Он ожидал, по правде говоря, услышать немало сплетен по поводу молодой супруги министра, но вынужден был признать, что оказался не прав. К Ангелине Иосифовне здесь относились по-доброму и очень переживали в связи с ее трагической утратой. Было даже высказано соображение о том, что Сальниковой, в девичестве - Вербицкой, видимо, придется теперь снова думать о работе, о хлебе насущном. И скорее всего, она попытается вернуться в "родной" отдел. Против такого варианта никто не возражал - Ангелина была грамотным и способным специалистом, а ушла из министерства по настоянию мужа и очень неохотно, о чем говорила подругам. Это Сальников настаивал, не желая, чтобы какие-то вопросы некие господа пытались решить с помощью его супруги. Ни для кого это не секрет, что современные бизнесмены не гнушаются использовать для достижения собственных целей любые способы - от подкупа до угроз, не говоря уже о всякого рода грязных сплетнях. То есть все сослуживцы Ангелины понимали, что в ее уходе была своя правда. Хотя никто и не имел бы ничего против того, чтобы она продолжала свою работу на ниве перспективного планирования.
Отмечали также ее мягкий характер, общительность, что давало возможность Яковлеву рассчитывать на ее доверие и помощь следствию.
Почему это было особенно важно? А потому, что на последнем рабочем совещании перед отлетом следственно-оперативной группы в Сибирь, и обладая лишь скудной информацией, которую удалось получить из Белоярской краевой прокуратуры, Александр Борисович высказал такую точку зрения, а Вячеслав Иванович горячо его поддержал, что в этой авиационной аварии наверняка будет масса черных пятен и это надо сразу иметь в виду. Другими словами, обычной авиакатастрофой, явившейся результатом традиционного разгильдяйства, здесь не пахнет, следовательно, ответы надо будет искать в окружении самого министра. Что конкретно он имел в виду, Турецкий не стал тогда подробно объяснять, но направление для поиска подсказал. Затем и остались в Москве Поремский с Яковлевым.
Наслушавшись дифирамбов в адрес несчастной женщины, чей скоротечный и счастливый, как полагали, брак неумолимо быстро развалился, Володя Яковлев отправился из министерства в район метро "Профсоюзная", где была квартира Сальниковых. Ангелина Иосифовна по телефону подтвердила свое согласие встретиться и побеседовать с сотрудником МВД. И буквально с первых слов ее Владимир убедился, что подруги были абсолютно правы, рисуя ему образ милой и доброжелательной женщины. Но оказалось, что ко всему прочему она была еще и молода. Это надо было иметь действительно незаурядные способности, чтобы к тридцати годам, да еще женщине, занять должность ведущего специалиста, причем не с помощью блата, а исключительно благодаря личным талантам. И потом, она была очень хорошенькой, даже понятная скорбь не смогла изменить ни ее притягательной внешности, ни благожелательного отношения к людям. Хотя на лице ее была заметная бледность, а в движениях некоторая замедленность, которая появляется, когда человек употребляет много успокоительных средств.
- Сейчас середина дня, - мягко сказала она, - а у вас, наверное, весь день в беготне, да? И вы, разумеется, не успели пообедать?
Яковлев лишь смущенно развел руками - меньше всего он ожидал услышать такой вопрос.
- Тогда, если вы не будете возражать, я могу покормить вас. И мне, может, удастся проглотить что-нибудь… - Она поморщилась. - Поверьте, уже который день кусок в горло не лезет. Пожалуйста, проходите на кухню. Да не снимайте обувь, сейчас сухо… Я уже неделю не выходила на улицу… Девочки звонят, с прежней работы. Но и они толком ничего не знают, даже когда будут похороны… Может, вы знаете?
- Мы поговорим об этом. А еще проще - позвоним руководителю нашей бригады и спросим, не возражаете?
