Никого подозрительного он не видел. Никуда, естественно, не выходил. Никаких чепэ в его дежурство не было, кроме… Ну да это уже не просто чепэ, а сплошной кошмар.
Промурыжив его минут десять и задавая, по сути, одни и те же вопросы, но ставя их по-разному, Липняковский закончил допрос и велел свидетелю расписаться на каждом листе протокола. Затем предупредил, что хотя подписки о невыезде у него не отбирает, но предупреждает, чтоб тот никуда из города не отлучался, он мог еще понадобиться.
- Идите пока, Столешников, но из города никуда не уезжайте, можете потребоваться. А сюда пусть зайдет Василий Голышкин.
В кабинет вошел невысокий, криво улыбающийся парень в джинсовом, модном костюме, яркой ковбойке, расстегнутой почти до пупа, и выглядывающей из-под нее тельняшке. Наверное, это был местный, портовый шик.
Первые вопросы Липняковского не отличались оригинальностью, то же самое следователь спрашивал и у Столешникова. Но неожиданно зазвучала новая нота. И Липняковский, как сторожевой пес, сразу навострил уши.
Вопрос обычный:
- Не отлучались ли ответственные дежурные из помещения диспетчерской во время своего дежурства?
- А как же? - удивился Голышкин. - Конечно, выходили! Вы чего, не знаете разве, что вчера по телику наших мужиков показывали? И Диму, и Борьку. Только Диме вопросы задавали, а про Борьку ни слова не сказали, мы считаем, что его незаслуженно обидели эти деятели! Все так говорили…
- Когда это было? - Липняковский многозначительно взглянул на Плетнева и уперся сверлящим взглядом в Голышкина. - В котором часу?
- А хрен его знает! Вечером… Ну в конце программы "Время". Да вы сами посмотрите, когда она кончается!
- Та-ак… - протянул следователь и торжествующе посмотрел на гостя из Москвы, как бы приглашая того разделить с ним догадку. - Мы непременно посмотрим программу передач. И как долго диспетчерская пустовала?
- А почем я знаю? - Голышкин пожал плечами. - Я в подсобке сидел с самого начала. А слышал, что мужиков уже в конце позвали. Не помню кто… Да вон Шуру… Ну Александру Григорьевну, спросите. Она там сидит. - Свидетель качнул головой в сторону двери.
- Нам важно, чтобы именно вы, свидетель Голышкин, назвали точное время. А гражданку… - Липняковский взглянул в свой список, лежавший перед ним на столе, и прочитал: - Денежкину мы обязательно спросим. Так вы утверждаете…
- Погодите, - перебил свидетель, - я ничего не утверждаю. Я говорю вам, что Дима с Борей смотрели передачу про себя, и все. Там всего минуты три она и шла, и, когда они подошли, я не знаю, не следил. А вы еще Славку спросите, он, кажется, и побежал за ними, когда объявили, что сейчас будут говорить корреспонденты, которые побывали в Новороссийске.
- Кто этот Славка? - спросил следователь.
- Да Славка, и все! Он недавно появился. Слесаренок. А как его фамилия, я не интересовался.
- Вы не знаете фамилии того, кто работает рядом с вами? В одной смене?
- А он недавно. Почему я должен помнить?
- Хорошо, мы обязательно проверим. Еще можете что-то дополнить к сказанному?
- Ничего. Закурить можно?
- С какой это стати? - опешил Липняковский.
- А я в кино видел, что следователь всегда предлагает тем, кого допрашивает, покурить.
- Не тот случай, - буркнул Липняковский. - Вот, подпишитесь на каждом листе и пока - свободны. Позовите Денежкину…
Александра Григорьевна своей специфической, южной, видно, казачьей статью сразу напомнила Антону Зою. Только эта женщина была, конечно, почти вдвое старше. Но крупные, отчетливые формы ее, перетянутые по талии тугим поясом и словно нарочно, для посещения прокуратуры, втиснутые в узковатое уже для нее платье - явно от прежней жизни, определенно указывали на то, что она и сейчас еще способна запросто ухайдакать любого мужика, который на нее глаз положит. Ну а когда была моложе, наверняка сама с немалыми трудами от бессчетных ухажеров своих отбивалась. Антон невольно засмотрелся на нее, и она, перехватив его упорный взгляд, хитро усмехнулась. Он опустил глаза и подумал, что здесь, в этих краях, женщины и в возрасте выглядят так, что дай Бог каждой!
