Виновник торжества - Фридрих Незнанский 24 стр.


- Да, Олюшка много училась, не хотела время тратить попусту, - подтвердил слова жены Александр Дмитриевич. И тут Турецкий решил немного разрядить печальную обстановку:

- Моей дочке скоро пятнадцать, а за ней мальчишки толпами бегают, проходу не дают. Самое печальное - ей это очень нравится. Иногда кажется, она их коллекционирует. И ведь тоже занята выше крыши - так она себе поклонников "на местах" завела: и в своей английской школе, и в музыкальной, и спортсмен у нее какой-то, и на ролледроме сразу двое. Я ей говорю: смотри, соберутся все вместе - побьют. А она мне: по закону естественного отбора выживает сильнейший. Я жду, когда определится сильнейший. За того и замуж выйду!

- Ну, это она шутит, - впервые за весь вечер улыбнулась Валерия Антоновна. - Наша Олюшка нам тоже что только не обещала - и за сына дворничихи тети Ани Равиля замуж выйти, и за соседа - олигарха Брауде, которому того гляди пятьдесят стукнет.

- Какой у нее широкий социальный диапазон выбора, - рассмеялся Турецкий.

- Это она шутила. Равиль носился ночами по дворам в старенькой отцовской машине с включенной на полную мощь музыкой. Устроил такую, знаете ли, дискотеку на колесах. Спать никому не давал. Так она говорила: есть только один способ избавиться от этого сумасшедшего - выйти за него замуж и запирать его на ночь дома. А Брауде ей нравился потому, что у него кошка была особой породы - голая такая, на египетского фараона похожа. Он ее на поводке выгуливал в нашем дворе на травке. Она в эту кошку просто влюблена была. Все мечтала о такой. Но я кошек не люблю, даже на такое чудо природы не согласилась бы. Так Оля как-то заявила - раз так, выйду за него замуж и его кошку в приданое получу!

- Вы упоминали о ее женихе. Он в Хельсинки живет?

У Валерии Антоновны опять на глаза навернулись слезы.

- Да, его Оути зовут, он к нам приезжал, когда Олюшка… - Она не смогла продолжить фразу и закрыла лицо руками.

Александр Дмитриевич стал гладить ее по спине и тихо успокаивать. Турецкий чувствовал себя очень неловко, но он был готов к тому, что любой вопрос об Оле может вызвать у родителей слезы. Поговорить все равно было нужно, у него возникло предчувствие, что Алехины могут чем-то помочь ему.

- Меньше всего мне хотелось бы бередить ваши раны, - мягким голосом попытался он успокоить Валерию Антоновну. - Но меня все время мучает мысль, что мы что-то пропустили, что-то недоглядели, когда начали разыскивать убийцу. Такое ощущение, что он где-то рядом, и стоит чуть пошире открыть глаза - и мы его вычислим. - Турецкий размышлял вслух, зная, что родители его внимательно слушают. Возможно, его слова казались им странными, но они могли найти отклик в их душе. А вдруг всплывет какая-то недостающая деталь.

- Ведь вы давно живете в этом доме?

- Да уже лет двадцать, с тех пор как поженились. Мы сначала жили здесь с моей мамой, - ответил Александр Дмитриевич. - Отец умер незадолго до нашей свадьбы, и мама попросила, чтобы мы переехали к ней. Хотя у Лерочки была комната в коммуналке и мы планировали жить отдельно, не зависеть ни от кого. Я всех соседей давным-давно знаю. Конечно, кто-то выезжает, меняет квартиру, появляются новые люди. Но в нашем подъезде живут замечательные соседи. Вы знаете, у нас даже сложились традиции - когда в подъезде свадьба, молодожены ходят из квартиры в квартиру - представляют своего жениха или невесту. И еще одна веселая традиция - на Новый год в час ночи все выходят во двор, зажигают бенгальские огни, петарды… - Александр Дмитриевич осекся, встретив страдальческий взгляд жены. Турецкий понял, что он пожалел, вспомнив Новый год. Теперь никогда они не смогут его праздновать так, как прежде…

- Вы говорите, что соседей знаете годами. А за последние годы в ваш подъезд въезжали новые жильцы, с которыми у вас еще не успели сложиться такие дружеские отношения, как с остальными?

