- Нет, вы не понимаете! Вот именно, что отдыхаю. Намыл золотишка и отдыхаю. А там что теперь творится? - Он вскочил со стула и, сощурив и без того узкие глаза, попытался доверительно обнять Дерковского. - Поселки закрываются, людей просто гонят с Севера на "материк", все пропадает, приходит в негодность. Рудник Сарылах по добыче сурьмы строили и заключенные, и те, кто был на воле. Вместе. Плечом к плечу. Этот рудник единственный в бывшем СССР, а сейчас в России. Из тысячи двухсот человек осталось там всего триста, но он еще жив. Нет Аляскитового, где работали заключенные, остались только могилы на том прииске. Я не хочу, чтобы это случилось и с Сарылахом!
Борис Геннадьевич силой усадил любителя Севера.
- Не случится, Андрей Ильич, ничего с Саралы… Сарылахом не случится, если вы нам поможете. Вы хорошо меня слышите? Я могу задавать вопросы?
- Дайте воды. - Якут в два глотка выхлебал воду из протянутого стакана. Вернул, чтобы налили еще. Выпил опять. И успокоился. - Уффф… Железно. Задавайте.
- Вы давно в Сочи?
- Не знаю. Сегодня что? Двадцать первое?
- Двадцать четвертое сентября.
- Ага. Завтра будет ровно месяц. И мне останется отдыхать всего лишь только две недели.
- То есть вы приехали отдыхать двадцать пятого августа?
- Да. У меня и билет есть. В номере с паспортом лежит. Можете проверить. Я порядок люблю. А у нас на Севере сейчас…
- Поверьте, у нас, на юге, тоже бардака хватает, - довольно невежливо перебил его следователь, начиная раздражаться. - Вот отдыхающие, например, гуляют по ночам, на пляжи ходят, песни орут, спать мешают. Многие жалуются. А вам не мешают? Вы где остановились?
- Вот! Мешают, именно что мешают. Еще как! Спать мешают. И жить спокойно мешают… Сначала в "Черноморье" я поселился. Но там, железно, много по ночам кричали. Я в "Факел" на Войкова съехал. Там также орут. Безобразие! У нас в улусе вообще никто никогда не орет. Пусть попробовали бы.
- А кто кричал по ночам в первом отеле? И когда?
- Да только приехал я. Дня три прошло. Вечером взял фляжечку коньяку и к морю пошел…
Выяснилось, что Андрей Горохов, естественно, приукрашивал. Никаких особенно душераздирающих воплей под окнами своего номера он не слышал. Да и никто не слышал - это подтверждалось и отсутствием аналогичных заявлений от других отдыхающих. И никто спать отдыхающему своим громким исполнением серенад и бренчанием на гитаре у отеля не мешал. Но уж больно ему не понравилось увиденное на берегу буквально на третий вечер после приезда.
Он тогда по велению души затарился в городской лавке пузатой флягой с коньяком и искал, с кем разделить свою радость. И хотел было уже шагнуть из-за прибрежных кустов на морской песок к двум полураздетым мужикам, лежавшим рядом друг с другом неподалеку от кромки воды, чтобы по доброй северной традиции поделить содержимое фляги на троих в честь приятного знакомства. Но из темноты вдруг материализовались три зловещие фигуры и направились к несостоявшимся собутыльникам Горохова. Те поднялись - и начался разговор на повышенных тонах, становившийся все горячей. Слов было не разобрать, да и разглядеть в лунном свете происходящее было довольно проблематично. Но выглядело действо настолько зловеще, что золотоискатель предпочел сделать осторожный шаг назад и раствориться в темноте за спасительным кустарником.
Какое-то время он оставался на месте, не рискуя ломиться сквозь кусты, чтобы не привлечь внимание. Стоял и слушал доносящиеся громкие возгласы и шум свары. Потом он тихонько стал отступать все дальше и дальше. А через некоторое время все стихло. Да он-то уже довольно далеко был - у самой двери отеля. А утром торопливо съехал. И вот уже месяц непременно всякий день пьет что-нибудь, успокаивает нервы. Спокойнее отдыхается как-то. Под градусом-то. Вот.
