- Хочу вас предупредить, что вокруг тех соревнований много сплетен возникло. Так что если вы интересуетесь тем, что напридумывали разные… подозрительные люди, боюсь, я вам помочь не смогу.
- Я все-таки рискну спросить. Хотя понимаю, что вы не обязаны отвечать. Но так бы не хотелось разочаровываться, Юрий Ильич.
- Слушаю вас, - сухо произнес Лагутин.
- Вот на этих соревнованиях, - указал пальцем на профессиональную фотографию Турецкий, - Белобров был допущен к соревнованиям в состоянии алкогольного опьянения?
- С чего вы взяли? - вскинулся Лагутин.
- Разведка донесла. - усмехнулся Турецкий. - А если серьезно, у меня два источника, которые сообщили об этом. При том оба мне сказали независимо друг от друга. Скорее всего, они лично даже не знакомы.
Лагутин перебил Турецкого, повысил голос и взволнованно заговорил:
- Я же вас предупреждал, что вокруг тех соревнований появились сплетни. Естественно, потому что погиб человек. А по подозрению в неумышленном убийстве задержали Гущину. Ее же все знали, как сильного стрелка. Чемпионка, призерша и так далее. И когда произошла эта ошибка, люди не смогли с этим смириться, вот и стали искать виноватого. Были высказывания, что пуля могла принадлежать Белоброву. Но он такой же отличный стрелок. Между прочим, защищал Гущину!
- Меня это не удивляет. Тактика умного человека.
- Что вы хотите этим сказать? - сердито спросил Лагутин.
- Ничего… А скажите мне, Юрий Ильич, если не секрет, кого из своих учеников вы ставили выше - Гущину или Белоброва? То есть от кого вы ожидали лучших результатов на предстоящих соревнованиях в Праге?
Лагутин изумленно уставился на Турецкого и, казалось, потерял дар речи.
- Я вас не понимаю. Они оба высококлассные стрелки с отличными результатами. Извините, Александр Борисович, но мне кажется, что вы меня подозреваете в… предвзятости… Не могу сейчас подобрать слово.
- Юрий Ильич, я вас ни в чем не подозреваю. Просто мне очень жаль, что не подтвердилась та информация, которая у меня имеется.
- Я не понимаю, почему вы верите сплетням, а не мне, человеку, который по специфике своей работы знает эту историю изнутри. Если Белобров и позволял себе иногда лишнее, то только вне стрельбища.
- Да вы не волнуйтесь, Юрий Ильич. Я же ничего не утверждаю. Это только предположение, да и то я не могу подтвердить за сроком давности. Пожалуй, нам все-таки надо выпить по рюмочке, а то и вы разволновались, и я себя чувствую виноватым, что расстроил вас.
- Давайте, - облегченно вздохнул Лагутин и достал из холодильника початую бутылку водки.
Когда выпили по маленькой, Турецкий засобирался уходить и на прощание просил у хозяина:
- А фотограф этот не подрабатывает? Имею в виду, его нельзя пригласить для частной съемки? Видите ли, я здесь остановился у своей тети. Замечательная женщина. А у нее день рождения, юбилей. Родня съехалась. Хотелось бы запечатлеть такое событие. Он же - высококлассный фотограф.
- Ой не знаю, лучше сами ему позвоните да спросите. На меня сошлитесь, он меня помнит. Сейчас посмотрю его номер телефона в книжечке, записывал когда-то на всякий случай.
Юрий Ильич порылся в старенькой потрепанной записной книжечке и записал на клочке бумаги телефон и фамилию - Наугольных Сергей Николаевич.
- Какая фамилия интересная, - заметил Турецкий.
- Да? А я уже как-то привык к ней.
В комнате зазвонил телефон.
- Междугородный… Жена звонит. Ну, всего вам хорошего, - наспех пожал руку Турецкому хозяин и закрыл за ним дверь.
Турецкий спускался по ступенькам, размышляя над разговором с Лагутиным. Конечно, тот был в курсе, что Белобров позволял себе "лишнее" не только вне стрельбища. Но не захотел об этом говорить. Чтобы не компрометировать своего ученика. И чтобы не бросать тень на себя, скрыв этот факт от следователя. Почему же он фактически сдал Гущину? Или действительно был уверен, что она виновата?
