- В том-то и дело, что не исключительный. Болтают без всякого контроля. Но чтоб - "в атаку", такое услышал впервые. Я счел поначалу за дурацкую шутку. Ну мало ли, думаю, сдурел пилотяра, почувствовав опьянение высотой, такое у новичков бывает. Вообразил себя на минуточку Покрышкиным или Кожедубом. Но позже, после известия о катастрофе, поймите, что я должен был думать? Бред сумасшедшего? А в общем, так вам скажу: меня об этом не спрашивали, я и молчал. Если б сразу спросили - не знаю. Но потом вот Боря посоветовал завязать язык от греха. Может, я в чью-то тайну нечаянно залез? И тогда, узнав об этом, господа хорошие мокрого места от случайного свидетеля не оставят. Подумал я и согласился с ним…
- Ладно, спасибо, думаю вы очень нам помогли, - сказал Грязнов.
Тимофеев достал из-за шкафа коробку с магнитофонными кассетами, перебрал их - надписей на них не было, просто какие-то одному ему понятные значки, нашел одну и отдал ее генералу.
- Вот все, больше ничего нет.
Грязнов спрятал кассету в карман, сложил на столе записанные им в протокол допроса свидетеля вопросы и ответы, предложил прочитать и подписать Тимофееву. Олег Иванович бегло просмотрел записи и расписался на каждом листе. Можно было заканчивать.
- А что, Олег, вы не в курсе, следствие к вашему начальству не обращалось с вопросом, не было ли в ту ночь в непосредственной близости с самолетом, потерпевшим аварию, какого-нибудь другого летательного средства? - спросил напоследок Грязнов, поднимаясь.
- Ну как же! - ухмыльнулся Тимофеев и посмотрел на Симагина. - Обязательно, первым делом. Но мое начальство даже не соблагоизволило у меня поинтересоваться этим вопросом, а уверенно ответило, что по всем имеющимся у него, начальство имею в виду, данным, кроме спецлайнера, на борту которого находились министр и его помощники, в непосредственной близости от аэропорта никаких других самолетов не было. Это официальный ответ.
- Спасибо, буду иметь в виду. А сейчас мне надо сделать срочный звонок Сане, уже двенадцатый час.
3
В половине двенадцатого, переговорив по телефону с Грязновым, Турецкий позвонил Смурову и напомнил тому, что с утра ждет его в прокуратуре для снятия показаний относительно известного дела. Алексей Петрович красиво изобразил свою забывчивость. Ах, как ему было неудобно из-за того, что он попросту упустил из виду такую мелочь, как встреча с Турецким. Ну да, конечно, он помнил, вчера ведь, кажется, договаривались, однако какие-то утренние дела… Что за дела? Да, в общем, имеющие непосредственное отношение к гибели министра. Долгий разговор с министерством. По сути, ему, Смурову, в настоящее время приходится держать на своих плечах все министерство. А это - тысячи больших и малых проблем. И надо срочно лететь в Москву, и этот допрос еще - как-то все сошлось разом, поневоле забылось. Но он приносит свои искренние извинения, буквально через десять - пятнадцать минут генерал Митрофанов подвезет его в прокуратуру.
- Он ведь нам, надеюсь, не помешает? - наивно этак бросил Смуров, не ожидая возражений.
- У меня в настоящее время нет никаких оснований, да и острой необходимости в его присутствии во время нашего с вами разговора. Допрос, - философски заметил Турецкий, - это, я бы сказал, в некотором роде некое интимное действие, как говорят у нас в Генеральной прокуратуре, которое происходит между двоими, и присутствие третьего лица, постороннего, в это время нежелательно. - Тон у Турецкого был - ну сама любезность, приправленная легкой игривостью! - Кстати, и вопросы к Георгию Александровичу у меня обязательно возникнут тоже, но несколько позже, зачем же нам тревожить человека раньше времени, верно? - И, не дожидаясь ответа, заключил: - Так я непременно жду вас, Алексей Петрович. Именно вас.
