- Все верно, Дина Леонардовна. Восхищен! Прямо-таки наполеоновский талант обдумывать несколько дел одновременно.
- Так с богом, Ростислав Львович!
- А-а-а…
- А подачки вашим таможенным ребятам мы увеличим. Лишь бы они не наглели чрезмерно.
- Счастливо оставаться, Дина Леонардовна.
- И вам того же. То есть я хотела сказать: счастливого пути!
ТУРЕЦКИЙ И ДРУГИЕ
В аэропорту Шереметьево-1 Турецкого встречала машина из прокуратуры. Уютно устроившись в теплом салоне служебной "Волги", Александр сразу же достал мобильный телефон и принялся звонить своим сотрудникам.
- Славка! Да, привет. Вернулся. Все в порядке. Да, с пользой. Ну вечером расскажу. Да, буду у себя.
- Алло, Галочка, здравствуй, это Турецкий. Спасибо. Да, нормально долетел. Ну что? Удалось что-то узнать? Ага… Так-так. Очень хорошо. Да. Буду у себя. О-кей, все доложишь. Пока.
- Илья Петрович? Турецкий на проводе. Что слышно по нашему делу? Да. Да, все понял. Очень хорошо, жду с докладом.
Дошла очередь и до супруги:
- Разрешите поговорить с Ириной Генриховной? Кто спрашивает? Это из милиции. То есть из этой, как ее… из прокуратуры. Да, дорогая. Прилетел, да. Нет, к обеду не жди. Напрасно старушка ждет сына домой. Что-что? Очень связь плохая. Ах, за старушку мне еще вломишь? Ну хорошо, я дома реабилитируюсь, а то я что-то соскучился. Кто кобель? Так, гражданочка, эти слова будут занесены в протокол! Все, конец связи. Целую крепко, ваша Репка. К ужину буду.
Добравшись до своего кабинета, Александр Борисович еще раз позвонил полковнику Малькову, с которым уже беседовал прежде, и вызвал его к себе.
- Илья Петрович, мне не терпится вас услышать. Итак? Что узнали?
Полковник Мальков почему-то коротко вздохнул, а затем улыбнулся:
- Узнал кое-что, Александр Борисович. Конкретно - биографию господина Вишневского, Ростислава Львовича, искусствоведа, эксперта, администратора и так далее.
- Рассказывайте.
- Ростислав Львович Вишневский родился в 1954 году…
- …в простой советской семье, - докончил Турецкий, доставая сигарету.
- Не совсем. Папа, Лев Владимирович, из дворян, в сталинские годы сидел. Вышел по амнистии пятьдесят третьего года фактически полуинвалидом и протянул на свободе очень недолго. Мать растила долгожданное и любимое чадо одна. А чадо оказалось своевольным и малопредсказуемым. С ранних лет оно выкидывало разнообразные фортели, которые в период отрочества находились уже на грани фола. Ну и, разумеется, вскоре засыпался на достаточно мелочной, но тем не менее предусмотренной соответствующей статьей фарцовке. Тут-то его и прибрали к своим ласковым, но могучим рукам гуманные и вездесущие органы.
- Ах вот как?
- Да, господин Вишневский служил в КГБ.
- Продолжайте, я вас слушаю очень внимательно. - Турецкий придвинулся к собеседнику. - Итак, подцепили на фарцовке?
- А потом ему еще и сто двадцать первая статья светила. - Мальков тоже достал сигареты.
- Да ну? - отчего-то развеселился Турецкий.
- Да-да, господин Вишневский, как теперь говорят, гей. Сейчас он это почти что афиширует, ну, во всяком случае, уж явно не скрывает, а вот тогда…
- Все понятно. Короче, парень влип. И что ж, ему пришлось, так сказать, активно и действенно сотрудничать?
- Одна из странностей в биографии господина Вишневского - именно то, что он не просто сотрудничал, а действительно служил. Это чрезвычайно удивительно. Зная традиции и пристрастия нашей уважаемой "конторы", типчиков, подобных Вишневскому, с удовольствием прихватывали "на короткий поводок" и охотно пользовались их "стуками-перестуками", но включать на полных правах в свои доблестные ряды… Тут, извините, что-то не совпадает. Видно, сработали какие-то особые механизмы, тайны которых, разумеется, похоронены в совершенно недоступных для нас секретных архивах.