На улице вечерело, и Турецкий подумал, что сегодняшний день слишком затянулся. Но еще не так поздно, чтобы позвонить фотографу.
Фотограф Наугольных, услышав, что незнакомый ему Турецкий ссылается на Лагутина, тут же пригласил к себе.
- А не поздновато? - решил проявить воспитанность Турецкий.
- Нет, я все равно раньше двух ночи не ложусь. Приезжайте, тогда и поговорим.
Турецкому все больше нравились жители Новороссийска. Готовы и в десять вечера открыть двери перед незнакомым человеком.
Фотограф радушно встретил гостя и повел его сразу в кухню.
- В комнате жена телевизор смотрит, а здесь спокойнее, - объяснил он.
Сергей Николаевич усадил Турецкого и поставил на огонь чайник.
- Будем чай пить, - объявил он. - Я только что заваривал из разных трав, попробуете. Уверен, вам понравится.
Сидя напротив, они изучающе посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.
Что-то в лице фотографа было птичье, - узкое лицо, островатый нос, как птичий клюв, пушистые взлохмаченные брови над серыми глазами, посаженными так глубоко, что их взгляд еще больше напоминал птицу. Губы тонкие, нервные, но непроизвольно готовы улыбнуться любой шутке.
- Мне порекомендовал обратиться к вам Лагутин, - осторожно начал Турецкий, не зная наверняка, какие отношения связывают тренера и фотографа.
- Как он? - сразу улыбнулся фотограф. - Я его уже давно не видел.
- Хорошо. Здоров. Внучка у него родилась… - решил выдать себя за хорошего знакомого Лагутина Турецкий.
- Да? Внучка? Это здорово. Дети - всегда хорошо. Весело… - опять улыбнулся Сергей Николаевич. - У меня целая серия фотографий на детскую тему. Люблю их снимать. Очень потешный народец. Иногда такие забавные фотографии получаются!
- А вы их куда-то посылаете? В журналы, например.
- Иногда да. Несколько моих работ в глянцевых журналах помещены, две даже в зарубежных. А так больше календарями балуюсь. Они пользуются спросом, ощутимый приработок дают.
- Индивидуальные заказы выполняете?
- Приходится. Зарплата у меня скромная, а у нас с женой семья большая - ее родители, мои родители, на лекарства уйма денег уходит. Дети выросли, но у них свои проблемы, свои семьи. Надо иногда и им помочь. Вот и помогаю по мере сил.
- Сергей Николаевич, я вот только что был в гостях у Лагутина, он мне показывал фотографии, которые вы снимали на стрельбище. Отличные работы! Я люблю такого рода любительские снимки, чтобы лица были живые, композиция продуманная, но ненавязчивая. Одним словом, вы отличный профессионал.
- Спасибо, - тут же растянулись в улыбке губы фотографа. - Всегда приятно знать, что кто-то ценит мою работу. Потому что моя настоящая профессия далека от искусства.
- Я знаю… - мягко перебил его Турецкий. - И тем ценнее, что у вас хватает жизнелюбия снимать и детей, и спортивную тему. Вот одна фотография у Лагутина мне особенно понравилась. Вы ее делали десять лет назад.
- Это какая? - наморщил лоб Наугольных. - А впрочем, что мы с вами будем гадать? Они же у меня все разложены по годам и по темам. У меня, как у всякого профессионала, есть свой архив, - гордо сказал он. - Вот попейте пока чаю, а я вам вынесу папки. Какой год вы говорите? 1997? Соревнование по спортивной стрельбе? Одну минутку.
Турецкий отпил из большой чашки ароматный чай и от наслаждения невольно закрыл глаза. Аромат исходил от чая необыкновенный. Меньше чем через пять минут появился Наугольных, держа в руках обыкновенную канцелярскую папку синего цвета.
- Ну, как чай? - спросил он у Турецкого, радостно глядя на довольное лицо гостя.
