И уже в следующее мгновение повисшая на руке Георгия Маринка обрушила на лейтенанта такой поток информации, что впору было для ее усвоения и запоминания вести самый настоящий протокол. И что она, Маринка, дважды неудачно пыталась поступить сначала в Горьковскую, а потом в Саратовскую консерваторию, затем, трезво оценив свои возможности, решила больше не биться лбом об стены, а сосредоточиться на теории и музыковедении и в итоге выбор этот был абсолютно правильным, ибо на теоретический факультет Астраханской консерватории она прошла чуть ли не первым номером и сразу же стала очень заметной и перспективной студенткой, что на втором курсе вышла замуж, родила - дочери уже четыре года, - что дочь - прелесть и главная радость в жизни, что учиться с крохотулечной малявкой на руках, конечно, было трудно, пришлось на год взять академический отпуск, из-за чего она, разумеется, отстала от своего курса, но теперь это не имеет никакого значения, ибо сейчас у нее уже все в порядке, все экзамены практически сданы, осталось лишь дописать дипломную работу и защититься. Наметились и перспективы будущей работы. Вот уже несколько лет ее приглашают вести музыкальные программы на радио и телевидении и в Астрахани, и в Волгограде, когда она здесь бывает. Но оставаться в Астрахани они не хотели бы, а что касается Волгограда - он как был глухой музыкальной дырой, так ею и остался: все разговоры об открытии собственного симфонического оркестра, оперного театра - пустая болтовня; городскому начальству все это абсолютно ни к чему, лишняя головная боль, а то, что люди от отсутствия настоящей культуры дичают и тупеют, - кого это волнует? Так что и в Волгограде они вряд ли надолго задержатся: муж очень талантливый виолончелист, и ему необходим город, где есть хоть какой-то творческий простор, а не только бездарные ученики и копеечные филармонические халтуры.
"Фу-ты, господи! Сколько же у человека слов в запасе скопилось!"
Спустившись к набережной, они сели за вынесенный наружу из кафе-мороженого столик. Чем не европейский уровень? Ассортимент, правда, несколько…
Впрочем, "Цинандали" было очень холодным и, кажется, довольно качественным.
Грузины, для которых этот город по-прежнему продолжал негласно носить имя их великого и преступного соотечественника, старались поддерживать дух горожан своей самой сильной и убедительной продукцией: вином. Поэтому в Волгограде волшебные и загадочные наименования типа "Напареули", "Гурджаани", "Мукузани", даже знаменитая и легендарная сталинская "Хванчкара", - в других регионах - принадлежность, как правило, спецбуфетов и распределителей - не были чем-то экзотическим и абсолютно недоступным для простых смертных.
- Ой, Жорка, я все болтаю и болтаю… Совсем уже, поди, тебя заговорила. Ну а что ты? Как у тебя? Я слышала, ты учишься… на этого… ну как бы это сказать… на шпиона, что ли?
"Ну и ляпнула подруга! Ничего себе формулировочка! При желании вполне достаточный повод, чтобы стать в позу и обидеться. Но не на Маринку же! С ее-то непосредственностью. Да и потом, конечно же она дурачится! Вон аж глазки хитренько прищурила, подкусила, так сказать, и довольна!"
- Мариночка, ласточка моя, ну что ты городишь? Какие шпионы? Ну да, я закончил школу КГБ, это не тайна, сейчас начинаю работать. В Москве. И это не секрет. Но при чем тут шпионы? Мы - обычные бумажные крысы, нормальные чиновники. Ворохи бумаг, инструкции, справки, отчеты… Ничего интересного. И уж тем более ничего детективного и шпионского.
- Ладно-ладно. Я же понимаю. Подписки. Обязательства. Государственные тайны…
- Да ну тебя, в самом деле!
- Все-все-все. Ну а с Ольгой-то встречаешься?
- Да ты знаешь, как-то…
- Ну ты даешь! Живете в одном городе - и за столько лет не собрался навестить старую подругу?..