Телефонная трубка легла на место, и Турецкий хитро рассмеялся: он представил себе, как сейчас вытянулось лицо этого красавчика Смурова. И как наверняка налился краской Митрофанов, получивший такой откровенный "отлуп".
Он же не знает, что в кадры МВД еще с утра ушли запросы, которые касались и командировки самого Митрофанова - не за свои же деньги ехал он якобы в отпуск - рыбку енисейскую половить, и этого Рауля, и его странной команды. Ответ должен был прийти, с учетом всех бюрократических затяжек, к концу дня. Вот тогда и прояснится схема "беседы" с генералом и его помощниками…
Смуров, заметил Александр Борисович, был сдержан и внешне спокоен, но внутренне определенно разъярен. Видно, все никак не мог понять, как это с ним могут разговаривать в непререкаемом тоне. Сам он - может, это другое дело, но с ним?! И похоже, в его решительности, с которой он вошел в кабинет, было больше всего желания в иносказательной, так сказать, форме дать по морде этому зарвавшемуся следователю, кем бы он ни являлся.
Турецкий вмиг это усек и противопоставил свою тактику. Встал, вышел навстречу, самым радушным образом пожал Алексею Петровичу руку и посетовал, что пока у него, к сожалению, нет помощника, а лучше помощницы, которая вмиг сварганила бы для них со Смуровым по чашечке хорошего кофе. Ничего не поделаешь, придется варить в казенной кофеварке самому.
- Присаживайтесь, Алексей Петрович, располагайтесь, как вам удобнее. Знаете, у нас, следователей, не принято говорить "садитесь". Клиентуру-то нашу вы, конечно, представляете? В основном уголовный элемент, который на реплику "садитесь" реагирует весьма своеобразно и очень болезненно. "Сам, - отвечает, - садись, следак, а я всегда успею!" Вот и "присаживаем" поневоле! - Турецкий рассмеялся, балагуря и включая электрическую кофеварку, которую "пожертвовал" ему самолично прокурор Зинченко - наверняка в знак особого расположения. - Вас не смутит, если я буду делать сразу два дела? Следить за кофеваркой и задавать вам вопросы? - Он весело, почти по-приятельски взглянул на Смурова поверх очков и подмигнул ему. Тем более что у меня их будет немного, и, я бы даже сказал, скорее, формального свойства.
- Вы настаивали, вызвали, так что же теперь спрашивать-то? Задавайте, что знаю, то расскажу. Придумывать мне абсолютно нечего.
Он все-таки пытался еще изобразить оскорбленное самолюбие, но Турецкий словно не слышал его, он даже умудрился что-то напевать, или мурлыкать, себе под нос. И Смуров несколько изумленно замолчал.
- Не помните, Алексей Петрович, - спросил вдруг без всякой связи и подготовки Александр Борисович, - когда, в какой момент вы поняли, что Сальников дал указание пилоту прекратить маневры, связанные с заходом самолета на посадку, и продолжать полет дальше на восток? До истечения контрольного времени или после? Когда вы сообщили об этом присутствующим в зале ожидания?
- Не понял, - насторожился Смуров, - о чем я мог кому-то сообщить? Я что-то не припоминаю такого момента, - добавил он с иронией. - Вероятно, у вас не совсем точная информация.
- Это бывает, - тут же поддержал его Турецкий. - Есть такие мгновения, назовем их моментом обострения критической ситуации, когда человек что-то совершает, говорит, во спасение, разумеется, а позже начисто об этом забывает. Случается. Психологическая загадка для меня, хотя, говорят, это легко объяснимо. Но не будем углубляться. Я напомню. Вы сказали о том, что после беседы с президентом у вашего министра вполне могли возникнуть некоторые собственные планы, о которых тот не поставил вас в известность. Ну, что, мол, у Сальникова в последнее время появилась этакая манера принимать решения, не ставя в известность о них даже свое ближайшее окружение. И добавили, что, по вашему мнению, он мог изменить маршрут и полететь в Иркутск или Хабаровск, чтобы на следующий день, прямо с утра, прилететь на совещание. Я почти цитирую, это записано со слов присутствовавших в аэропорту лиц, заслуживающих доверия.