Алехины задумались. Видимо, мысленно пробегая взглядом по всем этажам своего подъезда.

- У нас в подъезде народ дружелюбный… Есть, правда, один сосед, который, пожалуй, ни с кем и не общается. Он замкнутый, скорее стеснительный, но вежливый, как всякий культурный человек. Наверное, у него характер такой, он самодостаточный человек.

- И кто же это? - cпросил Турецкий, уже зная заранее ответ.

- Он живет на четвертом этаже, Андрей Борисович Каледин.

- И давно он живет тут?

- Года три. До этого он жил на Васильевском острове, с мамой. Она тяжело болела, и он ее выхаживал, а когда умерла - поменял квартиру. Мы с ним как-то разговорились, случайно. Я приехала на машине из магазина, привезла продукты, а тут лифт сломался. Андрей Борисович уже заходил в подъезд и меня увидел - я с пакетами шла. Он мне дверь придержал.

А когда выяснилось, что лифт не работает, донес продукты до квартиры. Я его пригласила зайти чаю выпить. Он сначала отказывался, потом все-таки зашел. Поговорили немного, он мне и рассказал, почему сюда переехал. До этого случая мы с ним только здоровались, когда случайно встречались. Он очень достойный человек. Вы знаете, Каледин известный математик, о нем даже статья в "Огоньке" была. Только он несчастный человек - очень одинокий. Я даже ни разу не видела, чтобы к нему кто-то приходил. Всегда один.

И свет у него допоздна горит. Работает много. Мы когда возвращались с мужем поздно из гостей или театра, в его окнах всегда свет видели. Последние полгода, правда, мы никуда не ходим…

- А Оля была с ним знакома?

- Когда она приезжала к нам зимой, мы с ней говорили о нем. Он ей чемоданы помог донести до лифта, а потом быстро ушел - спешил куда-то. А на следующий день мы с ним вместе в лифте спускались. Потом она спросила о нем. Я даже удивилась, что она его не сразу вспомнила. Хотя чего тут удивляться, она лица вообще плохо запоминала. Я думаю, потому, что у нее мысли другим были заняты. Я бы даже не назвала это рассеянностью. Просто она настолько глубоко погружалась в свои мысли, что ничего вокруг не замечала. Бывало несколько раз, даже остановку свою на троллейбусе проезжала. А о Каледине она объяснила мне, что скорее всего они по времени не совпадали. Она очень занята была, всегда бегом, всегда вприпрыжку - у нее такая манера ходить была. Это уже в Финляндии она остепенилась - говорила мне, что расстояния там маленькие, и так всюду успеваешь. Но я думаю, она там почувствовала себя уже взрослой девушкой, соответственно и держать стала себя иначе, порывистость свою изжила.

- А почему вы спросили о Каледине? - недоуменно спросил Александр Дмитриевич.

- Да так, уточнить некоторые обстоятельства. Наши следователи ведь всех соседей в доме опрашивали, и у Каледина были. Он произвел впечатление человека, которому Оля была небезразлична. Вот, пытаюсь выяснить, приходилось ли им общаться.

- Вряд ли, Олюшка мне сказала бы об этом. Хотя он как-то спрашивал о ней, когда она уже в Финляндию уехала…

Турецкий взял это на заметку и стал прощаться:

- Вы уж извините меня, ради бога, мне самому тяжело вас расспрашивать. Но, возможно, придется еще к вам зайти. Понимаете, процесс поиска преступника, которого никто не видел, очень сложный. Приходится по крупицам собирать информацию. Иногда достаточно услышать какую-то фразу, которая может неожиданно навести на след. Бывает, человек не сразу вспоминает или не придает особого значения какой-нибудь мелочи, а на самом деле она очень важна для следствия.

Турецкий вышел из квартиры Алехиных и поднялся на этаж выше. Звонить в дверь пришлось недолго, хотя здесь его явно не ждали. Когда за дверью наконец раздался мужской голос, Турецкий представился. Дверь открылась, на пороге стоял высокий крупный человек, одет по-домашнему в старенькие джинсы и какую-то несуразную кофту, неопрятно болтающуюся на его рыхловатом теле.

