- Поясню. Как бы вам понравилось, если бы достоянием широкой общественности стало то, что народный артист России, лауреат, дипломант и прочая-прочая-прочая Владимирский был в свое время осведомителем КГБ?
- Что-о-о?!
- Верю, что прискорбный факт своего сотрудничества с органами вы вычеркнули и из своей биографии, и из памяти. А между тем в моем сейфе лежит копия вашей информации о сионистской деятельности вашего соученика Геральда Райцера. С соответствующим адресом, числом и вашей подписью.
- Но это же было…
- Знаю, Юрий Васильевич, все знаю. Знаю, что в ГБ пришли к выводу, что пользы от сотрудничества с вами не будет никакой, и оставили вас в покое. Но документ тем не менее сохранился. Как вы считаете, Юрий Васильевич, в ваших ли интересах, чтобы он стал широко известен?
- Это… это… это грязный шантаж!
- Терпеть не могу это гнусное слово. Тем более что к определению наших взаимоотношений оно никоим образом не подходит.
- У нас нет и не может быть никаких взаимоотношений!
- И опять-таки вы ошибаетесь, Юрий Васильевич. У наших взаимоотношений очень добротная и надежная основа. В вашей власти потребовать изучения допущенных мной некоторых… м-м… ну, скажем так, финансовых вольностей, в моих руках - документ, сильно подвергающий сомнению вашу кристальную честность и неподкупность. Один - один. Итак?
Что делать в подобных обстоятельствах? Плевать в морду, бить по роже, пасовать?
Владимирский спасовал.
И отношения с администратором действительно установились на какой-то нейтральной отметке. Все требования и пожелания главного дирижера неукоснительно исполнялись, к советам и рекомендациям администратора Владимирский относился с серьезной и вдумчивой беспристрастностью, тема их напряженного, многолетней давности разговора никогда больше не поднималась. Единственное, от чего всегда стремился уклониться Юрий Васильевич, - подпись документов, подготовленных и составленных главным администратором.
И вдруг сегодня вновь возник мотив особой доверительности их сотрудничества. С чего бы это?
"Черт бы его побрал! Четвертый час ночи. А завтра концерт. И чего, собственно, добивается от меня этот прохиндей?"
УЖИН В ЦДЛ
Префект Центрального округа города Москвы Николай Ефремович Выхин отмечал свой пятьдесят девятый день рождения. Несмотря на то что дата эта никакая не круглая и даже, можно сказать, что-то колючее есть в ней, в этой дате, в этом "недоставании", "недотягивании" до ровных шестидесяти, так вот, несмотря на это, праздник был шумный и помпезный.
Конечно, префект Центрального округа - человек небедный, но все же вряд ли стал бы так выкладываться ради обычной, некруглой даты. К чему эти купеческие забавы? На торжестве настояли его новые друзья, "мальчики-бизнесменчики", как он их называл про себя, они же сами все организовали и оплатили, так сказать, "угостили" именинника, своего старшего друга Николая Ефремовича. Разумеется, новорожденный понимал, что красивый их жест не вполне бескорыстен, так же как и сама их дружба, что он, префект Выхин, нужен этим могуче набирающим обороты восходящим звездам отечественного бизнеса, которые так хотят стать крутыми олигархами. Но кому не приходилось идти на компромисс с собственной совестью? А ведь получать подарки и знаки внимания так приятно. К тому же ребята они были неплохие, эти самые Олег Лисицын и Толя Орликов, особенно последний, он как-то покультурнее, поинтеллигентнее, что ли. С ними приятно выпить-закусить, поговорить о том о сем. Опять же в баньку сходить, попариться, ну и так далее. Поэтому Выхин не пренебрегал дружбой "мальчиков-бизнесменчиков". Впрочем, "мальчики" они были уже довольно сомнительные: обоим основательно перевалило за сорок.
Идея провести торжество в знаменитом ЦДЛ принадлежала Толе. Этого эстета забавляла мысль, что день рождения его приятеля пройдет в знаменитом Дубовом зале, помнящем Алексея Толстого, Булгакова, Пастернака, Ильфа и Петрова. Толя же и взял на себя подготовку пиршества, причем справился со своей задачей блестяще. Да, что и говорить - вечер удался!
