- Но ведь ты сама понимаешь, что в его состоянии серьезные дела решать нельзя! Никакие врачи не допустят! Это же - о здоровье речь. А у следователей, я от Антона слышала, сплошные умственные и физические перегрузки, эксцессы разные - драки, стрельба. Опасно же!
- Ну да, тут нельзя, а там, значит, можно? Вон уже и там, у них, пять трупов насчитали!
- Да что ты говоришь?! Батюшки мои, чего в нашей бедной России делается!..
- А ты что думала? Я еще не знаю, что с ним в дороге было… Тетка его рассказывала, что явился к ней с разбитой физиономией, весь в ссадинах и кровоподтеках, будто бомж какой, ужас! И кто бы был! Воображаю, что он там выделывает, если они все души в нем не чают! Нет, я не могу этого представить… Надо срочно ехать и забирать его.
- Выходит, плохо ты его знаешь… Приехать и забрать? А он тебя не пошлет, как в последний раз? Тогда ж еще пьян был, а если под трезвую руку?
- Да что ты? Он - никогда!
- Все мужики - никогда… до поры до времени. Нагляделась я в жизни, знаю, подружка…
- Так что советуешь? Не лететь, что ли?
- Зачем, лети, только будь умной и, главное, осторожной. И не забирать ты его приехала, оставь свои преподавательские штучки, а проведать, потому как соскучилась, ясно? И ничего ты не имеешь против того, чтобы он там своим любимым делом занимался. Пусть. Он сам вернется, куда ему без тебя да Нинки?
- Может, ты и права… - задумчиво сказала Ирина. - Ладно, пора ехать в аэропорт. Костя обещал в случае затруднений позвонить кому надо. Антону-то что передать? - она засмеялась.
- Антоше? Да что? А ты поцелуй его и скажи: это от Кати привет, вот и спасибо будет.
- Это я сделаю с удовольствием, - засияла Ирина, но, увидев, как нахмурилось лицо Кати, торопливо добавила: - От тебя привет! Могу и не целовать! Мне сейчас, сама понимаешь, вот только этого и не хватает. И еще желательно в присутствии Шурки, да? Балда ты, подруга, однако… Ладно, не сердись, это же шутка. Пока. Вася! - крикнула она. - До свиданья, до скорого! Ты не выскакивай, сиди, занимайся своими делами, и я тебя очень прошу: слушайся тетю Катю. Хорошо, Вася?
- Хорошо, тетя Ира, до скорого! - крикнул он в ответ и ухмыльнулся.
- Вася, ты посиди немного один, я провожу Иру и забегу в магазин, куплю тебе чего-нибудь вкусненького на обед, ладно?
- Хорошо, теть Кать, - ответил Вася и, закрыв ноутбук, стал аккуратно засовывать его в свой рюкзачок, где для него был сделан отдельный отсек. Подумал, что дядя Саша все же неплохой мужик, его подарок папа назвал почему-то "царским", а потом они посмеялись и выпили - обмыли подарок. Ваське тоже дали - двухлитровую бутыль пепси-колы… А тетя Ира ругалась, что они "совращают" ребенка, вот чудилка!
Выходная дверь хлопнула. Значит, женщины ушли. Вася осторожно вышел в прихожую, надел свою новенькую курточку с капюшоном, сверху - рюкзачок и, аккуратно открыв дверь, посмотрел на лестничную площадку, прислушался. Внизу голоса смолкли. И тогда он вышел и осторожно закрыл за собой дверь, которая щелкнула замком. Он даже не подумал, захватила ли тетя Катя свои ключи, в голову не пришел такой вопрос.
Свой маршрут Вася знал - еще накануне, в доме у Турецких, он посмотрел по карте Москвы, куда ему и как надо ехать. И запомнил. Сперва на метро - до "Павелецкой", а там на электричке - прямо до аэропорта. Деньги у Васи были. Он позвонил в справочную и поинтересовался, сколько стоит билет на самолет до Новороссийска. Сложил и пересчитал свои деньги, и оказалось, что хватает, но - в обрез. Однако это не страшно, главное - долететь, а там и папа поможет. Уж в этом-то Вася не сомневался. Об одной мелочи он только не подумал: кто ему продаст этот билет?..