Отвечала она свободно, не задерживаясь и не задумываясь, показывая, что скрывать ей нечего. А следователь, как увидел Плетнев, шел уже по третьему кругу со своими вопросами.
- Посторонние могли проникнуть на электростанцию, в диспетчерскую, во время вашего дежурства?
- А как, интересно? Там же охрана!
- Но ведь вы же не все время, оказывается, как утверждают другие свидетели, на своих постах стояли?
- А какой у меня пост? Швабра да ведро? Это, милок, не пост, а одно недоразумение. За всеми ходи да подтирай! Уборщица я, а не диспетчер!
- А сколько их было, этих "всех"?
- Так посчитаем… - Она стала загибать пальцы. - Димка с Борькой… Васька… Ваня большой, Ваня маленький… Сашка - тот все про звезды шутил. Ну и Славка, этот ко мне лип, все спрашивал, кто да откуда? А… еще Юленька. Эта только улыбается всем. Девочка… Ну и я, стало быть, девять человек, вся смена.
Пока Денежкина называла имена сотрудников, которые нынче утром закончили дежурство, Липняковский заглядывал в свой список, что держал перед собой на столе, и, когда женщина закончила перечисление, посмотрел на Плетнева и кивнул: мол, все она сказала правильно, в соответствии со списком.
- И где вы находились во время передачи? - спросил следователь, отодвигая список и придвигая протокол допроса.
- Ну как где? В подсобке, я ж говорю, у нас там телевизор стоит. В тесноте, да не в обиде. А всей передачи-то - кот наплакал! Они снимали целый день, намусорили, натоптали, а показали одного Димку. Про Борьку вообще ни слова! Обидели человека, а он ведь больше всех сделал! Несправедливо…
- А никто, по вашему мнению, не мог за то время, пока вы смотрели телевизор, пробраться в диспетчерскую и устроить диверсию?
- Да вы чего?! Какая диверсия? Никого не было! Там же у нас один выход - через коридор. А тут - мы. Не, никого не было. Только свои… А чего Борьку-то повели? Вы думаете, это он аварию устроил, что ли? Да вы чего? Я его вон с каких лет помню! Зря парня обижаете…
- Никто его не обижает. - Следователь нахмурился. - И вообще, действия следствия обсуждать вам не положено. А сам гражданин Платонов не может нам ничего путем объяснить. Он, между прочим, утверждает, что не отходил от своего поста, только в туалет, на минуту-другую. А другие свидетели, и вы в частности, показывают, что и он, и Столешников вместе с вами смотрели передачу. Зачем же он говорит неправду? Вот и пусть хорошенько подумает!.. У вас есть что добавить к тому, о чем мы говорили?
- Дак откуда ж? Мое дело, говорю, чистоту соблюдать… А Борьку-то отпустите?
- А почему вы о нем волнуетесь? У вас есть в этом вопросе личный интерес?
- А как же! Парень-то не виноват! За что его?
- Все, закончили, и этот вопрос больше не обсуждается, - сердито заговорил Липняковский. - Читайте протокол, если что не так, поправьте. И подпишите каждый лист, что с ваших слов записано правильно… А теперь - свободны. Кстати, фамилию и адрес этого паренька, который недавно к вам устроился - его Славой зовут, - вы не помните?
- Славка-то? А-а-а, этот?.. Найденов ему фамилия. А где проживает, ей-богу, не знаю. Так вы у нас в кадрах поинтересуйтесь, там-то уж ведомо. Шустрый паренек. - Женщина хмыкнула и многозначительно улыбнулась. - Теть Шур, чего это? Теть Шур, а чего там?.. Ну пойду-у? - протянула она вопросительным тоном и скользнула взглядом не по следователю, задававшему ей вопросы, а по накачанной фигуре Антона. И Плетнев слегка кивнул ей, подмигнув незаметно для Липняковского.
