Для того чтобы принять или опровергнуть эту версию, следователям тогда пришлось тщательнейшим образом изучить финансовую документацию Федерации. Однако по завершении этого труда специалисты вынуждены были признать, что подобное предположение хоть и имеет право на существование, но лишь как второстепенное, тем более что к моменту убийства льготы уже не действовали.
Потом в ходе следствия выяснилось, что заказчик преступления - Родион Корнев, бывший руководитель Международной хоккейной лиги, от услуг которой к тому времени отказались практически все ведущие хоккейные клубы страны. При этом пошли слухи, что руководство лиги сильно нечисто на руку. Он, потерпев крушение всех своих амбициозных планов и надежд, решился на банальную месть…
Эта трагедия тут же вспомнилась Красину, едва он услышал о гибели Калачева. Было очевидно, что теперь все станут подозревать его в устранении могущественного соперника. Просто по-другому люди думать не умеют. Поскольку в той или иной мере корысть присуща любому человеку, он и рад приписать ее и другим в стократном размере.
Поначалу Михаил Юрьевич раздумал даже баллотироваться на пост президента Российского олимпийского комитета. Он созвонился с несколькими старыми спортивными товарищами, переговорил, выслушал мнения. И попросил давнюю добрую знакомую - выдающуюся фигуристку, неоднократную чемпионку мира и трехкратную победительницу Олимпийских игр Арину Родионову - выставить свою кандидатуру. Фигуристка в последние годы возглавляла Центральный совет общества "Российский спорт" и была довольно искушенной в общественной и организаторской работе. Ее слово имело вес даже в высшем руководстве страны, поскольку спортсменке неоднократно приходилось обращаться в самые высокие инстанции и решать возникающие вопросы в пользу российского спорта.
Но вопрос дальнейшей судьбы президентского поста оставался открытым. Собственно, опыт показывал, что на пост президента Российского олимпийского комитета и в прежние годы всегда выдвигались несколько кандидатов, хотя неизменно в выигрыше оказывался Калачев. Ну а в этот раз претендентов на осиротевшее кресло предполагалось, как никогда, много.
Уже предложили свои кандидатуры и первый заместитель Калачева вице-президент РОК Федор Егоров, и главный легкоатлет России Валентин Балдахинов. Скорее всего, нацелится на кресло и президент союза футбольных клубов Валерий Митько. Однако едва ли не самым весомым среди соискателей, самым опасным соперником Родионовой выглядел Владимир Ульясов - самый богатый из постоянно живущих в России предпринимателей.
Президент Стрелкового союза России Владимир Ульясов по совместительству был председателем совета директоров Новокленовского металлургического комбината и просто миллиардером. Он владел контрольным пакетом акций этого комбината. В прошлом году он купил еще и Стойленский горно-обогатительный комбинат, и порты в Туапсе и Санкт-Петербурге, практически полностью решив проблемы с поставками сырья и экспортными каналами. В 2004-м новокленовская компания вышла на второе место в мире по рентабельности среди предприятий черной металлургии, а по России - на первое в отрасли по прибыльности. "Вся моя работа направлена на улучшение показателей компании", - говорил Ульясов в интервью журналу "Форбс". И показатели эти действительно росли семимильными шагами. По результатам рейтинга этого издания Владимир Ульясов в 2005 году занял второе место в "золотой сотне" богатейших бизнесменов России. Состояние Ульясова журнал "Форбс" оценил в семь миллиардов долларов. Во всемирном же списке миллиардеров соискатель занял 60-е место.
Однако само по себе богатство претендента ни о чем не говорило. В России нынче немало нуворишей, но не каждого захотят видеть во главе олимпийского движения.
