- Так кто ты, говоришь, будешь, Николай? Вижу, что человек служивый, а вот откуда… черти принесли - неясно!
Щербак невольно улыбнулся:
- Почему ты решил, что я человек служивый?
- Глаз у меня наметанный.
- Ишь ты… Ладно, давай знакомиться!
Коля достал свое глориевское удостоверение и протянул хозяину, отметив, что Антон не сделал ни малейшей попытки взять его в руки, но взгляд, брошенный им на раскрытые корочки, был внимательным.
- Ишь ты… - наконец пробормотал он. - Опер, значит, из ЧОПа?
- Точно…
- Хм!.. Небось и в горячих точках успел потрудиться?
Он окинул Щербака более доброжелательным взглядом и, когда тот молча кивнул, покачал головой:
- Ну-ну… Не все, видать, такие невезучие, как я… А ко мне-то тебя чего привело, опер?
- Помощь твоя понадобилась, - произнес Николай после секундного колебания. Вопреки всему Плетнев почему-то вызывал у него симпатию.
- Неужто я еще кому-то помочь могу? Ну и ну!
Антон улыбнулся, продемонстрировав собеседнику неожиданно белые и ровные зубы, и тряхнул густыми, на взгляд Николая, слишком длинными волосами.
- Забавная у тебя висюлька, - улыбнулся в ответ Щербак, а Плетнев моментально погасил улыбку и сурово уставился на него.
- Чего это ты вдруг моей висюлькой заинтересовался?
- Недавно погиб мой самый близкий друг, подорвали его. Еще один человек… очень хороший человек… инвалидом стал. А на месте взрыва в точности такую же штуку обнаружили, вот и заинтересовался…
Решение действовать в лоб пришло к Николаю Щербаку само собой, а продиктовала его внутренняя уверенность, что этот бывший спецназовец, видимо так и не переживший постигшей его трагедии, не может быть убийцей. Тем более детей. У Антона было открытое, несмотря на следы возлияний, почти красивое лицо. Интуитивно Щербак чувствовал, что человек с такой улыбкой и таким взглядом просто не способен на столь тяжкое и подлое преступление. Да, он уничтожил негодяев, убивших его, видимо, горячо любимую жену. Но сделал это, что называется, с открытым забралом, от закона уйти, как поведал Щербаку участковый, не пытался.
- А у друга твоего имя есть? - неожиданно спросил Плетнев.
- Есть… Звали его Денис Андреевич Грязнов… Антон прищурился, взгляд его сделался не просто пристальным - острым.
- Знакомая фамилия… - негромко произнес он. - Знакомая и редкая.
- Не такая уж и редкая, - пожал плечами Николай. - А что знакомая, такты, возможно, сталкивался когда-то с Денисом… Или с дядей его Вячеславом Ивановичем Грязновым.
Плетнев еще некоторое время смотрел странным взглядом на Щербака, потом поинтересовался:
- Ну а второй, которого подорвали?
- Вот тут фамилия действительно редкая: Турецкий… Может, и о нем слышал?
К удивлению Щербака, Антон резко выдохнул воздух и… расхохотался… Физиономия оперативника изумленно вытянулась, а Плетнев, отсмеявшись холодным и сухим смехом, мгновенно посуровел, и теперь в его взгляде, устремленном на Колю, ни малейшей симпатии не улавливалось.
- Н-да-а, - протянул он. - А все-таки интересная штуковина жизнь… Говоришь, любезный Александр Борисович - кандидат в инвалиды? А господину Меркулову, часом, хотя бы самая малость там не досталась?
Щербак слишком поздно понял, что совершил ошибку, он даже догадывался, какую именно… Плетнев между тем продолжил:
- Привет от меня всей честной компании, - ядовито произнес он. - Воистину Бог видит, кто кого обидит… Друзья твои, опер, в свое время меня в психушку спровадили, сына лишили… А ты, значит, за помощью ко мне пришел? Уж извиняй, оперок, а только придется тебе без моей помощи обойтись: сами разбирайтесь, что да как… А теперь будь любезен - прощай!
И, опрокинув в себя вторую стопку, Плетнев с самым суровым видом поднялся из-за стола.
