20
Ярый, он же Максим Игнатьев, прибыл к дому Виктора Степановича Иванова минута в минуту к назначенному часу.
К тому моменту адвокат успел не только позавтракать и принять контрастный душ, который считал самой важной процедурой для поддержания здоровья и молодости, но и продумал свой разговор с Ярым в деталях.
Выбравшись из довольно потрепанного сорок первого "Москвича" у знакомого подъезда, Игнатьев настороженно и по возможности незаметно огляделся. На первый взгляд, все вокруг было обычным для этого раннего часа – от сонных школьников, хмуро выползающих из подъездов с рюкзачками за спиной, до бодрых собачников, уже возвращавшихся после выгула своих питомцев. Однако что-то все же было причиной внезапно возникшего беспокойства, волной накатившего на Ярого и тут же отхлынувшего. К подобным симптомам Игнатьев относился серьезно, поскольку звериное чутье на опасность никогда не подводило его и именно благодаря ему он топтал зону всего единожды – в дни далекой, неопытной юности…
Ярый нарочито медленно повозился с замком "Москвича", который давно уже просился у своего хозяина на свалку, и еще раз исподтишка осмотрелся… Нет, ничего такого, чем бы можно объяснить мгновенную тревогу, вокруг не просматривалось, да и сама предупредительная "волна" больше не беспокоила… Тем не менее пред светлые очи адвоката он заявился не в лучшем настроении.
– Кофе будешь? – вместо приветствия, буркнул Виктор, встретив своего гостя, чем окончательно разозлил Ярого: за столько лет общения этот козел так и не запомнил, что кофе Игнатьев терпеть не может! Однако сумма, названная Ивановым (точнее, не названная, а предложенная на уровне арифметики), заставила его смолчать, всего лишь мотнув в ответ головой.
– Тогда пошли…
Все свои деловые разговоры адвокат, несмотря на то что жил один, вел в кабинете, снабженном звукоизоляцией, полагая, что береженого и Бог бережет…
Едва они расположились – Иванов за массивным письменным столом, а Ярый в кожаном кресле по другую его сторону, – как Виктор Степанович перешел к делу.
– Значит, так: половину суммы ты получишь прямо сейчас, а клиент тебе, можно сказать, знаком… – По стеклу, покрывавшему обитую зеленым сукном столешницу, в сторону Ярого скользнул плотно набитый конверт и фотография. – Но это не все… После того как дело будет сделано, уберешь еще одного м…дилу, который может испортить нам всю оперу…
По меньшей мере один вопрос – о том, почему на сей раз сумма двойная, для Ярого вроде бы прояснился. Он глянул на второй снимок и, не удержавшись, хмыкнул: этого типа он пару раз видел в обществе адвоката.
– Есть, правда, еще одно условие…
Ярый насторожился и вопросительно уставился на Иванова: в своей работе условия обычно ставил он, а не заказчик. Впрочем, послушаем, чего именно от него хотят на сей раз.
– В общем, так… Работать тебе на этот раз придется со стволом и в перчатках, после того как закончишь… все, ствол оставишь там же…
– Где – там? – сухо поинтересовался Ярый, в упор разглядывающий адвоката.
– Спрашиваешь по существу, – спокойно усмехнулся тот, без особого напряжения выдержав взгляд бандита. – "Там" – это в моем охотничьем домике, где этот м…дила в данный момент прячется от пока что воображаемой опасности…
– Ты не забыл, что пукалок я не люблю? – Игнатьев прищурился.
Убивать Ярому приходилось за последние годы не раз и не два, однако профессиональным киллером он себя не считал. На "мокруху" шел либо в крайних случаях, либо за хорошие деньги, нуждался в которых постоянно, поскольку в его руках они почему-то не держались – таяли со скоростью апрельского снега. Пару раз, как выражался сам бандит, он "зашиб" двух шлюх в припадке ярости, на одной из которых едва не погорел, если б не Иванов… Но если уж дело доходило до "мокрухи", пользоваться в качестве оружия предпочитал либо собственными руками, либо ножом… И такое бывало.