- Да и черт с ними, с этими их "фирменными" тайнами! Своих проблем хватает. А скажите, и долго ли наш уважаемый Ростислав Львович сражался с врагами в рядах достославной "железной когорты"?
- Не очень. Всего-навсего девять лет. Причем никогда и ни с кем он не сражался, не имея никакого отношения ко всяким там пресловутым номерным управлениям, а всегда трудился по каким-то хозяйственно-административным направлениям. Ну да и ценность его для органов, по всей вероятности, была весьма относительной, поскольку с началом "гласности и перестройки" он попал чуть ли не в первую волну сокращений.
- Вот как? Это интересно.
- Но поскольку Вишневский - человек, безусловно, способный и возможно, я бы даже сказал, незаурядный, перспектива пребывания на полупенсионерских основаниях в возрасте чуть больше тридцати его, естественно, не привлекала. Он поступил в провинциальный университет, успешно его закончил и сделался дипломированным искусствоведом. На сегодняшний день он является одним из самых авторитетных экспертов в кругах любителей живописи. Он тесно связан с такими, например, известными среди коллекционеров деятелями, как супруги Раевские.
- Кто это? - заинтересованно спросил Александр Борисович.
- Евгений и Александра Раевские, владельцы частной галереи "Русские художники".
- Чем они занимаются?
- Торгуют русской живописью, как следует из названия, - терпеливо пояснил Мальков.
- Хорошо. Дальше.
- Дальше - больше. Ростислав Львович Вишневский является ближайшим другом и правой рукой госпожи Дины Тимашевской.
- А это кто?
- Некая дама, несомненно замешанная в каких-то махинациях с картинами, но, хотя мы давно ее подозреваем, до сих пор не удавалось ее поймать "на горячем".
- А кто она по профессии?
- Тоже искусствовед. Они с Ростиславом Львовичем давние друзья.
- Просто друзья? - уточнил Турецкий.
- Ну понятие "дружбы" в этой среде весьма своеобразно. Определим точнее, старые знакомые. А если вам пришло в голову то самое…
- Именно что "то самое"!
- …то я же говорил уже, что господин Вишневский придерживается нетрадиционной ориентации, - улыбнулся Мальков.
- Подружки, стало быть, - понимающе кивнул Турецкий.
- Да, что-то вроде этого. Кстати, вас, наверное, заинтересует, что госпожа Дина Тимашевская - любовница весьма деятельного и успешного предпринимателя, известного вам бизнесмена Анатолия Орликова.
Турецкий замер, как охотничий пес перед броском.
- Черт возьми, полковник, вы не зря провели время. Все это становится необыкновенно интересно.
- Тогда, возможно, вас еще больше заинтересует, что в объятия господина Орликова госпожа Тимашевская перекочевала из-под крыла, так сказать, другого известного бизнесмена, лучшего друга Анатолия Орликова, господина Олега Лисицына. Впрочем, не исключено, что, пойдя на интимные контакты с господином Орликовым, Дина Леонардовна Тимашевская вовсе не прервала своих отношений с господином Лисицыным.
- Ч-ч-черт! - Александр Борисович хлопнул ладонью по столу. Глаза его радостно блестели. - Кажется, лед тронулся, как говорил один литературный персонаж. Вот порадовали, полковник! Вот это действительно называется - порадовали. А в чем вы подозреваете эту самую госпожу Тимашевскую?
- Вырисовывается весьма интересная комбинация. Некая преступная артель закупает оригинальные картины девятнадцатого века.
- Поскольку холст и часть красок соответствуют, да?
- Совершенно верно. Притом, возможно, закупают за границей. Кстати, экспертиза той самой картины из багажника "Мерседеса"… - Мальков закашлялся.
- Так-так…
- …свидетельствует именно об этом. - Мальков раздавил окурок в пепельнице. - А потом в дело включается толковый и даже по-своему очень талантливый художник. Или художники.