Николай не сомневался, что пытаться исправить ситуацию бесполезно, и спорить с хозяином не стал… Прикрывая за собой дверь плетневской квартиры, он услышал, как смачно, в три этажа, тот выматерился за его спиной…
Уже из машины Щербак позвонил Севе Голованову и, доложив виноватым голосом о своем неожиданном проколе, вздохнул:
- Знаешь, я по-прежнему не сомневаюсь, что к взрыву этот мужик никакого отношения не имеет, не тот характер. Вздумай он кому отомстить, поступил бы так же, как в случае убийцами жены. Но ты все-таки прицепи к нему Самохина, пусть Самоха пару дней за ним присмотрит, не исключено, что Плетнев попытается связаться с кем-то из своих, чтобы если не разрулить, то хотя бы разнюхать ситуацию. Самоху я тут подожду, пока доберется - на случай, если клиент захочет позвонить кому… У него самого телефон давно отключен… Черт! Давно я такие лажался…
- Ты не мог знать, что следствие по его делу вели наши, так что не самоедствуй. Машину он твою видел?
- Нет.
- Значит, будете с Самохиным на пару вести наружку за Плетневым… Думаю, он действительно попытается выйти на кого-то из тех, кто, с его точки зрения, может быть в этом деле замазан… Все, до связи… Самоха прибудет не раньше чем через два часа, он сейчас с клиентом. Держи с ним связь сам, лады?
Щербак отключил мобильный, вздохнул и устроился на водительском сиденье поудобнее. До самого приезда своего тезки Коли Самохина, объявившегося не через два, а через три часа, он не спускал глаз с плетневского подъезда. Но Антон из дома так и не вышел.
Терпкий, сладковатый запах курящихся на треноге трав заполнил большое помещение мастерской минуты через три после того, как Георгий поджег их от черной свечи, установив треножник на его традиционное место, в ногах идола.
Сегодня травы загорелись с первого прикосновения пламени, после первой голубоватой вспышки тление их сделалось ровным, дымок, поползший от треножника, как по заказу, поднялся вначале вверх тонким сизым столбиком и, лишь достигнув лика Бога, потянулся в пространство комнаты. Это означало, что Бог благосклонен к ним, что удача не изменила Георгию, несмотря на осложнившиеся обстоятельства.
Обе девочки лежали неподвижно, с плотно закрытыми глазами, на своих топчанах, выдвинутых на время сеанса на середину мастерской и установленных точно напротив изваяния.
Эта неподвижность была сродни неподвижности мертвого тела, и Георгий, завершив необходимые заклинания, произносимые им на странном, гортанном языке, казалось состоящем из одних согласных звуков, глубоко вдохнул аромат дыма и сосредоточил взгляд на девочках.
- Взгляните на эту яркую золотую точку… Вот она возникла перед вашими глазами… - тихо заговорил он. - Вот она становится больше… это уже круг, яркий, словно маленькое солнце… Смотрите, это действительно солнце, освещающее прекрасный луг, усыпанный цветами… Какое синее, чистое небо… Как прекрасны женщины, идущие к вам издали… Вы знаете этих женщин…
Губы Ани дрогнули, девушка еле слышно выдохнула: "Мама…" - и снова замерла. Настя не шевельнулась.
- Вам, - продолжил он, - хорошо там, хорошо… Вам хочется остаться там навсегда, потому что это не сон, это явь… Сон - там, куда вы попадете, после того как бог Мбунду оставит вас, вернет в этот грязный, мрачный мир, в котором вы испытываете только боль и тоску, слышите только крик и ругань, где вы никому не нужны… Просите Мбунду оставить вас там навсегда…
- Мамочка!.. - чуть громче произнесла Аня, а Настя неожиданно глубоко вдохнула.
- Золотое солнце… - снова заговорил он. - Золотой круг… Золотая точка… Неизбежное возвращение во тьму…
- Точка… Она стала голубая… - пролепетала Аня и открыла глаза. Настины веки тоже дрогнули и приоткрылись, по щеке девочки скатилась маленькая, почти старушечья слезинка.