– За такие деньги придется полюбить! – резко оборвал его адвокат. – Так надо…
Некоторое время они смотрели друг на друга, глаза в глаза. Первым не выдержал и отвел взгляд Иванов.
– Я бы мог тебе сейчас объяснить, почему, только на кой пес это тебе? Не пойму… И время займет, и денег не прибавит.
– Плевал я на то, какую муть ты там задумал, – грубо возразил Ярый. – А вот насчет денег ты как раз заблудился, адвокат… За пукалку накинешь еще половину! А нет – так ищи себе кого другого, подешевше…
– Ты что, спятил?!
Иванов от неожиданности подскочил на месте и возмущенно уставился на Игнатьева:
– Да любой профи за такую работу вдвое меньше запросит, тем более что этого… – он, поморщившись, кивнул на снимок Красных, – ни искать, ни выслеживать не надо, и вообще никакого риска, в лесу-то… Я тебя к нему сам привезу, как охранника представлю, да ты что?!
– А ничего, – спокойно фыркнул Ярый. И с упрямством уверенного в своей правоте и силе хозяина ситуации добавил: – Говорю же, пукалок не люблю и не пользую…
Взбешенный Иванов выскочил из-за стола и забегал по кабинету, на что Игнатьев не обратил ни малейшего внимания, даже головы в его сторону не повернув.
– Да ты пойми, это ж получается… Считать-то умеешь?! Это ж за обычный "заказ" ты, получается, сломишь больше пятидесяти кусков!.. Где это ты про такие цены слышал, идиот чертов?!
– Это мое последнее слово, – с тупым спокойствием повторил Ярый и, широко зевнув, уставился в окно. – А не хочешь – дело твое… Этих, которые с пукалками, сейчас развелось – хренова туча…
Виктор Степанович с ненавистью посмотрел на коротко стриженный жирный затылок Ярого, на его бычью шею, багровевшую над врезавшимся в нее воротничком затрапезной полосатой рубашки, и, чертыхнувшись, вернулся за стол.
– Я полагал, ты добро помнишь, а ты…
– За твое "добро" я с тобой давно в расчете. Да, к авансу, ежели сговоримся, накинешь еще пяток косых. Мне колеса пора поменять, не ровен час – развалится моя телега в самый ненужный момент!
Адвокат, издав какой-то звук, нечто среднее между шипением и стоном, зло дернул на себя верхний ящик письменного стола и, достав оттуда пачку долларов, морщась, отсчитал требуемую сумму, почти швырнув их затем в физиономию Ярого.
– Подавись! – в бешенстве крикнул он.
– А вот за базаром следи, адвокат!.. – Игнатьев, когда того требовали обстоятельства, умел держать себя в руках, не давая воли своей злобе, даже если очень хотелось. – Адресок давай, по которому твой клиент проживает…
– Не мой, а твой, – уже спокойнее произнес Виктор Степанович. – Запоминай…
Спустя двадцать минут Ярый покинул негостеприимную квартиру адвоката, вполне довольный собой, унося во внутреннем кармане пиджака аккуратно обернутый в полиэтилен пистолет, который, по словам заказчика, был безупречно захватан вторым из клиентов.
Игнатьев не был ни дураком, ни идиотом, хотя частенько именно под обычного тупицу и косил – так было удобнее жить. И нехитрая с его точки зрения комбинация, затеянная Ивановым, конечно, была разгадана Ярым без особого труда: ясно как день, что этого, второго, упрятанного в охотничьем домике, где и он, Ярый, отсиживался пару раз от возможных неприятностей, надо отправить на тот свет с одной-единственной целью – подставить вместо него, Ярого. Что ж, его это вполне устраивало, поскольку если Игнатьев и был в чем-то согласен с Ивановым, так это в том, что самый безопасный свидетель – мертвый свидетель. А этот красавчик, видать, как раз свидетелем и оказался для господина адвоката, и на свою беду, весьма и весьма неудобным…
После ухода Ярого Виктор Степанович успокоился далеко не сразу: конечно, он понимал, что проклятый бандюк, с которым его когда-то дернуло связаться и который пару раз действительно был ему очень полезен, рано или поздно взбунтуется. И хотя бунтом то, что он потребовал за работу и вовсе немыслимую сумму, назвать пока еще нельзя, по всему видно, что "час пик" в их взаимоотношениях приближается.