- Никуда не заявляли?
- А о чем? - резонно поинтересовался мудрый золотоискатель. - Я же ничего не видел. А о том, что все-таки заметил, меня и не спрашивал никто. Конечно, если бы такое где-нибудь на Колыме…
Дерковский только головой качал, проклиная собственную тупость: неужели трудно было раньше проверить список выбывших из пансионата постояльцев? Ведь сомневался же, что парнишка в одиночку с журналистом справился…
- Узнать кого-нибудь можете?
- Не знаю. Просто так - в голове - не очень-то их представляю. А если увидел бы… то тоже не знаю…
- А вот этого случайно там не было? - И Дерковский положил на стол перед Гороховым фотографию Саркисяна.
- Не знаю. Хотя, знаете… похож на одного из первых двух… Их-то я лучше разглядел. Знаете, да, железно, очень похож.
…Под давлением предъявленных ему улик, после очной ставки с Гороховым, который опознал в нем мужчину с морского берега, Ашот Саркисян заговорил. Сначала он признался в том, что очень боится людей, которых скрывал от следствия. Они пригрозили ему смертью, если он развяжет язык. И в камере к нему уже подходили другие заключенные, показывали разные острые предметы, умело укрываемые от шмонов, и предупреждали о расправе в случае признания. Вот и молчал раньше. Очень страшно было. Но раз уж вы и так все знаете…
А дело было вот как. В тот день к нему утром подошел уголовник Алекс. В Сочи он человек всем известный. Летом он ежегодно на курорте проживает, а на зиму уезжает в Москву, где, как он говорит, "навара больше". Алекс настоятельно потребовал, чтобы Ашот привлек внимание одного москвича, пококетничал, поближе познакомился с тем, кого ему указали, то есть с Аркадием Кригером. И чтобы остался с ним на пляже и ночью, если тот попросит. А он непременно попросит, если Ашот будет вести себя, как надо. Непременно должен попросить. И пусть только попробует не попросить…
Напуганный Ашот поступил так, как ему приказали. Он старался. И уже к обеду был уверен, что выполнит поручение. Аркадий сделал ему предложение посидеть вечерком на берегу моря с бутылочкой вина. А ночью неожиданно для Ашота к ним с журналистом подошли трое незнакомых мужчин, не местных, сочинских, а приезжих. Он их раньше вообще никогда не встречал…
Да, на следствии ранее Ашот дал неверные показания и в этом теперь раскаивается и готов нести ответственность. Но теперь он говорит истинную правду.
Свидание вовсе не принимало "неожиданного" оборота, как он ранее свидетельствовал. Он не оборонялся от слишком настойчивых "домогательств" Аркадия. Ему и нечем было обороняться. И даже незачем. Ведь понятно же, почему именно его выбрали крутить задом перед журналистом, который был падок на молодых мальчиков. И действительно, у них была близость сексуального характера, но не по принуждению, а по взаимному согласию, Аркадий за это подарил ему значительную сумму. А сам Ашот тоже был гомосексуалистом уже давно, этого он сейчас не скрывает. И Алекс это знал.
Так вот, во время их встречи с Кригером, когда они отдыхали уже после всего, на пляже появились три неизвестных Ашоту человека. По всей видимости, именно эти люди использовали Саркисяна как приманку для того, чтобы заманить свою жертву на пустынный пляж. Но он, Ашот, совершенно ни при чем! Вы ведь верите, да?
Мужчины принялись избивать Аркадия, называя его "продажным писакой".
При этом они наносили ему удары не только кулаками и ногами, но и ножами. После нескольких ударов Аркадий вскрикнул, упал и замолк.