Георгий поднялся с колен. Протянув руку к стоявшему чуть поодаль от него столу, он взял с него большой бокал, наполненный розоватой жидкостью. Сперва подошел к Ане и, заботливо приподняв голову девушки, поднес питье к ее губам.
- Семь глотков, - напомнил он.
Аня в точности исполнила его распоряжение и улыбнулась.
- Так хорошо сегодня было, дядя Юра, - я маму видела. Так странно: на ней было ее любимое платье, хотя оно на самом деле осталось висеть в шкафу…
- Там ей просто дали точно такое же. - Он тоже улыбнулся и перешел к молча лежавшей Насте. - А что видела ты? - спросил он уже без улыбки.
- Поляну, - прошептала девушка. - На ней было полно земляники. Я хотела попробовать, но почему-то не получилось… Мы с бабулей часто ходим… ходили за земляникой, специально в лес ездим… ездили на электричке…
- Тебе было хорошо там? - Он едва заметно нахмурился.
- Да… Мне показалось, я видела бабушку, я ее позвала даже, но потом… Почему-то она пропала… Я не хотела возвращаться, я хотела ее поискать… Там очень красиво!
- Скоро мы все туда уйдем, но пока еще рановато. Путь в прекрасный мир, где вас ждут любимые и близкие вам люди, нелегок. Двери в него открываются трудно: у нас с вами есть важные дела здесь, открыть двери вечности без них нельзя…
- Вы говорили… - прошептала Настя и, увидев, что Аня уже поднялась со своего топчана, тоже встала.
Георгий, немного понаблюдав затем, как девочки вместе двигают топчаны на их обычное место, незаметно для Насти сосредоточился на ней. Он все еще силился понять, что именно его тревожит в этой девушке. Очевидным было лишь одно: ее видения во время сеансов не вполне совпадают с его требованиями. Почему она вновь и вновь видит свою бабку?.. Конечно, та долго воспитывала ее, а мать она едва помнит… Но ведь помнит же! И снимки, по ее словам, в их доме были… Но видит всегда бабку… Чем это может обернуться, когда дело дойдет до Настиной персональной акции?
Ответа на этот вопрос Георгий с абсолютной уверенностью дать не мог. Наверное, впервые с тех пор как начал работать с этими бедными, обездоленными детьми, впереди у которых не было ничего, кроме перспективы прожить убогую, нищую жизнь, скорее всего, спиться годам к сорока и закончить свое жалкое существование на какой-нибудь помойке или в подвале чужого дома… Какое же счастье для этих девчонок, что судьба свела их с ним, Георгием, способным этого не допустить!..
Он коснулся рукой тотема, мысленно прочел краткое благодарение Богу и, сев за свой стол, задумчиво посмотрел на Аню с Настей, неторопливо накрывавших стол к ужину. К каждой из них у него был свой подход - вождь в свое время научил его многому, в том числе и наблюдать за людьми, чтобы познать их натуру. Увидеть, какими жестами они пользуются, как смотрят, ходят, едят, какое у них выражение лица, когда думают, что никто их не видит… Всего этого достаточно, чтобы понять, кто перед тобой, и безошибочно избрать нужный подход.
Георгия нельзя было обмануть - он знал, когда человек лжет: он бессознательно будет двигаться или шевелить пальцами определенным образом. Это знание облегчает работу с людьми, позволяет правильно их оценивать, не обольщаться, например, по поводу таких шавок, как Цветков и его начальничек… Наконец, не переплачивать им, хотя деньги для Георгия после югославских событий не проблема…
Он слегка улыбнулся, вспомнив про Югославию. Точнее, о том, как сложно, но успешно кружными путями - через Украину, Карпаты, Польшу - пробирались они с Ренатом на ту войну… На тех, кто их нанял, вышел Ренат - здесь, в Москве, у него были свои, давние связи со здешними исламистами. Недаром он, после того как бойня завершилась, назад не вернулся.
Даже ему, Георгию, он так и не сказал, в какой именно стране осел - среди арабов? Турок?.. Каждый раз, когда предстояло выходить на связь, Георгий засекал новый роуминг. В последний раз это была Турция.
