"А может, это я не совсем нормальный бизнесмен, - подумалось Турецкому. - Тьфу ты, то есть следователь".
Турецкий снова выбрался на улицу Шаляпина - никого. Он присел на бордюр, ожидая, пока появится какая-нибудь машина. Ждать пришлось не меньше четверти часа.
Через тридцать минут он был у себя в номере. Внимательно все осмотрел. Кажется, за время его отсутствия никто тут не появлялся. Да бог с ними со всеми.
Турецкий выпил и завалился в постель. Бессонница мучила недолго, он умел с ней мирно сосуществовать. Турецкий дал ей немного поглумиться над своим уставшим телом, а потом взял свое - проспал пять часов кряду и был как новенький. Не вставая с постели, выкурил сигарету натощак, ну да, вредно, натощак вредно особенно, но что поделаешь, когда без этого - совершенно никак. Потом еще немного усугубил здоровье с самого утра - влил в себя две чашки крепчайшего "нескафе". Потом еще одну сигарету, потом, наконец, принял душ, и вот уже там, возможно вместе с водой, стали приходить кое-какие мысли. А что, как знать, может, она тут целебная.
Ладно, играть в бизнесмена - так играть по правилам. Он присел к столу, поковырялся в ноутбуке. Посмотрел свежую почту. По работе не было ничего. А вот жена написала, что у дочери что-то вроде нового бойфренда. Ей так кажется. Ну и на здоровье. Какой там бойфренд в четырнадцать-то лет? Вечно Ирка фантазирует невесть что… Хотя… Турецкий задумался. Кто знает, кто знает. Он попытался вспомнить себя в схожем возрасте - вышло так себе. Ничего не вышло. Помнилось только, что о девчонках он думал, и не просто думал, а и совершал некоторые не совсем приличные телодвижения. Но кто ж их не совершал наедине сам с собой в четырнадцать-то лет?! А вот первая любовь… нет, она пришла значительно позже… "Впрочем, что я вру, - одернул себя Турецкий, - а Люська из старшей группы детского сада? Та самая, которой я оборвал замечательные пушистые помпончики с зимней шапочки! Какого же они были цвета? Может, красные? У фотографа была бандана синего цвета. У загадочной соседки с соседнего балкона футболка - красного. Ольга Вязьмикина, кажется, предпочитает зеленый. Ольга… Что-то давно мы не виделись. Ладно, всему свое время".
С Пушкиным встретились в аэропорту, куда Александр Борисович приехал на частнике, поймав машину в глухом переулочке, долго и "беспечно" при этом пошатавшись по центру города.
При виде Турецкого Пушкин слегка поднял брови, но ничего не сказал - отреагировал на смену имиджа сдержанно. Значит, так надо. А Турецкий в который уже раз подумал, что Иннокентий Михайлович похож на хладнокровного индейского охотника на службе у тупоголовых бледнолицых. Тупоголовый бледнолицый - это, разумеется, он сам, помощник генпрокурора и… бизнесмен.
Пока они пили кофе в аэропортовской кафешке, Турецкий объяснил, что требуется. Пушкин покивал. Подумал.
- А если меня опознают, Сан Борисыч? В принципе у меня тут есть знакомые менты. Это может как-то на вас отразиться? Будем ли мы и дальше входить в контакт очно? И еще: тут все время такая жара?!
- Во-первых, называй меня Петр Петрович. Во-вторых, будем надеяться, что этого не случится. Насчет контакта - по обстоятельствам. Но в гостиницу мне, конечно, не звони. На сотовый - да. Жару - отключу, как только справишься с первым заданием. Вот тебе первое задание…
Из аэропорта Пушкин поехал на улицу Коненкова в дом № 6. Там он поднялся на третий этаж и позвонил в 11-ю квартиру, которую снимал Димон Головня, так, по крайней мере, сказала Турецкому Елка. На звонок, однако, никто не реагировал. Возник извечный русский вопрос: что делать?
Он позвонил соседям. Через некоторое время за дверью послышалось шевеление. Пушкин понял, что его рассматривают в глазок, но замок так и не открыли. Он надавил на звонок снова и сказал:
- Можно с вами поговорить? Я слышу, что вы дома. Извините, пожалуйста.