- Которые превращают иностранную картину в русскую, - продолжил Турецкий.
- Да не просто пририсовывают луковки церквей или крестьян в лаптях, - подхватил полковник. - А конкретно стилизуют под какого-то известного художника.
- Например, под Георгия Азовского, как в случае с картиной из "Мерседеса".
- Совершенно верно. Но при этом талантливо стилизуют. Можно сказать, виртуозно.
- Вы считаете, что Дина Тимашевская входит в эту преступную группу?
- Мы считаем даже, что именно она ею и руководит. Она, так сказать, мозг.
- А господин Вишневский?
- Вот его роль мне пока не вполне понятна.
- Ну а что же галерейщики?
- Супруги Раевские? Им досталась самая черная работа: сбыт товара. Они у нас практически под колпаком, но я не хочу их брать, пока не раскручу всю комбинацию.
- Погодите брать, Илья Петрович. Брать кого бы то ни было из этой шайки теперь можно только по моей команде.
- Есть.
- Итак, имеем мозг, имеем эксперта-консультанта, рабочие руки… Кстати, а кто художник?
- Подозреваем некую команду, выступающую под псевдонимом Братья Серпинские.
- Но вот вопрос: кто же во всей этой истории является кошельком? Кто-то ведь должен вкладывать деньги. Уж не господа ли Орликов и Лисицын за этим стоят? Кстати, а что это за братья-художники?
- Братья Серпинские - это некая инициативная творческая группа, которая рисует сообща. Выставляются в том числе и в галерее Раевских. Состав группы - Павел Сергеев, Григорий Рогов и Владимир Пинский. Есть подозрения, что эти художники творят не только под псевдонимом Серпинские, но и под другими.
- Серов, Репин?
Полковник Мальков молча кивнул. В дверь постучали.
- Да, - крикнул Турецкий.
- Разрешите, Александр Борисович? - В проем просунулась хорошенькая головка Гали Романовой.
- Заходи, Галочка. Садись, - Турецкий ласково улыбнулся, невольно любуясь ею. Несмотря на некоторую склонность к полноте, для борьбы с которой периодически предпринимались титанические усилия и не жалелись никакие средства, она была чрезвычайно симпатичной молодой женщиной. Уж Турецкий-то знал в этом толк…
- Полковник, если вы не торопитесь, посидите с нами. Мне нужно выслушать доклад капитана Романовой, а потом мы сможем еще обсудить некоторые подробности.
Галя приготовилась докладывать.
- Ну рассказывай, слушаю тебя.
- Итак, я встречалась сначала с господином Владимирским, а потом с администратором его оркестра.
- Итак?
- Юрий Васильевич Владимирский был очень любезен, но ничего интересного у него выведать не удалось. Поговорили мы с ним довольно-таки коротко, он торопился на репетицию. Администратор же, напротив, никуда не спешил, с большой охотой пересказал нам все то, что мы уже давно знаем и без него. Про концерт для скрипки с оркестром Бетховена, про увертюру "Леонора"…
- Номер три, - уточнил Александр Борисович, важно подняв указательный палец и подмигивая.
- Точно, - подтвердила Галя, не принимая его игру. - "Леонора" № 3. Но самое интересное, что связано с фигурой администратора, никак не относится к нашей с ним беседе.
- А ну-ка?
- Самое интересное - это то, кто он, собственно, такой. Дело в том, что мы с ним уже косвенно знакомы.
Турецкий напрягся и посмотрел на Галю очень тревожно.
- И кто же он? - спросил он сухо.
- Его зовут, - Галя тихонько откашлялась, - Вишневский Ростислав Львович.
- Что-о-о?! - вскричал Турецкий, срываясь со своего места. Внезапным смерчем пронесся он по кабинету к сейфу и наконец вынырнул из поднятой им самим воздушной волны, держа в руках какие-то бумаги.
- Протоколы первых допросов по факту кражи скрипки, - пояснил он. - Здесь фигурировал администратор Государственного академического симфонического оркестра "Москва".
Он лихорадочно листал бумаги.
- Вот! - завопил он. - Ну конечно! Ростислав Львович Вишневский, 1954 года рождения, проживает в Москве. Ах я, старый идиот!
