- Похоже на самогонный аппарат, - выбрал Ермилов самый невероятный вариант, не сводя глаз с ее щиколоток.
- Ну вот! - обрадовался Плотников. - Я всегда возлагал на вас большие надежды. У вас интуиция едва-едва в зачаточном состоянии, а как работает?!
Ведь почти в "яблочко"! Только это не самогон, разумеется, а сакэ. Японцы машинку подарили. Сейчас как раз каннадзуки - месяц без богов, или, иначе говоря, каминасу - месяц приготовления сакэ. Вот я и… как Боровицкая говорит, знаете ли, с точки зрения астрологии…
Кап. Кап. Кап.
Ермилов, чтобы переключиться, спросил, как его делают.
- Шлифованный рис варится на пару, отвар сливают, а в рис добавляют свежую воду и дрожжи. Получается бражка, которую японцы, чудилы узкоглазые, и пили столетиями, пока вся нация не устала от похмелья и дурного запаха. Тогда напиток стали фильтровать и пастеризовать.
- Можно попробовать? - спросил Ермилов, которому едва ли не первый раз в жизни захотелось крепко выпить. Собственно, он еще и не знал, как выглядит такое желание, но почему-то был в нем уверен.
Плотников улыбнулся:
- К ритуальному потреблению сакэ будет готово через год хранения в прохладном месте.
Ермилов вспомнил американского битника Чарлза Буковски. Можешь трахать мою бабу, но виски мое не трожь!
- А если не к ритуальному?! - с вызовом сказал он.
Плотников пожал плечами, налил жидкость в керамическую бутылку и подогрел на водяной бане. Потом разлил сакэ по двум крохотным рюмочкам (Кира отрицательно покачала головой) и одну подвинул своему ученику.
- Эта тара называется очоко. Маленькими глотками, пожалуйста.
Ермилов последовал рекомендации и мало что почувствовал. Плотников уловил его выражение лица, засмеялся и объяснил:
- С увеличением количества выпитого гаммавкусовых ощущений обогащается. Закусывать лучше всего рыбой или другой легкой пищей. Возьмите вот, креветки. А пить сакэ можно часами, как пиво. Тем более что от возраста оно, в отличие от вина, лучше не становится, так что хранить его долго бессмысленно.
Ермилов подумал, что овал Кириного лица изменился, стал чуть мягче, он поймал ее вечно ускользающий взгляд и посмотрел в темно-голубые глаза с грустной нежностью. И сказал зачем-то:
- Для передачи романтического или мечтательного настроения персонажей иногда имеет смысл использовать мягкий фокус объектива, дающий слегка расплывчатое изображение.
Плотников одобрительно засмеялся, зато у Киры стал немного растерянный вид, она сама это почувствовала, поднялась и вышла из комнаты.
- Давно вы, Артем Александрович, знакомы с этой барышней?
- Несколько недель, не то две, не то пять, у меня от нее все перепуталось, - сознался педагог с обаятельно-виноватым видом. - А хороша, верно? Хотя вам, Илья, кажется, она не понравилась…
Значит, Плотников был ни при чем, когда Кира исчезала раньше, подумал Ермилов.
- У вас что-то случилось, Илья? Вы как-то бледновато выглядите. Как говорят в американском кино, ю о’кей?
- Ю о’кей, о’кей! - вспылил Ермилов, заметавшись по кухне. - Ненавижу американское кино! Что за отвратительная манера спрашивать у человека, которого только что приложили по голове обрезком трубы: ты в порядке?! Или, напротив, он просто поскользнулся, но тут же звучит вопрос: ты в порядке? И так что бы ни случилось! Они же просто задрали своим ю о’кеем"!!!
Кира стояла в дверях, открыв рот, у Плотникова вид был не лучше.
- В общем, как вы уже догадались, мне домой пора, - сказал Ермилов.
Плотников настаивать на обратном не стал. Он только показал рукой на окно: темно, мол, ночь на дворе, волки, оборотни, куда сейчас ехать можно и, главное, на чем?! Переночуй, а завтра вали куда хочешь. Все это было ясно без слов.
