Александр Борисович закурил, опять походил по кабинету. Сейчас он напоминал льва, готовящегося наброситься на свою жертву.
- Просьбу о трудоустройстве знакомой женщины, да еще на хорошее место, нельзя назвать противозаконной, не правда ли? - сказал Турецкий. - Для такого пустяка не имеет смысла пускать в ход эротическую съемку. Значит, для них это почему-то было важно. Почему?
- Я не стал спрашивать. Во-первых, боялся нарваться на скандал. Во-вторых, мне это было безразлично. Ну просят убрать Земцову. Может, она сама их шантажирует? Может, хотят помочь какому-то своему человеку. Не знаю.
- Ладно, к этому мы еще вернемся. А вот о чем-то явно противозаконном, о таком, что претило вашим принципам, они просили?
Лоб Селихова покрылся испариной.
- Просили, чтобы я отобрал у Поливанова два дела, которые он вел. Про убийство троих предпринимателей и про фальшивые доллары.
- Прямо-таки с этого начали? - недоверчиво посмотрел на допрашиваемого Александр Борисович и, не дождавшись ответа, сказал: - Хорошо, положим, что так. Попросили - значит чего-то боялись. А откуда они узнали, что Юрий Поливанов почти довел дело до конца?
- Ну я им рассказывал, - произнес после паузы прокурор и добавил: - Немножко.
- На этот раз вы знали, какие причины заставляли Гордиенко просить об отстранении успешно работающего следователя?
- В общих чертах. Он сказал, что там случайно оказались замешаны его знакомые, достойные люди, которые могут невинно пострадать.
- И вы поверили?! - вырвалось у Светланы.
- А что мне еще оставалось делать!
- Да есть много вариантов, как себя вести в подобной ситуации. Вы выбрали такой - не идти на обострение отношений с шантажистами. Выполнять их приказания, лишь бы оставили в покое. И все же есть основания полагать, что это была не первая их просьба.
Прокурор насторожился, а Турецкий иезуитски медленно достал и стал закуривать сигарету.
- Если вы помните, Виктор Николаевич, в свое время я спрашивал вас про отсутствующие в отобранных у Поливанова делах документы, - в частности, меня интересовал договор купли-продажи контрольного пакета акций зеленодольского металлургического, который якобы приобрел некий Балясников. Тогда вы сослались на неряшливость Поливанова, его неумение содержать бумаги в порядке. Теперь, Виктор Николаевич, я могу совершенно официально заявить вам, что этот договор, за который якобы проголосовало общее собрание акционеров, Юрий Павлович вам передавал. - Заметив, что прокурор хочет что-то сказать, Турецкий попросил жестом не перебивать его. - Договор был передан вам, есть совершенно точные подтверждения. Так что если кто и мог потерять его, то только вы, а уж никак не Поливанов. Благо Юрий Павлович понял, с кем имеет дело. Поэтому сохранились нотариально заверенные копии с этого и других документов… Вы желаете что-то спросить. Наверное, хотите узнать, откуда у нас появились эти материалы? Узнаете на суде.
- Меня сейчас арестуют?
- Нет! - жестко отрезал Турецкий. - Дадите подписку о невыезде. И боже вас упаси пересказывать кому-либо содержание нашего разговора.
Глава 4 У царя Траяна ослиные уши
Старшину милицейского СОБРа Артюхина хоронили с воинскими почестями. Стоял безветренный, морозный день. После салюта оружейные дымки подолгу неподвижно висели в воздухе. На похороны явился весь свободный от дежурства личный состав. На поминки же из коллег остались только капитан Росляков и майор Шаповалов. Не такие уж близкие они были погибшему Вячеславу люди, пошли же, чтобы уважить его родственников. А то все начальство сразу разъехалось, все собровцы сейчас находятся в командировке в Чечне. Неудобно получится - служил человек в милиции, а милиционеров на поминках нет.
Народу в двухкомнатной квартире набилось битком. Тесно, душно. Через час начали расходиться. И Росляков, и Шаповалов, сказав по поминальному тосту, тоже собрались уходить. Вдова Артюхина, Елена, вышла в коридор проводить сослуживцев мужа. Они сказали, чтобы в случае любой надобности обращалась к ним за помощью, оставили свои координаты. Узнав, что Росляков работает в дежурной части, Елена сказала:
- А ведь это я вам тогда звонила и сообщила про убийство следователя. Будто случайно его увидела.
Они не сразу поняли, что речь идет о Юрии Поливанове. Тогда Елена рассказала, в каком угнетенном состоянии Вячеслав вернулся в тот вечер домой и заставил ее пойти позвонить из телефона-автомата в милицию.