Александр Борисович театрально хлопнул себя по лбу протоколами.
- Нет, ну это ж надо! Убивать таких следует. На месте! Как же это я проглядел? Даже внимания не обратил. Ну а ты-то что же молчал, полковник? А, Илья Петрович?
- Ну я, - сконфузился Мальков, - не по этому профилю его разрабатывал. Я знал, что Вишневский работает в каком-то музыкальном коллективе администратором. Не совсем по его специальности, но говорят, из него вышел неплохой этот… как сейчас говорят, менеджер. Или продюсер. А в каком именно коллективе, мне было не столь важно - для решения моей узкой задачи. Извините, - закончил он совсем уже виновато.
- Да ладно, это я так. Ты-то ни при чем, я сам во всем виноват. А ты молодец, Галочка! Просто умница.
- Да я ведь ничего особенного не сделала. Турецкий хлопнул в ладоши:
- Эх, ребята, здесь вырисовывается какая-то интересная комбинация. - Глаза его заблестели. - Я пока не могу понять, в чем она, но я сложу этот пасьянс. Я сложу этот пасьянс, - повторил он.
На столе хозяина кабинета затренькал его мобильный телефон.
- Номер не определен, - прочитал Александр, беря в руки аппарат. - Алло!
- Здравствуйте, Александр Борисович.
- Добрый день.
- Райцер вас беспокоит. Из Ленинграда. Ой, простите, из Санкт-Петербурга.
- А! Геральд Викторович, здравствуйте! - обрадовался Турецкий. Он состроил смешную рожицу, жестом указывая Малькову и Гале Романовой на телефон в попытке объяснить, кто именно скрывается внутри этой маленькой черненькой коробочки. Впрочем, это было излишне, поскольку редкое имя Геральда Райцера трудно было перепутать с каким-либо другим, и присутствующие в кабинете сразу же поняли, кто именно звонит их шефу.
- Как долетели, Александр Борисович?
- Все в порядке, спасибо. Вы вспомнили что-то интересное?
- Да, вспомнил. Поэтому я вам и телефонирую. Дело в том, что с полчаса назад мне позвонил Слава Ростропович. Ну это к делу никакого касательства не имеет. Он с супругой послезавтра приезжает в Лондон, ну, короче, неважно. Но у меня сработал некий ассоциативный ряд, и я вдруг вспомнил, как фамилия офицера-эмигранта, который привез в Лондон мою скрипку. И фамилию вспомнил, и даже имя-отчество.
- И как же его звали? - спросил Турецкий, предчувствуя недоброе и заранее внутренне холодея.
- Никакой он не Грушин, и не Грушинский, и даже не Грушницкий. Это все Лермонтов виноват, сбил меня с толку. Звали его Вишневский. Леонтий Владимирович Вишневский. Штабс-капитан.
- Так-так, - почти простонал Александр Борисович.
- В общем, фрукты-ягоды, да только не груша, а вишня. Я еще помнил, что имя какое-то изысканное: не Леонид, а именно что Леонтий.
Турецкий записал на бумажке имя, отчество и фамилию, которые назвал ему Райцер.
- Геральд Викторович! Огромное вам спасибо. Вы даже не представляете, как вы нам всем помогли.
- Не за что. Ну ладно, мне надо бежать.
- Спасибо вам. И удачи вечером.
- Пока, - коротко ответил Райцер. В дверь снова постучали, и в кабинет вошел Вячеслав Грязнов.
- Не помешал?
- Садись, Слава, - тусклым голосом проговорил Турецкий. - Нет, ты как раз очень вовремя. - Теперь он встряхнулся и заговорил деловым тоном: - Только что звонил из Питера Райцер с чрезвычайными новостями. А до этого Галя разузнала нечто очень важное. Садись. Хочешь кофе?
И в нескольких словах он пересказал генералу Грязнову последние новости.
- Да, - присвистнул Вячеслав Иванович. - Вот это уже действительно становится интересно. А не пора ли пощупать этого самого господина за… как бы это сказать…
- Вот именно это я и хотел тебе предложить сделать, Славик, - широко улыбнулся Турецкий.