Один из убийц сунул в руки Ашоту свой страшный окровавленный нож и сказал, чтобы юноша признался, что это орудие убийство принадлежит ему. А напоследок этот ужасный тип пригрозил: "Признайся, ты это сделал один, он к тебе приставал, ты оборонялся. Не сделаешь так, как говорю, - жить не будешь!"
После ухода этих мужчин с пляжа Ашот в страхе убежал домой, даже не приближаясь к неподвижно лежащему Аркадию. Кинжал этот окровавленный, с которым он, кажется, прямо по улице бежал, в мусорный бак во дворе выкинул - домой нести не хватило духу. Но его все равно быстро нашли. И Ашота сразу же арестовали. Все правильно эти страшные люди рассчитали. И теперь Ашот сядет в тюрьму. Но все равно на всех допросах он повторял раньше только те слова, что ему наказал говорить убийца, потому что очень хочет жить…
- А скажите, Ашот, эти трое, они подошли и сразу стали резать журналиста? Или сначала говорили друг с другом о чем-нибудь?
- Нэ помну. Забыл. Страшна эта.
- Вы постарайтесь все же вспомнить. От этого зависит не только, как скоро мы найдем этих убийц, но и ваша личная безопасность. Понимаете? Только когда мы их арестуем, они не смогут дать указания своим людям расправиться с вами. Пока же мы их не знаем, это может случиться в любой момент. Надеяться на то, что они будут держать данное слово и оставят в живых неудобного свидетеля, - наивно. Им нужен козел отпущения. Чтобы закрыть дело. Но как только вас осудят и отправят в заключение, вы очень быстро умрете. Совершенно случайно. Вы понимаете меня?
- Панымаю. Оны гаварылы, што Аркаша тэпэр ничэго нэ напышэт.
- А о чем он хотел писать? Не слышали?
- Нэт. Я баялса. Кажэтся, пра звэрэй.
- Про каких зверей? - удивился меньше всего ожидавший подобной темы Поремский.
Юноша, виновато улыбнувшись, пожал спортивными плечами:
- Нэ знаю. Слышал, что про лэв гаварыл.
- Про кого?
- Лэв.
- Про льва?
- Да, да. Он, - Ашот Саркисян кивал, радуясь, что ему удалось помочь следствию.
4
За два дня Александр Борисович, как говорится, не присел ни на секунду. Если, конечно, не считать за сидение пребывание в часовых пробках за рулем собственного автомобиля. По Москве не то чтобы с каждым годом - с каждым днем, кажется, становилось все сложнее передвигаться на колесах. Власти рапортуют, что осваиваются громадные средства. Строятся новые дороги, перекрестки, путепроводы, развязки. Ремонтируют старые. А времени на переезды теряется все больше.
Да тут еще такое вот дело попалось: убийство в Сочи, а все нити - в Москве. Если по уму - надо бы быть на месте преступления, искать очевидцев, допрашивать подозреваемых, устраивать экспертизы. А выходит, что даже свидетелей приходится отыскивать в столице. Хоть разорвись. Понятно, что связь есть, и достаточно надежная, - не в каменном веке живем, но как быть, если многое требуется сделать лично? Наверное, кого-то еще из группы придется в Белокаменную вернуть. Чтобы он здесь координировал всю работу и доделал то, что не получилось успеть Турецкому.
Впрочем, и ему удалось немало.
Первым делом он из аэропорта, даже не заглядывая домой, заехал в Мосгорсуд и получил там санкцию на проведение оперативных мероприятий в отношении министра физического здоровья нации Михаила Красина. Дело вроде бы несложное, но времени потребовало.
Затем, разумеется, отправился к родной прокуратуре - век бы глаза ее не видали. Не в том смысле, что его тяготила работа, нет, напротив. Работы он не боялся и был по-прежнему рад распутывать хитроумные клубки преступлений, мотаться по городам и весям, трудиться бок о бок с оперативниками. Но чем выше он поднимался по должностным ступеням, тем меньше удавалось делать все самому, приходилось "руками водить": разрабатывать планы и давать задания подчиненным, крутить им хвосты за недостаточное рвение и допущенные просчеты, писать многочисленные бумаги, отвечать на официальные запросы. Эта бюрократия тяготила Турецкого больше, чем неустроенность командировочного быта или необходимость самому мотаться из конца в конец Москвы.