Возможно, Ренат был прав, когда уговаривал его не возвращаться в эту проклятую Богом страну?.. Правда, уговаривал недолго. Видимо, кто-то, кто был постарше и поважнее Алиева, объяснил Ренату, что его друг куда нужнее здесь, чем в какой-нибудь ЮАР…
- Дядя Юра! - Анин голос был веселым и звенящим. - Вы меня что, не слышите? Ужин, говорю, готов!
- Я задумался, девочка, - мягко отозвался Георгий. - Что там у нас сегодня?
- Сырный пирог, салат, бананы и чай со шербетом, - бодро отрапортовала девушка. - Вообще-то завтра пора покупать продукты.
- Составишь, как обычно, список, я привезу все, что нужно.
Его мобильный ощутимо завибрировал в нагрудном кармане легкой сорочки. Георгий поднялся, отошел в противоположный от девушек, все еще хлопочущих возле накрытого стола, угол и включил связь.
- Товар вам доставят сегодня в полночь, две коробки, - сказал мужской голос по-русски с легким, едва заметным акцентом.
- Хорошо, буду ждать, - коротко ответил он. В соответствии с распорядком дня Аню с Настей он уложил ровно в одиннадцать часов.
Спустя час, как и говорил, он вышел из мастерской и, обогнув густо росший кустарник, оказался перед довольно широкой, уходившей вниз, к безымянному ручейку, затем идущей вдоль него хорошо утрамбованной дорожкой.
Вскоре послышалось далекое, постепенно нараставшее тарахтение, затем мелькнул яркий свет галогеновой фары… Спустя минуту перед Юрием лихо затормозил, насколько он, ослепленный светом фары мог судить, "Харлей". Мотоциклист заглушил двигатель и легко спрыгнул с седла. Он оказался широкоплечим, приземистым - ниже Георгия. На этот раз человек говорил на чистом русском, без малейшего акцента.
- На. - Он протянул плотный пакет. - Здесь тридцать штук, пока хватит… "Зеленых", конечно… Коробки сам сгружай.
- Мне сказали, товар будет только через месяц, - буркнул Георгий.
- Месяца у тебя нет, - сухо возразил мотоциклист, так и не снявший шлем и не подумавший поднять забрало. - Акция через две недели. Готовь девку.
Он ничего не ответил, хотя сказать ему хотелось многое. Просто было некому: курьер и есть курьер, передал что велено, а дальше не его проблемы.
- Коробки сгружать будем вместе, - зло бросил он. - Один провожусь дольше.
Мотоциклист глухо фыркнул, но, немного поколебавшись, подчинился и, круто развернувшись, шагнул к багажнику, на котором высились два картонных ящика из-под телевизоров, упакованные фабричным способом.
Через полчаса оба ящика стояли в мастерской, у самого входа. Звук мотора давно уже исчез вдали. Лица курьера Георгий не видел даже мельком: свои шлемы эти типы на его памяти не снимали никогда.
Подойдя к спящим девочкам, он проверил, насколько глубок их сон, и снова вспомнил идиота на "Харлее". Для того чтобы узнать его, Георгию и не нужна была физиономия курьера. Вполне достаточно весьма характерной и глубоко индивидуальной осанки и шрама на мизинце: перетаскивая с ним коробки, наездник вынужден был снять перчатки… Чертов пижон!
10
Легкая, ненавязчивая мелодия мобильного раздалась сразу после того, как Константин Дмитриевич завершил летучку и на некоторое время остался в своем кабинете один. Глянув на определитель номера, он слегка вздрогнул и, поспешно схватив аппарат, включил связь: это был номер Ирины Турецкой. Неужели?.. Однако в следующую секунду брови его взлетели вверх, а на лице расцвела восторженная улыбка:
- Санька… ты!..
В своей палате Александр Борисович Турецкий воровато глянул на дверь, за которой только что скрылась его супруга, уже во второй раз забывшая свой телефон на прикроватной тумбочке.
- Конечно, я, кто же еще? - нарочито ворчливо произнес Турецкий.
- Ты как?.. - Голос Меркулова едва заметно прервался от волнения.