Параллельный монтаж представил Ермилов: действие из двух или более последовательностей кинокадров монтируется в единую последовательность, чтобы создать ощущение одновременности происходящего. Вот Ермилов в тепле, а вот он, спотыкаясь, бредет по сугробам. А вот он уже на русской печке, дует сакэ. Холосё?
- Ладно, - согласился Ермилов. Красивее, конечно, было бы гордо свалить, но он еще вспомнил, что потерял в Киржаче одну новую перчатку, правую, и рука замерзла так, что и в машине отошла далеко не сразу, даже кожа потрескалась.
Что-то едва-едва уловивший, но все еще мало что понимающий Плотников иронически-экзаменаторским тоном сменил тему:
- Ну а как у нас насчет глубокофокусной съем
ки?
Ермилов сказал, чеканя слова:
- Это когда кинокамера и освещение настраиваются так, чтобы любые объекты в кадре, как близкие, так и отдаленные, получались максимально четко. Например, крупным планом актер Плотников… - Тут он неожиданно для себя увлекся, взял улыбающегося мастера в "кадр" из четырех пальцев: - И на дальнем - фотографии на стене. - Ермилов не убирая "камеру", приблизился к стене, и в "кадр" попал исчерканный лист, представлявший собой список московских учебных заведений. МАИ, РГГУ, Медицинская академия имени Сеченова, Менделеевский химико-технологический, Суриковский институт, несколько экономических… Какие-то цифры, стрелки. Ермилов оглянулся на своего преподавателя и увидел, что тот перестал улыбаться. Ермилов снова посмотрел на стену. Незачеркнутых вузов было всего три: МГУ, МГИМО и ВГИК.
Это походило на то, как если бы Плотников (а это был, конечно, его почерк), например, выбирал место для съемки. Но цифры были не просто цифры, а время; время же, указанное против ВГИКа, кое о чем Ермилову говорило. Съемки? Какие еще съемки!
Внезапно Ермилова осенило.
- Артем Александрович… Так это вы позвонили в институт насчет бомбы?!
Кира снова открыла рот и повернулась к Плотникову. Для нее это тоже оказалось полной неожиданностью.
Вместо ответа Плотников снял лист со стены.
- Давно надо было убрать, мальчишество какое-то. Зачем я его здесь держу? Может, нам еще выпить, в самом деле?
- Но зачем, зачем? - настаивал изумленный Ермилов.
- Вы не поймете, Илья. Или не поверите. Я страшно не хотел давать интервью одному типу из "Московских ведомостей", у него тяжелая рука, но в тот день я не мог не быть в институте, и он это отлично знал. И я не придумал ничего лучше… Хотя разве так уж плохо было придумано? Поэпизодный план составлен на совесть. И вышло занятно, во времена моей учебы такие штуки, вернее, шутки были невозможны. Ну а маскировки ради я позвонил еще в два других вуза.
Ночью Ермилов никак не мог заснуть, но потом, когда вдруг увидел Киру с мужчиной, понял, что все-таки получилось. Мужчина оказался Стивеном Дж. Мэдисоном. Он бил Ермилова флейтой, как кобру, и требовал зачетку. Вставать надо было рано, чтобы успеть на шестичасовой автобус в Киржач, следующий был очень нескоро. Беспокойная эта мысль подстегивала, так что проснулся он раньше всех. Утром Ермилову было неловко на всех смотреть, но потом, в автобусе, когда Кира быстро заснула, свесив голову ему на плечо, он немного успокоился.
Ермилов все-таки показал сценарий своему мастеру, и тот, проглатывающий печатный текст, просто листая страницы, сказал, что "Моя жизнь" - вполне заслуживает экранизации, тем более что истинный потенциал сценария только на экране и виден.
- Только я бы на вашем месте сильнее ушел в абсурд. Вы рассказывали однажды, как нашли под обоями старую фотографию, помните? Вот в таком духе нужны аттракционы в вашей "Жизни".
