Когда Веснин понял, что начальник УФСБ охотится на него всеми доступными средствами, времени он терять не стал. Он принял предложение человека, который уже не раз предлагал пожить у него. Человеку этому Веснин доверял настолько, насколько вообще возможно было кому-то доверять в его положении. Например, доверял ли он жене? Разумеется, доверял - в том, что касалось мытья посуды и выбора новых обоев для спальни. Вот так и своему другу он доверял.
Первые несколько дней жизнь его текла по четко установленному распорядку. С пяти часов вечера и до полуночи он работал - сидел за компьютером. Потом ложился спать. Засыпал сразу, спал крепко и без снов. Вставал в шесть утра безо всякого будильника и шел на рыбалку - там мысли его упорядочивались, складывались в нужные тезисы, которые он потом разрабатывал за компьютером. А заодно каждый день в доме была свежая рыба.
В полдень Веснин делал перерыв и садился завтракать, иногда на коряге у самой воды, иногда под деревом на высоком берегу. Ел медленно, смотрел на реку. Часто ему не хватало наживки, потому что, отправляясь на ловлю, он брал с собой не больше десятка червей в маленькой жестянке. Когда этот запас приходил к концу, нужно было искать еще червей. И поскольку он рыбачил там, где деревья загораживали солнечный свет, трава на берегу не росла, то сырую голую землю было очень трудно копать; случалось, что он не мог найти ни одного червяка. Все же какая-нибудь наживка всегда находилась, но один раз на болоте Веснин так и не нашел ничего, и ему пришлось изрезать на куски одну из пойманных форелей и ею наживить удочку. Помогло. Клев был хороший.
Но этот случай навел его на размышления. А что, если он все рассчитал неправильно? Если он предлагал НЕ ТО и НЕ ТАМ? Теперь он не мог отделаться от странного ощущения, что делает два шага вперед и один назад. Нужно было предпринять что-то новенькое.
Назад в Волжск Турецкий поехал по другой дороге: хотел ознакомиться с местностью, а Агафонов подсказал, как это сделать. В результате получилось как нельзя лучше - большую часть пути он проехал вдоль реки. Местность, правда, была малопривлекательная, голая, почва глинистая, повсюду торчали камни. Трава на обочине дороги не росла - выгорела напрочь, что в такую жару было неудивительно.
Турецкий остановился, чтобы освежиться, на платном пляже пансионата "Чистые ключи". Плавки были с собой. Он переоделся в машине, заплатил за вход и заплыл подальше. Перевернулся на спину и принялся созерцать небо… Хотя непросто было созерцать небо, когда на нем - ни облачка. Еще бы, в такое-то пекло. И главное ведь, ни малейшего намека на ветер. В общем, глазу зацепиться было не за что. С другой стороны, он же не художник…
Турецкий скосил взгляд в сторону. Вдалеке плавали (или стояли на месте - кто их разберет?) два небольших парусника - синий и красный. А может, и больших, если только плавали они достаточно далеко. Тут, впрочем, могло быть и сильно далеко, потому что, например, противоположного берега Александр Борисович, как ни старался, разглядеть не смог. И если бы вода была не пресная, то вполне можно было бы вообразить себя на море…
Когда Турецкий вылез из воды, первое, что он увидел, была обезьяна. Обычная пляжная обезьяна, которую таскают с собой фотографы, скакала по берегу, приволакивая забытый кем-то детский круг в виде утенка. Фотограф тоже был неподалеку - он перезаряжал аппарат. Фотограф был в плавках и бандане с эмблемой "Олимпиады-80". Рядом с ним на песке лежал рюкзачок. К снимку готовилось целое семейство: папа, мама и две девочки восьми-десяти лет. Фотограф закончил свои приготовления и крикнул:
- Магда, в кадр! Обезьяна, шаставшая по берегу, моментально
присоединилась к семейству, и девчонки взвизгнули от удовольствия.
Турецкий заинтересовался. Он подождал, пока процедура будет закончена, и подошел к фотографу. Это был молодой мужчина, едва ли старше двадцати пяти лет, у него были яркие глаза, пружинящие движения, и говорил он сквозь зубы.
