- Угу. Тогда есть у меня к тебе одна просьба. В начале марта из Москвы в Красную Поляну отправилась кататься на лыжах журналистка ежемесячника "Совершенно открыто" Заславская Лариса Станиславовна. Я говорил тебе уже, кажется. Так вот, отправилась она, как оказалось, не одна - был у дамы спутник. И мы имеем все основания полагать, что именно он организовал ее гибель. Вот только ухитрился он все сделать так профессионально и грамотно, что нигде не осталось никаких его "реквизитов". А найти ловеласа нужно - кровь из носу: документы, которые он забрал у убитой любовницы, могут вывести нас на причину гибели Калачева.
- Это как раз его мне и надо найти?
- Хотелось бы, конечно. Мои все в Сочи заняты. Тут вообще почти никого. Только имей в виду, Денис, дело это исключительно государственное. Политическое, можно сказать. И ни на йоту не коммерческое. Значит, займешь ты своих людей не за понюшку табака, как говорится. Нет, что-нибудь наскребем, конечно, но… Сам знаешь…
- Да я разве не понимаю? Ты, дядь Сань, не волнуйся. На зарплату мы как-нибудь и со своих дел наскребем. Ну и ты при случае богатенького буратинку подкинь. Подкинешь?
Турецкий усмехнулся:
- Жук ты, Дениска. Да еще и рыжий. Я Славе с самого начала всегда говорил, что на тебя "Глорию" оставить не страшно. Подкину, как только будут. Куда мы с тобой денемся с одной подводной лодки?
Сговорившись, они определили примерный план поисков. Поскольку осторожный Виталий вполне мог приехать в Сочи и не в обнимку с Ларисой, а соответственно, и из Москвы отправиться порознь со своей подружкой, работа усложнялась. Нужно было не только отыскать рейс, которым прибыла Заславская, но проверить и все возможные смежные рейсы. Шансов было немного, поскольку и настоящее имя спутника могло быть иным. Но все-таки надежда даже таким нехитрым способом выйти на Виталия оставалась.
Кроме того, Денис, будто невзначай, поинтересовался, как там в Сочи поживает его боевая соратница Галочка Романова. Турецкий же, ухмыльнувшись, в качестве привета передал ему список высокопоставленных Вадимов. И сказал, что Галочка будет очень признательна Денисику, если он проверит, кто из этих Вадимов был непосредственно связан с Олимпийским комитетом и его президентом.
- Ты, кстати, тогда с Настей окончательно и бесповоротно?.. Или отыграл назад?
Денис отрицательно помотал головой.
- Завел кого-то?
- Да вроде бы нет пока.
- А чего кота за хвост тянешь? Упустишь девку - локти потом кусать будешь. Такие, как Галка, на дороге не валяются. Точно. Красивая, умная. Эх! - Турецкий мечтательно закатил хитрые глаза. - Мне бы годиков двадцать скинуть…
- Насчет годиков не скажу, а вот шкуру Ирина Генриховна с тебя сдерет, это точно, - хмыкнул директор "Глории". - Ладно, и с этим как-нибудь разберемся. Ну что, дядь Сань, коньяку стопочку плеснуть тебе? Хорошего. А я, сам понимаешь, йогурта хлебну…
- И мне йогурта, Денис. Из твоего заветного холодильничка. Я же за рулем…
Следующий день у Турецкого тоже был занят под завязку. С утра он полтора часа продирался до Курского вокзала через вечные пробки на Садовом кольце, с облегчением свернул на улицу Казакова и притормозил перед резиденцией спортивного министра России.
Нет, с Михаилом Красиным говорить представителю Генпрокуратуры пока было не о чем. Но узнать о министре физического здоровья нации и его делах кое-что требовалось непременно. И Александр Борисович, явившись в канцелярию министерства лично и предъявив все бумаги, подтверждающие свои полномочия, сделал запрос обо всех посетителях министра за последние три месяца с указанием регалий, координат и заявленных тем для визита.