- Чем обязан? - не очень приветливо спросил мужчина, загородив своим телом проход в квартиру.

- Извините, пожалуйста, за неожиданное вторжение. Но мне бы хотелось с вами поговорить. Я вас не предупредил заранее, не думал, что сегодня успею к вам зайти. Но вот - освободился раньше времени, еще не поздно, отважился вас побеспокоить.

Мужчина довольно равнодушно выслушал Турецкого, наконец нехотя проговорил:

- Заходите, раз уже пришли. - И первым направился в комнату. Турецкий, тщательно вытирая ноги, бегло осмотрел довольно просторную прихожую и решил, что, судя по ее неприбранности, уборка - не самое любимое дело хозяина.

В комнате беспорядок не так бросался в глаза, поскольку обе стены были заставлены стеллажами с книгами. На диване, застеленном стареньким покрывалом, аккуратными стопками лежали бумаги. Из чего Турецкий сделал вывод о приоритетах хозяина квартиры.

- Андрей Борисович, позвольте присесть, - обратился он к Каледину, который и сам не собирался садиться, и гостю не предлагал стул, всем видом показывая, что впустил Турецкого всего на пару минут.

- Ах да, - спохватился хозяин и придвинул к Турецкому стул. - Вы уж извините, я погружен в свою статью, у меня как раз, так сказать, творческий процесс. Если бы вы меня заранее предупредили о визите, я бы подготовился. - В его голосе прозвучала нотка укора.

- Извините, пожалуйста, - еще раз попросил прощения Турецкий. - А над чем вы сейчас трудитесь?

- Тема моей статьи вам, по-видимому, ни о чем не скажет. Сугубо математическая. Но если в общем виде - я сейчас заканчиваю одну из глав своей докторской диссертации. Работа, в общем-то, уже подходит к концу.

- А когда защита?

- Пятнадцатого июня. А монография вышла буквально на днях. Завтра поеду за сигнальным экземпляром. Основной тираж, наверное, будет через неделю. Пока из типографии отгрузят, пока в издательство доставят. На все требуется время.

- По-моему, сложнее математики нет ничего на свете, - Турецкий искренне так считал и всегда восхищался теми, для кого эта наука была смыслом жизни.

- Следовательская работа тоже требует логического мышления. В этом наши с вами профессии схожи, - убежденно ответил Каледин. - Вы уж извините меня за откровенность, но поскольку время все равно потеряно, не хотите ли выпить чаю? - вдруг выказал свое гостеприимство Каледин.

Может быть, Турецкий и отказался бы от чашки чая, углядев через полуоткрытую дверь, ведущую на кухню, гору грязной посуды в раковине. Но ему хотелось поговорить с Калединым в обстановке более доверительной, и он согласился. Пока Андрей Борисович гремел на кухне чайником, мыл чашки и блюдца, Турецкий изучал обстановку комнаты. О каких-то пристрастиях математика, кроме большой библиотеки, говорить было затруднительно. Хотя нет - на книжном шкафу Турецкий заметил стереопроигрыватель, а в углах комнаты две стереоколонки. Он их не сразу увидел, потому что привык к современной технике, со всякими наворотами и блестящими поверхностями, как у дочери или своих друзей. Одна из колонок очень напоминала черный шкафчик и примыкала к старому креслу, вторая стояла в углу, а на ней громоздился небольшой телевизор. Наверное, сидя на диване, было очень комфортно слушать музыку. Когда наконец появился Андрей Борисович с двумя чашками чая и с тарелочкой с крекерами, Турецкий уже знал, с чего начать неформальный разговор.

- Любите музыку? - непринужденно спросил он, указав взглядом на стереопроигрыватель.

- О да, - оживился хозяин, - слушаю обычно по вечерам, перед сном. Очень успокаивает.

- А что, много нервничать приходится?

- Ну, не очень. Но жизнь, согласитесь, в наше время стала нервная. А у меня со сном всегда были проблемы. Допоздна работаю, потом засыпаю с трудом. Перевозбуждаюсь. У меня творческий процесс обычно к ночи активизируется. Но приходится с собой бороться - с утра ведь на лекции идти, если не высплюсь - голова хуже работает.