А Ульясов всего добился сам. Он окончил Сибирский металлургический институт и Плехановскую академию, доктор технических и экономических наук. В базе данных Роспатента Ульясов значится автором новых способов промывки доменной печи, обработки стали в ковше, получения покрытия на металлической полосе и еще нескольких десятков патентов. Ульясов - настоящий специалист в металлургической отрасли. Получив в институте специальность "инженер-металлург", он за шесть лет прошел путь от подручного сталевара до заместителя начальника цеха металлургического производственного объединения. Затем Академия народного хозяйства, аспирантура. Добившись, казалось бы, самых высоких позиций в металлургии, он не собирался останавливаться на достигнутом. И, по слухам, готовил покупку пакета лицензий на разведку газоконденсатных месторождений на шельфе Карского моря. "О ресурсах надо думать в перспективе", - был убежден металлург.
У Ульясова было давнее увлечение: еще в юности он пристрастился к стрельбе. Но простым стрелком он по своей натуре остаться никак не мог - и со временем возглавил Стрелковый союз России. В Подмосковье на собственные средства Ульясов построил - для себя и профессиональных спортсменов - стрелковый комплекс "Заячья нора", где проводят сборы российские команды перед самыми ответственными стартами.
Такой послужной список делал кандидатуру претендента весьма желанной для развития отечественного спорта. И опасной для самого Красина, если он не сумеет найти с "главным стрелком" общего языка и снова начнется "перетягивание каната", как с Калачевым.
"На самом деле, конечно, надо бы встретиться с Владимиром Игоревичем и обсудить возможные варианты дальнейшего развития событий", - решил для себя Михаил Юрьевич. Но это потом, потом. Время еще есть. А пока нужно и рабочими вопросами заняться.
Выборы выборами, но кто ни стал бы в дальнейшем президентом Олимпийского комитета, а президент страны за подготовку спортсменов к зимней Олимпиаде–2006 спросит и с Красина тоже. С него, кстати, в первую очередь…
Буквально на днях министр обсуждал вопросы подготовки теннисистов к ответственным стартам сезона с Зуфаром Шамилевым. Тот заверил Михаила Юрьевича, что теннисисты наши готовы постоять за честь страны в любое время и в любом месте. И что в последние годы в этом виде спорта виден очевидный прогресс благодаря грамотно поставленной массовой подготовке начинающих спортсменов.
Но Зуфар Рифкатович, чтобы достижения свои подчеркнуть, также намекнул, что во многих других видах спорта кризис очевиден. В частности, на Олимпиаде в Турине Россия может быть уверена в золотых медалях всего лишь по трем видам. По мнению Шамилева, стопроцентного "золота" наши спортсмены достойны по фигурному катанию, биатлону и лыжным гонкам среди женщин.
"Все остальные виды спорта - под вопросом. Если российская сборная выступит средне-объективно, то мы получим около 6 золотых медалей и окажемся на 5-6-м месте. Это преступление. Россия должна ориентироваться в спорте только на победу", - без обиняков заявил министру глава Федерации тенниса.
Бессменный шеф российского тенниса был мужиком умным и рассуждал здраво. Он, недвусмысленно заявив, что в отечественном спорте наметился явный спад, резонно отметил, что его причина состоит отнюдь не только в недостаточном финансировании.
- Дело не в отсутствии денег, а в том, что нет общей структуры на всех уровнях. На начальном уровне это сказывается в нарушении связки тренер - спортсмен, на высшем - в пробелах в законодательной базе, что мешает развитию спорта, - откровенно высказался он. - Причем если в течение полутора лет эта ситуация не изменится, то оглушительный провал российской сборной на Олимпиаде в Пекине в две тысячи восьмом году неизбежен. Помяните мое слово, Михаил Юрьевич!
Красин покивал. А про себя подумал: "Интересно, а сам Зуфар Рифкатович не намерен ли за олимпийское движение взяться?"
Возможно, Михаил Юрьевич, встретившись с Ульясовым, проинструктировав Родионову, выяснив планы Шамилева, так и не выдвинул бы собственную кандидатуру, предоставив возможность другим тащить этот тяжелый воз. Хотя бы в память о достойном сопернике. Но вчера вечером ему домой позвонили.
- Это Красин?