В канцелярии нагрянувшей проверкой из прокуратуры были безмерно удивлены. Хотя к проверкам как таковым им было не привыкать. Посоветовали спросить у самого министра. Старательно рекомендовали обратиться к нему сначала: пусть, мол, он сам лично указание такое в делопроизводство даст. То есть пытались, как обычно, переложить принятие решения на лицо вышестоящее, но Турецкий пояснил, что по таким пустякам беспокоить Михаила Юрьевича пока не след. Просто прокуратурой устанавливаются лица, которые могут помочь следствию. А если дело коснется самого министра, он, помощник генерального прокурора, всенепременно самолично с господином министром свяжется.
Еще полтора часа было потеряно на ожидание, пока клерки, особенно не торопясь, делали выборку на компьютере, подписывали у начальника канцелярии, решали, какая этому случаю приличествует печать - гербовая или сойдет и угловой штамп? - и занимались прочими бюрократическими процедурами. В конце концов следователю выдали требуемый список. Александр Борисович, которому вид печати был абсолютно безразличен (а хоть бы и вообще не было), попросил копию выслать по факсу в адрес Сочинской городской прокуратуры на имя генерала Грязнова. И лишь после этого он с чистой совестью отправился на другой конец Москвы - к той самой свидетельнице, которая улетела из Сочи ранним утром 18 сентября. Когда и ночи не прошло с той минуты, как Владислав Калачев отправился с балкона в свой трагический полет…
Дверь квартиры в доме, который раньше назвали бы кооперативом, а теперь именуют ТСЖ - товариществом собственников жилья - с охраной, консьержем и цветами в подъезде, свидетельница открыла не сразу. Шаркала тапочками в коридоре, чем-то загрохотала…
- Извините, лампочка перегорела. И я тут за зонтик зацепилась… - Хозяйка запахнула наспех наброшенный халат и, качнувшись, оперлась рукой о косяк. - А поменять некому. Может, вы? А вы кто вообще?..
Собственница явно была не совсем трезва.
- Турецкий.
- Какой?
- Такой. Турецкий. Это моя фамилия. А вообще я из Генеральной прокуратуры.
Регина покивала, хотя каждое движение отдавалось болью в висках.
- Вы по поводу Сережи?
- Нет. По поводу вашей поездки в Сочи. Ведь вы Регина Степановна Альтова?
Спортсменка побледнела, что было заметно даже в полумраке коридора.
- Я знала, что ко мне придут. Но зачем в этот день?
- У вас что-то случилось? - Александр Борисович видел перед собой явно расстроенную чем-то женщину, безуспешно пытавшуюся залить тоску алкоголем. И даже почувствовал себя неловко, будто и впрямь явился не вовремя.
Увидев, что даму еще и пошатывает, он взял на себя роль хозяина и под локоть провел Регину внутрь жилья, где тоже царил полумрак из-за задернутых плотных штор. Собственно, ничем экстраординарным квартира звезды биатлона не отличалась. Типовая "улучшенная трехкомнатка". Планировка почти как у самого Турецкого в прежней квартире. Через приоткрытую дверь спальни виднелась аккуратно застланная постель, но в гостиной диван был разложен. Неубранное постельное белье на нем прикрывал смятый плед. На журнальном столике у изголовья стола початая бутылка виски и бокал. Похоже, следователь разбудил отсыпавшуюся посреди бела дня хозяйку.
Турецкий подвел Регину к дивану, и она радостно забралась на него, поджав ноги. Вопросительно посмотрела на гостя и плеснула себе в бокал виски на два пальца.
- Нехорошо, я понимаю. Вы, наверное, допрашивать меня будете. Но я все равно выпью. Может, составите компанию?
Александр Борисович отрицательно мотнул головой и сел в кресло под развешанные на стене медали.
- Спасибо, но я за рулем. Пока побеседуем без протокола. Но через несколько дней мы вас вызовем в прокуратуру, чтобы вы ответили на наши вопросы официально. Так что тут все-таки произошло? У вас какое-то горе?
На лице спортсменки читалось смятение. Она решала, выгнать ли "неофициального" гостя или поговорить. Выбрала второе.
- Не знаю. Нет. У меня лично - ничего не случилось. Просто хороший человек умер.
- Сережа?
- Откуда вы знаете?