- Спасибо, я готова ответить на любые ваши вопросы… У меня есть вкусный суп - мама сварила, она приходит, потому что сама я ничего еще не могу делать, на таблетках сижу… Садитесь, я сейчас разогрею…
- Ангелина Иосифовна, я готов принять ваше любезное приглашение, причем с огромным удовольствием, но только давайте разделим трапезу вместе. Я чувствую, что вы морите себя голодом. И совершенно зря, потому что горю, в котором я вам искренне и глубоко сочувствую, это не поможет, а вот сами заболеть имеете все основания.
Яковлев и сам не заметил, как заговорил вдруг в возвышенном стиле, будто какого-нибудь российского классика начитался. Но это оттого, вероятно, что женщина очень напомнила ему киношные образы тургеневских барышень.
- Я все понимаю, Владимир Владимирович, но это - выше моих сил. И еще просьба: зовите меня просто Ангелиной или, по-домашнему, Алей.
- Хорошо, и я тогда тоже - просто Володя…
Глядя на Яковлева, с аппетитом уплетающего вкусный фасолевый суп с грудинкой, Аля и сама, сперва неохотно ковыряясь ложкой в густом супе, а потом, за разговором, словно забылась и опорожнила, возможно, уже чисто машинально свою тарелку… Потом они еще что-то ели, Яковлев не обращал внимания - кажется, домашние котлеты с картофельным пюре. Но ел он теперь, скорее, механически, потому что внимательно слушал предысторию знакомства Виталия Сальникова с Ангелиной Вербицкой. А она рассказывала медленно и негромко, будто это было воспоминание о чьей-то чужой жизни…
Они познакомились случайно, столкнувшись носом к носу в вестибюле: он возвращался с какого-то правительственного совещания, а она припозднилась в отделе и уходила с работы домой, когда трудовой день давно закончился. Он, стремительно входя в вестибюль, едва не сбил ее с ног. Но успел вовремя поддержать женщину за локоть, потом остро взглянул ей в глаза, извинился, но таким тоном, будто вовсе и не считал себя виноватым, и улыбнулся, не забыв спросить:
- А что вы так поздно делаете здесь?
- Здесь, - Аля подчеркнула это слово, - я работаю. А вот почему вы так поздно приходите на службу, это вопрос!
Да, она никогда не лезла, что называется, за словом в карман. Сказано было с явным вызовом, который, она почувствовала вдруг, родился именно от его взгляда, устремленного на нее. И он был таким, этот взгляд, будто министр только что открыл для себя Америку. В ответ Сальников громко расхохотался и тут же смущенно смолк, заметив устремленный на него подозрительный взгляд охранника.
- Мы не знакомы, а работаем вместе, это неправильно… ненормально, вы разве так не считаете? - тоном заговорщика, но широко и добродушно улыбаясь при этом, сказал министр. - Меня зовут…
- Можете не представляться, Виталий Анатольевич. А меня зовут Ангелиной Иосифовной. Фамилия - Вербицкая. Мама зовет меня Алей, так же называют и близкие друзья, мне это привычно и приятно.
- Очень приятно. - Он слегка склонил голову. - А муж как зовет?
- Я думаю, когда он у меня будет, тоже станет звать Алей.
- Вы говорите - будет? Значит, вы не были замужем еще?
- Увы. Хожу в старых девах. Отдаю всю себя работе - перспективному планированию. Вы хотите узнать, что это такое? Или что-то еще?
- На первый раз, - весело глядя на нее, ответил министр, - мне этого более чем достаточно. Но если вы не возражаете?..
- Не возражаю… Потому что о вас много любопытного рассказывают наши женщины… Которые, как вы понимаете, знают все!
- Какой кошмар! - притворно ужаснулся он. - В самом деле?!
- Не ужасайтесь, Виталий Анатольевич, в их живом интересе нет ни малейшей опасности для вашей репутации.
- Да, но все же… Ругают, да?
- Напротив, сочувствуют.