На следующее утро у Шаповалова прихватило сердце, хотя раньше никогда не болело. Жена Николая Михайловича хотя и не медик по образованию и ничем никогда не болела, однако очень увлекалась всякими лекарствами и знала, что в каких случаях нужно принимать. Оставила мужа дома и, строго-настрого приказав никуда не выходить, побежала на работу, откуда звонила каждый час и справлялась о самочувствии.
Николай Михайлович лежал и вспоминал Артюхина. Есть все-таки люди - не винтики. Выполнял парень приказы командования как положено, а внутри все бурлило от негодования. Вот и сгорел. Шаповалову ли его не понять. Многое знает из тех непотребств, которые творятся у них в милиции, а молчит. Правда, от этого уже совсем невмоготу, того и жди, сорвешься. Сейчас он самому себе напоминает того сказочного мальчика, который владел монаршим секретом и кричал ночью в яму: "У царя Траяна ослиные уши". Человеку необходимо выговориться, излить душу, иначе она засохнет, погибнет. Если бы Шаповалов мог рассказать все, что ему известно о закулисных махинациях милиции, земля бы перевернулась.
А ведь шел-то он сюда за романтикой. Привлекали его борьба за справедливость - задержание бандитов, погони, стрельба. Конечно, тут без крови не обойдешься, но ведь должен же кто-то бороться со злом. Поначалу так и складывалось: были и погони, и задержания, и наказание порока, и триумфы по этому поводу. В Зеленодольске раньше тоже была нормальная обстановка. Она могла показаться рутинной. Однако, когда с приходом нового начальника УВД, Гордиенко, положение изменилось в худшую сторону, можно оценить прежнюю и считать ее нормальной. С появлением Гордиенко о романтике милицейских будней пришлось забыть. Теперь люди шли сюда работать только для решения своих проблем.
Всем милиционерам было известно любимое изречение Альберта Васильевича: "Если у кого нет судимости, это не его заслуга, а наша недоработка". С его легкой руки недоработки исправлялись очень быстро. В милиции наладили поточный метод производства уголовных дел. За считанные минуты любого человека могли превратить в преступника. Для Гордиенко важно было иметь хорошие показатели раскрываемости, на милицейском жаргоне их называют "палки". Фабрикация уголовных дел была сразу поставлена на поток. Сыщики регулярно хватали пьяниц, бомжей, приезжих и подкидывали им стандартный джентльменский набор: расточенный газовый пистолет, патроны, наркотики - и эти беззащитные, ни в чем неповинные люди шли под суд. Агенты Гордиенко сами сколачивали банды, провоцировали их на грабежи. Те отправлялись "на дело", а на месте преступления, в засаде, их уже поджидали отважные сыщики.
На шаповаловской душе тоже лежит страшный грех, он был послушной марионеткой в руках у начальства и редко проявлял недовольство. Так ведь Гордиенко быстро купил его с потрохами - сразу дал ему квартиру. С тех пор Шаповалов выполнял все его самые бредовые указания. Николаю Михайловичу приходилось самому задерживать подозрительных субъектов, у которых в сумках он находил патроны, пистолеты, пластит, электродетонаторы. Обычно этих людей подпаивал кто-нибудь из милицейских агентов, потом отходил якобы позвонить, оставив тому "на минутку" свою сумку. Правда, большинство уголовных дел, инициированных таким способом, позже прокуратурой было приостановлено. Однако к тому времени сыщики уже успевали с пафосной трескотней отчитаться об одержанных победах.
Нужно сказать, некоторые оперативники составляли такие нелепые протоколы, что задержанным потом даже не приходилось отказываться от своих показаний - следствие сразу отпускало их за отсутствием состава преступления. Да и как можно всерьез воспринимать слова, что в бензобаке "Жигулей" задержанного обнаружено четыре автомата, пулемет РПК, пистолет, взрывчатка, патроны и десять гранат и якобы с таким грузом машина проехала сотни километров.
Впервые Шаповалов испытал ненависть к начальнику УВД, когда оказался в его свите сопровождения на охоте. Альберт Васильевич вел себя как последний вандал. С кровожадными воплями он стрелял зверей направо и налево, не щадя ни самок, ни детенышей, повсеместно оставляя подранков. На егерей, наивно посчитавших, что они от милицейского начальника не зависят и обязаны следить за правилами охоты, обрушился поток грязной ругани. Даже эти не отягощенные ханжеским воспитанием мужики почувствовали смущение, словно выпускницы Смольного института при беспардонных выходках поручика Ржевского.