Ермилов возразил:
- Режиссеры и драматурги часто используют в своих фильмах личные воспоминания и истории просто для того, чтобы избавиться от них. Наивные люди! Они же, напротив, их запечатлевают на века, делают свои рефлексии достоянием миллионов. Зачем?! Кино - не эксгибиционизм и не лирическая поэзия.
- Вообще-то бывает и то и другое, но дело в ином. Научитесь отстраняться, Илья, вы слишком близко это принимаете, слишком трепетно. Научитесь делать второй шаг, после того как используете личные истории, научитесь переступать: использовали и тут же забудьте, что они ваши. В кинобизнесе так с живыми людьми поступают, не то что с мыслями.
- Денег-то все равно на полноценную работу нет, - вздохнул Ермилов.
- Я вам сейчас открою страшную тайну, господин студент, только учтите, что она же - банальная истина, потому ее никто и не замечает. Тот, кто действительно хочет снимать кино, обыкновенно в конце концов и снимает его. Понимаете?
Ермилов молчал.
- Тот, кто не снимает, на самом деле не хочет.
Если человеку есть что сказать, - пусть он говорит это, вот как я думаю. А деньги?… Это же просто вид энергии, они ниоткуда не появляются и никуда не исчезают, они есть всегда. Денежные потоки - как воздушные, они всегда где-то рядом, над головой, надо просто научиться подпрыгивать и выдергивать необходимое…
Ермилов смотрел сквозь Плотникова. Он уже знал, где искать средства на фильм. Либо не делай ничего, либо делай больше, чем можешь.
- Илюша, я с тобой поеду, - сказала Кира. -
"ВДНХ", третий вагон из центра, последняя дверь. - И после паузы, не совсем уверенно: - У меня завтра экзамен по сценическому бою. Кажется.
ЕРМИЛОВ
- Я искал тебя, - хмуро сказал Веня, не вставая с дивана, когда Ермилов вернулся в общежитие. Он лежал на животе и шлепал по клавишам старенького ноутбука.
Ермилов хотел было что-то сказать, но не успел.
- Заткнись и слушай. Я больше не хочу участвовать, не хочу быть составляющей, я хочу сам делать кино. То, что я пишу сценарии, - ни черта не значит, я…
- Хочешь заняться режиссурой? - с любопытством спросил Ермилов.
- Да!
- И почему же?
- Пока ты путешествовал, я посмотрел "Чунг-кинский экспресс" и…
- Помню, красивый фильм.
- О-фи-ги-тель-ный! - Веня вскочил на ноги и пробежался по комнате. Диван поскрипел с облегчением, избавившись от его тяжести. - Я рад, что тебе тоже нравится.
- Я не сказал, что нравится, я сказал - красивый.
- Неважно! Там, в эпизоде, где полицейский открыл консервы, я почувствовал запах сардин. Понимаешь?! Это было колдовство какое-то…
- Понимаю.
- Ни черта ты не понимаешь! Я вообще-то не люблю сардины, но тут я просто обалдел от восторга, я захотел немедленно научиться делать точно так же, понимаешь?! Ты больше не будешь портить мой сценарий, я не дам его сокращать, еще не знаю, на какие шиши, но я буду снимать его сам! Даже Марта вон сериалами увлеклась, рекламу бросила! А я знаю про кино не меньше тебя! Ты посмотри на себя, Ермилов, тебе ж оно до фени уже! Ты с этой девчонкой совсем свихнулся! - С этими словами Веня снова упал на диван.
- Неправда, - сказал Ермилов. - Я хочу снимать. И я знаю, что для этого надо сделать.
- Что же?
- Смотри. Мой мастер "подкладывал" бомбу.
- Не понял?!
- Помнишь анонимный звонок?
- Это он?!
- Ага. Дальше. Кое-кто вообще банк грабил. А ты вот в сардины влюбился… Я, положим, в живую русалку, но к кино меня это тоже не приближает. Нам нужен поступок!
- Согласен!