Это было сказано Алей просто, в качестве констатации, без дурацкого подтекста, и Сальников это, видно, почувствовал.
- Глупости все, - чуть резковато сказал он. И тут же лицо его смягчилось. - Извините, к вам, Аля, это не имеет ни малейшего отношения. Ну, еще раз извините великодушно. - Сальников как-то натянуто вздохнул, неловко протянул руку к ее руке, мягко пожал и добавил: - Отдыхайте… А мне надо еще поработать. В частности, и над вашим "перспективным", - он засмеялся, - планированием. Это ж надо такое придумать! Всего вам доброго. До встречи.
Он быстро ушел к лифту, ни разу не обернувшись, а вот его "до встречи" почему-то запало в душу Ангелины и заставило сердце биться взволнованно. Подумалось даже: "Уж не судьба ли?.."
Оказалось судьбой.
Через два дня в отдел заглянул начальник отдела Борис Михайлович Рогатин - высокий, седой, из отставников. Всем было прекрасно известно, откуда набираются кадровики. Он низко склонился над Алиным столом и негромко сказал:
- Слушай, Вербицкая, а с какого это лешего Сам твое "личное дело" вытребовал и второй день не возвращает, а? - Он хитро прищурился, а Ангелина вдруг, ни с того ни с сего, густо покраснела, чего с нею, кажется, отродясь не случалось. - Ты мне скажи, может, чего натворила, про что я не знаю? Так сознайся, смогу, так прикрою. Лично у меня за тобой грехов не числится.
- Не знаю, Сидор Сидорович… Я слышала, там, наверху, что-то с нашим перспективным планированием, ну, до десятого года, опять мудрят. Может, поэтому? А грехов нет. К сожалению, - усмехнулась она.
- Ну ладно. Ты, если чего, не стесняйся. Договорились?
- Так точно, товарищ генерал! - Аля приставила ладонь к "пустой голове", о чем сразу же и услышала отповедь отставника.
Итак, министр изучает ее "личное дело"…
Аля прекрасно знала, уже не раз слышала некрасивую историю о том, что несколько лет назад жена Сальникова оставила своего мужа как "неперспективного" и выскочила замуж за его институтского приятеля Смурова, который являлся уже заместителем министра и был твердо, как утверждали злорадные языки, намерен стать вскоре министром. Но эта идея лопнула вместе с приходом к власти нового президента. Судьба как бы с удовольствием посмеялась над Маринкой Кошелевой: ее новый супруг так и остался "при своих интересах", а вот Сальников неожиданно для всех заинтересованных лиц был назначен министром. При этом даже злые языки и в министерстве, и в отрасли не могли не согласиться с тем, что Виталий Сальников - никакой не карьерист, а серьезный и вдумчивый специалист-энергетик. Каковым был всегда, даже занимаясь чисто административными проблемами на посту директора института. И потом, другой бы на его месте обязательно в сложившейся ситуации сделал бы пакость сопернику, тем более, когда того постигло столь жестокое разочарование. А где разочарование, там и неистребимое желание отомстить выскочке, обошедшему тебя на повороте. Таков мир, таковы его принципы, их можно придерживаться или нет, но они существуют.
Однако ничего не случилось, напротив, именно с подачи Сальникова Смуров занял пост его первого заместителя, и говорили, что между ними никаких трений не наблюдалось. Либо Сальникову было в высшей степени наплевать на измену жены, либо же все они ловко скрывали свои чувства… Вероятнее - второе.
Ряд последовавших "случайных" встреч Сальникова и Вербицкой подтвердили Але искренние намерения Виталия, и она наконец согласилась с призывом судьбы не откладывать на будущее свою удачу. Одного не смогла предвидеть - не сообразила, в какой переплет невольно попала.