Во главе праздничного стола восседал сам именинник - Николай Ефремович Выхин. Человек среднего роста, плечистый, крепкий, с седыми волосами, но без малейших признаков лысины, спортивный, подтянутый и какой-то… надежный, что ли. Стабильный. Дамы рядом с виновником торжества не было. Префект овдовел четыре года назад, на холостяцких пирушках не отказывался от традиционных "банных" шалостей с девочками, но постоянной подруги не имел.
Справа от него сидел Толя, он же Анатолий Николаевич Орликов, высокий, элегантный, подтянутый джентльмен, безукоризненно одетый, вальяжный и небрежный. Слева - Олег Сергеевич Лисицын, иначе - Олежек, из породы "вечных мальчуганов": что-то неуловимо несолидное было во всем его облике, что-то изобличало в нем выходца из наглоглазых рядов городской шпаны, и тут уж не спасал ни пиджак за три тысячи долларов, ни ранние залысины. Оба господина также были без спутниц. Приглашенных было всего человек сорок - ближние и дальние знакомые юбиляра, различные важные люди, а также средней важности, ну и несколько совершенно неважных тоже просочилось в качестве массовки.
Праздник, организованный Анатолием Николаевичем, определенно удался. Ярчайшие огни, которыми был освещен Дубовый зал, отражались в хрустале изысканных бокалов, а в бокалах искрилось шампанское "Вдова Клико", закуски также демонстрировали самый изысканный вкус устроителя: икра, мидии, омары, устрицы.
В качестве ведущего была приглашена всероссийская звезда - популярный пародист и шоумен Кирилл Ласкин.
- Дорогие россияне… - пророкотал он полупридушенным голосом. Каждый следующий конферанс он произносил, находясь "в образе" одного из своих персонажей. На сей раз это была крупная политическая фигура прошлого десятилетия. - Я думаю, шта-а-а…
- Так что там за планы были у вас насчет рынка, Николай Ефремыч? - говорил не слушавший Кирилла Ласкина Толя.
- Сейчас, сейчас, погоди. - Именинник расплылся в улыбке.
- Перед вами выступит, - гнул свое конферансье, - наша знаменитость, обаятельнейшая…
- Смотрите, смотрите, Коля! - шепнул Олег Лисицын. - Это наш вам сюрприз.
- …Маргарита Вайль!!!
Легким дуновением ветерка, неслышными шагами спустилась по знаменитой дубовой лестнице изящная гибкая тень, и вот под звуки инструментального вступления своего позапрошлогоднего хита "Все зависит от тебя" знаменитая певица предстала в лучах прожекторов.
- Вот это да! - выдохнул юбиляр. - Вот за это спасибо, ребята! Как же вы ее уломали?
- Э, Ефремыч, - развязно скрипнул Олежек. - С этой публикой надо проще. Лабухи, они и есть лабухи. Главное - башлять прилично, тогда их можно развести на что угодно.
- Нам просто хотелось сделать вам приятное, - улыбаясь, произнес Толя, одновременно укоризненно глядя на своего приятеля.
"Все… зависит от тебя!" - шептала в микрофон прелестнейшая Маргарита Вайль, обворожительно улыбаясь Николаю Ефремовичу Выхину.
В кармане у Олега Лисицына зажужжала невидимая пчела.
- Да! Алло! Ростик? Это ты? Ну где ты, блин? Олег подмигнул Анатолию.
- Товар с тобой? Ну вот и молоток! Жди там, сейчас мы с Толяном спустимся.
Олег нагнулся и шепнул Орликову на ухо:
- Педик наш прибыл. Пошли за картинкой.
- Олежек, ну сколько тебя учить? Что тебе за дело, каковы сексуальные пристрастия господина Вишневского? Нас он интересует вовсе не как педик, а как талантливый искусствовед. Точнее, в данном случае - арт-дилер.
- Учи, учи… Ученого. Ты всегда меня учишь. И не надоест!
- Ладно, идем. Где он, в Сигарной комнате?
- Ну.
- В смысле "да"?
- Ну.
- Пошли. Николай Ефремыч, мы с Олежкой вас оставим буквально на пять минут. Вы уж нас простите.