Турецкий и Плетнев появились утром в прокуратуре почти одновременно. Александр приехал на машине, Антон притопал пешком. Они здесь оказались первыми. И лица у обоих были не то чтобы самодовольные, но словно бы очищенные от дурных и неприятных мыслей, когда утро представляется тебе свежим и радостным, а все окружающие - приятными и доброжелательными людьми. Антон это заметил первым и подумал, что лучше момента, пожалуй, не сыскать, а то потом снова навалятся дела и проблемы.
Взяли у дежурного ключ и поднялись в кабинет Липняковского, открыли настежь окна, чтобы выветрить перед началом работы неисправимый канцелярский дух помещения.
- Саш, я хотел с тобой… - начал Плетнев. - Да как-то все не получалось.
- А какие проблемы? - тон у Турецкого сразу показался Антону колючим.
- Мы ж ведь так и не поговорили, я ничего не успел объяснить тебе. Но это мне нужно. Очень нужно, Саша. Потому что я чувствую нутром твое резко отрицательное отношение ко мне.
- А ты не пытался понять почему? - Плетнев услышал в вопросе насмешку и напрягся.
- Зря ты иронизируешь, Саша. Я могу поклясться самым святым для меня в этой жизни, собственным сыном, что у нас с Ириной никогда и ничего не было.
- Вот ты сам не замечаешь уже, - у вас с Ириной. А почему "у вас"? Вы кто, родня, любовники?
- Извини, не придирайся к неудачному слову. Конечно, не у нас, а между ею и мной. Так устроит?
- Ну-ну, я слушаю, продолжай.
- Я хочу объяснить ту совершенно идиотскую ситуацию…
- А чего ж там идиотского? Это знаешь, что напоминает? Ну, вот пример. Жену оскорбил какой-то хлюст. Муж вступается и бьет того по морде. А жена, желая разнять мужчин, хватает мужа за руки и не дает ему возможности действовать. И в это время хлюст, опомнившись, врубает ему в ответ, да так, что муж вообще валится с ног. Жена в сильном расстройстве и обвиняет мужа в том, что он повел себя неправильно. Неэтично. У них - скандал. А как правильно? Вот тебе совсем простенький тест: ответь!
- Правильно - класть с первого же удара наповал, - жестко сказал Антон. - Или не браться утверждать таким вот образом справедливость.
- А что, согласен. Это - по-мужски. И не стоит браниться, плеваться, глаза выцарапывать там. Нельзя позволять унижать себя. И других - тоже.
- Особенно близких, Саша, - негромко сказал Антон. Он услышал вдали, на лестнице, чьи-то грузные шаги. - Тем более жену, которая тебя любит. И даже боготворила бы, если бы…
- Привет, ранние пташки! - бодро воскликнул Липняковский, издали бросая портфель на свой стол. - Уже работаем? Завидую вам, москвичам, у вас темп другой. Ритм жизни особый.
Турецкий с Плетневым почти одновременно кивнули.
- Мы потом договорим, Саша? - спросил Плетнев.
- Зачем? У меня к тебе больше нет вопросов, - Турецкий пожал плечами. - И я могу тебя понять уже хотя бы в том, что ты действительно возложил на себя довольно трудную миссию. И не по своей, полагаю, воле.
- Боюсь, что ты не понял. Или не захотел.
- Не бойся, Антон, все в порядке. Она сегодня прилетит, думаю, где-нибудь во второй половине дня. Тетка, как я понимаю, постаралась, да?
Он застал Плетнева врасплох. Тот невольно вздрогнул, едва заметно, но Турецкий это заметил, потому что ждал реакции.
- О чем вы, если не секрет? - встрял Липняковский.