Возможно, она сама была отчасти в этом виновата. Слишком красноречиво читалось в ее выразительных глазах нечаянно обрушившееся на голову счастье. И этого ее праздничного настроения, возвышенного состояния души невозможно было скрыть от знакомых и близких ей людей, главным образом подруг на работе. Возникшие было слухи нашли свое подтверждение, но от этого их не стало меньше. И разговоры о "романе" министра и его сотрудницы не прекращались.
При всей своей решительности и независимости Виталий оказался неожиданно стеснительным и робким, когда дело коснулось, так сказать, логического продолжения их любовных взаимоотношений. Он отдал буквально все, что касалось их будущего брака, в руки самой Али. Как она скажет, как захочет, так и будет. Это было, конечно, приятно, но и столь же утомительно. Хотя ряд отдельных соображений он высказал в довольно категоричной форме. Например: Аля немедленно переезжает от мамы, со Стромынки, к нему, на Профсоюзную. Далее, она уходит из министерства, поскольку ее здоровье и спокойствие ему гораздо дороже и важнее того, что она там, у себя в отделе, "напланирует". В-третьих… ну и так далее.
Но еще не было переезда, не было их скромной свадьбы, как на Алю обрушилась буря негодования и прямых угроз. Эта старая стерва Марина - она была старше Али на целых пять лет, ну конечно, старая! - в ультимативной форме потребовала от нее, чтобы она немедленно оставила в покое Сальникова. Бросила, ушла, убралась к чертовой матери! Аргумент? Мол, не по зубам кусок себе выбрала!
Можно было подумать, что эта зарвавшаяся стерва, как та собака на сене, не желает никому отдавать даже то, что сама бросила за ненадобностью. Или, может быть, она вдруг решила все переиграть, повернуть назад? Бросить своего Смурова и вернуться к Сальникову? Вообще-то, чудовищная наглость! Но Марина в выражениях не стеснялась.
Обычно Аля на подобные звонки не отвечала, слышала начало криков и бросала трубку. Но однажды ей это надоело, и она спросила невинным голосом:
- А что, если я расскажу о ваших звонках Алексею Петровичу? Мне сегодня как раз на доклад к нему…
В ответ полилась площадная брань, и Аля снова швырнула трубку. А вечером рассказала, наконец, Сальникову о своем "общении" с его бывшей супругой. Рассказала, ничего не утаивая. Виталий потемнел лицом, промолчал и погладил ее, словно обиженного ребенка, по щеке. О чем он говорил со своим заместителем, и говорил ли вообще, Аля не знала, не спрашивала, но наглые звонки словно отрезало. Все-таки, наверное, говорил…
И потекла совместная жизнь.
Але пришлось действительно покинуть привычное место службы. Она могла бы устроиться в тот институт, которым, до назначения на министерский пост, руководил Виталий. Не обошлось бы, естественно, без его протекции, но Аля сама считалась достойным специалистом и за свою репутацию не боялась. Однако, переговорив на эту тему с мужем, согласилась немного подождать - институт никуда не денется. А пока желательно обустроить дом, наладить быт в семье, подумать о перспективах.
Однажды, это было не так уж и давно, между мужем и женой возник разговор о ребенке. Алины годы уходили, вот уже и тридцать, самое бы время. Виталий не возражал: действительно, сколько можно откладывать? Но… отложили еще ненамного, до конца лета, до отпуска, чтобы любимое дитя родилось весной и можно было бы отпраздновать дни рождения и мамы, и ребенка в апреле. Виталий, между прочим, и сам был апрельский, такое счастливое совпадение.
Вот и лето уже… Не успели…
Аля не плакала, видно, уже выплакалась до донышка. Она просто ушла в себя, как бы замкнулась. И Володя прекрасно понимал ее. Есть ситуации, когда утешения по меньшей мере бессмысленны, разве что дружеское участие. Он и сказал Але об этом. Она серьезно посмотрела на него и кивнула:
- Знаете, Володя, а ведь мне от вашего внимания правда стало немного легче, спасибо вам…
А в общем, что еще надо было знать Яковлеву? Все сказано, оставалось делать выводы. И попытаться теперь поговорить со "старой стервой". Чтобы уже окончательно составить картину семейной жизни покойного министра…
Марина Смурова, она же в недавнем прошлом - Сальникова, а до того - Кошелева, оказалась натурой яркой, решительной и рисковой. Она встретила Яковлева почти, можно сказать, радушно. Скорее всего, как он понял потом, потому что на предъявленном им удостоверении были золотые буквы МВД, а сам он был сфотографирован в офицерском кителе. Но это он действительно узнал позже.