- Чего это она улыбалась, как ваше мнение, Антон Владимирович? - пытливо глядя Плетневу в глаза, спросил по-прежнему хмурый Липняковский.
Антон непроизвольно и сам хмыкнул, вспомнив улыбку и особенно беглый взгляд уходившей Александры Григорьевны.
- Почему, спрашиваете? А вы не обратили внимания на то, как она перед нами подавала себя? Уж для большинства даже ни в чем не виновных людей вызов сюда, к вам, обычно сопряжен с обязательными неприятностями, верно? А для нее - событие в жизни! Она и приоделась, и формами своими поиграла - женщина, и этим все сказано. Впрочем, вы ведете следствие, вам и карты в руки. Но если вам интересно мое, дилетантское, в общем-то, мнение, я бы, наверное, опросил всех девятерых, включая мальчиков и девочек. Если авария не была запланирована и подготовка к ней не осуществлена заранее, то виноват либо кто-то из этой смены, либо действительно был чужой, которого не заметили по той причине, что он был, извините за парадокс, в доску своим. В Генеральной не так давно в одном деле похожая ситуация сложилась. Турецкий, кстати, и расследовал. Там мину в самолет при подготовке к рейсу заложили. И кто б, вы думали? Грешили на охранников. А оказался их начальник, иногда, по собственной инициативе, проверявший своих ребят. Вот так… Да чего я вам-то рассказываю, господи! Вы ж сами все это лучше меня знаете…
- Да, была и у меня такая мысль. - Лицо у следователя разгладилось. - Я согласен с вами, "чужим", называя его в кавычках, мог оказаться именно самый что ни на есть свой человек. Какой-нибудь сторож дядя Петя, на которого никто и внимания привык не обращать, ибо он для всех - пустое место. Или как та же уборщица тетя Шура.
- Ну, надеюсь, уж ее-то вы, наверное, подозревать не собираетесь? - засмеялся Плетнев.
- Ох, уважаемый Антон Владимирович! В моем положении самого себя скоро придется подозревать… Но странно, что явились только четверо, я ведь всем девятерым повестки выписал. Непорядок…
А может, уже подошли?
Липняковский начал медленно и грузно подниматься, выбираясь из-за стола. Плетнев опередил его:
- Сидите, я выгляну… Нет, в коридоре никого, - сказал он, вернувшись в кабинет. - Подождем? Или, может, мне вместе с вашим милиционером проехаться по адресам?
- Не надо, все их адреса известны. Наш курьер должен был еще с утра вручить повестки. Это я у нее спросил на всякий случай, вдруг какие изменения?.. Сейчас позвоню на электростанцию, - озабоченно кивнул следователь. - Там и наш прокурор, и комиссия из "Крайэнерго" работает, не исключаю, что и они могли кого-то вызвать к себе. Нестыковки в нашем деле, к сожалению, частые явления… Да, похоже, у них что-то не получается, света нет до сих пор… - Липняковский щелкнул выключателем настольной лампы, та не зажглась. - Вот видите? А ведь больше половины суток прошло! Об убытках в хозяйстве уже просто молчим…
- Послушайте, Витольд Кузьмич, - решился Плетнев, которому все эти допросы были абсолютно до лампочки, а помогать искать Турецкого следователь вроде бы еще и не собирался. - Может, мы, чтоб не терять времени, не ждать, когда явятся остальные свидетели, вернемся к моему вопросу? У меня с собой фотография Александра Борисовича, вот… - Антон полез в сумку, достал фото и протянул Липняковскому. - Я подумал, пока суд да дело, может, вы свяжетесь с милицией? А я бы отнес им? Чтоб размножить, постовым раздать, еще время уйдет! Вдруг кто-нибудь его видел, да? Короче, я бы скоренько обернулся, и мы б с вами продолжили. Как посмотрите на такой вариант?
И следователь, которому определенно не хотелось отпускать московского гостя, даже будто обрадовался такому предложению. Позвонить - нет ничего проще. А городской отдел милиции - на противоположной стороне площади, красное трехэтажное здание. Отличная идея!..