Но ни одно преступление не было бы раскрыто - это Александр Борисович знал точно - без должной организации его расследования. И кому-то непременно нужно было этой скучной организацией работы заниматься. И давно уже выходило так, что именно ему.
В прокуратуре он встретился только с Сашей Курбатовым, который - по предварительной просьбе Турецкого - выяснял в Москве все, что касалось дела Кригера. Особых подвижек тут пока тоже не было. Саше удалось узнать, что Кригер летал в командировку по заданию солидной центральной газеты в качестве корреспондента на проходившую в Сочи встречу президента с немецким премьером, где обсуждались возможные схемы поставок российского газа в Европу, минуя территорию Украины и Польши. Сама по себе тема весьма взрывоопасная. Но в данном случае вряд ли она послужила поводом для убийства: никаких разоблачений, обычный репортаж с брифинга. Аркадий сбросил его из пресс-центра по электронной почте. А сам в Москву уже не вернулся. Вроде бы с него еще и статью аналитическую на эту же тему ждали, но она вряд ли могла послужить поводом для физического устранения журналиста.
Выяснилось также, что из-за случившейся с Кригером трагедии был вынужден срочно менять тему передачи "Минута откровения" видный телеведущий Дмитрий Кондауров. Курбатов и у него побывал. К великому изумлению Александра, Дмитрий не смог назвать точную тематику разговора. Рабочее название планировалось достаточно широкое: "Неспортивные достижения". В качестве гостей были приглашены трое: представитель Книги рекордов Гиннеса в России, известный врач-токсиколог и Кригер, обещавший Дмитрию поведать в прямом эфире о неспортивном поведении спортивных руководителей. Окончательно согласовать вопросы, ответы, представляемые документы и прочие тонкости журналисты должны были на личной встрече накануне передачи. Этого Курбатов понять не мог, поскольку по старинке представлял, что на телестудиях все загодя известно хотя бы за месяц, согласовано с кем положено и утверждено начальством.
Турецкий, имея опыт общения с госпожой Еланской-Штерн, не удивлялся уже ничему. Разумеется, сообразил он, у Кондаурова был запасной вариант, который и пошел в эфир. Но организация работы "властителей умов" поражала. Впрочем, телевидение лишь зеркало общественной жизни. И если в стране бардак…
Однако даже один лишь тот факт, что журналисты, намеревавшиеся поведать городу и миру о безобразиях в спорте, завершали свою жизнь в окрестностях олимпийского Сочи, наводил на вполне определенные мысли.
Поэтому следователь, не откладывая в долгий ящик, предъявил Курбатову санкцию Мосгорсуда.
- Вот какие дела, Саша. Надо бы посмотреть за Красиным по мере возможности. Мне послезавтра утром уже обратно вылетать, а дел еще - выше крыши. Поэтому вновь вынужден просить тебя о помощи. Возьми пока на себя организацию. Я тебе из Сочи сразу же Володьку Поремского обратно пришлю - он все у тебя подхватит. Но пока займись, пожалуйста. Это очень важно. Я бы даже, как великий вождь и учитель, сказал: архиважно!
Нельзя сказать, что Курбатов был безмерно осчастливлен высоким доверием. Будто ему своих дел не хватало! Но он знал, что если Борисыч просит, значит, это действительно надо позарез, - и только молча кивнул. Организуем, чего уж.
И стоило ему поддаться, как тут же он получил в довесок предложение проверить несколько дел о странных смертях в руководстве концерна "Диалог". Если таковые велись, конечно. Если же нет - и все объяснялось естественными причинами - выяснить, что и как на самом деле.