- Нормально… Слушай, времени мало, Ирка вот-вот вернется и начнет отрывать мне голову. Я хотел узнать, что там с рейдерским делом? Только не вздумай читать мне лекции на медицинские темы, ясно? Я тут, к твоему сведению, от безделья дохну, а не от контузии. Ну?
- Ты неисправим… - Меркулов вздохнул и сдался. - Что с делом… Ведут его по-прежнему твои Поремский и Померанцев на пару… Только что на топтушке докладывали… Слушай, твоя Ирка меня убьет - и будет права!
- Та-а-ак… Ты что, хочешь, чтобы у меня на нервной почве наступила вторая кома?
- Боже упаси! - ахнул Константин Дмитриевич. - Ладно-ладно… Словом, стройку нам на этом месте ценой, как выяснилось, пятьдесят миллионов долларов, удалось временно остановить… Но главное не это: наши электронщики уже почти вычислили всю цепочку, по которой деньги за распроданное НИИ уходили на конечные счета!
- Кто лоббировал в Госдуме эту затею?
- Имена тебе ничего не скажут, но одного из них мы вызвали на завтра под вполне нейтральным предлогом…
- Что с гендиректором?
- Выпустили под подписку о невыезде, Яковлев работает как профессиональная землеройка, уверен, доказать, что уголовное дело против директора сфабриковано, удастся со дня надень… Сань, пока больше ничего, клянусь!..
- Плохо, медленно работаете, - озабоченно буркнул Турецкий, не переставая поглядывать на дверь. - По убийствам главбуха и главного конструктора, как я понял, ничего нового?..
- Слушай, Саша, неужели я и тебе должен рассказывать, сколько у нас дел на каждого следака?! - обиделся Меркулов. - И так это дело на контроле на самом верху, каждый день дергают, что да как…
- Еще бы! - Александр Борисович усмехнулся. - Распродать за здорово живешь и уничтожить на корню оборонное предприятие, спохватившись уже после того, как там супермаркеты начали возводить и прочие стоянки… Конечно, на контроле!..
Ручка на двери шевельнулась, и Турецкий моментально спохватился:
- Все, Костя, больше не могу, попробую завтра перезвонить!
- Шурик!.. - Ирина Генриховна уже стояла на пороге палаты, с упреком глядя на своего неугомонного мужа.
- Что, Ириша? - с самым невинным видом отозвался он.
- Кому ты собрался перезванивать? Турецкий отметил, что на сей раз в голосе жены почему-то гораздо меньше возмущенных интонаций, чем обычно, - в случаях когда Ирина Генриховна приступает к исполнению обязанностей Цербера при муже.
- Мне что, уже и друзьям позвонить нельзя? - поинтересовался он капризным голосом.
Она покачала головой и, закрыв за собой дверь, присела у кровати мужа.
- Ох, Шурик… Ну я что, не понимаю, по-твоему, для чего ты им звонишь? Пойми и ты: тебе нельзя волноваться, совсем нельзя! Я вот только что об этом говорила с доктором… Могу поспорить, что ты звонил либо Меркулову своему, либо Померанцеву… В крайнем случае Поремскому.
- А тебе не приходит в голову, что я гораздо больше волнуюсь, когда не знаю, что у них там происходит? - неожиданно даже для себя самого огрызнулся Турецкий. - У меня в производстве было по меньшей мере пять сверхважных дел… Я что, не имею права узнать, как они продвигаются?..
- Шурик… - Ирина растерянно смотрела на разозлившегося супруга. - Конечно, узнать ты можешь, разве я спорю? Но согласись, узнать - одно, а пытаться руководить расследованием из палаты - совсем другое… Ты же, дорогой, меры ни в чем не знаешь, а грани, за которую лучше не соваться, вообще никогда не чувствовал!
В голосе Ирины Генриховны Турецкому почудились близкие слезы, и он мгновенно сдался:
- Ладно-ладно, Иришка, ты права, а я, как обычно, свин эгоистичный… Ну хочешь, я, чтобы ты не нервничала, сейчас же улягусь и посплю?
- Хочу! - Жена улыбнулась. - Вот и врач говорит, что днем тебе обязательно надо спать часа два-три!
- Все, я сплю!
Александр Борисович моментально сполз в положение лежа и послушно закрыл глаза.