмеялась:
- Ну почему же сразу "натворил"? Просто… э-э-э… совершено покушение на одного приятеля Ростислава Львовича, бизнесмена Орликова, и мы внимательнейшим образом изучаем весь круг знакомств…
- В самом деле? - Васса Александровна смотрела чрезвычайно иронично. - А при чем здесь скрипка?
- Ну… скрипка, это же просто семейная легенда…
- Вы меня не убедили, Галя, - грустно произнесла Бунина. - Ну что же, в каждой профессии свои секреты. Надеюсь, что я вам помогла, и еще надеюсь, что ничем не навредила Ростику.
- Я вам очень благодарна, - искренне и горячо воскликнула Галя.
На столе у Турецкого затренькал городской телефон.
- Алло!
- Здравствуйте, простите, могу я поговорить с Александром Борисовичем Турецким?
- Слушаю вас.
- Добрый день еще раз. Вас беспокоит Владимирский, Юрий Васильевич.
Турецкий насторожился.
- Юрий Васильевич, здравствуйте! - Он сделал вид, что обрадовался так, словно его лучший друг позвонил ему после долгого отсутствия. - Слушаю вас.
- Мне необходимо с вами встретиться.
- Так-так…
- Мне говорили… - Голос в трубке сбился. - В общем, я слышал о вас как о человеке чутком и гибком.
- Спасибо. Но в чем, собственно, дело? Нет, спрошу по-другому: это срочно?
Человек на другом конце трубки задумался.
- Это не дело жизни и смерти. Но это срочно. "Он умен и владеет собой, - отметил Турецкий. - Несмотря на волнение".
- Через час будет хорошо, Юрий Васильевич?
- Отлично. А где?
- Вы хотите подойти ко мне в прокуратуру? Или в городе где-нибудь?
- Лучше в городе, если вас не затруднит.
- Никаких проблем.
- Я весь день преподавал и с удовольствием выпил бы чашку кофе где-нибудь. А то даже и чего покрепче.
- Вы где сейчас, в консерватории? На Новом Арбате подойдет? - спросил Турецкий.
- Великолепно!
Спустя час с небольшим Турецкий и Владимирский сидели в уютном ресторанчике на Новом Арбате. Александр Борисович пил пиво, Юрий Васильевич - виски.
- Выслушайте меня, Александр Борисович, - начал Владимирский. - То, что я собираюсь вам рассказать, не знает никто.
- Я слушаю вас очень внимательно, - поощрил его Турецкий.
- И… мне было бы проще и спокойнее, чтобы никто никогда ничего и не узнал. Но… - Музыкант отхлебнул солидный глоток виски. - Я просто так больше не могу. Ведь Герка Райцер мой старинный друг. Мы с ним, как бы это сказать? - Он на мгновение задумался. - Как кровные братья.
Владимирский умолк, Турецкий тоже молчал, зная, что в подобной "исповедальной" ситуации лучше не мешать наводящими вопросами. И точно, через полминуты Юрий Васильевич заговорил снова.
- Это я во всем виноват! - выпалил он довольно-таки патетически.
Турецкий молчал.
- Я во всем виноват, - повторил Владимирский тихо и замолчал.
Турецкий решил все-таки вмешаться:
- Что вы хотите сказать, Юрий Васильевич? Что это именно вы украли скрипку Райцера?
- Нет! - нервически засмеялся музыкант. - Это было бы чересчур. У меня есть свой собственный Страдивари.
- Тогда что же?
И Владимирский расcказал Турецкому про поздний звонок администратора его оркестра и его настоятельную просьбу выманить Райцера из артистической комнаты.