- С кем я говорю?
- Красин, Красин, - удовлетворенно констатировал приятный баритон.
- Кто вы? Что вам угодно?
- Да брось, Красин. Угодно, не угодно. Не строй из себя интеллигента, министр. Ты по жизни простой спортсмен…
Михаил Юрьевич решительно положил трубку.
Через три минуты звонок повторился.
- Не бросай трубку, министр. Это в твоих интересах.
Красин промолчал, а баритон продолжил.
- Уже хорошо. Соображаешь, значит. Я вот что тебе скажу: не полезешь в кресло покойника - и сам жив останешься. Скоро в Олимпийском комитете пресс-конференция, я знаю. Выступишь там и заявишь, что не будешь претендовать. И заодно попросишь всех присутствующих поддержать кандидатуру Егорова. В противном случае домой ты с конференции не вернешься. Все. Я сказал - ты думай.
Красин действительно был значительно более спортсменом, нежели рефлексирующим интеллигентом. И мыслил здраво и логично, и запугать его было нелегко. Пораскинув мозгами, он решил, что угроза была несерьезной, блефом, идиотской шуткой в расчете на его трусость. Ибо никого из серьезных кандидатов на серьезный пост он не мог представить способным на убийство. Впрочем, понятно, что смерть Калачева могла быть не совсем случайной или даже совсем не случайной. Поскольку сам он причастен к ней не был, то начинались варианты. Если это несчастный случай, тогда звонки - попытка запугать одного из соперников, пользуясь этим случаем. Если же кто-то дорогу себе расчищал, то теперь будет пугать всех, но трогать больше никого не станет. Не всех же убирать таким способом, в конце концов. Поэтому ни в милицию, ни в службу безопасности министр обращаться не стал.
А после того как сегодня ему вновь перезвонил тот же мужчина с напоминанием о необходимости публично высказаться о собственном отказе от поста и поратовать за выбор первого заместителя президента РОК, он принял однозначное решение.
- И не надейтесь, - заявил он собеседнику в ответ на угрозы. - Баллотироваться на пост президента я буду обязательно! И заявлю об этом именно на пресс-конференции.
Он очень не любил, когда на него давили…
2
Вернувшись из Москвы, Турецкий собрал группу на совещание.
Все члены группы доложили о проделанной работе и о результатах ее. Если первая часть доклада начальника вполне удовлетворяла - все трудились в поте лица, то вторая не годилась никуда и никоим образом. Как-то не задалось расследование на этот раз. Вроде бы первоначальные версии о несчастном случае или самоубийстве поменялись: многое указывает теперь на умышленное убийство президента Олимпийского комитета. Но основные действующие лица этой трагедии остаются такими же неизвестными и недоступными, как и в самый первый день расследования, несмотря на напряженный труд их небольшого коллектива.
Поневоле опечалишься и взвоешь.
А тут еще супруга захворала…
Вечером перед его обратным ночным вылетом из Москвы, они с Ириной сидели на кухне и просто пили чай. Дочь задерживалась у подружки. А они болтали непринужденно, как давненько уже не было. Странное дело, но такие вот командировки, если отлучки из дому по служебной необходимости перемежались случайно выпавшими встречами, сближали их больше, чем короткие, скучные, ничем не примечательные будничные вечера. Когда, прибежав с работы, Турецкий успевал обычно только поужинать и лечь в постель, чтобы посмотреть ночные новости и сомкнуть усталые глаза.
- Ну, что сказал врач?
Ирина Генриховна только вернулась из Института пульмонологии, куда ездила на консультацию. Не успела мужа в Сочи проводить, как закашлялась что-то - без видимых на то причин. Знакомые медработники порекомендовали хорошего специалиста.
- Вскрытие покажет.
- А серьезно? - Турецкий не любил шуток о здоровье. И нахмурился.