- Мариш, ну ты же понимаешь…
- Ой, Жорка, как был ты упырем, так им и остался. Ну не сложилось у вас, ну расстались, бывает… Но почему же нельзя поддерживать нормальные человеческие отношения?
- Марин, я ведь…
- Обижен. Ты просто до сих пор смертельно обижен. Я же сказала: упырь!
- Да нет, совсем не то.
- А что же?
- Как она, кстати? Ты с ней общаешься? Что у нее?
И в течение нескольких следующих минут Георгий получил полнейшую информацию. Выходить замуж Оля совершенно не хотела, но родители настаивали, да и жениху - сыну старых друзей семьи (он, правда, старше Ольги чуть ли не на пятнадцать лет, но как раз это-то не так уж и важно, разве не правда?), дипломату, сотруднику МИДа - для карьерного продвижения срочно надо было жениться, так что все совпадало. Ну а дальше пошли проколы. В африканской стране, куда он должен был ехать в достаточно высоком дипломатическом чине, произошел военный переворот, "вечная дружба" и "сознательно" избранный "социалистический путь развития" полетели к чертовой матери, так что советскому посольству было не до приема новоназначенных сотрудников, а впору хотя бы обеспечить старым кадрам возможность вовремя унести ноги. Вопрос с новым назначением завис в воздухе. Более того, какие-то деляги в МИДе, давно и успешно промышлявшие контрабандой, сумели, прогорая, подставить вместо себя молодого и, вероятно, еще не очень опытного в таких делах сотрудника. От судимости, правда, Андрею, мужу Ольги, удалось отвертеться (или откупиться), но на карьере, разумеется, был поставлен большой и жирный крест. Что происходит в таких случаях на Руси? Правильно, начинают попивать. Вот и Андрей… Сначала - слегка, дальше - больше, ну а потом и вообще "загудел" по-серьезному. Разумеется, развод, возвращение дочери к родителям… Все очень просто и банально. Ну жизнь есть жизнь. Дочка у Ольги, кстати, фантастически талантлива. И на рояле для своих шести лет вытворяет нечто невероятное, и музыку пишет, и стихи… Одним словом - вундеркинд!
- Ой! - Детская тематика, вероятно, подстегнула воспоминания о собственных родительских обязанностях. И, мельком глянув на часы: - Мне же через двадцать минут свою красавицу надо из садика забрать! Все, Жорка, полетела! - и быстренько мелким почерком на салфетке: - Мой телефон, адрес… Улицу Историческую помнишь еще? Послезавтра муж возвращается с гастролей. Уверена, что вы друг другу понравитесь. Как это уже улетишь?.. Ну-у-у…
- Маринка, мы же не вольные творческие пташки, а шпионы!
- Ладно тебе! Ну болтнула что-то сдуру! Нечего цепляться к словам! А Ольге обязательно позвони. Увидишь, она будет очень рада.
И, звонко чмокнув Георгия в щеку, умчалась по своим музыковедческо-детскосадовским делам.
А Георгий еще долго сидел за надежно укрытым тенью разлапистой акации столиком, с удовольствием ловя периодически налетающие с Волги дуновения ветра.
Выпил еще стакан вина, потом какой-то бурды под гордым наименованием "кофе", даже выкурил пару сигарет, что вообще-то для него было несвойственно. В принципе он не курил, разве что по случаю. Но сегодня ему почему-то показалось, что именно такой, подходящий, случай и представился.
"Как она назвала меня? Упырь? А может, я и действительно упырь твердолобый? Все. Решено! Возвращаюсь в Москву - тут же звоню Оле!"