"Ладно, – решил он, – разбираться с ним все равно пришлось бы. А как – решать придется после завершения дела!"
Он посмотрел на часы и понял, что пора поторопиться: этот квашня Красных, вероятно, уже давно празднует десятого труса, несмотря на надежные запоры и все прочее, гарантирующее ему безопасность. Адвокат подумал, не позвонить ли Ларочке, но, поколебавшись, решил, что любовница наверняка еще спит и тревожить ее не стоит. И спустя полчаса уже выходил из дома, как всегда, чисто выбритый и подтянутый, во вполне собранном состоянии, прихватив из дома бутылку отличного виски. Он знал, что Красных напоить нелегко, однако вряд ли он откажется от знаменитой "Белой лошади", мужик все же.
Иванов отдал Ярому напоследок распоряжение – решить проблему со Стуловым в течение не более чем двух суток (за такие-то деньги!). А это означало, что как раз столько, сколько будет возиться Ярый, ему самому и придется удерживать Сергея в охотничьем домике. Предлог оставался тот же: люди, которым предстоит "охранять" Красных, появятся завтра или, в крайнем случае, послезавтра…
Погода на улице для сентября, только что начавшегося, была необыкновенно теплой и ясной, и настроение у адвоката, основательно подпорченное Ярым, постепенно выправилось. К тому моменту, когда он достиг цели своего путешествия, и вовсе сделалось почти хорошим. Что ж… Если Красных окончательно сверзится от страха – Виктор Степанович, пожалуй, даже пойдет на то, чтобы провести с ним тут следующую ночь…
Охотничий домик, к которому он подошел на этот раз со стороны черного входа, своим видом заставил Иванова почему-то насторожиться, хотя поначалу он не понял почему… И лишь вглядевшись как следует, увидел, что задняя дверь слегка приоткрыта.
– Вот козел… – пробормотал Виктор Степанович, решив, что Красных, видать, поперся в ближайшие кусты по нужде.
Посмотрев по сторонам, он приятеля почему-то не приметил и, подумав, слегка присвистнул. С ближайшего дерева, все еще не потерявшего своей пышной листвы, отозвалась какая-то птаха. И это было все.
Адвокат нахмурился и поначалу негромко, потом значительно громче окликнул Сергея:
– Серый, ты где?.. Эй, Серега, не бойся, выползай, это я, Виктор!..
Ответом ему была наполненная обычными лесными шорохами тишина. И лишь после этого Иванов рванул в сторону открытой двери с тревожно забившимся сердцем.
Беспорядок, царивший на кухне, он ухватил сразу, одним взглядом: откупоренная, но едва початая бутылка водки на столе рядом с пустой рюмкой, шкура медведя валялась на полу. Комната, в которую он затем заглянул, выглядела так, словно в ней никто и не думал ночевать, во всяком случае, подушки и одеяло, брошенные Ивановым вчера на лавку, так и лежали, не сдвинутые и не помятые…
– Дьявол… – пробормотал Виктор Степанович и, достав мобильный телефон, начал зло тыкать в его кнопки, набирая номер Красных.
Через несколько секунд тишины из кухни за спиной адвоката раздалась бодрая маршевая мелодия. Бросившись туда, он увидел дорогой аппарат, валявшийся под столом. По всему выходило, что этот козел покидал охотничий домик в жуткой спешке.