- Да ладно, Шурик. Если было бы смертельно - мы бы не тут сейчас разговаривали. Но и веселого мало. Написал "острый бронхит", а на деле сказал, что, если бы не анализ крови, свидетельствующий об отсутствии воспалительных процессов, он бы со спокойной совестью диагностировал пневмонию правого легкого. Да и в левом что-то булькает, - Ирина закашлялась, приложив руку к груди. - Полежала под капельницей, в ингалятор какой-то подышала. Завтра снова поеду на процедуры. Послезавтра. А потом он снова будет смотреть и думать. Если нужно будет - и в стационар лягу. Переживут на работе без меня недельку.
- Где же ты так, Ириш? Не такие уж и холода настали.
Температура в столице в этом сентябре пока не опускалась ниже плюс пятнадцати.
- Два дня лило. А потом солнце. Я "кондей" в машине включала…
- Угу. С вами, мадам, все ясно, - кивнул Турецкий. - Ложилась бы ты в постель.
- Сейчас. Таблетки еще принять надо. Напрописывал мне тут: эреспал, АЦЦ…
Ирина отхлебнула чаю, протянула руку и взяла с полочки над кухонным уголком приготовленный градусник. Сунула под мышку.
- Днем не было, а сейчас, похоже, повышается.
- Я и говорю: ложись. Отлеживайся.
- Сейчас. Измерить же надо.
Она наморщила лобик и хитро посмотрела на мужа.
- Знаешь, Шурик, кого я встретила у эскулапов?
Александр Борисович промолчал, не желая гадать.
- Аверьянова. Лет восемь назад я ему аккомпанировала. А он мне цветы дарил…
- Зря я его еще тогда не убил, - шутя, огрызнулся муж в ответ на явную подначку.
- Не будь кровожадным, Турецкий! И вообще, не исключено, что ему и так недолго осталось. Онкология. Что очень печально, но не в том дело. Я его до "Краснопресненской" подбросила. А он мне по дороге историю про художника Сашу рассказал. Его ты тоже должен помнить.
- Не помню.
- Ты его тоже убивать хотел. Из-за букетов, - улыбнулась Ирина.
- Не убил?
- Нет. Он почти сразу после знакомства нашего в Европу уехал.
- Ну и бог с ним.
- Не. Интересная история. Поучительная. Аверьянов вон чего мне рассказал…
- Художник Саша живет в процветающей Западной Европе. Сейчас он тоже процветает. Но были и другие времена, когда он - свежий эмигрант и молодой художник - еще только добивался хоть какого-то признания. И вот приезжаю я как-то в очередной раз с небольшими гастролями в славный средневековый город. Среди прочих новостей хочу узнать что-нибудь о Саше. Тут мне и говорят, что полгода назад эмигрантская судьба наконец-то повернулась к нему если не передом, то хотя бы боком. Потому как теперь Саша не жрет горький хлеб социального подаяния и не подрабатывает нелегально на какой-нибудь примитивной работке. Саша теперь признанный театральный художник.
- Это ж надо! - радуюсь я за художника Сашу. - И как же он там художествует? Наверное, декорации ваяет?
- Ну, не совсем, - отвечают мне Сашины друзья. - Он там статую лепит.
- Какую еще статую? - не понимаю я.
- А ту, - говорят мне, - которую у них в театре три раза в неделю разбивают в вечернем спектакле.
В ту поездку я с художником Сашей так и не увиделся. Поздравлений по поводу устройства в театр передавать не стал. Сами понимаете почему.