- Все равно я Вадичку никуда не пущу! - раздался истеричный женский голос. - У него близорукость! У него очки! У него скрипка! У него талант!
- Какого Вадичку? - удивился Пушкин. - Куда не пустите? Какая еще скрипка?
- А… Вы не из военкомата?
- Нет.
За дверью помолчали. Наконец она приоткрылась, и через цепочку на Пушкина уставились подозрительные материнские глаза.
- Наверно, я ошиблась? Тогда ладно. Но в дом я вас все равно не пущу. Что вы хотели? У меня через час заседание комитета солдатских матерей.
- Все-таки вы заранее к армии готовитесь, - не удержавшись, заметил Пушкин.
- А вам какое дело?! - Тетка немного брызгала слюной.
Пушкин инстинктивно сделал шаг назад: кто знает, вдруг она у нее ядовитая?
- Я хотел спросить о ваших соседях из одиннадцатой. Ну вы же знаете, молодой человек, фотограф, на речке работает…
- А! - сказала тетка. - Я вас раскусила! Вы во флот его хотите забрать! В подводный?! Не выйдет! Не выйдет! Не выйдет!!!
Она захлопнула дверь, изрыгая проклятия.
Что же дальше-то? Пушкин подумал, что может быть за сын у этой сумасшедший и будет ли от него действительно какой-нибудь прок многострадальной российской армии… А впрочем, у него своих проблем хватает.
Он поднял голову и обследовал потолок. Ага! Возле 11-й квартиры потеки. Сверху явно заливают, причем не первый день: потеки были разных цветов - от зеленоватого с плесенью до коричневого. Пушкин поднялся на следующий этаж и позвонил в 15-ю квартиру.
- Ща, подожди, - раздался женский голос. Даже скорее девичий.
На этот раз дверь распахнулась настежь. На Пушкина снизу вверх взирало очаровательное существо с папироской в руке. Оно было в шортах и линялой футболке, с копной черных волос и огромными глазами.
- Ой, - немного смутилось существо. - Я думала, друзья вернулись. Вам кого? Родители уехали. Они на раскопках под Астраханью.
- Жаль, - сказал Пушкин, оценивая ситуацию. - А я… гм… видишь ли, с ними уже говорил об этом. Я под вами живу. Ну и, - он развел руками, как бы испытывая неловкость, - ну и заливаете вы нас.
- Черт, я так и знала, - расстроилось существо и аккуратно затушило папироску - послюнявило пальчиком. - Мне мама говорила, ванну больше часа не принимать, трубы старые. Что, сильно залили?
Из внутренностей квартиры неслись табачные облака и непонятная энергичная музыка, что-то уж очень современное.
- Да, в общем, терпимо, не плаваем пока, - засмеялся Пушкин.
Из ближайшей комнаты закричали:
- Стасик голландских шишек срубил?
- Это не Стасик, - бросило через плечо существо. Потом Пушкину: - Значит, это вам Надька квартиру теперь сдала?
Пушкин кивнул:
- Да. А вы с ней подруги? Девчонка хихикнула:
- Скажете тоже!
- Я так подумал, раз вы в курсе того, что она сдает…
- Просто, когда последний раз скандалили из-за потопа, который мы устроили, - объяснила девчонка, - я видела, как предыдущий жилец въезжал. Серьезный такой дядечка, неулыбчивый.
- Дядечка? - засомневался Пушкин.
- Ну да. Лет двадцати пяти, наверно.
- Это Димон-то серьезный? - по возможности легкомысленно переспросил Пушкин, чтобы исключить путаницу, хотя уже понял возрастную "линейку".
- Не знаю я ничего ни про какого Димона. А этого дядечку я ни разу и не видела больше! Один раз только у него спички стрельнула прикольные, и все. А нас тут последнее время, - она откровенно улыбнулась, - дым коромыслом до утра, отрываемся по полной, пока родителей нет. Жаль, недолго осталось: осень на носу… - Тут она спохватилась. - Так что если мешать будем, вы скажите сразу, ладно? Не надо разборки устраивать, мама расстроится…
- Ладно, ладно. А что за прикольные спички?