Адвокат схватил телефон в руки и, некоторое время тупо глядя на него, слушал идиотский марш, которым разразилась трубка, а затем, витиевато выматерившись, изо всех сил швырнул аппарат в стену. Словно издеваясь над ним, разлетевшаяся на куски трубка, на мгновение заткнувшись, очевидно, из-за какого-то замкнувшегося контакта приступила к воспроизведению марша по новой, и почему-то гораздо громче…
Ларису Вячеславовну Стулову разбудил телефонный звонок. В эти последние месяцы самым отвратительным моментом в течение суток для нее стал именно момент пробуждения. Почему-то сны ей снились неизменно хорошие, из прошлой жизни, которая, как выяснилось, вовсе не была ни тяжелой, ни несчастной. Хотя бы потому, что в ней имелись и достойная (а вовсе не занудная, как думала тогда Лара!) работа, мать, которая пусть и по-своему, любила ее, и Катька…
Катина преданность, как показала жизнь, беспредельной не оказалась. А ведь именно она подсунула ей этого проклятого подонка Живчика, сумев при этом ловко устраниться от всего дальнейшего! А потом, когда мерзавец подставил Ларису, Екатерина просто-напросто молча исчезла из ее жизни – словно и не дружили они столько лет! К домашнему телефону, когда Лариса звонила подруге, неизменно подходил ее муж и тупо повторял одну и ту же фразу, что Кати нет дома, уехала якобы в командировку. Словно Лариса – дура круглая и не понимает, что никаких командировок ее работа не предполагает!
С мобильным телефоном было еще хуже: поначалу Екатерина на ее звонок просто не отвечала, а в один прекрасный день Лариса услышала в ответ безликий автоматический голос, сообщивший, что набранный ею номер не существует. Вот и вся любовь!
Какое-то время она еще надеялась, что Катька позвонит сама, и бросалась со всех ног на все телефонные звонки. Потом поняла: не позвонит, судя по всему, никогда, ибо и для нее, как для всех остальных, своя шкура оказалась ближе к телу…
Теперь, лежа в постели, Лариса вслушивалась в мелодичный звон своего мобильного, ожившего во второй раз подряд, но брать его не торопилась, медленно возвращаясь из своего очередного какого-то спокойного, солнечного сна в хмурую явь сегодняшней жизни. Она и так догадывалась, что звонит Иванов. Сергей в последнее время не звонил совсем, правда, на ее попытки связаться с ним откликался…
Наконец, окончательно оклемавшись, Лариса протянула руку к тумбочке, стоящей в изголовье кровати, и включила связь. Разумеется, относительно абонента она угадала правильно, это был Виктор. Но приставать к ней с очередным свиданием он, к ее радости, не стал, хотя и удивил Ларису немало:
– Дорогая, с добрым тебе утром. Скажи, ты не в курсе, где может быть Красных? Дома он отсутствует…
Лара окончательно проснулась и села на постели, бросив одновременно взгляд на настенные часы в форме розового сердечка.
– Откуда я могу знать, где его носит? – Она передернула плечами, хотя Иванов видеть этого не мог. – Я за ним, извини, давно уже не слежу!..
– Киса, я же не к тому! – Она уловила в голосе адвоката тревогу. – Я спрашиваю твое мнение, где он может быть в такой час, мне он срочно нужен!
– Да где угодно… Раньше – на заводе или в магазине, теперь – не знаю… А, еще на квартире своей, возможно, от Ритки прячется.
– Черт! Как я забыл про квартиру?!
Лариса, услышав, что Иванов выругался, чего он прежде в ее присутствии не делал никогда, насторожилась:
– А что стряслось?
– Да ничего особенного… Просто в деле одном понадобился. Все, дорогая, целую!..
Лариса недоуменно посмотрела на замолкнувшую трубку и, пожав плечами, выбралась из постели. Звонок адвоката вновь возбудил в ней подозрения в неверности любовника. Нет, не просто любовника – человека, ради которого она собственными руками превратила доставшуюся ей от судьбы после многолетней гонки за счастьем богатую, устроенную жизнь в сущий ад. Господи, скорее бы все осталось позади. Если, конечно, вообще когда-нибудь она выберется из этого кошмара.
Но думать "о плохом" она себе не позволяла: слишком далеко зашла Лариса Вячеславовна, чтобы позволить себе сейчас проиграть! Ради победы она стерпит все, включая мерзкие упражнения в "любви" Иванова и даже где-то по большому счету понятные ей фокусы Сергея.