- Так, о своем, о девичьем, - Турецкий растянул губы в приветливой улыбке, а Липняковский удовлетворенно рассмеялся.
- Люблю, когда утро начинается с хорошего настроения. Так я могу в приватном порядке доложить вам, Александр Борисович, о последних находках экспертов? Или подождем до совещания?
- А у вас тут каков обычный-то порядок? Работа начинается только после совещания?
Липняковский оценил иронию.
- Нет, я подумал, - он усмехнулся, - что, может быть, вам не захочется выслушивать сообщения дважды. А так, я готов.
- Вот давайте и начнем трудиться. Итак, что у нас новенького?.. Прошу прощения, Витольд Кузьмич, я два слова Антону. Тут вот какая штука… Мы вчера с Витольдом Кузьмичом выезжали на место. Еще опер был, симпатичный парнишка, я хочу, чтоб он с тобой поработал, поучился, не возражаешь?
- Конечно нет.
- Так вот, уже после, вечером, мне пришла в голову такая мыслишка, послушайте. Давайте прикинем такой вариант. Наш Куратор, который, судя по всему, уже догадался, что "заказчик" приготовил ему "кирдык", решил смыться, залечь на дно. Но не пустой, а с компроматом на нашего господина Переверзина. Зачем он это сделал, понятно. И поэтому за ним двинулись охотники. Они знали о компромате. Почему-то Куратор здесь остаться не мог. Первый вопрос: почему? Ответ напрашивается такой: те, что пошли за ним по следу, его хорошо знают. И, наверное, не по фотографии. А если это так, то охотники - из спецслужб, бывших, разумеется, хотя нельзя исключить и сегодняшних: соблазн-то велик. Мы, кстати, уже говорили об этом. Нужна тщательная проверка, а мы не телимся, ждем чего-то. Обратите внимание, Витольд Кузьмич.
- Я помню, но делается больно уж медленно. Неохотно как-то, наш запрос еще только рассматривается в отделе Федеральной службы, - пожаловался Липняковский.
- По этому поводу у меня уже сфомулировалось предложение, вернемся чуть позже. Далее. По своему документу он бежать не сможет. Поэтому, зная о такой необходимости заранее, приготовил уже себе новые документы, грим, парик и все прочее. Исходя из этого и обнаружив соответствующие аксессуары у одного из "утопленников", мы имеем основания сделать окончательный вывод о том, что этот фигурант и является Куратором. Есть возражения? - Александр Борисович оглядел коллег.
- Нет, сходится, - удовлетворенно заметил Липняковский. Антон лишь кивнул.
- Шагаем дальше. В сумке у Коржева, который, будучи уже покойным, доехал аж до Славянска, найден паспорт некоего Курченкова. А фотография на нем принадлежит нашему "утопленнику". В паспортном столе, насколько мне известно из вашего вчерашнего сообщения, Витольд Кузьмич, такого человека в Новороссийске не существует, это выяснили. Я думаю, что и в других местах России его тоже не найдут. Паспорт, скорее всего, липовый, либо у кого-то украден, а фотография ловко переклеена. Пусть криминалисты лбы себе порасшибают, но добьются результата. Однако из всего вышесказанного проистекает вывод, что "убрали" лже-Курченкова Коржев либо Ивакин. Кстати, я думаю, баллистики уже прикинули пулю, извлеченную из тела "утопленника", на стволы Коржева и Ивакина, да?
- Все правильно и справедливо. Пуля идентифицирована с пистолетом Макарова, обнаруженным именно у Коржева. Результат пришел вечером, но я решил вас не беспокоить.
- Спасибо. И, наконец, то, о чем я уже говорил. - Турецкий взмахнул рукой, словно собираясь поставить в деле точку. - Я почти уверен… почти, Антон, что фотографии этого Куратора следует немедленно отправить в кадры краевого Управления ФСБ, а не ожидать решения местных товарищей. У меня также сложилось впечатление, что именно Куратор задушил своими руками второго "утопленника". Я просил Зиновия Ильича, вашего судебного медика, Витольд Кузьмич, прикинуть "пальчики" Курченкова к следам удушения на шее у второго нашего "утопленника", того, что под лестницей валялся. Вы не в курсе, каков результат?