- Ща, покажу. - Она ушла в недра квартиры и минуту спустя вернулась с коробком фирменных спичек. Собственно, спичек в нем уже не было. Зато на коробке было написано: "Кафе "Террариум". Бизнес-ланчи и дискотеки".
Когда Пушкин выходил из подъезда, навстречу ему шел здоровенный, под два метра, детина с маленьким черным футляром под мышкой. Страшное подозрение охватило Пушкина:
- Это ты - Вадичка из десятой квартиры?
- Да, - удивился детина. - А откуда вы…
- Хочешь иметь стильную прическу и бесплатно питаться? - мстительно сказал Пушкин. - Приходи в наш военкомат!
Детина попятился в подъезд. А Пушкин, пребывая уже в неплохом, в общем, настроении, позвонил напарнику:
- Петр Петрович, чем занимаетесь?
- Спорю тут с одной продвинутой журналисткой о смысле жизни. Она говорит, что его нет, а я доказываю, что его слишком много. А что, я нужен?
- Я только вот что хотел… Вы случайно не знаете, что такое голландские шишки?
После некоторой паузы Турецкий сказал:
- Издеваемся?
- Да какое там. Вполне серьезно спрашиваю. Что-то знакомое, вертится вот в башке, вроде слышал…
- Иннокентий Михайлович, голландские шишки - это "травка", вроде гашиша, только поинтереснее, понял? У молодняка популярна. А что случилось?
- Потом расскажу. Привет продвинутой журналистке.
Пушкин подумал, что можно, конечно, позвонить куда следует, в волжской милиции у него были знакомые. Но… не станет он этого делать, просто не станет, и все. Да, он неправ. Травка - это, конечно, наркотик, но ведь и сигарета, которая сейчас у него в зубах торчит, тоже наркотик. А девчонка… побалуется, встретит нормального мужика, потом ненормального, потом снова нормального, замуж выйдет, детей родит, карьеру будет делать или не будет, в общем, жизнь так закрутит… Может, и стоит сейчас впрок расслабиться?
И он поехал в "Террариум".
Турецкий спустился по крутым ступенькам и заглянул в полутемный сводчатый зал. Это была пивная, куда его вызвал Пушкин. Посетителей было немного, и Пушкина Турецкий среди них не разглядел. Зато увидел, что помещение этим не ограничивается - арочный проход - и он уже в следующем зале. Пушкин сидел здесь. На столике перед ним были две кружки пива и соленые сушки. С другой стороны стола жались двое молодых людей, лет двадцати, едва ли старше. Вид у них был слегка испуганный. Пушкин знал свою работу. И наверняка не вызвал бы, если б ему нечего было сообщить. Пушкин подмигнул Турецкому:
- Вот, Петр Петрович, поговорите с этим шибз-диком. - Он протянул свою длинную руку и встряхнул парня так, что тот едва не слетел со стула. По мимике и тону Пушкина Турецкий сообразил, что его дело теперь - играть "хорошего полицейского".
- Как тебя зовут?
- Алекс…
- А я Майкл, - подал голос второй.
- Это неважно, потому что ты будешь сидеть и помалкивать, - внушительно сказал Пушкин.
Турецкий укоризненно покачал головой: к чему, дескать, такие грубости?
- Вот что, Алекс, я хочу, чтобы вы мне быстренько рассказали про Димона Головню, и мы полюбовно разойдемся.
Алекс вопросительно посмотрел на Пушкина.
- Про "Террариум" повтори.
- Ну да, - подтвердил Алекс, - мы зависали там в четверг, и ничего хорошего там не было. Вообще убогое место.
- Чем же убогое?
- Сначала нас обломали с кальяном - сказали, нет угля. Пришлось пиво пить.
- Тяжело вам, - посочувствовал Турецкий.
- Да… Потом Майклу принесли совершенно остывший кофе. Он попросил его заменить или подогреть хотя бы, но официант к просьбе отнесся холодно, а его коллега довольно громко так сказал: "Да подогрей ты ему в микроволновке так, чтоб он губы обжег себе, сука!" Это как, по-вашему?