Однако с первых же дней начала непосредственной работы Георгий закрутился в таком водовороте многочисленных дел и обязанностей, что ни на что другое уже не оставалось ни времени, ни желания. В целом направление деятельности их сектора ("неслабого", надо сказать, сектора, на несколько сотен сотрудников, из которых мало кто был в чине ниже майора) можно было определить как изучение перспективных научных и технических разработок в самых различных отраслях знаний и промышленности, прежде всего, разумеется, в вопросах оборонного характера. Но это была, так сказать, общая первичная установка. Ну а главным в их работе являлась разработка рекомендаций к публикациям в открытой научной печати как можно большего количества исследовательских материалов, что способствовало бы созданию в мире "светлого" имиджа советской стороны, готовой к всестороннему, открытому и честному сотрудничеству со всем прогрессивным (да и не только прогрессивным) человечеством, при одновременном полном и безусловном завуалировании и сохранении в строжайшей недоступности всего, что действительно представляло хотя бы минимальный военный или экономический интерес. В общем-то, это была цензура, но, с другой стороны, цензура, призванная создавать видимость полного ее отсутствия (вопросы промышленного шпионажа сотрудников Георгия не интересовали, для этого в "конторе" существовали специальные подразделения, надо понимать, не менее многочисленные и оснащенные). Что касается сути работы его сектора, то тут для Георгия не существовало сомнений и какого-то разлада с самим собой: в необходимости подобной деятельности он был искренне убежден. Но почему начальство сочло целесообразным направить именно его, гуманитария до мозга костей, в сферу, где наиболее естественным было бы использование соответствующе подкованных в этих вопросах профессионалов - то ли их не хватало в органах? - это была загадка. Но начальству, как говорится… И он с упорством и настойчивостью вгрызался в материалы по самым различным областям знаний, не очень зачастую понимая, как это может ему пригодиться и куда, в конце концов, эта линия его "вывезет".
- Добрый день. Могу я поговорить с Ольгой… Леонидовной?
- Слушаю вас.
- Оля…
- Жорка! Не может быть! Ну наконец-то!
И - все. И растаял многолетний лед, и полным идиотизмом показалось собственное поведение, собственная глупость и амбициозность, многие годы мешавшая сделать самое элементарное - снять телефонную трубку. Нет, Георгий не был настолько безумен, чтобы строить иллюзии о возобновлении романтических отношений. Что было - то прошло! Но почему действительно нельзя иногда перезваниваться, общаться, дружить, в конце концов… Ну почему он такой дикий? И еще подумалось даже с какой-то тоской, что вот уже столько лет он в Москве и за все это время не удалось завести не только настоящих друзей, но и просто хороших добрых знакомых. "Упырь чертов!"
Договорились встретиться сегодня же вечером. Пожалуй, впервые за месяцы работы Георгий, как истый чиновник, захлопнул очередную папку ровно в семнадцать ноль-ноль.
Заталкивая в портфель прихваченные в буфете шампанское и коробку финских конфет, он мысленно похвалил себя за "старомодность": большинство его сослуживцев щеголяли с изящными "дипломатами", а туда не то что шампанское - пачку сигарет с трудом можно было втиснуть. Плюшевый заяц (или кот?) при ближайшем рассмотрении выглядел несколько страшноватенько, но ничего другого, такого же большого и по-своему даже эффектного, не было. Цветы. Надвигалось Восьмое марта. Вся Москва была завалена мимозами. Но Георгию почему-то не хотелось приносить мимозы. Почему? Ну не хотелось - и все. Наконец в переходе на "Октябрьской" повезло. Только что, по-видимому, прилетевший с благословенного цветочного юга обладатель огромной кепки распахнул гигантский чемодан. Тюльпаны! Тут же набежала толпа, но Георгий, что называется, вовремя оказался первым в нужном месте.
Дверь распахнулась смело и широко почти в то же мгновение, как Георгию удалось исхитриться и дотянуться до звонка - чертовски мешал огромный пакет с зайцем, - и в тот же миг Ольга повисла у него на шее:
- Жорка! Жорка! Ну наконец-то! Ну дай хоть на тебя посмотреть! Какой ты стал… солидный… - Отступив на пару шагов назад и чуть-чуть склонив голову набок, Ольга светилась радостной и открытой улыбкой. - Ну проходи же, что ж ты застыл в дверях!