- Супер! Дайте я отгадаю, какие травы вы заварили. Мелисса, ромашка, липовый цвет…
- Смородиновый лист и вишневый. Все это я завариваю в термосе кипятком. Настаиваю час. Вот, можете своих гостей удивить как-нибудь.
- Запишу, а то забуду, - Турецкий вытащил блокнот и записал весь сбор. - Сергей Николаевич, не стану скрывать, я ведь к вам по делу. По серьезному.
- Да я так и подумал. Как только вы заговорили о соревнованиях 1997 года. Если могу быть вам полезен, буду рад.
- И я буду рад, - признался Турецкий. - Ну, показывайте, что у вас в этой папке.
- Фотографии со стрельбища, - разложил перед ним снимки хозяин. - Я сам увлечен спортивной стрельбой, знаком с некоторыми ребятами. И когда есть время, прихожу на соревнования поболеть, заодно и поснимать. Вот Костя Мартынов, мы с ним давно дружим. Хороший парень, стрелок отличный был. Но жалко, бросил.
- Не знаете почему?
- Отчего же, знаю. Как раз в этот день погиб один парень из оцепления. Кто-то из стрелков промахнулся. Уголовное дело завели, обвинили вот эту девушку - Аню Гущину, - показал он пальцем на знакомое Турецкому лицо.
- Я слышал об этом, - сказал Турецкий.
- И кто вам сказал? - удивился фотограф. - Ведь вы из Москвы, говорите. Откуда известны такие подробности?
- От самой Анны Гущиной. Более того, вынужден признаться, что меня к вам привело важное дело. У Лагутина я действительно был. И считаю, мне очень повезло, что я увидел у него ваши работы. Нашелся повод вас посетить. Потому что я рассчитываю на вашу помощь. Короче, в данном случае я выступаю в роли частного сыщика, и моя задача помочь Анне Гущиной доказать ее невиновность. Ради этого она вчера приезжала ко мне.
- Как, вы с ней виделись? Я уже десять лет о ней ничего не слышал. Боялся, что совсем пропала девушка. Ведь ей срок дали, она отсидела три года. Бедная, а ведь она ни в чем не виновата.
- А вы уверены в этом?
- Голову даю на отсечение! - эмоционально воскликнул Наугольных. - Она же чемпионом была, призов у нее столько!
- Почему же ее обвинили?
- А вот такие и обвинили… Знаете, Александр Борисович, я бы провел собственное расследование, будь на то моя воля.
- Ну допустим, вы начали расследование. Чтобы усомниться в справедливом решении суда, нужны основания. А к ним - доказательна база. Это так, упрощенная схема. У вас есть основания? - Турецкий облокотился на согнутую в локте руку и с интересом уставился на фотографа. Тот важно сдвинул свои причудливые брови и назидательно поднял палец.
- Профессионализм Анны - раз. Безукоризненная репутация - два.
- Позвольте вас перебить. Насколько я знаю, на соревнования собрались профессионалы, именитые участники. А что вы имеете в виду, сказав о репутации?
Наугольных замолчал, подвигал своими бровями и решительно брякнул:
- Среди стрелков один был выпивший. Вот на него прежде всего и падает подозрение.
- Имя назвать можете?
- Теперь уже что? Даже если назову, столько лет прошло. Кто докажет?
- Хорошо, не говорите. Я и сам знаю. Белобров.
Наугольных изумленно вытаращился на Турецкого.
- Ничего себе! Ну, раз вы знаете, мне только остается подтвердить.
- Основания у вас веские. А как насчет доказательной базы?
- Один сотрудник мне говорил под большим секретом, что тогда из вещдоков пуля пропала. А через три дня всплыла. Знаете, что за пуля? Которую извлекли из тела покойного. Естественно, она была идентифицирована криминалистом, и тютелька в тютельку соответствовала тем пулям, которые извлекли из мишени. Если бы я проводил следствие, задался бы вопросами: а) почему пропала пуля? б) кому это было выгодно? в) если пуля всплыла, то та ли это пуля? И знаете, что бы я ответил? Что пропавшая пуля отличалась от предыдущих шириной трасс. То есть она была выпущена не из оружия Гущиной. Вот и доказательная база.
- Откуда такая осведомленность?