- Пархоменко будет на совещании чуть позже.
- Отлично. А теперь прошу ваши новости?
- Ну, чтоб больше не возвращаться… - начал Липняковский. - Значит, фотографии условного Куратора мы немедленно направляем в Краснодар, так?
- И в Москву - тоже. Без грима, разумеется… Хотя, черт его знает, - Турецкий посмотрел на Плетнева. - Помнишь того нашего "убивца", ну, коллегу твоего бывшего? Он ведь, кажется, на фальшивом паспорте - одном из трех, взятых при нем, вернул себе свой первоначальный внешний вид. Не так?
- Верно, я еще удивился, помню, зачем ему это нужно было делать?
- А чтоб "официально" внешность поменять. Умный потому что… Да, кстати, Антон, не сочти за труд, свяжись с Костей и попроси ускорить опознание по ФСБ. Он знает, кому надо позвонить. Сделаешь?
- Так точно.
- Поэтому давайте рассылать и туда, и туда сразу в двух вариантах - в гриме и без оного.
- Сделаем, - кивнул Липняковский. - И наконец последнее. Пробиты номера абонентов, с которыми беседовал Куратор. Наш прокурор Рогаткин вчера подписал постановление. В принципе работа еще не закончена, но два продолжительных разговора, которые зафиксированы и на лазерном диске из сумки Коржева, предположительно, принадлежащей Куратору…
- Ну, не тяни, Витольд Кузьмич, - засмеялся Турецкий, - уже не предположительно, так что смело проливай бальзам на душу!
- Все так, - тоже улыбнувшись, произнес Липняковский, - они принадлежат Переверзину.
- Что и требовалось доказать, - Турецкий удовлетворенно потер руки. - Я думаю, что вашим экспертам надо объявить глубокую благодарность за оперативную работу, Витольд Кузьмич. И если потребуется наша с Плетневым поддержка, мы готовы. А хотите, получите указание от Меркулова. Если мы с Антоном не устроим вашего Рогаткина.
- Это уже вторично, - снисходительно заметил следователь.
- Нет, дорогой, благодарить надо при жизни… Знаете, как один поэт писал, еще в шестидесятых? Ну, там похоронили хорошего человека. Про него стихи. И такие строчки в конце: "А теперь, непрошено, на могилу брошено столько роз и лилий! Столько слез пролили! Отчего ж немыслимо дать цветы при жизни нам? Часть бы этих лилий. Мы б еще пожили…"
- Да… - только и сказал Липняковский.
- Вот именно, - подтвердил Турецкий. - Ну что ж, дело теперь, надо полагать, за главным фигурантом?.. Антон, я, наверное, сейчас сам позвоню Косте. Пробить для нас Переверзина - это придется им долго втолковывать, что дважды два - четыре. Не возражаешь? Или хочешь сам рискнуть?
- Ну уж нет! - шутливо "сдался" Плетнев, подняв руки. - Дипломатия - это не по моей части. Один мой знакомый скорняк, который шил из собачьих шкур хорошие шапки, а уверял, что из лисы, из волка, даже из росомахи, когда-то, помню, говорил: "Нам ваши соображенья ни к чаму, нам бы собачков давить". Так что уволь.
- Тогда, коллеги, начинайте без меня. Антон, ты доложишь товарищам о наших соображениях? Поторопите также и с неопознанными абонентами.
- Так, собственно, переговоры у нас имеются в распечатке, но, к сожалению, сами абоненты не идентифицированы. Я предполагаю, что телефон исполнителя вообще не удастся обнаружить, - сказал Липняковский. - Я прочитал вчера распечатку. После подобных разговоров безопаснее всего для себя - это немедленно уничтожить телефонный аппарат. По опыту знаю.