- Вы сказали. Только что. У двери.
- А-а-а. Да. Именно он. Знаете, эту квартиру я купила лет пять назад. Двумя площадками ниже поселился Сережа. Он сибиряк, а в Москву учиться приехал. Сначала ушел из военного училища в университет. На философский. Но его отчислили и оттуда потом. Мы по-соседски подружились, хотя к спорту он совсем никакого отношения не имел. Бизнес какой-то у него был небольшой - книги, что ли, издавал? А так просто веселый и уверенный в себе парень - умница и пофигист. Он со своими друзьями вел жизнь совсем не такую, как моя, - с распорядком и тренировками. Может, поэтому меня в их компанию и тянуло. У Сережи все приятели такие были, раскованные, эрудированные, успешные, не стесненные в средствах. Много говорили о литературе современной, об искусстве. Не чужды были откровенному эстетству. Я через них Гринуэя зауважала… Вы смотрели "Интимный дневник"? Впрочем, что это я?.. Но, знаете, они пили. Лихо и размашисто. Не так, как спортсмены, просто старающиеся расслабиться и забыться после физических нагрузок.
- Разве спортсмены пьют? - улыбнулся Турецкий.
- Вы еще скажите, что прокуроры не пьют. А вот… кстати… не хотите ли?.. - Хозяйка снова предложила Александру Борисовичу выпить, забыв уже о том, что делала это несколько минут назад.
- Спасибо, нет. Я за рулем, - терпеливо повторил объяснение Турецкий.
- Уважаю. Пьют спортсмены. Я вам расскажу потом. Я даже с Калачевым познакомилась через это… Ну и они пили. С характерным таким надрывом, как пьют люди, не осознающие ни предназначения своего, ни даже целей - и, простите за каламбур, хорошо это осознающие. - Оно похлопала глазами, соображая, удалось ли правильно выразить мысль. - В общем, интеллектуалы-алкоголики, блин. Замечательные ребята, но напрочь потерянные.
- Спился ваш приятель?
- Все спились, кроме него. Просто со стороны хорошо было видно, что все они доживают, - она произнесла последнее слово подчеркнуто внятно. - Я вот из спорта ушла, но у нас там жизнь недолгая. А у меня и то еще много планов. Пожить хочется. А им не хотелось, хотя большинству из них тогда и тридцати не исполнилось. Вот Сережа, поняв, что это не его путь, и откололся от компании. Наташку где-то подобрал. А друзья потихоньку перестали у него бывать: кто-то умер, кто-то просто бомжом стал. Стал он с Наташкой жить. Она лет на восемь его старше, но тетка умная, хоть и неприметная. И такая пара образовалась - любо-дорого посмотреть. Им вместе было просто хорошо. И никто не был нужен. Вот я иногда заглядывала - и ладно. Ну, поддавали иногда - не без этого. На кухне посидим душевно, бывало. Но это совсем редко. Все-таки режим, тренировки, соревнования… А у них все ровненько было. Только Сережа постоянно упрашивал Наташу выйти за него замуж, мотивируя это тем, что, если он умрет, пускай его скромная недвижимость останется жене. Наташа отбрехивалась, втайне подозревая, что когда-нибудь она Сереже наскучит, тот найдет себе помоложе, бросит пить, детей нарожает и все такое. Но Сережа упорно твердил, что им надо пожениться, потому что если он умрет… Полгода назад он Наташу все-таки уговорил. Я, если честно, втайне завидовала ей. Ну, в общем, он умер. Просто умер.
Помолчали.
- Грустно, понимаю, - проговорил наконец Турецкий. - Но меня, естественно, больше интересует все-таки Калачев. Как вы, говорите, познакомились?