Примерно года через два меня уж совсем случайно снова занесло в тот же славный городок, и я снова поинтересовался судьбой художника Саши. Спросил прямо и без сантиментов: попал он уже с такой работой в психушку или еще нет? Меня поняли и не осудили. Тем более что я оказался прав. По прошествии двух лет лепки статуи, которую трижды в неделю разбивала какая-то "актерская сволочь", Саша действительно был очень близок к потере рассудка. Тем бы, вероятно, и кончилось, не соверши он невероятное открытие…
Дело было так. Однажды после спектакля, когда этот единственный в своем роде скульптор-демолинист лил слезы над осколками очередного творения, к нему в мастерскую заглянул некий местный театрал и спросил: нет ли у господина художника Саши какого-нибудь ненужного кусочка статуи на память о спектакле? Кусочков было "завались", и Саша "завалился"! Он "завалился" к центральному входу в театр вместе с лотком своих разбитых скульптур, и благодарные зрители стали раскупать их, как горячие пирожки. За пару-тройку спектаклей ему удалось сбыть театралам все осколки своих творений и десяток битых кирпичей в придачу. Полученных денег с лихвой хватило, чтобы заткнуть и утеплить наметившуюся в душе художника трещину. С тех пор он полюбил свою работу. Статую стал лепить радостно и самозабвенно, специально разработав модель, которая при минимуме ударов молотком давала бы максимум красивых, эстетически совершенных осколков. Еще через некоторое время он вступил в западноевропейский аналог союза художников и в конце концов запретил называть себя Сашей.
Теперь его зовут господином Александром. У него новая жена. Шикарная вилла. Прекрасная мастерская. Прочие признаки достатка и благополучия. Он пишет весьма посредственные, но зато очень модные картины. А еще господин Александр страшно ненавидит театр.
- Вот так-то, Турецкий. - Ирина Генриховна взглянула на градусник и покачала головой. - Поднимается, зараза. За тридцать восемь перевалила. Ладно, провожу тебя - и отлежусь. Я вот ведь о чем. Ты когда-нибудь точно так же возненавидишь свою прокуратуру, Турецкий. Изматывает тебя эта работа. Я же вижу. Убийцы твои, наркоманы, маньяки и жмурики… они ведь не просто так. Ты нервничаешь, по командировкам мотаешься, осунулся вон. Но из твоих подопечных даже осколков поганых на продажу не набьешь. И будешь ты, Шурик, когда окончательно устанешь и возненавидишь все это - нищим…
- Не бухти, Генриховна, а? - Не очень-то понравилось Александру Борисовичу настроение супруги. Да и здоровье внушало опасение. - Это у тебя от температуры, видно. Ты лечись, правда, береги себя тут. На процедуры ходи. Ты мне нужна еще.
- Зачем это? - хитро усмехнулась жена. - Старая, больная женщина…
- Кокетка ты юная, Ирка! - ответил он, подошел к сидящей супруге, обнял за плечи и поцеловал в макушку. - Не грусти тут без меня, ладно? Мы там ненадолго уже. Возвращаться пора. А насчет сумы нищенской тоже не беспокойся. Уйду на пенсию - начну мемуары писать про жмуриков. Я много чего вспомнить могу. А чего не смогу - сочиню…
- Фантазер ты, Шурик. - Жена потерлась головой о нежную руку супруга. - Сочинишь, конечно. Тиражи круче, чем у Лукьяненко будут. Озолотимся. Ладно, иди одевайся. Тебе ведь пора. А мы тут с Нинкой потерпим, подождем. Только ты постарайся надолго на своем курорте не зависать. А?
- Я вернусь, Ириш. Ты не болей только…
- Так что теперь делать-то будем? - Александр Борисович хмуро оглядел подчиненных, когда они высказались все. - Надо наконец определяться, кому более всех выгодно было Калачева убирать, чьими руками это было сделано? Как тесно связаны дела журналистов с президентом Олимпийского комитета? Связаны ли эти смерти? Через кого и на кого нам выходить? Кого искать в первую очередь? Где направление главного удара? А то мы распыляемся очень сильно, господа сыщики.
Он глянул на Грязнова:
- Ну, генерал, тебе первое слово.
- Чуть что - так Косой? - Вячеслав Иванович усмехнулся. - Соображений много. И работы все больше. А вот с очередностью решать действительно надо. Мне представляется, что надо бить в самое продвинутое на данный момент дело: Кригер.
- Ого, - Турецкий демонстративно почесал затылок. - То есть Калачев побоку?