Двое бизнесменов вышли из пиршественного зала и проследовали в Сигарную комнату. Анатолий Орликов, никогда не куривший сигарет, но любивший побаловаться иногда сигарой, выбрал себе свою любимую "Cohiba Exquisito", искусное творение кубинских мастериц с табачной фабрики "El Laguito". Чуждый всяческих изысков Олег Лисицын поглядел на него иронически и демонстративно закурил сигарету "Ява".
На мягком кожаном диване, закинув ногу на ногу, сидел очень худой человек средних лет и маленькими глотками пил коньяк. Вся его поза демонстрировала расслабленность и даже праздность.
- Добрый вечер, - мягко произнес он, салютуя бокалом. - Не желаете коньячку, Анатолий Николаевич? Это "Курвуазье Икс-О", замечательный. Вы бы оценили. Олегу Сергеевичу не предлагаю, он все равно предпочтет водку.
Сидевший на диване был одет в идеального покроя синий клубный пиджак с золотыми пуговицами. Галстука на нем не было, но из-под воротника рубашки виднелся небрежно повязанный пестрый шейный платок, символизировавший, по-видимому, принадлежность к богеме. Черты лица были настолько тонкими, что казалось, об них можно порезаться, а в волосах художественно пробивалась седина. Если приглядеться повнимательнее, можно было заметить, что глаза любителя коньяка чуть-чуть подведены.
- Здравствуйте, Ростислав Львович, - ответствовал Орликов. - Нет, благодарю, коньяка сейчас не хочу.
- Здорово, Ростик, - в свою очередь поприветствовал и Олег. - Ну где товар?
- Минуточку, пожалуйста. - Ростислав Львович хлопнул в ладоши и тихонько крикнул: - Игорёша, голубчик, будь другом, принеси нам, пожалуйста, картину.
В комнате возник субъект невыразительной внешности, несший перед собой нечто, обернутое большим платком.
- Силь ву пле! - торжествующе воскликнул Ростислав Вишневский, сдергивая покрывало и обнажая картину в массивной раме. - Ну как? Хороша, правда? Что скажете, Анатолий?
Орликов с минуту молчал, а потом наконец вымолвил:
- Да, что ни говори, великий мастер был Георгий Васильевич Азовский.
- А как это называется, я забыл? - реагировал Лисицын.
- Картина называется, - любезным тоном ответил Вишневский, - "Морской пейзаж. Севастополь". Вот сертификат, все документы в порядке. Экспертиза, подлинность и так далее.
- Кто эксперт?
- Владимир Егорович Василенко, из Третьяковской галереи. Ну как всегда.
- Ну что ж… Берем, - произнес Орликов. - Я так понимаю, о цене мы условились?
- Сто пятьдесят, как и было сказано, - в подведенных глазках Ростислава Вишневского сверкнул некий огонек, - и "Морской пейзаж" ваш.
- Олежек, деньги при тебе? Лисицын открыл свой солидный "дипломат" и достал оттуда бумажный пакет, который и вручил Вишневскому.
- Можешь, Ростик, не пересчитывать. Мы фуфла не гоним. Все как в банке.
- Ну что вы, Олег! - сказал Ростислав с мягкой укоризной. - Разве я мог в вас усомниться? Ведь мы столько лет сотрудничаем.
- Ну, - Орликов поднялся из мягкого кресла во весь свой почти двухметровый рост, - тогда нам пора. Спасибо, Ростислав Львович.
Он пожал Вишневскому руку. То же самое сделал и Лисицын, не скрыв, впрочем, некоторого чуть брезгливого колебания. Оба бизнесмена вышли, забрав с собой небольшую картину, и спустя минуту уже стояли вместе с ней напротив "новорожденного" префекта Центрального округа Николая Выхина.
Кирилл Ласкин вышел в центр и заговорил очередным знаменитым политическим голосом:
- Мы вынуждены прервать трансляцию стриптиза. Таково наше волевое решение, а недовольных мы будем мочить…
Среди публики раздались смешки.
- Ну, в общем, вы поняли. Жестоко мочить. Очень жестоко и бескомпромиссно. Возможно даже, - ведущий заговорщицки понизил голос, - возможно даже, в сортире!