- В Лейк-Плесиде. После эстафеты, где Алка Куклова завалила стрельбу на втором этапе, но мы все-таки вытащили "бронзу", все девчонки это событие, понятное дело, слегка отметили. Ну, шампанское там, коньячку немного. Не сказать чтобы усердствовали: так, для расслабления. И пошли потом на хоккей - парней наших поддержать. А в зале яблоку упасть негде. Все трибуны заняты. Только места для вип-персон почти все свободны. Славик один с каким-то подпевалой своим сидит-рассиживается. И полтора десятка пустых кресел. Ну, мы заходим и садимся, а он: "Кто вам дозволил?" - "Страна, - говорю, - нам дозволила. А вам жалко, да?" Он как вскинется: "Да вы пьяны, девушка! Я вас сейчас из сборной отчислю!" - "Давай, - говорю. - А на лыжню сам побежишь?" В общем, обиделись мы на него и ушли. А он, как индюк надутый, в одиночку хоккей досматривал. Никого не отчислил, конечно. Потом познакомились, он вообще неплохим мужиком оказался. Но сначала злая я очень на него была…
- Понятно. А в Сочи как вместе с ним оказались?
Биатлонистка отставила пустой бокал. Наморщила лоб.
- В командировку от Олимпийского комитета.
- Вы разве там работаете? - Александр Борисович уже знал, что Регина официально на постоянную работу еще не была принята.
- Нет. - В глазах у Альтовой блеснули слезы. - И, наверное, уже не буду. Все насмарку…
- Что все? - поинтересовался Турецкий, хотя догадывался, зачем могут выписать командировку на курорт посторонней женщине.
- А-а-а, - махнула рукой Регина. - Какая теперь разница?
- А что же вы должны были делать в Сочи тогда? - Турецкий продолжал строить из себя пионера.
- Помочь шефу в инспекции строящегося зимнего стадиона, стрельбища… В качестве консультанта меня брали.
- Помогли?
- Не успела. Не выбрался Слава за неделю в Красную Поляну. И отправил меня обратно в Москву - мне командировка только на неделю выписана была.
- То есть вы уехали, не побывав на объектах? И сразу же после гибели президента РОК?
- Получается, что так, - понуро ответила спортсменка. - Но я ни при чем. Честно.
Она подняла на Турецкого красные, опухшие глаза. Смотрела с надеждой, будто бы он мог спасти ее от тяжких дум.
- Вы встречались с ним тем вечером?
- Нет, - замешкавшись на секунду, ответила Регина.
- Зачем вы лжете? Горничная видела, как вы выходили из номера Калачева.
- Этого быть не может! - возмутилась спортсменка. - Это он ко мне приходил…
Осеклась, поняв, как ее "купили", стиснула виски ладонями.
- В общем, так. Да, вечером он у меня был. И мы занимались любовью. А что, нельзя? - Она вызывающе посмотрела на следователя.
Турецкий прищурился оценивающе. Улыбнулся.
- Можно. Вполне. - В ответ нетрезвая спортсменка кокетливо улыбнулась. Турецкий не поддался. - Это не мое дело, и я вас не хвалю и не осуждаю. Но мне нужно знать, когда и в каком состоянии его видели в этот день. Ваша честность была бы нам доброй помощью.
Регина вдруг успокоилась. Ожидание подобной встречи изрядно трепало ей нервы. Альтовой мерещилось самое худшее: не идут, значит, подозревают, копают. А когда явятся арестовывать, никому уже ничего не докажешь… Но оказалось, что вместо держиморд с наручниками появился приятный, симпатичный мужчина. Не настаивает, а просит помочь. И, кажется, готов ей поверить.
- Ну что же. Я скажу. Мне таиться в такой ситуации смысла нет. Мне выписали командировку с целью инспекции строящихся олимпийских объектов. Но оказалось, что шеф запланировал посетить строительство несколько позже. А эту неделю провел в моей постели, обещая за это работу в комитете. В последний вечер Слава тоже был у меня. Ушел в самом начале первого. Мне показалось, что он был немножко обеспокоен, не обеспокоен даже, а возбужден слегка и суетлив, будто человек, который опаздывает. Однако было уже довольно поздно. Куда ему было торопиться? Но лишнего любопытства я себе никогда не позволяю. И он просто ушел к себе в номер… Тем более он был не одет. Ну то есть в одном халате…
- А он ничего не говорил? Может, гостей ждал?
- Нет. Ничего.
- Хорошо, Регина Степановна. Но, может быть, вы случайно в коридор выглядывали и что-то заметили? Или звуки слышали какие-нибудь из номера Калачева?