Однако все это были цветочки по сравнению с предпринимательской деятельностью начальника УВД. Деньги текли к нему рекой, превращаясь в квартиры в разных городах, дачи, антиквариат, иномарки, большая часть средств оседала в карманах его непутевого сына. Десятки фирм, магазинов, ресторанов, казино платили ему ежемесячную дань. Эту плату за спокойствие он сам же им и назначал. С коммерсантами встречался не таясь, прямо в служебном кабинете. Шаповалов мог точно назвать предприятия, которые крышует Гордиенко. Владельцы охотно соглашались на то, чтобы начальник УВД помогал их бизнесу, он же обращался с ними как с мусором. Взять хотя бы того же Дулепина, директора металлургического завода, вокруг которого развернулось столько трагедий. С января девяносто восьмого года он платил Альберту Васильевичу по тысяче долларов в месяц. Через полгода Гордиенко взял в долг у Дулепина двести тысяч "зеленых" - он строил дом в Ярославской области. А пришла пора возвращать долг, сказал, что его подкосил дефолт, все деньги сгорели в банке. Когда Дулепин надоел ему своими, кстати, вполне обоснованными требованиями, бравый полковник предложил бизнесмену оригинальный план: дескать, он вернет ему деньги, но не просто так. Он даст ему свои кровные в рост, то есть вложит их в производство, а набегающие проценты и станут его расплатой. Гендиректору завода позарез были нужны живые деньги, другого пути заполучить их он не видел и согласился на такие условия, не предвидя всего скрывавшегося в них поистине азиатского коварства. Зато Гордиенко уже знал, что они поменялись ролями: Евгений Трофимович из кредитора превратился в должника.
Когда проценты по гордиенковским деньгам погасили его долг, Дулепин надеялся, что Альберт Васильевич заберет свой вклад. Не тут-то было - хитрец оставил. Проценты он тоже не забирал, говорил, вкладывает их в производство. Получалось, Евгений Трофимович с каждым месяцем должен был ему все больше и больше, и это не считая отдельной статьи - платы за "крышу", которую Гордиенко постоянно повышал.
Легко представить, сколько наварил начальник УВД на мученике Дулепине! При этом следует помнить, что в заводской бизнес он вложил не свои деньги, а директорские.
Неизвестно, как долго продолжалась бы эта издевательская игра, только младшему Гордиенко, Анатолию, приспичило заполучить в свои руки металлургический завод. Вот тут папаша постарался всячески уменьшить заводские капиталы, забрав свои деньги. Акции ЗМЗ изрядно подешевели. Только потомственный металлург Дулепин по-прежнему держался за свое детище мертвой хваткой. Пришлось выламывать ему руки, а когда методы принуждения оказались бессильны, то убрать строптивца совсем.
Это произошло сравнительно недавно. А Николаю Михайловичу кажется, будто он целую вечность мается от известной ему тайны. Можно сказать, это не одна тайна - скопление секретов мафии. Тут убийство Дулепина, Консовского, Треногова, сына и отца Поливановых. Он знает подробности. Некоторые люди мечтают эти подробности скрыть, другие наоборот - узнать. Офицер Шаповалов хочет помочь последним. Поэтому сегодня ночью пойдет в лес, выроет огромную яму и прокричит туда: "У царя Траяна ослиные уши!"
Глава 5 Метод запугивания
Таинственное исчезновение Оксаны Балахоновой все больше привлекало внимание сыщиков. Интерес к нему рос, постепенно уравновешивая чашу весов, на которой покоились дела более громкие, чем пропажа распространительницы фальшивых долларов. Если свидетели начнут испаряться один за другим, следствие затянется. Вдруг с девушкой расправились, как с Артюхиным. Зная о таком беспределе, люди предпочтут благоразумно помалкивать, спрятаться в тень, чем разоблачать "политбюро" мафии.
По поводу свидетелей между Грязновым и Турецким разгорелся жаркий спор. Вячеслав Иванович считал, что по крайней мере до тех пор, пока не будет организована полноценная охрана свидетелей, рассчитывать нужно на сотрудничество с криминальным миром, иметь в их среде агентов влияния.
Александр Борисович напомнил оппоненту, что попытки завербовать авторитетов у них были.
- Только в результате не мы их использовали, а они нас - сдавали информацию на конкурентов.
- Разве этого мало! - горячился Грязнов. - Польза-то все равно налицо! Не одних раскололи, так других.
- Но и вреда такой агент приносит не меньше. Оперативник сам попадает под его влияние и начинает на него работать. Получается, не милиция внедряется в структуры организованной преступности, а оргпреступность внедряет своих людей в правоохранительные органы.
- Так она и во власть не меньше внедряется.
Они спорили долго, и каждый остался при своем мнении.
Посоветовавшись с Турецким, в среду Светлана Перова собиралась в Зеленодольск. Она хотела найти квартиру, которую снимала Оксана. Возможно, хозяевам известно что-либо об их постоялице. Романова тоже намеревалась поехать в Зеленодольск. Ей следовало выяснить подробности механизма появления и увольнения обеих сотрудниц обменного пункта. Для этого нужно было поговорить с их непосредственным начальником, заведующим операционным отделением банка.