Выходя из здания прокуратуры, Плетнев едва не столкнулся с тремя молодыми людьми и симпатичной девушкой, которые дружно побросали в урну недокуренные сигареты и стали подниматься по ступенькам ему навстречу. Он посторонился, пропуская их, и с легким злорадством подумал, что смылся как раз вовремя. Пусть-ка следователь сам повозится с ними. А подойти надо попозже, чтоб не выслушивать одно и то же.
И, уже пересекая площадь, Антон вдруг сообразил, какой вопрос возник у него в голове там, на лестнице, и сразу же исчез, поскольку не являлся в настоящий момент для него главным. Совсем простенький вопрос. Этих-то тоже было четверо. Итого - восемь! А где девятый?..
Глава девятая ОШИБКИ ПРОФЕССИОНАЛОВ
Если погоня уже началась - а она, конечно, была! - то он оставил ее далеко позади…
Отлично владея приемами своей недавней профессии, куратор твердо знал, что можно делать, а чего нельзя ни в коем случае. И первое из таких "табу" - не пытаться немедленно исчезнуть из города. Все пути-дороги, разумеется, перекрыты.
В том, что люди в "конторе" были продажны, никакого сомнения, и это означало в первую очередь то, что фотографии куратора мог иметь каждый постовой ментяра, не говоря уже о собственных "быках" Гришки Переверзина. Если он смог спланировать акцию подобного рода и оплатить ее исполнение суммой с шестью нулями, значит, и местная милиция, и, не исключено, служба безопасности, и вообще силовики у него, что называется, "в кармане".
Итак, никаких "прорывов" блокады. Надо отсидеться, а вернее, отлежаться. Но при этом нельзя ни в коем случае задействовать кого-нибудь из своих знакомых: уничтожат не только тебя, но их - тоже. Зачистка в таких случаях ведется по площадям, а не выборочно.
Что ж, сам волну вызвал. Незачем было раскрывать инкогнито этого мерзавца, он же теперь ради сохранения своей тайны никого не пощадит…
Из прошлого у куратора осталось одно место, о котором не имело представления даже его начальство, которому положено знать решительно все о подчиненных кадрах. А про это никто и не догадывался. Самое настоящее, образно выражаясь, дно. Не в смысле житейского кошмара или позора, а в том плане, что никому бы и в голову не пришло искать его по такому адресу.
Обычный домик в саду, скорее, даже хата, сложенная еще по старинке, из саманного кирпича, крашенная побелкой снаружи и внутри, с небольшой горницей, перегородкой для кухни и небольшим чуланом, где помещались только раскладушка да маленькая тумбочка. Вот в этом чулане у одинокой пятидесятилетней вдовы и скрывался иногда куратор, зная, что Василиса Захаровна его никогда не выдаст, а заботиться будет лучше, чем о бывшем муже. А может, хозяйка, не растерявшая еще былой стати, даже и рассчитывала где-то, что однажды не по случаю, а насовсем заявится к ней этот жилистый, вроде бы староватый для нее мужик, у которого руки, однако, были крепче железа, и сам всегда спокойный, молчаливый и, в общем-то, доброжелательный к ее нехитрым заботам.
Еще она знала, что у него опасная и ответственная работа, связанная с… Ну, короче, особых объяснений ей не требовалось - и книжки в молодости читала, и кино теперь по телевизору каждый день смотрела, - понимала, значит, что никакой он не иностранный шпион, а секретный сотрудник, который ведет неравную войну с бандитами. А те, стало быть, на него охотятся. Оттого и не может он постоянно бывать ни у себя дома, ни у нее, чтобы не навести на свой след убийц.
Вот такие объяснения, если попросту…
Платил он ей хорошо. И телевизор этот японский купил, и хороший холодильник, и постоянно набивал его дорогими продуктами, чтоб Василиса с ее невеликими доходами могла себе позволить то, что богатым доступно, и много чего другого, - это помимо платы за жилье. И просил только об одном - молчать, не болтать с соседками. Сам являлся не часто, всегда по темноте, чтоб никто посторонний не видел и не задавал ненужных вопросов.