Многокомнатная, как успел заметить Володя, квартира Смуровых в бывшем "партийном" доме на Большой Филевской была оформлена богато, но без особого вкуса.
На Марине был надет тяжелый и длинный, до пят, домашний бархатный халат малинового цвета, туго перетянутый по весьма соблазнительной талии золоченым поясом с кистями, которыми хозяйка небрежно поигрывала, раскачивая в руке, и домашние туфли на высоком каблуке, делавшие ее невысокую фигуру с крупными бедрами и впечатляющим бюстом несколько выше и стройнее. Она была тщательно причесана, на лице - необходимый макияж, и, главное, сама поза ее как бы являла собой вызов. Дамочка явно собиралась произвести впечатление и, чувствовал Володя, кажется, уже добилась своего. Во всяком случае, - мелькнула у него шаловливая мыслишка, но он тут же отогнал ее - можно было бы вполне попробовать… Ну, при определенных условиях, в соответствующей ситуации… Небось, старшие товарищи - это он вспомнил Грязнова с Турецким - ни за что не упустили бы шанс. Но, как сказано, он почти с негодованием прогнал соблазн прочь. Дело, прежде всего дело…
А что касается ее "альковной" внешности, то, может быть, она считала, что именно в таком виде и пристало жене министра либо, на худой конец, первого его зама принимать у себя на дому посетителей, явившихся по делу. Она ж, кажется, провинциалка, откуда-то из Ярославля, что ли. Так говорили в министерстве. Однако с министром, как известно, у нее ничего не вышло, а первый зам - он хоть и первый, но… видать, не тот коленкор для "ярославских". Не тот престиж!
Со слов тех же Алиных сослуживиц, даже в чисто внешнем сравнении "Сальников - Смуров" последний явно выигрывал. Смуров, говорят, просто красавец с рекламы парикмахерского искусства, чего никто не мог сказать о покойном министре - мужчина, конечно, по-своему интересный, но… как сотни других. Другими словами, никакой. Наверное, поэтому и бросила его Марина, но как раз за это и полюбила Ангелина. Женская логика - штука не только серьезная, но иногда и очень опасная.
Узнав более подробно, по какой причине ее навестил такой молодой и симпатичный сотрудник МВД, представившийся полковником, Марина выразила немедленную готовность сообщить следствию буквально все, что ей известно о частной жизни Сальникова. Уж кому, как не ей, и знать-то об этом! Не той же дрянной выскочке, у которой ни стыда, ни совести отродясь не было! Всем же известны ее многочисленные романы с сослуживцами!
- В самом деле?! - У Володи расширились глаза от такой "поразительной новости", и Марина отчетливо увидела, что попала в цель.
- Вы к ней еще не ходили? - насмешливо бросила она.
Яковлев изобразил мучительное раздумье.
- Понимаете ли, Марина Евгеньевна?..
- Просто - Марина, - призывно улыбнулась она, жестом приглашая его пройти в гостиную и поворачиваясь на каблуках, отчего тяжелая пола распахнулась и конечно же продемонстрировала взгляду гостя очаровательную полную ногу гораздо выше середины бедра. Впрочем, хозяйка, изобразив секундное смущение, придержала полу небрежным движением руки и заметила: - С этими модными одеяниями никогда не можешь быть полностью уверена в том, что они тебя не подведут, вы так не считаете? - И она очаровательно захихикала, сверкая глазами.