- Никогда не видел такого контакта с животным, - приветливым тоном начал светскую беседу Турецкий. - Вы, наверно, кормите ее чем-то специальным?
- Если вы не фотографироваться, то больше и не увидите, - сказал фотограф, пристегнул обезьяну к своему рюкзачку и ушел в другой конец пляжа.
Удивительно, что в эпоху цифрового видео, когда каждый второй тинейджер шастает с мобильником, в который встроен фотоаппарат, услуги пляжного фотографа так востребованы. Впрочем, это ведь не Москва, тут люди попроще, и телефоны у них не такие навороченные. Кстати о телефонах. Что-то давно никто из Москвы не звонил. Надо проверить, может, в машине он просто не услышал звонок?
Обезьяна носилась по пляжу.
Турецкий вспомнил, как с месяц тому назад побывал на открытии какой-то новой экспозиции в московском музее эволюции. Случилось так, что пару лет назад он помог директору этого музея разыскать пропавшего сына, директор с тех пор чувствовал себя в долгу, но ничего лучшего, чем приглашения на выставки новых скелетов старых динозавров, придумать не мог. Иногда Турецкий на них ходил. После торжественной части и экскурсии состоялся непременный фуршет. Турецкий был голоден и немного выпил. Соответственно раскрепостился и задавал попавшимся под руку сотрудникам и сотрудницам музея, кандидатам и докторам наук один и тот же крамольный вопрос: "А извините, простите, теория Дарвина все-таки доказана или как? Она, так сказать, является общепризнанным фактом для авторитетного научного сообщества наших дней?" Сотрудники, и в особенности сотрудницы, тоже уже были немного навеселе, в том смысле, что оказались честны как никогда. И они сказали: "Так и быть, откроем маленькую профессиональную тайну. Теория Дарвина - всего-навсего гипотеза! Даже сегодня". Вот так… Нет, значит, никакой гарантии, что трудом можно чего-то добиться, ну хотя бы человеком стать. Так что ты, Магда, особенно не старайся.
Турецкий снова машинально глянул на парусники - они уже увеличились в размерах, и теперь было очевидно, что это ультрасовременные яхты. Яхты двигались в бухту - в двух сотнях метров левее пляжа.
Александр Борисович переоделся и сел в машину. Проехав по шоссе эти самые двести метров, он увидел развилку, ответвляющую дорогу к реке, и указатель: "MAGIC-YAHT-CLUB".
Турецкий притормозил и задумался.
"Magic-yacht-club". "Magic-avto".
Помнится, управляющий автосалоном Алик (как его, бишь? Ах да, Алексей Иванович Волков) говорил, что у его брата бизнес, связанный с яхтами. Наверняка это оно и есть. Названия-то у двух заведений похожи…
С появлением класса состоятельных и очень состоятельныx людей этот интерес из "чисто спортивного" стал практическим: удовлетворив свои потребности в элитной недвижимости и дорогих автомобилях, люди задумались о визитной карточке несомненного жизненного успеха - белоснежной яхте. Остальной мир-то эту болезнь уже пережил. Хотя, конечно, покупка яхты в наших условиях - это то же самое, что покупка "Феррари" при российских дорогах и пробках: разогнаться невозможно, но кайф оттого, что ты сидишь в такой машине, колоссальный. Но ведь на кайфе наши люди, как известно, не экономят…
Может, действительно стоит познакомиться поближе, тем более управляющий автосалоном Алик, кажется, принял его за яхтсмена? Это пошло бы на пользу имиджу бизнесмена Долгих.
Решено!
Турецкий свернул к яхт-клубу. Он не был уверен, что поступает правильно, но поскольку все еще не имел новостей от Леоновича, то готов был тыкаться в самых разных направлениях. В конце концов, главное ввязаться в драку, а там видно будет. Хм… не этим ли самым соображением руководствовался Меркулов, когда отправлял его сюда? Ладно, прочь рефлексии. Он состоятельный бизнесмен, в конце концов. Надо продолжать знакомиться с истеблишментом, и яхт-клуб для этого - место более чем подходящее.