- А какую музыку вы предпочитаете?

- Классику, естественно. В моем возрасте рэп или тяжелый металл уже не привлекает.

- Но в современной музыке вы, судя по всему, тоже разбираетесь, - усмехнулся Турецкий.

- Поневоле, у меня же студенты. Иногда делятся впечатлениями, хочешь не хочешь - слышишь. Хотя эта информация для меня совершенно лишняя. А я люблю послушать Баха, фортепианные концерты Шопена, последнее время увлекся кельтскими балладами.

- А Чюрленис вам нравится?

- Да, конечно, я вообще люблю органную музыку. Она меня завораживает… А вы тоже любите Чюрлениса? Никогда не думал, что следователь может знать о Чюрленисе как композиторе. Репродукции его картин еще встретишь кое в каких домах, но как о музыканте о нем мало кто слышал.

- Среди следователей тоже встречаются люди культурные, как и среди математиков, - немного обиделся Турецкий за своих коллег. - Хотя согласен с вами в одном - далеко не каждый следователь, впрочем, как и математик, слышал о Чюрленисе-композиторе.

- Один-один, - подвел итог их небольшой дискуссии Каледин.

- Музыкальный центр у вас заслуженный, - кивнул Турецкий в сторону колонок.

- Уж и не помню, сколько ему лет. Когда защитил кандидатскую и стал больше зарабатывать, начал постепенно собирать: то вертушку куплю, то усилитель, то эквалайзер, то деку - с миру по нитке. Сейчас, конечно, все намного проще, прилавки завалены товаром, а тогда еще и бегать приходилось. А колонки вообще ездил на другой конец Питера покупать, у одного дипломата. Таких тогда ни у кого не было, "Пионер". Они у него тоже уже не новые были, но на качество воспроизведения звука это нисколько не влияет. Все сбережения выложил, потом на мамину пенсию месяц жили. Зато звук замечательный. А басы вообще уникальны. Хотите послушать?

- В другой раз. Хотя вы так рассказываете, что я непременно воспользуюсь вашим приглашением. Андрей Борисович, а я ведь не просто так пришел.

- Догадываюсь… - сдержанно ответил Каледин.

- Я к вам прямо от Алехиных.

Турецкий внимательно смотрел в лицо Каледину и уловил в его глазах еле заметное беспокойство. Он ждал какой-то реакции, вопроса, удивления. Но Андрей Борисович молчал, отпивая маленькими глоточками остывший чай.

- Вы ведь помните трагедию, которая произошла в вашем подъезде полгода назад.

Каледин вздрогнул, хотя Турецкий был уверен - математик уже знал, о чем пойдет речь.

- Конечно, помню, - вдруг осевшим голосом проговорил он и сделал еще глоток. Потом прокашлялся и продолжил: - Я тогда дома был. Собирался встречать Новый год.

- Вы кого-то ждали?

- Нет. Когда мамы не стало, я всегда встречаю праздники один.

- А когда вы узнали о том, что случилось в подъезде?

- На следующее утро. Ко мне следователь пришел, молодой человек, я его фамилию уже не помню. Вот он мне и сказал. Еще расспрашивал, не слышал ли я чего-нибудь. Я ему тогда сказал, что не слышал. - Каледин рассказывал ровным голосом, не поднимая глаз на Турецкого.

- Странно, что вы ничего не слышали. Я имею в виду шум в подъезде уже после того, как обнаружили Алехину. Все соседи слышали, а вы нет. У нас в протоколе зафиксированы показания соседей. Они все говорят, что мать Ольги очень кричала.

Лицо Каледина внезапно покрылось красными пятнами, и он уточнил:

- Я слышал какой-то шум, но решил, что уже кто-то начал праздновать Новый год. Голосов было несколько, я подумал, что это какая-то компания. А я обычный обыватель, приключений не ищу. Вот и не пошел смотреть, кто там кричит.

- Вы тогда долго не ложились спать?