А в самом конце встречи, уже прощаясь, Турецкий снова кое-что вспомнил:
- И вот еще. Свяжись с Уренгоем. Там проживает некто Сердюков Иван Мелентьевич. Он отдыхал в "Жемчужине", когда разбился Калачев. А рано утром курортник выехал - его и допросить не успели. Пусть местные органы поинтересуются, что он видел или слышал в ночь накануне отъезда. Где сам в это время находился? Есть ли алиби? Конечно, я и из Сочи могу запрос послать, но у тебя это много времени отнять не должно, а мне - существеннейшая экономия. Потому что аборигены пошевелятся впятеро быстрей, если запрос поступит от Генеральной прокуратуры. Лады? В долгу не останусь…
Следующий визит был в "Глорию". Симпатичная девушка в приемной, работающая в "Глории" немногим более полугода, была занята обычным, уже известным Турецкому делом - поглощала овсяное печенье. Подняв голову и неожиданно увидев визитера рядом с собой, едва не поперхнулась. И тут же связалась с начальником, интенсивно дожевывая:
- К фам Туфеский пвифол, Дениф Антфеиц…
Денис Грязнов встретил Александра Борисовича с распростертыми объятиями.
- Ну как там мой-то дядька? Толк от него есть?
- Ну ты, племяш, и нахал, - улыбнулся Турецкий, обнимая худощавого рыжего парня. - Дядька твой на курорте трудится в поте лица, ты же бездельничаешь, да еще и подкалываешь его. А где совесть?
- Я бездельничаю, дядь Саш? Обижаешь. Знаешь ведь, мы завсегда…
- Вот и славненько, - отозвался Александр Борисович. - Для начала дай-ка мне материалы по господину олигарху Майстренко, у которого заместители пачками мрут. Я с ним встречусь по возможности. Он с Калачевым связан был весьма тесно. Очень похоже, что все эти смерти - звенья одной цепи. Не исключено, что и ему самому опасность грозит. Думаю, он сам будет заинтересован в нашем диалоге.
Грязнов-младший достал из сейфа папку с досье на Майстренко и подал Турецкому для ознакомления. Тот полистал страницы, качая головой и делая пометки в блокноте.
- Я воспользуюсь твоим телефоном? - Воспринимая молчаливую улыбку Дениса как естественное согласие, следователь защелкал по кнопкам. - Здравствуйте, девушка. Вас беспокоит первый помощник генерального прокурора России Турецкий Александр Борисович. Мне хотелось бы встретиться и поговорить с Петром Семеновичем. Что вы говорите? И надолго? На неделю? Нет, хотелось бы встретиться лично. Да, я перезвоню через неделю.
- Ну вот, - пожаловался он Денису, кладя трубку. - Один фигурант выпал на время. Уехал к прибалтам на какую-то конференцию. Будет через неделю. Конечно, можно было бы и туда послать кого-нибудь…
Турецкий потер подбородок.
- Нет, пока не станем его тревожить. Там он, полагаю, в относительной безопасности. Да и не верю я, чтобы такой тертый калач из подобных событий выводов должных не сделал. Может, потому и отправился. К тому же секретарша о моем звонке, полагаю, ему уже доложила. Может быть, он и сам теперь подсуетится и постарается выйти на меня раньше, чем он нам потребуется. Мы же пока займемся его покойничками - прокуратуру я уже озадачил. Да и других дел немало. Ты готов?
Денис покорно склонил голову, по-прежнему улыбаясь. Нравилось ему участвовать в этом действе, которое называлось "расследование Турецкого". С тех пор как отправил его, еще студента юрфака МГУ, дядька помочь Александру Борисовичу во Франфуркт-на-Майне лет десять назад, так с тех пор и восхищается Денис работой Турецкого. Сам уже давно детективное агетство возглавляет, но всегда находится, чему у Сан Борисыча поучиться. А неуемной его энергии и умению организовывать людей можно только позавидовать.