- Поскольку прошли, как говорится, годы и годы, мои слова теперь мало что могут изменить и тем более навредить кому-то. Так что я со спокойной душой могу вам рассказать эту историю. Как только привезли пули на экспертизу, один мой знакомый эксперт сразу отложил все дела и провел экспертизу. И выяснилось, что пуля, извлеченная из тела погибшего, отличается от тех, которые были извлечены из мишени. То есть она отразила микрорельеф канала совсем другого ствола. Ведь ствол каждого оружия имеет индивидуальный микрорельеф.
- Завидная осведомленность об идентификации оружия для фотографа, - заметил Турецкий.
- Во-первых, я стрелок-любитель, а во-вторых, не забывайте, где я работаю. Мы же общаемся с коллегами. Просвещаем друг друга. Так вот, продолжение истории. Был конец рабочего дня, сотрудники разошлись, а он задержался. Ну, и впопыхах все оставил как есть, то есть в запечатанном виде. Только оформление письменного заключения отложил на завтра. А на следующий день пуля пропала и появилась уже через три дня. Он, кстати, сообщал следователю о пропаже, но тот повел себя странно: не удивился, не доложил начальству, а велел искать самому. Дескать, завалилась и нужно ее найти без лишнего шума. К сожалению, эксперт - человек нерешительный и я бы даже сказал, трусливый. Он молча переживал, делал другую работу, благо следователь эти дни его не теребил. А когда пуля возникла, решил провести повторную экспертизу, поскольку записей-то у него не было, не успел тогда. И к своему изумлению, увидел, что пуля-то другая… Из серии тех, что извлечены из мишени. А ведь он прекрасно помнил, что первая пуля была выпущена из другого оружия. Тут он уж совсем испугался и никому не стал говорить. И в заключении написал, что все пули идентичны. Что и случилось на самом деле, когда подменили ту, первую. А вот если бы он не спешил в первый день домой, а успел сделать письменное заключение, это спасло бы репутацию невиновного человека и не поломало бы ей жизнь.
- Лучше бы он сообщил о пропаже пули или хотя бы о том, что ее подменили.
- Я же вам говорил, что он, к сожалению, трусоват. Боялся неприятностей.
- А почему вы не настояли на том, чтобы криминалист-баллистик указал в заключении, что подброшенная пуля совсем от другого оружия? Раз он вам рассказал эту историю, вы могли подтолкнуть его в корне изменить ход следствия!
- Было слишком поздно. Эксперт мне это сообщил спустя какое-то время после суда. Даже скажу точнее когда. На моем дне рождения. Прошло уже года два, как суд вынес решение. Я пригласил кое-кого из коллег и друзей, выпили… Они попросили показать мои новые работы. Я наугад вытащил папку с работами на спортивную тему, подвернулась эта, со стрельбища. Вспомнили ту историю, потом вышли с коллегой покурить на балкон, и он вдруг раскололся. Мне было очень неприятно. Он, видимо, ждал от меня каких-то слов утешений, потому что я видел, - мучился от угрызений совести за тогдашнюю бездеятельность. Но у меня таких слов не нашлось. Я только сказал ему: поставь себя на место Гущиной.
- Коллега - эксперт-баллистик Желтков?
- Вы действительно сыщик, - с уважением отметил фотограф. - Я вам сейчас покажу еще фотографии. Все это я снимал в день соревнования. Пока народ съезжался, пока общались, на нынешнем языке это называют тусовкой. Я приехал, как обычно, с фотоаппаратом, снимал интересные эпизоды. Люблю групповые снимки. Потом уже пришлось приняться за свои профессиональные обязанности, когда произошло неумышленное убийство.
Наугольных вытащил из папки еще несколько снимков и разложил их на столе.
- Видите, это народ еще только собирается. Вон руководитель стрельбы, забыл его фамилию. Да это и не важно. Здоровается со своими. Все городское спортивное начальство тогда прибыло. Вот Белобров с Лагутиным. Обратите внимание на лицо Лагутина.
- Довольно злое…
- Белобров уже успел принять на грудь. Но по виду не скажешь. Лицо как лицо, обычное, надменное… А Лагутин его отчитывает.