Случалось, ночевал не у себя в чулане, а у нее, на пышной перине, среди множества таких удобных подушек. Тогда Василиса к утру прямо-таки расцветала и позже, когда жилец тайно уходил через сад на соседние улицы, подолгу охорашивалась перед большим зеркалом. Его он тоже, кстати, купил специально для нее, понимая, что женщине в любом возрасте без хорошего зеркала никак не обойтись…
О ней сейчас и были у куратора все мысли.
Одним словом, выйдя к морвокзалу, куратор, естественно, не сделал глупости, купив себе, к примеру, билет на любой первый же теплоход, отходящий неважно в каком направлении, а пошел к автобусной остановке. Но остановился поодаль и стал наблюдать, понимая, что при тотальной облаве преследователи могли уже оказаться и здесь. Лично он, если бы перед ним стояла задача найти беглеца, поступил бы точно так же. Поэтому - ничего странного. Но уж опознать-то своего тайного преследователя - это он мог, опыт все-таки…
Будучи еще совсем молодым, куратор иногда позволял себе совершать некоторые спонтанные поступки, словно бы нарочно бросая вызов судьбе. Ну по молодости это - куда ни шло. А в зрелом возрасте, и особенно теперь, такого, конечно, делать бы не стоило. Но вот же будто втемяшилось в башку желание поиграть с фортуной, бросить ей вызов. Понимал, что смертельно опасно, но… прямо шило какое-то свербело в заднице.
А всего и дела-то! Загадал: какой первый автобус подойдет, туда и ехать. Один повезет в северный район, к вдове, это практически через весь город. Опасно, нечего скрывать. Эти мерзавцы способны учинить массовые проверки городского транспорта. А добираться пешком - слишком далеко и долго. Нет, можно было бы частника какого-нибудь уговорить, заплатить хорошо, но и это тоже чревато. Во-первых, частник - неизвестно, кто он. А во-вторых, эти могли же, к примеру, и по местному телевидению, если оно уже работает, портрет показать и сообщить, что вот он, виновник аварии, - скрывающийся от правосудия уголовный преступник! Ну и все…
Та же картинка и с такси…
А второй автобус отсюда вез к автостанции. И там тоже могла сложиться не менее рисковая ситуация, но имелся и, рассуждая чисто теоретически, некоторый плюс.
Они определенно знали, что в такие места, как морвокзал, автовокзал, аэропорт и железнодорожный вокзал, ни один сумасшедший, которого разыскивает столько народу, никогда не сунется. Для этого надо быть действительно сумасшедшим. А то, что куратор - вполне нормальный человек с устойчивой психикой, знали все - и у него на бывшей службе, и наверняка этот сукин сын Переверзин тоже прекрасно осведомлен. Ясно, что кое с кем из Федеральной службы безопасности у него наверняка имеются какие-то контакты, иначе он не вел бы себя столь нагло. А раз условия задачи предельно упрощены, значит, можно поступить вопреки их логике, то есть так, как никто из них не ожидает. То есть приехать и сесть в первый же уходящий из города автобус. Но для этого надо хотя бы изменить внешность. А изменить ее можно только в домашних условиях. И, наконец, самое главное: нельзя, с одной стороны, таскать с собой, во избежание любых случайностей, дискеты с компроматом на Переверзина, которые теперь будут стоить очень дорого, а с другой стороны, грешно оставлять их валяться мертвым грузом. Компромат должен работать, а бандит Переверзин знать об этом и дрожать от страха разоблачения. Тогда и установится то равновесие, ради которого и стоило трудиться. Другими словами, деньги зарабатывать…
Ну вот и пришло окончательное решение: сперва - вдова, а затем, собственно, уход. И никакой игры в "орла-решку"! И сейчас главное - добраться на северный… Нельзя так уж беспечно и бессмысленно рисковать собственной головой…
Ему снова повезло. Автобус на автостанцию ушел, и остановка опустела. Значит, добраться сюда Гришкины прихвостни еще не успели, но это не означало, что они не могли появиться с минуты на минуту, и следовало торопиться. И тут со стороны грузового порта показался потрепанный "Москвич". Бандиты на таких уж точно не ездят. И куратор поднял руку.
Водитель притормозил.