Портфель - на пол, цветы - вахлак деревенский конечно же забыл размотать ворох газет, предохраняющих нежные дары юга от щипучего еще московского мороза, - хозяйке.
- Тюльпаны! Какая прелесть! Ой, а это что за зверь?! Ну-у-у, Натулька будет в восторге! Ее сейчас, правда, нет, она с родителями в Вильнюсе, у родственников, но уж когда вернется… "Родителей нет дома? Что бы это значило? Уж не задуман ли Ольгой этот визит как нечто более интимное, чем простая дружеская встреча? Чего ты напрягся, дурень! Расслабься! И… будь что будет!"
Сладостно-пугающие бредни рассеялись при первом же шаге в гостиную. У заставленной от пола до потолка книжными стеллажами стены стояла высокая статная молодая женщина с горделивой осанкой и с замысловатой прической, отливающей неброским бронзовым оттенком.
- Знакомьтесь. Лена Литвинова. Моя подруга и однокурсница. А это тот самый Георгий Жаворонков, я тебе рассказывала, Ленка, верный, терпеливый и благородный рыцарь моей юности.
Георгий сделал неуверенные полшага вперед, как-то не очень ловко шаркнул ногой, остановился. Он не очень хорошо представлял себе, как правильнее и естественнее знакомиться с женщинами. Рукопожатие вроде бы не очень уместно, не в служебном же кабинете, в самом деле! Целование рук… Тоже какое-то претенциозное пижонство, да и далеко не всем это нравится… Впрочем, этой молодой даме, похоже, подобная форма приветствия не показалась бы чрезмерной. Но Лена сама разрядила ситуацию. Неторопливо поставив на место толстенный альбом Босха, она повернулась к Георгию, сдержанно улыбнулась, кивнула и вдоль противоположной стороны стола величественно пронесла себя к глубокому креслу.
- Ребята, я так рада, что вы наконец ко мне выбрались! Ну про тебя, Жорка, и вообще говорить нечего, я уж и не надеялась с тобой когда-нибудь увидеться, ты ведь совсем ушел в какое-то глухое подполье, но ведь и с Леной мы поди года три уже не встречались, да, Ленка? Хоть и живем в одном городе. И вдруг в один и тот же день и ты неожиданно объявился, и подруга ненаглядная наконец соизволила… Чудеса!
Было похоже, что Ольга не лукавит, не наигрывает, а действительно искренне рада этому неожиданному (неожиданному ли?) свиданию. И возникшие было в первые минуты натянутость и напряженность стараниями оживленной и радушной хозяйки легко и просто трансформировались в непринужденную раскованность, свойственную общению очень давних и добрых знакомых. Да и Елена, надо сказать, несмотря на свой несколько озадачивающий с первого взгляда неприступно-царственный вид, вела себя очень дружелюбно и по-свойски. Тем не менее общая беседа складывалась трудно. Девушки касались каких-то тем, понятных лишь им одним, назывались имена, воскрешались факты, ничего, разумеется, не говорящие Георгию. Впрочем, постепенно, без излишних наводящих вопросов, из контекста беседы начала складываться общая картина. (Вот оно, обретенное комитетской выучкой умение внимательно слушать и анализировать получаемую информацию.) Оля и Лена - сокурсницы по музыкальному училищу при институте Гнесиных. Только после его окончания Оля продолжила учебу в институте, а Лена поступила в университет на отделение искусствоведения, сейчас учится в аспирантуре, пишет кандидатскую диссертацию. Дабы не выглядеть полностью бессловесным статистом, Георгий умудрялся периодически вставлять в это щебетание вполне уместные реплики, создававшие впечатление активного участия в общем разговоре. Светскость и галантность никогда не были его сильными сторонами, но сегодня ему, кажется, удавалось превзойти самого себя, весьма ловко и уверенно ухаживая за своими дамами.
- Ой, Жора, мы тебе уже, вероятно, так надоели со своими бабскими сплетнями!..