Лариса не обманывала себя: на сегодняшний день дело было не только в нем! Вкус совсем иной по сравнению с прежней "честной, но бедной" жизнью, в которой можно было ни в чем себе не отказывать, прижился в ее душе, и расставаться с ним она не собиралась. Да, конечно, эти дурацкие якобы счастливые сны имеют место. Но если вдуматься, разве тогда она жила?.. Существовала – вот что является истиной! И если представить, что деньги, за которые она решила биться до последнего, достанутся ей без всех этих связанных со ставшим ненавистным Стуловым ограничений, условий, а главное, постоянной угрозы быть выкинутой из непрочного, висящего, по сути дела, на волоске, благополучия назад – в мрачную, обставленную мебелью 60-х годов материнскую квартиру, где она будет выслушивать ее ежевечерние торжествующие нотации, а с утра тащиться в очередной суд под начало очередной Крысы Ивановны… О нет, только не это!
"Это – хуже смерти, хуже… даже тюрьмы!.." – так завершила Лариса свои утренние размышления, прежде чем отправиться на кухню за кофе. Кухарка ее терпеть не могла и даже не слишком старалась это скрыть, но кофе готовила к Лариному пробуждению неизменно – он у нее получался как раз такой, как Лариса любила. Однако, судя по всему, сегодняшнее утро стало исключением.
Спустившись вниз, Лариса застала Анну Максимовну вовсе не за приготовлением напитка, возвращавшего ее к жизни, а за исполнением обязанностей Велены: кухарка, что-то сентиментально сюсюкая, кормила Юрочку, кофеварка при этом стояла и вовсе не включенной.
– В чем дело? – Лариса потрепала сынишку по белокурому затылку и высокомерно посмотрела на старуху, чем нимало ее не смутила.
– Велена отъехала по делам, – спокойно ответила она, – вы уж сами кофеек-то сделайте. Или Юрочку тогда уговорите покушать, а то он у нас сегодня что-то капризничает. Ну, давай, маленький, еще одну ложечку – теперь за то, чтобы папа у нас было здоровенький!..
Юрочка замотал головкой и, затянув прерванное появлением матери "Не бу-у-уду-у…", с надеждой посмотрел на Ларису, готовый разреветься.
– Оставьте ребенка в покое! – Она сердито отстранила руку кухарки, тянувшуюся к Юрочке с ложкой манной каши. – Не хочет – не надо толкать насильно. Иди, малыш, к себе, поиграй, няня сейчас приедет. Она, вероятно, ненадолго отъехала?
Вопрос адресовался Анне Максимовне, которая, обиженно поджав губы, ничего не ответила и молча помогла мальчику освободиться от салфетки.
– Ладно… Идите пока с ним наверх, с кофе я обойдусь без вас.
Оставшись на кухне одна, Лариса пожала плечами и занялась кофеваркой. Напиток уже был почти готов, когда запел домофон. Она не двинулась с места, решив, что это Велена, против обыкновения забывшая ключ. Но ведь запасной имеется у охранника? Или этот деревенский дурень дрыхнет? Да, прислуга распустилась в отсутствие хозяина буквально на глазах…
"Ничего, еще немного – и все вы у меня попляшете!" – злорадно подумала Лариса и, поскольку домофон не унимался, выключила кофеварку и сердито зашагала в холл, к двери: нажав нужную кнопку, она решила дождаться Велену, чтобы сказать ей все, что думает о ее пренебрежении прямыми обязанностями, и от нетерпения даже приоткрыла дверь. Домофон отпирал и ворота, от которых хода до особняка было минуты три, а на машине – и того меньше, тем более что мотор заглох как раз в тот момент, когда Лариса приоткрыла входную дверь.
Потом она, услышав, что Велена приехала не одна, не утерпела и выглянула наружу, да так и замерла в дверях. Это была не Велена… К крыльцу особняка подходили сразу трое: пожилой мужчина в штатском, еще один, помоложе, и девушка в милицейской форме. Она как раз подняла глаза, оказавшиеся ярко-синими, и их взгляды встретились. И Лариса поняла все и сразу и не поверила ни этому пониманию, ни самой себе. Не поверила даже в тот момент, когда приехавшие за ней люди – кажется, как раз тот, который был старше, – зачитывали ей постановление о взятии ее, Ларисы Вячеславовны, под стражу, об изменении "меры пресечения в связи с открывшимися в процессе следствия новыми обстоятельствами".