Оказалось, однако, въехать на территорию яхт-клуба, не будучи его членом, не так-то просто. Хмурый секьюрити напрочь отказался открыть ворота Турецкому, коротко объяснив, что офис находится в городе и все вопросы о приеме новых членов решаются именно там. Тогда Турецкий сказал, что он приехал лично к господину Волкову, по рекомендации его брата Алексея Ивановича. Это подействовало. После недолгих переговоров с кем-то по рации се-кьюрити попросил Турецкого въехать вовнутрь, но оставить свою машину около ворот - за ним сейчас подъедут. Турецкий не сразу понял, почему он не может перемещаться на своих колесах, но спорить не стал, а когда вышел из "Ауди", сообразил, в чем тут дело.
На парковке было сосредоточено полтора десятка первоклассных машин и несколько микроавтобусов, очевидно, для персонала. Дорога же непосредственно к причалу из-за особенности ландшафта была слишком узкая (машина по ней явно не проедет) и петляла внутри холмистой осиновой рощи. Кроме того, была посыпана гравием. Так что же тогда - пешком? Но секьюрити ясно сказал, что за ним "подъедут". Но не на велосипеде же?
Словно в ответ на эти мысли, между деревьями показалась крошечная машинка, такого типа, какие используют на полях для игры в гольф. Управляла ею серьезного вида девушка (точ-в-точь как Вязьми-кина!), рыженькая и коротко стриженная, в шортах и красной тенниске с названием яхт-клуба. За рулем этой детской коляски у нее был такой сосредоточенный вид, будто она, по меньшей мере, вышла в открытый космос. Сдержанным, но вежливым кивком она предложила Турецкому занять место рядом.
- Вы со своей яхтой? Турецкий помотал головой.
- Тогда у вас, может, и есть шанс. - И солидно пояснила: - У нас на существующие тридцать шесть яхтомест подано восемьдесят семь заявок. И предпочтение отдается тем, кто арендует яхту в нашем клубе.
- Грамотно ведете бизнес, - похвалил Турецкий. Она бросила быстрый взгляд на Турецкого:
- Вы москвич?
- Да. Как угадали?
- Белый совсем. У нас этим летом мало кому не загореть удалось… У вас есть в Москве яхта? Если нет, то лучше и не заводить. В ближайшем Подмосковье вообще аншлаг. Там новые яхт-клубы появляются с неимоверной скоростью: все побережье Клязьминского и других водохранилищ просто усыпано пристанями. Мы недавно плавали там. За час путешествия насчитали около двух десятков яхт-клубов, забитых серьезными лодками просто до отказа. Плюс минимум пять-шесть строящихся пирсов…
Она говорила что-то еще, но Турецкий больше не слушал.
Девушка была помоложе Вязьмикиной, тоже очень хорошенькая, но совсем в другом роде, гораздо более сдержанная и плавная в движениях…
- Господин Волков сейчас занят, у него клиент. Вам придется подождать.
Турецкий машинально кивнул и еще раз кивнул на предложение что-нибудь выпить. Девушка провела его в двухэтажный коттедж, усадила в бильярдной, снабдила минеральной водой и удалилась. Бильярдная скорее была чем-то вроде большого журнального столика - исполняла функции приемной, а не комнаты отдыха и находилась сразу при входе. Это было сделано не то от желания придать интерьеру повышенную функциональность, не то от недостатка места.
Турецкий лениво погонял шары - рукой, а не кием, выпил стакан минералки и стал пялиться в окно - оно выходило прямо на причал. Надо сказать, яхты того стоили, чтобы на них пялиться. Турецкий обратил внимание на одну - компактную, остроносую, бело-синих цветов, с надписью "Pershing".
Тут дверь открылась, и в бильярдной оказался человек, которого Александр Борисович ожидал увидеть меньше всего.
- Вот так встреча, - сказал Турецкий.
Перед ним стоял "знаменитый волжский писатель, автор детективов и бестселлеров" Антон Пяти-братов. Хотя почему же ему тут не быть? Может, он на яхтах и сочиняет свои истории?