- Нет. Я сразу в ванную ушла. Там вода - разве услышишь что-то? А потом сразу заснула. Мне ведь вставать надо было рано.
- Понятно, - кивнул Турецкий. - Спасибо. Это важные сведения. Я скоро снова буду в Москве и вызову вас в прокуратуру, чтобы вы подтвердили данные мне сейчас показания официально.
- Это не будет оглашаться? - забеспокоилась Альтова.
- Мы подобную информацию журналистам не разглашаем. Судебный процесс тоже вряд ли будет открытым. Думаю, вам волноваться нечего.
- Спасибо. - У Регины камень с души упал. И не арестовал ее никто. Да и Лева вряд ли что-нибудь прознает. А сама она не дура рассказывать такое.
Они мило поболтали еще несколько минут. Регина, понимая, что Турецкого больше ничего не интересует, нехотя сползла с дивана и, нетвердо держась на ногах, тронулась в темный коридор проводить гостя.
- Лампочка-то есть у вас? - вдруг поинтересовался Турецкий. - Давайте вкручу, раз уж оказался тут в нужное время.
Глава 7
1
После гибели Калачева никто не мог похвастать, что видел спортивного министра в веселом настроении. Михаил Красин жил не в вакууме и прекрасно был осведомлен о гуляющих по Москве слухах. И эти слухи довольно больно его задевали.
Как и любой публичный человек, он постоянно подвергался испытаниям всякого рода домыслами. Он знал, что его имя даже в Америке связывают с "русской мафией". Действительно, было время, когда в его друзьях вынужденно числились и батоно Отари Солдадзе, и с господином Петруньковым, известным также как Китайчик, дела иметь приходилось. Однако те незапамятные дни, когда по просьбе этих уважаемых товарищей он открывал в Детройте фирму "Мишка", где числился президентом, давно прошли. Совесть его была чиста. Фирму он зарегистрировал в счет уплаты долга, это было, но к ее деятельности не имел ни малейшего отношения. И сразу же после гибели Петрунькова решительно ее закрыл. Юридически он был чист. Контактов с криминальным миром не поддерживал. Но людская молва, как известно, страшнее пистолетов. Хотя, если честно, и в пистолетах хорошего мало.
Так получилось, что Красин, уже будучи в Америке, внимательно следил за делом об убийстве одного из крупных спортивных функционеров России - председателя Федерации хоккея страны.
Это было одно из самых громких "спортивных" убийств в России. Валерия Филина убили апрельским утром 1997 года около деревни Иванцево, Дмитровского района, под Москвой, когда тот выезжал со своей дачи. Преступление имело тогда колоссальный резонанс, и дело, наверное, даже не в том, что Филин являлся третьим человеком в российском спорте после спортивного министра и президента Олимпийского комитета. А в том, что хоккей, некогда предмет гордости всех российских и советских граждан, в постперестроечную эпоху ухнул в некое болото. И вот при Филине он как раз начал возрождаться. Жесткий руководитель, да к тому же человек принципиальный в отношении некоторых "авторитетных" бизнесменов, Филин наверняка кому-то мешал, и этот "кто-то" всерьез задумывался о том, чтобы его устранить. Именно на повороте неподалеку от дачи Филина люди неоднократно видели зеленый старенький "Москвич", возле которого, как правило, крутилось двое-трое мужчин. В то же утро, когда машина президента Федерации хоккея начала спускаться по дороге от дачи, один из них неожиданно вынул из-под открытого капота "Москвича" автомат и открыл стрельбу.
Наиболее часто в прессе звучала версия о том, что убийство главного "хоккеиста" было связано с внешнеэкономической деятельностью Федерации и теми льготами, которыми она располагала. В те времена Национальный фонд спорта - детище вездесущего Зуфара Рифкатовича - имел возможность продавать любые товары, а вот суммы, которые за это получал, он уже спускал сверху вниз разным спортивным федерациям, и только Федерация хоккея была исключением. Она имела право сама реализовывать акцизные марки и по своему усмотрению распоряжаться всеми полученными от этого суммами.