- Да что ты, Олечка!
- Ну а ты? Расскажи что-нибудь про себя. У тебя ведь такая интересная и загадочная работа.
- Ничего особенно интересного, Олюня, служба как служба.
- Ну да! Это в гэбэ-то! Я, знаешь ли, гражданка очень законопослушная. Но как только вдруг где-то помянут ваше ведомство - извини, мороз по коже.
- Да перестань, Оля! А собственно, откуда ты…
- Что значит: откуда? Ты ведь встречался недавно с Маришкой? Мы с ней не виделись тыщу лет, но перезваниваемся регулярно.
- Теперь ясно.
- Вот так вот, товарищ разведчик! Не только вам все про всех знать!
Подкусила-таки! Ну, Оленька была и осталась Оленькой. Вроде бы беззлобно, а там поди знай?!
Через пару часов Лена засобиралась домой.
- Олюня, спасибо, но ей-богу пора. Пока с вашего Ленинского выберешься… А тут еще ходят слухи, что именно у вас в районе шпана в последнее время окончательно распустилась…
- Ну, шпаны бояться - так и из дома не выходить. Но ты ведь будешь под такой охраной… Жора?
- Господи, да о чем разговор! Разумеется, я с удовольствием провожу Лену!
Поняв, что где-то подсознательно все-таки гнездившиеся в нем лирические бредни абсолютно не имеют под собой никакой почвы, Георгий был даже рад достойному и уважительному поводу распрощаться и откланяться. Расстались с уверениями в вечной дружбе, в необходимости не теряться ни при каких обстоятельствах, перезваниваться, встречаться.
Металлическая дверь допотопного лифта, как ни старался Георгий ее придержать, сорвалась и захлопнулась с оглушительным лязгом.
- Фу, какой мерзкий звук, - Лена судорожно дернула плечами, - впрочем, вы, вероятно, привыкли к подобному, в ваших казематах, поди, и не такое еще услышишь!
- Лена, вы хотите меня обидеть? Вам неприятно мое общество?
- Ни в коем случае! Просто… мне никогда еще не приходилось прогуливаться в сопровождении сотрудника КГБ, так что я немного… Извините.
На улице подморозило, и веселенькие еще несколько часов назад первые весенние лужицы превратились в сплошную ледяную корку. Лена, на своих высоченных, не очень соответствующих времени года каблуках, хоть и крепко держала Георгия под руку, поминутно скользила. В какой-то момент ее занесло настолько сильно, что падение казалось неминуемым, если бы не ловко извернувшийся Георгий, буквально заключивший свою ткнувшуюся ему носом и губами в щеку спутницу в объятия. На мгновение оба замерли и, едва обретя равновесие, расхохотались, почувствовав, что эта случайная неловкость, несомненно, их как-то вдруг сблизила.
Да здравствуют нерадивые московские дворники! Если бы не они, скромный лейтенант не удостоился бы поцелуя такой красивой женщины!
- А у вас в Комитете все кавалеры ухаживают так же стремительно-настойчиво?
Такси, как ни странно, удалось поймать почти сразу же. Лена жила на Чехова, Георгий ютился в коммунальной времянке в районе Маяковки, куда Комитет на первых порах расселял своих начинающих сотрудников. По-соседству, можно сказать.
- Может быть, зайдем куда-нибудь перекусить? В Дом актера, например? - Георгий не был фанатом ресторанов, да и зарплата, вполне, впрочем, приличная для начинающего советского чиновника, не предполагала пока что особых излишеств, но изредка он баловал себя, предпочитая заведения творческих союзов.
- Да туда ведь не пробиться сейчас.
- Это вас пусть не волнует.
Ужинать так поздно Лена категорически отказалась, ну разве что немного шампанского… Разумеется, уже на втором бокале был предложен и принят "брудершафт" и, разумеется, оба, символически коснувшись друг друга губами, уже прекрасно понимали, что эта случайная встреча, несомненно, будет иметь продолжение.