Пятибратов ничего ответить не успел, потому что вслед за ним вошел высокий сухопарый мужчина в очках. Он бросил на Турецкого (а точнее, на его бритую голову и шапочку) быстрый взгляд и кивнул Пятибратову:
- Провожать не надо. А Пятибратову, видимо, очень хотелось, потому
что эти слова оставили печать огорчения на его круглой физиономии.
Сухопарый ушел. Пятибратов вздохнул и повернулся к Турецкому:
- Вас прислал Алик? Я слушаю.
Турецкий по-прежнему улыбался, хотя уже с некоторым недоумением: что же получается, Пятибра-тов и есть Волков?
- Я взял у него машину напрокат. Обмолвился начет яхты. Он обрадовался и вспомнил про вас… Так как же все-таки, Пятибратов или Волков? Не помните меня - в поезде вместе ехали?
Насчет того, что писатель (хм, да писатель ли?!) запомнил его, когда давал автограф, можно было не переживать - совершенно исключено. Во-первых, тогда Турецкий был еще с шевелюрой, а во-вторых, кого эти деятели искусств в подобные моменты за-179
поминают, кроме себя любимых? Никого. Может, только хорошеньких девчонок, которых увозят с собой и заставляют ходить в майках с эмблемами яхт-клубов.
Пятибратов поморщился.
- Все же по какому вы вопросу? Вас что интересует - яхты или какое влияние на меня оказали K°-нан-Дойл и Александра Маринина?
Турецкий решил, что правильной тактикой будет на вопросы не отвечать, а задавать свои. Он повернулся к окну и показал на "Pershing".
- Вот это чья яхта?
Реакция Волкова-Пятибратова оказалась странной. Он побледнел.
Тут Турецкий вспомнил, что он вообще-то не Турецкий, а крупный бизнесмен Долгих, и решил вести себя соответственно.
- Чувствую, мне тут не рады, - сказал он и сделал шаг к выходу.
Волков-Пятибратов застенчиво придержал его за пуговицу:
- Ну что вы такое говорите! Вы серьезно собираетесь лодку завести?
- Э-э-э… Не решил еще наверняка. Волков-Пятибратов посмотрел по сторонам.
- Не торопитесь. Скажу вам по секрету, многим приличным и дорогим яхтам противопоказаны наши воды и наш климат. Особенно быстроходным глиссирующим лодкам, которых сейчас - большинство. Так что лучше строить на заказ. А это процесс - вдумчивый. И потом. Лодка - не машина, ее нельзя бросить на обочине и не беспокоиться. Понимаете?
Ее надо ставить в теплый ангар. А это может стоить до двадцати пяти тысяч долларов за сезон.
- За ценой не постоим, - пообещал Турецкий, сдерживая смех. Вот так реклама!
- Ну, - сказал Волков-Пятибратов, - от такого клиента я, конечно, не откажусь…
Особого энтузиазма, однако, Турецкий в голосе не расслышал. Чем-то, видно, все же не понравился. Чем-то смутил. Интересно, кто был этот сухопарый? Нет, Пятибратов не скажет. Интересы клиента и все такое…
Турецкий снова посмотрел в окно.
- Значит, у вас сейчас бум?
- Не то слово. На любой вкус можно место найти. Для настоящих яхтсменов, я имею в виду. Любое течение, любые волны, любой берег. Даже у нас по соседству многие коттеджные поселки обзаводятся собственными яхт-клубами.
Турецкий хмыкнул:
- Может, дойдет до того, что, как в Америке, люди будут в выходные использовать лодку как дачу на воде?
- Были в Америке? - заинтересовался Волков-Пятибратов.
- Не без этого. - Турецкий пошел к выходу и бросил на ходу, копируя интонацию Сухопарого: - Провожать не надо.
Сзади послышался немного растерянно-заискивающий голос:
- Визиточку оставите?
Турецкий, не оборачиваясь, протянул ему квадратик бумаги, и повторилась сцена с Гордеевым. Вол-ков-Пятибратов прочитал вслух:
- "Долгих Петр Петрович". Ни телефона, ни адреса, ничего?
- Вот именно, - величественно подтвердил Турецкий и удалился к поджидавшей его крохотной машинке с рыжей провожатой.