Тут конферансье резко сменил образ и продолжил уже другим, еще не совсем забытым, окающим говорком:
- Товарищи! Процесс пошол, товарищи! Слово для доклада предостовляется Онотолию Николаевичу Орликову. Включите, пожалуйсто, пятый микрофон!
Орликов и Лисицын подошли к эстраде, Анатолий взял у ведущего микрофон.
- Уважаемый… нет, дорогой наш Николай Ефремович! Не откажитесь в знак нашей дружбы принять от Олега и меня небольшой подарок. Пусть он напоминает вам о нас и о нашей к вам самой искренней симпатии.
Олег Лисицын махнул рукой, и здоровенный охранник внес накрытую платком картину.
- Зная ваше пристрастие к русской живописи девятнадцатого века, мы позволили себе, - Анатолий мигнул Олегу, и тот эффектным жестом сорвал с картины платок, - подарить вам эту картину. Это "Морской пейзаж. Севастополь". Художник Георгий Азовский.
По Дубовому залу пронесся шелест изумления.
- Ребята, да вы с ума сошли! - только и смог вымолвить именинник. - Я не могу принять такой дорогой подарок.
- Вы нас смертельно этим обидите, Николай Ефремович! Вы знаете, что мы можем себе это позволить, не рискуя своим куском хлеба. И нам очень хочется подарить вам именно эту вещь.
- Спа… спасибо! У меня просто нет слов! - Выхин действительно был поражен и искренне растроган. Казалось, он вот-вот заплачет от умиления. - Спасибо!
Он обнял и расцеловал Анатолия, а потом Олега.
- Знаете что? - Выхин потащил обоих дельцов обратно к столику. - Раз такое дело, то надо выпить на брудершафт.
Он наполнил рюмки. Рука его лихорадочно подрагивала.
- Значит, так. Зовите меня просто Коля и на "ты". Ура!
- Ура!
- Виват! Я требую продолжения банкета!
И банкет действительно продолжался. Шампанское и водка лились щедрыми потоками, баранина "Сервантес" и стейк "Гоголь" сменяли телячью вырезку "Пастернак" и оленину на гриле "Маяковский", а их, в свою очередь, сменяли другие знаменитые фирменные блюда всемирно известного ресторана, и все более и более натужно шутил Кирилл Ласкин.
Как ни пытался Анатолий Орликов навести разговор на проект ликвидации рынка с созданием на его территории транспортного узла и торгового центра, сделать ему это не удавалось, поскольку префект, постепенно хмелея, проявлял все больше интереса к девочкам из кордебалета и все меньше - к разговорам о делах. Картину, которую по его просьбе аккуратно и надежно завернули, он поставил рядом со своим стулом и периодически незаметно поглаживал ее, как любимую кошку.
И уже глубоко за полночь наконец решено было расходиться по домам. Праздник закончился.
- Надо позвонить, чтоб прислали мою машину, - сонно выговорил Выхин.
- Ни в коем случае, Коля! Я вас отвезу! - горячо запротестовал Орликов. - То есть тебя отвезу.
- Да и я в принципе могу. - Лисицын, казалось, был чем-то встревожен. - Давай лучше я, мне ведь по дороге.
- Не волнуйся, Олежек, мне тоже по дороге, - не уступал Орликов. - Ты в следующий раз Колю отвезешь, хорошо?
- Ну хорошо, - нахмурился Олег.
- Не обижайся.
- Ребяточки, да к чему такое беспокойство? - продолжал сопротивляться префект.
- Коля! - строго отчеканил Анатолий. - Никакого! Беспокойства! Тут! Нет! Идем. Машина у меня большая, марки "Мерседес". Вам… тьфу ты, да что же это такое! Я хотел сказать, тебе будет удобно.
Трое вышли из здания ЦДЛ, возле которого уже стояли два совершенно одинаковых серебряных "Мерседеса". Орликов подвел Выхина к первому из них и распахнул перед ним дверь:
- Прошу.
- А как же Олег? - продолжал беспокоиться Николай Ефремович.
- А Олежек за нами поедет. Вторая машина - его. Драгоценную картину аккуратнейшим образом положили в багажник того же автомобиля и тщательно укрепили.
- Теперь надежно. Можно ехать.