- Нехорошо, - безо всяких эмоций сказал Турецкий. - Некультурно. Я вас понимаю, молодые люди. - Он вытащил пачку сигарет и предложил молодым людям.
- Не, мы не курим, - вставил Майкл. - Это вредно.
- Надо же, - удивился Турецкий, щелкая зажигалкой и продолжая рассматривать подростков.
- Потом мы попросили официанта поставить диск, который принесли с собой, - хотя бы за деньги, он согласился часа через полтора. К двум часам ночи менеджер зала, все время косившийся на нас, снял ботинки и улегся спать - по соседству, на диванчике, сказал, что всегда там спит. К пяти утра мы решили, что нам пора, попросили счет, я пошел к барной стойке, чтобы забрать диск. За стойкой никого не оказалось, и я стал разглядывать музыкальный центр, пытаясь понять, как вынуть его из центра. Тут - вопль: "Не трогать!" Из-за двери (видимо, вход на кухню) на меня обрушились потоки нецензурной брани: девушка, по виду похожая на повариху, предлагала вступить мне в половые сношения с мамой, папой, причем в извращенной форме. Я сначала не поверил, что она говорит это мне, и переспросил. Она подтвердила. Я разбудил спящего менеджера и попросил у него книгу жалоб. Мы с ним отправились в соседний зал искать книгу жалоб, но не нашли, а когда вернулись, то увидели, что девушка с кухни и трое моих друзей кидаются друг в друга пирожными и блюдцами, и она при этом не перестает ругаться. Менеджер сразу убежал на улицу. А мы, подавив сопротивление поварихи и забрав свой диск, заведение покинули. Но на улице нас уже ждал менеджер с четырьмя охранниками из соседнего ресторана. Эти уроды предложили нам оплатить пострадавшие во время конфликта с поварихой пирожные. В ответ на это предложение Майкл сказал, что мы уходим, а на повторное требование выдал следующее: "Если хочешь нам что-то сказать или набить рожу, то догоняй нас - видишь, мы уходим". Менеджер решил, что он нам говорить ничего больше не хочет, и мы ушли. Все.
- Точно все? - проникновенно спросил Турецкий.
Очевидно, все-таки вид у "хорошего полицейского" был не слишком дружественный, потому что Алекс невольно подался назад.
- Я бы перекрестился, но не знаю, как это делается…
- А на кой черт мне все это надо?! - ласково спросил Турецкий.
Алекс с Майклом переглянулись и посмотрели сперва на Пушкина, потом на Турецкого, как бы говоря: а мы-то тут при чем?! Пушкин все объяснил одной фразой:
- Менеджер - это Димон.
- Та-ак, - задумчиво произнес Турецкий. Алексу в его голосе послышалась угроза, и он невольно вжал голову в плечи.
- Свободны, пацаны, - сказал Пушкин. - Вам зачтется.
Приятелей как ветром сдуло.
- Он в отпуск ушел, - сказал Пушкин. - За свой счет. Причем вчера. Кто-то предупредил, наверно. И дома не появлялся - на съемной то есть квартире. Своего угла у него нет. Женщины постоянной - тоже. Спрятался где-то. Город большой, злачных заведений много.
Турецкий кивнул: он ждал чего-то подобного.
- Значит, фотограф и менеджер кафе "Террариум"… Что же его связывает с моим клиентом? Только покер?
- Это не моя проблема, верно? - напомнил Пушкин. - Я всего лишь должен его найти. Пока известно немного. Курит сигареты "Собрание", пользуется серебряной зажигалкой "зиппо".
- Всего лишь… Так ищи!
Они расстались, и Турецкий подумал, что ситуация вышла из-под контроля. Или, точнее, взяла его самого под свой контроль. Чем он занимается? Ищет какого-то игрока Димона, который, возможно, знает игрока Веснина; причем ищет для того, чтобы отдать его на растерзание игроку Агафонову. Ну не бред ли?!
Возникло острое желание вернуться в гостиницу, залечь в прохладную ванну и выпить полбутылки виски. А может, и целую.