- А сам ты не хочешь?
- Нет. Не хочу. До поры до времени. Не могу объяснить почему, но пока не хочу. Пока…
Вячеслав Иванович Грязнов внимательно и изучающе рассматривал худощавого человека средних лет, который сидел напротив него и заканчивал телефонную беседу. За годы следственной работы генерал Грязнов сделался изрядным человековедом и физиономистом: увидев лицо незнакомца, мог набросать его внутренний портрет не хуже любого профессионального психолога. Сидящий перед ним щеголеватый эстет ему определенно нравился. Тонкие черты лица говорили о гибкости и даже некоторой изысканности, острый, цепкий взгляд глубоко посаженных глаз выдавал ум. Франтоватый вид свидетельствовал о том, что объект исследования не чужд некоторой театральности.
- Ну хорошо, свет-Леонардовна, дольше мне с тобой неудобно разговаривать, меня тут ждут, - проговорил Ростислав Львович Вишневский в трубку. - Генерал ждет, между прочим. Вот так-то, чтоб ты понимала. Ну все, целую.
После чего хозяин небольшого, но уютного кабинета, администратор Государственного академического симфонического оркестра "Москва", искусствовед и эксперт улыбнулся визитеру широчайшей улыбкой и сладко пропел:
- Почтеннейший Вячеслав Иванович, я всецело к вашим услугам.
Ростислав Львович был сама любезность и предупредительность, само воплощенное дружелюбие.
"А глаза у тебя, дружок, злые! Злые и тревожные", - подумал Грязнов.
Дело в том, что на самом-то деле он ничего не хотел выведывать у господина Вишневского. Раскапыванием подноготной жизни и карьеры Вишневского занимались в этот самый момент другие - тихо, незаметно для самого фигуранта, не будя в нем ненужных подозрений. А что до Вячеслава Ивановича, то он пришел понаблюдать его, а вопросы, которые при этом задавал для видимости, являлись не более чем прикрытием.
"У тебя колючий, холодный взгляд. Ты дорого дал бы за то, чтоб понять, что мне известно и что мне от тебя нужно. Тебе неспокойно, но ты умело это скрываешь. Ты - человек не просто с двойным дном, а с тройным и даже четверным. Тебе явно есть чего бояться, ты можешь быть преступником…"
- Скажите, Ростислав Львович, как получилось, что вы, искусствовед, работаете не совсем по своей специальности?
Прежде чем ответить, Вишневский перегнулся через стол и негромко спросил:
- Может, коньячку, Вячеслав Иванович? Вы мне разрешите вам предложить? У меня здесь есть довольно неплохой "Курвуазье", я в "дьюти-фри" купил, когда за границу ездил.
- Нет, благодарю, - с улыбкой ответил Грязнов. - В другой раз.
- На службе нельзя? Понимаю, - улыбнулся администратор. - Жаль.
- Я генерал, - вдруг жестко, хотя и очень тихо сказал Вячеслав Иванович, разом сбрасывая с лица улыбку. - Мне можно все. Просто не хочу. Отвечайте на вопрос.
- Простите, - испугавшийся было Вишневский снова взял себя в руки. - Да, видите ли, так вышло. Ну, во-первых, вы же сами справедливо говорите "не совсем" по специальности, то есть согласны, что это все ж таки немного близко. Видите ли, Вячеслав Иванович, администратором нужно родиться. - Он встал из своего кресла, подошел к бару и достал оттуда толстобедрую бутылку. - А я, с вашего позволения… Если передумаете, угощайтесь, пожалуйста.
- Спасибо, - холодно ответил Грязнов. Ростислав Львович плеснул в пузатый стакан на палец коричневой жидкости и продолжал:
- Администратором нужно родиться. Я, например, несомненно имею к этому способности, а что касается образования - ведь правда, будь я не искусствоведом, а музыковедом, вас бы ничего не смутило?
- А прежде вы, простите, чем занимались?
- Учился. Я очень поздно пошел учиться, когда закончил, мне уже за тридцать было. Самый старый на курсе.
- А как это так вышло?