- По-моему, ничего подобного сказано не было, - возразил Смуров. - А о капризах министра, да будет вам известно, хорошо знают все руководящие сотрудники министерства, это ни для кого не секрет. Возможно, я что-то и мог сказать в этом плане. Но прошло уже столько времени! Неужели вы думаете, что я должен помнить о каждом сказанном бог весть когда слове?
- Странная штука - память. - Турецкий покачал головой, разлил по чашечкам кофе и принес их к столу, одну поставив перед Смуровым. - Осторожно, очень горячий… - Сел сам, придвинул к себе листы протокола, поправил очки и сказал, беря ручку: - Четверо опрошенных почти слово в слово повторяют ваши слова, а вы ничего не помните… Ну ладно, вернемся к этому позже. Давайте для начала займемся формальностью. Итак, я записываю: фамилия, имя, отчество… должность и прочее… Это обязательные моменты протокола допроса свидетеля…
Покончив с "формальностью", Александр Борисович отпил глоток, кивнул Смурову одобрительно, приглашая и его пить кофе, а потом сказал:
- Так вот, насчет моего первого вопроса. Когда было сказано, как вы говорите, о капризах министра, до контрольного времени или после?
- А что вы понимаете под контрольным временем?
- Время посадки самолета.
- Как же я мог знать, если он так и не приземлился? - с усмешкой превосходства спросил Смуров.
- Как говорил Шерлок Холмс, элементарно, Ватсон! Время приземления было известно всем встречающим, и вам в том числе. Ибо все постоянно поглядывали на часы. Даже двинулись из зала к летному полю, чтобы встретить Сальникова. Разницу могла составлять минута-другая, не больше.
- Да? Что-то я не обратил внимания на это… И что за сложность - до или после! Не помню. Даже если и сказал… Наверное, после, когда стало ясно, что самолета не будет. А что это вам дает конкретно?
Турецкий хмыкнул и с улыбкой посмотрел на Смурова, который так и не притронулся к чашке.
- Остынет, что же я, зря старался?.. Конкретно, спрашиваете? Понятия не имею. Я хочу восстановить всю последовательность событий в тот вечер и надеюсь, вы мне в этом поможете, как главное лицо в той ситуации.
- Главное в каком смысле? - вмиг напрягся Смуров. - Не хотите ли вы сказать, что в аварии самолета видите мою вину? Думайте, что говорите!
- Ей-богу, вы напрасно разволновались, Алексей Петрович. Не понимаю, как вам это могло прийти в голову! Я имел в виду ситуацию, когда никто ничего не понимал и решительно все смотрели на вас, ища объяснений. Это же вполне логично! До появления министра главным человеком при подготовке совещания были именно вы и никто другой. Разве не так? - И, не дав возможности ответить, продолжил: - А кстати, вопрос не для протокола, чем закончилось то совещание? Мне говорили, что вы прочно держали оборону, несмотря на происки, да? - Турецкий поднял сжатый кулак, как приветствовали в тридцатых годах прошлого века: "Рот фронт!" - Если не секрет, конечно.
- Пришли к консенсусу, - кратко ответил Смуров. - Пришлось учитывать региональные интересы, про что частенько забывает Москва.
- А-а, значит, все-таки "китайский вариант"! Ну, понятно. Наверное, логично… Правда, насколько это согласовывается с государственными интересами?.. Не мне судить, но этот факт говорит о том, что прямое указание министра вы переиграли…
- Не понимаю, кто вам сказал, что я вообще получил какое-то указание от министра? - Смуров был в полнейшем недоумении, причем искреннем. Вернее, он хотел, чтобы его реакция так выглядела.
- Скажу, но вы не поверите, - весело ответил Турецкий. Его пока забавлял этот разговор, и важно было, чтобы Смуров не понял, к чему в конце концов они подойдут. - Точно, не поверите. Президент. Со слов Сальникова. Но, может, Сальников просто забыл о том, что говорил вам перед вашим отлетом сюда, и тем самым нечаянно ввел президента в заблуждение? Может, у него тоже, как и у вас, что-то случилось с памятью? Вы говорите, он в последнее время вел себя странно, не советовался с вами, а принимал решения самостоятельно? Я правильно вас понял?