- Галочка, разреши я с ним пообщаюсь! - с неожиданным пылом попросила тихоня Перова. - Зачем тебе переться в такую даль! А я в любом случае буду там собирать данные про Балахонову, так уж заодно и в банк зайду.
Уговаривать Романову долго не пришлось. У нее и в Москве дел выше крыши, а раз Светка сама вызвалась поговорить с этим Гвоздевым, то ей это очень даже на руку. В результате обе остались довольны - у Галины высвободилось дополнительное время, а Светлана лишний раз повидается с Антоном.
Представленный ей Валентиной Олеговной как сухарь, компьютерный фанат, чуждый всяческим другим интересам, Антон при ближайшем знакомстве оказался не таким односторонним человеком. Он был остроумен, начитан и весьма спортивен - раньше занимался легкой атлетикой, бегом на короткие дистанции, у него был первый разряд. А уж обаяния ему не занимать - каждая встреча с ним превращалась для Перовой в праздник. Антон чуть ли не через день приезжал к ней на свидание в Москву. Светлане это было приятно и в то же время жалко, что он после работы столько сил и времени тратит на дорогу. Раз уж есть возможность поехать в Зеленодольск самой, почему не воспользоваться таким обстоятельством.
Со станции она отправилась в "Зеленодольск трейдинг", к Гвоздеву.
Заведующий операционным отделением банка оказался молодым, щеголеватым человеком. Несмотря на молодость, он был лысым, и отсутствие волос компенсировал другой растительностью: рыжими усами и меньшевистской бородкой клинышком. К появлению следователя Павел Петрович отнесся равнодушно, во всяком случае внешне. Разговаривал с ней, а казалось, мысли его витают далеко отсюда. Видя не такую уж большую разницу в возрасте, представился без отчества, просто Павел. У него был неприятный, скрипучий голос.
Про Земцову Павел знал мало - когда он поступил в банк, девушка уже работала в обменнике. В увольнении Татьяны ничего удивительного не видел. Не такая это завидная должность, чтобы держаться за нее руками и ногами. В таких местах большая текучесть кадров, не сидеть же людям там до седых волос.
- По Трудовому кодексу, с момента подачи заявления об увольнении вы можете продержать сотрудника на работе две недели, - сказала Перова.
- А могу и сразу отпустить, - проскрипел Гвоздев. - Кстати, я и думал, что Татьяне придется поработать пару недель, прежде чем найдем сотрудника на ее место, не закрывать же пункт, даже временно. Она сказала, что сможет порекомендовать вместо себя хорошую специалистку. Та живет где-то на севере, но через несколько дней переезжает в Зеленодольск. Поэтому я и отпустил ее через неделю.
- Вообще-то Земцову отпустили через пять дней. Заявление она подала в среду, а уволили ее с понедельника, - поправила Светлана.
- Ну таких подробностей я точно не помню, - отмахнулся заведующий.
- Теперь перейдем к новенькой - Оксане Балахоновой. Прежде чем принять девушку, вы проводили с ней собеседование для проверки квалификации или вам кто-то позвонил и сказал о ней добрые слова?
- Ну вы скажете. Какое там собеседование, - хмыкнул Павел. - Посмотрел ее документы, задал пару вопросов, и все. Звонил же мне сын главного городского милиционера Гордиенко.
- Вы с ним были знакомы?
- Я с ним и сейчас незнаком. Мы никогда не виделись. Президент банка дал ему мой телефон, предварительно предупредив, что будут звонить по поводу новой сотрудницы в обменник.
- То есть никаких особенных проблем при зачислении Балахоновой не возникло?
- Повторяю - не такое уж это место, из-за которого стоит ломать копья.
- Эта Оксана приехала из другого города. А где она жила в Зеленодольске?
- Снимала квартиру.
- Где именно, знаете?
- На всякий случай у меня были записаны ее адрес и телефон. Все-таки с деньгами работаем.
- Были? - с замиранием сердца спросила Светлана. Неужели сейчас выяснится, что записал в какую-нибудь электронную записную книжку, а потом за ненадобностью удалил.
- Были и остались.
Она с облегчением вздохнула. Гвоздев достал из лежавшего рядом с ним на стуле портфеля самую что ни на есть обычную записную книжечку с обложкой под Палех и, раскрыв на нужной букве, продиктовал телефон и адрес:
- Ударная улица, это возле станции.
Довольная результатом беседы, Светлана прямо из банка позвонила в бывшую квартиру Балахоновой, однако никого там не застала. Значит, нужно идти и разговаривать с соседями.