…Когда Турецкий вернулся в гостиницу, в номере его ждал сюрприз. Во-первых, входная дверь была открыта, во-вторых, внутри были непрошеные гости. Двое крупных мужчин расположились в креслах и равнодушно смотрели телевизор, причем без звука.
Турецкий, однако, и бровью не повел. В сущности, он уже давно ждал чего-то подобного и был удивлен только тем, что его не потревожили раньше. Он спокойно кивнул пришельцам и прошел к бару. Забил почти полный стакан льда, налил немного виски, поболтал и выцедил с наслаждением. Поставил стакан на бар и "вдруг" заметил рядом упакованный ящичек с сигарами. Турецкий изобразил приятное удивление. Собственно, он уже так последнее время привык врать и изображать кого-то другого, что это вышло легко и естественно.
- Это вы доставили? Теперь уже удивились пришельцы, а Турецкий
времени не терял - коробку распаковал, осмотрел ящичек, прочитал дарственную надпись, сделанную себе любимому, хмыкнул, пробормотал: "Что ж, приятно, приятно, не забывают, черти". Открыл, достал одну сигару, вторую, понюхал. Остался доволен. Повернулся к непрошеным гостям.
- Сигару хотите? - спросил он, поднося ящичек им по очереди. - Похоже, настоящий "Панч".
Мужики переглянулись. Нечасто, видимо, они слышали такое предложение.
- Я не против, - отозвался первый, которого Турецкий сразу назвал про себя Братан: не в силу каких-то социальных факторов, а потому что тот был лыс, только не обрит, как Турецкий, а вполне естественным образом; но в любом случае Александр Борисович почувствовал к нему симпатию.
Братан взял сигару. Второй сделал то же самое, не сказав ни слова, даже не поблагодарив. Однако то, что на крышке роскошного ящичка была здоровенная серебряная пластина с дарственной владельцу, произвело на незваных гостей определенное впечатление, они переглянулись, и Братан даже посмотрел себе под ноги, будто пришел с улицы, где идет проливной дождь, а он, растяпа такая, страшно наследил.
- Малоприятная у вас, наверно, вышла прогулка в такую жарищу, - заметил второй мужик, откусывая кончик сигары и выплевывая его себе в ладонь.
"По крайней мере, не на пол", усмехнулся про себя Турецкий.
Неплохое правило, пригодное как для повседневной жизни, так и для работы под прикрытием, - отвечать так, чтобы в ответах этих содержался максимум правды, которую можно огласить без риска для себя. Турецкий сказал:
- За кого вы меня принимаете? Если бы это зависело от меня, я бы даже не вышел на улицу. Но мне сегодня пришлось навестить тяжелобольного друга. За городом. Заодно и искупался.
- Полегчало, поди? - заинтересовался Братан. - Завидую вам. Я вот давно не выбирался.
- Полегчало, - охотно покивал Турецкий и предложил зажигалку.
Они подкурили и синхронно закашлялись.
- Не затягивайся, кретин, - сказал Братан второму, и тот в ответ пихнул его локтем:
- Сам знаю!
- Мы вообще-то из милиции, - как-то вскользь заметил Братан, словно сообщал о том, что в детстве собирал марки.
Турецкий подумал, что они, должно быть, считают его полным идиотом.
- О, в самом деле? - отозвался он тем самым светским тоном, каким должен был говорить господин Долгих, пребывая (пока еще!) в добром расположении духа.
- Паспорт у вас где?
- Приезжему, по-моему, разумнее всего держать документы при себе.
- Здравая мысль.
Турецкий вручил собеседнику паспорт. Тот внимательно изучил документ и передал его товарищу.
- Тут вроде все в порядке, - сказал второй.
Турецкий, с сигарой в зубах стоявший возле балкона, ничего не ответил. Он смотрел на незваных гостей, изображая на лице совершенную беззаботность. Второй "милиционер" вернул паспорт Братану, который машинально стал барабанить пальцами по обложке.
- Нас послало начальство, - сообщил он, и Турецкий заметил, что они оба теперь смотрят на него в упор и безотрывно. - Оно хочет, чтобы вы ответили на некоторые вопросы.
Невозможно было не обратить внимания, что некое абстрактное "начальство" никак не персонифицируется и даже не низводится до единственного числа.