Турецкий, естественно, блефовал, но разговор президента с министром был, об этом, как и о некоторых его деталях, Косте рассказывал Георгий Иванович, помощник главы Администрации. А ему, сказал Костя, можно доверять. И позиция президента в осуществлении "Восточного проекта" была однозначно ясна, как и позиция Сальникова в этом вопросе. А потом, ведь президент вовсе не разубеждал министра во время встречи, а предлагал тому весомые аргументы, с помощью которых Сальников мог бы убедить своих оппонентов. Оба они прекрасно понимали, что совещание будет нелегким и лоббистов на нем окажется более чем предостаточно.
- Нет, я говорил, но не совсем так. У нас был, разумеется, разговор с Сальниковым, в котором речь шла о позициях министерства и так далее. А иначе зачем же было собирать руководство всей Сибири и Дальнего Востока? Их же тоже надо было послушать. Вот, в общих чертах.
- Только послушать? Ну что ж, примем за основу. Хотя у меня имеются более конкретные сведения, но это неважно. Итак, вы объяснили присутствующим в аэропорту ситуацию с министром и пригласили их вернуться в банкетный зал. А что дальше было?
- Погодите, я никого никуда не приглашал!
- Ну вот, опять… Ну, Алексей Петрович, дорогой мой, что ж у вас за память-то? Губернатор говорит, прокурор официально показывает, генерал Горбенко подтверждает, а вы один ничего не помните? Сами-то где были? - засмеялся Турецкий. - Впрочем, молчу. Ответ может оказаться вполне интимного свойства. Сам грешен и потому не сужу себе подобных! А вот что меня все-таки интересует… Вы отказались поехать вместе с Прохоровым в его дом приемов, куда отправились все пятеро губернаторов. На банкете, продолжавшемся в аэропорту уже самостийно, тоже не остались, а фактически в одиночестве отправились в гостиницу. Где и ждали появления господина Митрофанова, так? Вы заранее условились с ним? Или ваша встреча произошла спонтанно?
- Я совершенно не понимаю смысла вашего вопроса. И пока вы мне не объясните своей позиции, отказываюсь отвечать вообще. Вы меня в чем-то подозреваете? Тогда в чем? В ваших вопросах мне слышится скрытый провокационный смысл.
Речь Смурова зазвучала жестко и даже зло.
- Вы так считаете? - удивился Турецкий. - Вот уж не подумал бы… Хотите добраться до смысла? Ну что ж, попробуем расставить все точки… Давайте вместе предположим такую ситуацию. Скажите, вам не показалось бы странным, что человек, от которого многое зависит и к которому устремлено внимание не одного десятка человек, неожиданно обрекает себя как бы на одиночество? Один едет в гостиницу, хотя вроде бы ничего не произошло. Никто ведь, кроме нескольких человек, не знает еще о том, что министр уже убит. И уже в гостинице до половины первого ночи ожидает того, кто принесет ему это известие. А утром как ни в чем не бывало открывает и проводит ответственное совещание, ни словом не обмолвясь о том, что знает. А после не возвращается к своим неотложным делам в Москве, а все еще продолжает "рулить" проводимым расследованием. Интересная ситуация, не правда ли? Ничего не напоминает?
- Ничего абсолютно. А если вы за этим иносказанием имеете в виду меня, я могу счесть себя просто оскорбленным вами без всяких к тому оснований. И сделать соответствующие выводы. И не личного, а общественного порядка. Вы забываете, кто я!
- Что вы, как можно забыть? Более того, я полностью с вами согласен. И на вашем месте поступил бы точно так же. Но сперва обязательно спросил бы, о ком шла речь? О вас или же о ком-то другом?