- Я прослушал поздравление президента, выпил немного шампанского, когда прозвучали куранты, с полчаса еще посмотрел концерт по телевизору и лег спать.

- Вы были знакомы с семьей Алехиных?

- Да, мы ведь живем в одном подъезде. Всегда здоровались. Но, как вы понимаете, все мы заняты своими делами, встречаемся редко. Можно жить в одном доме и видеть соседа раз в полгода.

- А кого чаще из семьи Алехиных вы встречали?

- Даже затрудняюсь сказать… Я как-то не акцентировал на этом внимание.

- Ольгу Алехину часто видели?

- С осени вообще не видел. Она уехала учиться в Финляндию, домой вернулась только к Новому году.

- На каникулы. И вы ее тогда видели.

- Только три раза.

Турецкий отметил про себя точность, с которой Каледин вспомнил случайные встречи с Ольгой спустя полгода, и решил взять себе это на заметку.

- Можете вспомнить, при каких обстоятельствах?

- Первый раз в день ее приезда. Я ей помог чемодан занести в подъезд. Потом на следующий день - мы вместе в лифте спускались. Она с мамой была. - Каледин неожиданно замолчал, как будто осекся. Турецкий отметил и это.

- А в третий раз? - подсказал он Каледину.

- Скорее всего, третьего раза не было. Наверное, я ошибся. - Глаза Каледина забегали, и он опять отвел взгляд. Потом быстро встал и собрал чашки. - Отнесу на кухню, - объяснил он Турецкому, заметив его удивление. Александра действительно удивила поспешность, с которой Каледин неожиданно прекратил разговор. Ощущение некоторой недосказанности не оставляло Турецкого всю дорогу, пока он возвращался в гостиницу. Забежав по дороге в бистро, он перекусил пирожками с чаем, после чего поспешил в свой номер и, наконец усевшись за стол, принялся анализировать свой разговор с Калединым. Турецкий разложил перед собой отчет Крупнина, над которым он просидел накануне несколько часов, готовясь к встрече с математиком. Несомненно, Каледин знал больше, чем говорил. Он что-то скрывал от следователей. И волнение его при упоминании имени Ольги Алехиной не случайно. Когда через некоторое время к Александру зашли Грязнов, Яковлев и Галя, он все еще сидел над бумагами, делая пометки у себя в блокноте.

- Ну, что у нас плохого? - поинтересовался Турецкий у коллег, оторвав взгляд от бумаг.

- Сразу плохое, - обиделась за всех Галя. - А хорошее не хочешь?

- А что хорошего? - тут же исправился Турецкий.

- Уже то, что маньяк на неделю взял тайм-аут.

А твои визиты как прошли?

- Чем больше я думаю обо всех эпизодах, тем больше склоняюсь к мысли, что нужно возвращаться к истоку - к первому эпизоду, с Ольгой Алехиной. Как раз сегодняшние визиты подтвердили мои мысли.

- Это тебе чутье сыщика подсказывает?

- Да, и я хочу ему довериться. Я тут разработал несколько линий, работы на всех хватит.

- Ну, без работы мы никогда не сидим! - В голосе Вячеслава Грязнова прозвучала нотка откровенной гордости, и Турецкий сразу отреагировал:

- Ты совершил очередной подвиг?

- Если тебе так нравится, то подвиг! Помнишь знаменитое дело о "майском" маньяке?

- Еще бы… Его семь лет Петербургский угрозыск ищет. Слушай, неужели нашел?! - Турецкий даже вскочил со стула, не сдержав эмоций.

- Нашел, - скромно ответил Грязнов. - Не зря говорят - сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет.

- Ну, рассказывай скорее, вдруг это и меня тоже вдохновит на что-нибудь выдающееся.

- И знаешь, где нашел? В базе данных следотеки дактилокарт. Рылся в дактилоскопических картах, искал аналоги следов нашего маньяка. Ведь в лифтах питерские эксперты следы снимали, просеивали. В нескольких случаях, точнее, в четырех из семи следы совпадают. И знаешь где? В первом случае на стенке лифта, в двух следующих на музыкальных инструментах, вернее, на их футлярах и в одном на часах убитой.

- А при чем здесь "майский"?

Назад Дальше