Когда он уже подъезжал к городу и обдумывал, где бы поужинать - ознакомиться с каким-нибудь новым местом или, не мудрствуя лукаво, заказать еду в номер, - позвонил Меркулов и поинтересовался, как дела. Турецкий вздохнул:
- Не стану сообщать хорошие новости, потому что это будет неэтично, а если бы новости были плохими, то это было бы на руку только нашим врагам.
- Иными словами: не дождетесь? - уточнил Константин Дмитриевич.
- В самую точку…
- Ладно, тогда сам звони, - довольно-таки невозмутимо отреагировал Меркулов. - И почту не забывай проверять.
На этом разговор был закончен. Про Агафонова оба не сказали ни слова.
"Странновато как-то, - подумал Турецкий. - Такое чувство, что Костю мой ответ вполне удовлетворил. И про Веснина - ни полслова, и про Тяжлова - ни ползвука. Он меня сюда послал, я же, по сути, развлекаюсь за казенные денежки, сообщаю ему, что ни хрена еще не сделал, а он и бровью не ведет. Когда такое было? Как это понять? С другой стороны, может, Косте все же стало совестно, что он угробил мой отпуск, и потому он ведет себя столь… м-мм… деликатно? Да нет, в интеллигентности Меркулову никогда нельзя было отказать. Тут что-то другое. Другое… Чего он на самом деле хочет? Чего добивается? Так ли ему необходимо найти Веснина?"
В-вжик! Мимо проехал грузовик, в кузове которого лежал маленький изящный катерок…
Но ведь в Москве у Турецкого таких сомнений не было. А теперь вот почему-то появились… Как это "почему-то"?! Да вполне по конкретной причине - потому что результатов на настоящий момент имеется ноль целых ноль десятых. Вот и все "почему-то". И меркуловский тон тут ни при чем. Наверное, у него сейчас в Москве других дел выше крыши, было б странно, если бы иначе…
Стоп! Что он сказал в конце разговора? Не забывай проверять почту. Почту не забывай проверять. Он вообще-то всегда так говорит, но, чем черт не шутит, может, в этом и был смысл звонка?
Турецкий остановил машину. Включил ноутбук, подсоединил к нему мобильный телефон. Подключился к Интернету. Быстро пробежал глазами последние новости (евро падает, доллар растет, украинский премьер делает вид, что подчиняется украинскому президенту, Саакашвили с трибуны ООН требует вывода российских миротворцев; ладно, черт с ними со всеми). Турецкий вошел в свой почтовый ящик. Ну… ну?… Бинго! Есть почта. Увесистое письмецо, предваряемое короткой запиской Меркулова: "Саша, слава богу, он все-таки вышел на связь. Прочитай, потом обсудим и решим, как быть дальше".
Часть третья ПИСЬМА ИЗ НИОТКУДА
Александр Борисович остановился в пяти километрах от города в маленькой шашлычной. Там орудовали приветливые армяне и посетителей, кроме Турецкого и влюбленной парочки, притормозившей на старенькой "Ниве", не было. Турецкий наскоро выпил ледяного кваса (он тут стал настоящим водохлебом, и когда только эта жара закончится?) и снова, теперь уже сверхвнимательно, перечитал письмо Веснина, которое переслал ему Меркулов.
"…Я пишу эту историю в то самое время, когда она происходит. Изо дня в день. Или, вернее, - не будем излишне самонадеянны - из часа в час. Впрочем, мы могли бы попытаться вместить окружающий нас мир в каждую утекающую минуту. Ведь в нашем распоряжении их не так уж и много. Даже самую долгую жизнь можно расчислить в секундах. Попробуйте подсчитать - получите цифру отнюдь не астрономическую, правда, и не особенно ободряющую. Пока я все это пишу, я совершенно не способен предвидеть, чем завершится мое приключение. Не могу я проникнуть и в его смысл. Однако я вправе сделать на сей счет некоторые предположения.
Моя история наверняка будет иметь свой конец, это ясно. Но нет никакой уверенности в том, что в ней имеется какой-то смысл, или, во всяком случае, сомнительно - что, по существу, одно и то же, - чтобы я был способен этот смысл разгадать.
Почему я поступил так, как поступил? Могу объяснить, откуда, по крайней мере, взялся импульс.