- Вы третий человек, кто говорит мне о том, что Белобров явился на соревнование нетрезвый.
- Только третий… Потому что остальные молчали. Люди у нас, к сожалению, довольно равнодушные. И трусливые. Начальство всячески потворствовало Белоброву, смотрело сквозь пальцы на его выходки, потому что он их устраивал своими показателями.
- Но ведь и Гущина давала отличные результаты!
- В тот раз Гущиной не повезло. Негласно начальство решило взвалить вину на нее. Остальные не стали спорить. Конечно, я не думаю, что Грабовенко был отдан приказ завалить ее. Но если бы у них было желание ее вытянуть, не сомневаюсь, Анна избежала бы заключения.
Турецкий извлек из пачки фотографию и воскликнул:
- А это…это же следователь Грабовенко!
- А что вы так удивляетесь? Они же с Белобровом лучшие кореша. Белобров всегда приглашал на соревнования Грабовенко. Они друзья еще со школьной скамьи.
- Да что вы! Вот это открытие! Тогда мне очень многое становится ясным.
- Когда произошел тот роковой выстрел, кое-кто высказывался, что рядом с Гущиной стоял Белобров. Потом уже схема показала, что директрисы полета их пуль совпадали. То есть возникали две версии. Но Грабовенко сразу повел расследование таким образом, что оставалась единственная версия - виновна Гущина. Многие знали, что Грабовенко и Белобров - закадычные друзья.
- Мне сказали, что вы с Белобровом тоже дружили.
- Да, он мне нравился своей незаурядностью, широтой взглядов. Интересный был человек.
- А теперь?
- Мы с ним не встречаемся. Никакого общения. Когда у меня возникло подозрение, что это он убил человека и, по сути, свалил свою вину на Гущину, я прекратил с ним отношения.
- И давно вы заподозрили, что это его вина?
- Одиннадцатого июня 1997 года. Когда почувствовал, что от него пахнет алкоголем, и потом погиб человек. Но ведь у меня не было никаких доказательств. Только предположения. Но я привык доверять своей интуиции, поэтому и порвал с Белобровом. Он, кстати, особо не навязывался. Сделал вид, что наши отношения сошли на нет по его инициативе.
А то, что Грабовенко присутствовал на соревнованиях на стрельбище - дело обычное. Он один из тех, кто всегда приходил на соревнования, фанат, так сказать.
- Сергей Николаевич, мне не совсем понятна позиция тренера Гущиной - Лагутина. Что-то мне подсказывает, что он тоже не очень верил в то, что ее пуля поразила Сумцова, ну, того, погибшего. И между тем в его показаниях в основном эмоции, а не логика.
- Да, на суде как свидетель он выступал довольно эмоционально. Хотя, как ни странно, неубедительно. Но ведь Белобров тоже его ученик. В любом случае, кого-то пришлось бы уступить… Не знаю, почему он выбрал Гущину и отдал ее, так сказать, на растерзание. А вы с ним разговаривали на эту тему?
- Пытался. Бесполезно. Хотя он сказал, что даже хотел организовать прессу в защиту Гущиной. И даже кто-то из журналистов ухватился за тему, а потом спустил на тормозах.
- Если бы сейчас возникла необходимость задействовать прессу, то у меня есть один журналист. Которому сам черт не брат. Ему только подай горячую тему, так разовьет, что неделю читатели только об этом говорить будут.
- А ведь хорошая идея. Я, возможно, и воспользуюсь вашей подсказкой. Этот журналист человек честный?
- Если дело касается разоблачения кого-то, то очень честный. Такое нароет! И все чистая правда! Но если не подворачивается разоблачительный материал, дает волю своей фантазии. Так что с ним нужно обговорить досконально, что можно, а что нельзя. А то его иногда заносит.
В дверь комнаты деликатно постучали. Заглянула жена фотографа.
- Ой, здравствуйте! - удивилась она, увидев незнакомца. - А я смотрю боевик, ничего не слышу, там сплошная стрельба.
- Всех уже завалили? - поинтересовался муж.
- Почти. Сейчас последних добьют, тогда чаю вам дам.