Ермилов посмотрел на своего приятеля. Несмотря на горизонтальное положение покоя, его тело было сгустком энергии. "Ну что ж, вот и стимул, - подумал Ермилов. - Кажется, ему в самом деле это нужно больше, чем мне. Либо не делай ничего, либо делай больше, чем можешь. Интересно, Плотников оставил Кирке ключи от своего домика в Скоморо-хово? Через два дня он уезжает в Испанию… А если даже и не оставил, туда забраться ничего не стоит. Значит, что? Значит, нужно изготовить какие-нибудь документы из… из… Министерства культуры. Во дела, - встряхнул головой Ермилов, - я во ВГИКе стал думать готовыми диалогами!.. И еще понадобятся какие-то деньги на прокат представительской машины. Можно занять у Марты. Либо ничего, либо больше, чем можешь…"
- Сигарету дай, - потребовал он.
Веня вытаращил глаза, но, разглядев в лице Ермилова что-то новое, предпочел промолчать и достал из-под кровати ящик, в котором лежало несколько сот пачек "Петра I" - подарок некурящей Марты Юркевич, это не был бартер за рекламу, просто широкий жест заказчика.
Ермилов выкурил сигарету и посвятил в свою идею соседа по комнате. И получил немедленное горячее одобрение. Веня вытащил фляжку с чем-то, что он называл коньяком, и предложил отметить.
- Илюха, это, я тебе скажу, исторический разговор! В историю войдем!
- Прямо как Станиславский с Немировичем, ресторан "Славянский базар"?
- Чисто славянский базар, - уточнил Веня, делая хороший глоток.
- Так и знал, что это скажешь, - хмыкнул Ермилов и тоже поучаствовал в оргии - символически подержал фляжку несколько секунд…
2006 год
ЦВЕТКОВ
Георгий сидел за столиком в пустом зале придорожного кафе - за МКАД. Он не смотрел на часы, но явно кого-то ждал. Заказал вторую чашку кофе и не сводил взгляд с входной двери. Кофе Георгий выпил двумя большими глотками, расплатился и больше ничего заказывать не стал.
Наконец дверь открылась, и в кафе вошел Цветков. Он был энергичен, явно в приподнятом настроении. Сразу увидел Георгия и двинулся к нему.
- Что здесь можно поесть? - весело спросил Цветков.
- Шашлык у нас хороший, - крикнула официантка через весь зал. - Как раз через минуту поспеет! - Она сидела за барной стойкой, общалась с барменом и явно ленилась идти в зал.
- Свинина или баранина?
- Свининка!
- Свининка, ха-ха!..
Цветков махнул рукой - тащите, мол. И плюхнулся на стул напротив Георгия.
Георгий с каменным лицом смотрел на него. Цветков осмотрелся и заявил:
- Миленькое местечко. Тихое, спокойное, уютное. Жаль, от центра далеко. - Он повернулся к официантке, которая, кажется, и не думала отправляться на кухню, и крикнул: - И водки соточку! - Спросил у Георгия: - А ты уже поел? У них - свининка!
- Сыт, - холодно сказал Георгий. - Давай рассказывай, что у тебя там?
- А чего рассказывать? Все шик и блеск! Подозреваемый есть. Мент, кстати! - хохотнул Цветков. - И уже в тюрьме. Нормально? - Он не дождался от Георгия ни одобрения, ни какой-либо другой реакции и продолжил: - Я на него столько навалил - мама не горюй! Если даже на срок не пойдет, все равно минимум полгода кутузки. Он ничейный, за ним никого нет… короче, неудачник. И, видать, трусло последнее: на него надавить - вообще чистосердечное напишет. Я знаешь, как его взял? Это песня! Он в библиотеке сидел. У него…
- Мне это не интересно, - оборвал Георгий. - Этим ты себе задницу прикрываешь, а меня мои интересы заботят. Теперь следующее дело. И очень быстро.
- Быстро-быстро… - проворчал Цветков, расстроенный главным образом из-за того, что ему не дали похвастаться. - Ты деньги-то принес? А то мне что-то надоел этот вечный субботник. Давай так, утром деньги - вечером дела. О’кей?
Георгий вдруг улыбнулся краешком рта, при этом глаза продолжали излучать пронизывающий холод.
- Наглеешь, маленький сукин сын…
- Я не наглею, я рискую! У меня же нет, как у вас, светлой идеи. Риск - только за деньги, согласны?