Маленькая кавалькада стремительно и почти бесшумно летела сквозь ночь. Первым шел японский внедорожник "Хонда", за ним - два длинных и блестящих "Мерседеса", и замыкал колонну джип "БМВ". Все четыре машины были почему-то одинакового серебристого цвета, и от этого казалось, что вечерний город пронзает маленькая серебряная стрела.
В головной машине начальник охраны с лицом, похожим на древесный сруб, мучил и донимал молоденького рыжего водителя:
- Звезда в созвездии Большой Медведицы. Шесть букв, третья мягкий знак.
Водитель натужно кряхтел: очень хотелось послать начальника подальше, но грубить было невозможно, а как сделать это элегантно, рыжий не мог придумать.
- Итальянская актриса, сыгравшая в фильме Д. Линча "Синий бархат". А, вот: узкая дорога в горах.
- Серпантин, - радостно выпалил шофер.
- Ишь ты какой умный! Сам знаю, что серпантин. Да вот только букв-то всего пять. Четвертая "п". Ну?
В замыкающем процессию джипе "БМВ" разговоров не было. Мрачный шофер слушал радио "Шансон", его напарник сосредоточенно изучал порнографический журнал.
Пассажиры первого "Мерседеса" вели неспешную беседу.
- Толя, дружок, вы просто… ты просто не представляешь, как вы с Олежеком меня порадовали картинкой. Такая прелесть!
- Прекрасно. Я так рад это слышать.
- А как ты думаешь, она там в порядке, в багажнике? С ней ничего не случится?
- В полном порядке! Мы хорошо ее упаковали и укрепили, а багажник у меня совершенно чистый. Я же в нем дыни на базар не вожу.
Николай Ефремович Выхин захихикал.
- Может, коньячку? - гостеприимно предложил Анатолий. - У меня здесь прекрасный бар.
- Нет, дружочек, спасибо. Мне уже хватит. Я, пожалуй, немного перебрал свою норму. Это в молодости я мог принять на грудь. А сейчас годы уже не те.
- Да ну, бросьте! То есть брось. Ты еще хоть куда. Орел!
- Орел-то орел, да знаешь, между нами говоря, иной раз сердчишко маленько беспокоит. А может, это я все придумываю?
- Конечно, придумываешь! В твои годы еще жизнь только начинается. Давай-ка по чуть-чуть. Это коньяк "Хенесси Парадиз".
- Ну только по чуть-чуть!
Орликов открыл потайную панель и извлек бутылку и два гигантских бокала величиной с голову, налил в каждый на донышко коньяку, после чего, обхватив свой сосуд обеими руками, принялся вдыхать аромат изысканного напитка.
- Ну, за ваше здоровье! То есть за твое здоровье!
- Спасибо, дружочек. Бокалы-великаны встретились, издав чистый, мелодичный звон.
А во втором "Мерседесе" в одиноком молчании ехал Олег Лисицын. Он опустил перегородку, отделявшую салон от кабины водителя, и хмуро смотрел в окно. Не включал ни видеомагнитофон, ни радио, не пил, а только курил и глядел на заснеженную Москву по другую сторону тонированных стекол.
А снег в этом году действительно выдался знатный. Только вчера утихла метель, несколько дней подряд крутившая нескончаемые снежные массы и забрасывавшая ими окоченевший зимний город. Лишь к сегодняшнему вечеру городские очистные службы худо-бедно привели дороги в порядок, но и сейчас чувствовалось, что водители напряжены больше, чем всегда. Вот и головная "Хонда" резко вильнула, объезжая некое препятствие. Сидящий на переднем сиденье амбалоподобный любитель кроссвордов рявкнул на водителя:
- Ну ты, мудак! Не дрова везешь!
- Да там дохлятина какая-то на дороге, - виновато затараторил рыжий, - наедешь, потом будешь от колес полдня отскре…
Но договорить он не успел, потому что в эту самую секунду раздался оглушительный взрыв, на секунду стало светло как днем, воздух наполнился огнем и ощущением близости смерти. Автомобиль Анатолия Орликова горел как свеча.
Оглушительно завизжали тормоза, и сразу много людей побежали к подбитому "Мерседесу", передняя часть которого полыхала огнем.
- Шеф, вы живы?
- Скорей, вытаскивай его!
- Да звони же в "скорую", кретин!
- Быстрее, быстрее…