- А меня, знаете ли, это не интересует. Меня возмущает ваша, мало сказать, странная позиция. Говорите конкретно, в чем вы собираетесь меня обвинить? И если вам нечего сказать, я уйду, у меня много гораздо более важных дел, нежели выслушивать вашу демагогию. У вас имеются еще ко мне вопросы?
- Ни боже мой! Я спрашивал, вы подробно отвечали мне, и я вам признателен. Осталась малая формальность: вы должны прочитать записанное в протоколе, исправить то, что считаете неверным, и подписать. И больше ничего. Повестку я вам не посылал, значит, вы можете считать себя свободным. Прошу прочитать.
Турецкий протянул Смурову протокол, в котором были заполнены формальные графы, касавшиеся личности допрашиваемого, а также вопросы и кратко записанные ответы на них Смурова - о "капризах" покойного министра, о времени посадки самолета, а также о достижении консенсуса на совещании и позиции министерства в этой связи. То есть несколько абсолютно несущественных вопросов. И ни слова о Митрофанове, ни слова о самом Смурове и выдвинутых против него странных обвинениях.
Алексей Петрович, прочитав написанное, был озадачен.
- Что, и это все?
- А чего бы вы хотели? Наш начавшийся разговор вас не устроил, вы даже обидеться изволили, вот я и прекратил его.
- Так зачем же мне нужно было являться сюда? Все это вы с успехом могли спросить у меня еще вчера вечером, в ресторане. Что за формализм?!
- Ну что вы, Алексей Петрович! Я сделал для себя серьезные выводы.
- Какие же?
- Я познакомился с вами. Понял, о чем вы думаете. Что вам нравится, а что нет. Как у вас обстоят дела с памятью. Разве этого мало? Расписывайтесь и можете быть свободны. О необходимости нашей следующей беседы я вас непременно поставлю в известность заблаговременно.
- Чтобы крутить ту же шарманку? - уже с откровенной насмешкой спросил Смуров.
- Каждый понимает это по-своему. Всего хорошего. - Турецкий встал и проводил Алексея Петровича до двери, предупредительно открыв ее перед ним.
А когда Смуров ушел, удовлетворенно прихлопнул в ладоши и сказал сам себе с хитрой усмешкой:
- Теперь этот сукин сын не заснет. И Митрофанова изведет своими сомнениями. А сейчас нам нужен Славка!
4
Два Владимира разделили свои обязанности следующим образом: Яковлев отправлялся к супруге и, возможно, если удастся, еще и к бывшей жене Сальникова, а Поремский - в министерство. И оба берут за жабры всех, кто может сказать что-нибудь определенное о покойном.
Ангелина Иосифовна Вербицкая до встречи с Сальниковым работала в Минтяжэнергопроме старшим экономистом в отделе планирования энергоресурсов. Она имела степень кандидата экономических наук, слыла серьезным специалистом и при этом обладала незаурядными чисто женскими достоинствами.
Обо всем этом Володя узнал в отделе, где еще сравнительно недавно, чуть меньше года назад, работала Ангелина.
Прежде чем встретиться с ней, он хотел побольше узнать, что она за человек, и при разговоре с начальником управления кадров министерства, которого они посетили вместе с Поремским, не без удивления узнал о том, что Сальников со своей новой женой, молодой и красивой, познакомился чуть ли не случайно, встретившись в вестибюле здания. А затем эти "случайности" участились, и вскоре сотрудники стали шушукаться, что новый министр-то, оказывается, парень не промах! Ловко на симпатичную сотрудницу глаз положил! В общем, Володе было предложено встретиться и поговорить о ней с другими сотрудницами отдела - Ангелина была человеком общительным и о делах своего мужа могла рассказать немало полезного. Пожилой кадровик, прошедший серьезную чекистскую школу, конечно же понимал, зачем Генеральной прокуратуре и МВД нужны такие сведения. Раз спрашивают, значит, имеют на то определенные резоны. И лишние вопросы тут задавать нет необходимости.
Итак, Поремский пошел по заместителям и помощникам Сальникова, а Яковлев отправился в "женский" отдел планирования энергоресурсов.