Цветкову принесли шашлык. Он с аппетитом вгрызся в мясо.
Возникла пауза. Георгий изучающе смотрел на Цветкова, рассматривал его как интересное насекомое в коллекции. Усмехнувшись, он сказал:
- Ты прав… Ты действительно рискуешь. Понимаешь, что я тебя могу в любую минуту вскрыть, как банку, тихушник? Твои же менты мне потом спасибо скажут.
- Чего это вдруг? - не понял Цветков. В горле вдруг пересохло, и он невольно отодвинул тарелку с дымящейся свининкой.
- Оглянись. Тебе же деваться некуда. Ты у меня не за деньги, ты у меня за страх работать будешь, - Георгий встал из-за стола. - Приятного аппетита.
И он вышел из кафе.
Ошарашенный Цветков остался сидеть. Нервно залез в карман куртки. Достал пузырек ношпы, вывалил на ладонь пилюлю, проглотил. Крикнул официантке:
- Не надо водки! Воды принеси…
ТУРЕЦКИЙ
Турецкий смотрел на стену. Он представил себе круг, внутри этого круга другой, а внутри другого еще один, и еще, и еще и отправил внутреннее зрение стремительно пронизывать бесконечное кольцо колец, отыскивая в центре каждого светящуюся точку, которая, в свой черед, обращалась в новый кружок, содержавший все больше и больше кружков. Это походило на нырок в самую глубь вещей и отвлекало сознание от любых низменных, суетных мыслей. Турецкий позаимствовал эту технику из какой-то книжки Ирины. Работала она превосходно, надо было только добиться крайней сосредоточенности, оставаясь в то же время полностью расслабленным. В таком состоянии время летело удивительно быстро…
- Эй, Саша, ты где? - раздался тревожный голос Меркулова.
Турецкий встряхнулся, покрутил джойстик инвалидного кресла и поездил туда-сюда по палате. Меркулов, сидя в кресле, с интересом наблюдал за ним.
- Значит, Щеткин погорел на взятке? - спросил Турецкий.
Меркулов покивал и добавил:
- Да, но вывел нас на главного подозреваемого.
- Фигня, конечно, получается. Да какой из него пособник террориста?! Хм… А что он сам говорит?
- Говорит, деньги какому-то человеку поменял. Видел его первый и последний раз в жизни.
Турецкий остановил кресло. И начал размышлять вслух:
- Плетнев говорит, что это действует маньяк- одиночка, так? Ладно. Будем считать, маньяк… Но ведь он никак не мог обойтись без помощников… Где он доставал пластид? Как он передвигался по городу, - со взрывчаткой, радиостанцией и невменяемой девчонкой? Ведь любой патруль может проверить, и тогда… - Турецкий помолчал. - У него наверняка хорошие документы для прикрытия. Или купленный человек с "коркой", который его прикрывал.
Меркулов сверкнул глазами:
- То есть ты хочешь сказать, что Щеткин все-
таки не при делах, я правильно понял?
Турецкий неопределенно кивнул.
- Это я сейчас не при делах, так что окончательные выводы - по твоей части, Костя. Все бывает - и гусь свистит, и рак летает. Может… может, Щет-кин как раз и есть тот, кого мы ищем.
- Ну, уж это ты брось, Саша! Ты бы глаза его видел! Я понимаю, что их к делу не пришьешь…
- Ладно-ладно, не кипятись. Я сам с ним знаком с незапамятных времен. Но давай просто допустим, что чисто логически Щеткин может быть пособником террориста. Допустим?
- Ну, допустим.
- Хотя именно в этом его пока еще не обвинили?… До того, как я впал в кому, у нас вроде была презумпция невиновности?
- Она и осталась, - успокоил Меркулов. - Кроме визуального подтверждения денежной связи с террористом, на Щеткина ничего нет.
- Тогда есть и другой вариант, который мы тоже исключать не можем.
- Какой? Совпадение? Теоретически - конечно.
- Нет, про это забудь. Вероятность настолько ничтожная, что ее не стоит принимать всерьез.