- Не смею возражать, но искать будем, все равно я с вас не слезу, - твердо сказал Турецкий. - А у тебя что, Антон?
- Есть предложение насчет того, чтобы пригласить высококлассного программиста. Как посмотрите?
- Толковый? - спросил Александр Борисович, поглядывая на Плетнева поверх очков.
- Толковая, - поправил Антон. - Ведущая разработчица в компании "Яндекс".
- Поддерживаю, - Турецкий поднял руку, как школьник. - Пусть приступает немедленно. Если может, - он со скрытым ехидством взглянул на Плетнева, заслонив ладонью от Липняковского свою наглую ухмылку. Чтоб местный следователь ничего не понял и не заподозрил.
"Вот же зараза какая! - мелькнуло у Антона. - Ну ничего ведь не скроешь от него…"
Он разговаривал с Костей без свидетелей, так он себе, в известной степени, "развязывал руки". Выслушав Турецкого, Меркулов долго молчал. Александр уж подумал было, что зам генерального прокурора попросту прикорнул там, в Москве, за своим столом. А что, погода хорошая, мягкая. Костя сам же и сказал, что за окнами - благодать. Поинтересовался, как в Новороссийске? Узнав, что дышать нечем, посочувствовал и снова замолчал. Турецкий решил уже бросить трубку, когда голос Меркулова всплыл из небытия:
- Ты, надеюсь, понимаешь, что мне предлагаешь?
- А что, были прецеденты?
- Не а-ах…стри! - с непонятным зевком Костя, похоже, укорил Саню в остроумии. Жует он там, что ли?
Турецкий так прямо и спросил: может, перезвонить позже? Подождать, пока Госсоветник юстиции первого класса пообедает и придет в соответствующее расположение духа? А чтоб не терять напрасно времени, Александр сообщил, что тоже не прочь перекусить, мол, завтрак был легким. Слишком.
- Это почему же? - с ходу ухватился за новую, видать, более удобную и приемлемую для Генеральной прокуратуры тему Константин Дмитриевич.
Ох, как велик оказался соблазн! И Александр Борисович решил не сдерживать своих талантов, благо он все равно ничем не рисковал, разве что отстранением от ведения следствия, что как раз было бы на руку.
- Понимаешь ли, Костя, я нынче ночь провел в гостях у одной прелестной дамы.
- Да брось ты!
Турецкий словно воочию увидел, как напряглось и нахмурилось благородное лицо Меркулова, негодование на котором уже закипало и требовало выхода. "Вот сейчас и дадим", - злорадно подумал Александр.
- Но малость подзадержался, ибо не успел закончить именно то, что ты сейчас посоветовал мне. Ну, в смысле, бросать… А тут муж явился, припозднившийся до рассвета. Словом, классическая ситуация из пошлого, вагонного анекдота… Ты, надеюсь, слушаешь?
В ответ прилетело нечто не членораздельное: не то "ам!", не то "гав!".
- Ага, слышишь. Ну и что бы ты предложил мне - на моем месте? Не догадываешься, Костя. Или забыл. А я, знаешь, как поступил? Памятуя об анекдоте, я ушел налегке. В одном этом… Ну, знаешь, как заметил один поэт, "я проклинаю Баковский завод убийственных резиновых изделий!". Вот-вот. Отсюда и неутоленный утренний аппетит. Так я схожу перекушу, пока ты мечтаешь?
- Пошляк! - рявкнул Меркулов, словно с цепи сорвался.
- Константин Дмитриевич, я не могу разговаривать с вами в таком тоне, - мягко возразил Турецкий, услыхав, как в Костином кабинете что-то металлическое упало на пол. Это он, скорее всего, смахнул в запальчивости со стола никому не нужное пресс-папье от несуществующего чернильного прибора. И зачем держит, непонятно, может, для солидности? Или от "ходоков" защищается? Нет, деловые бумаги прижимать. - Тогда давайте так, - решительно уже сказал Турецкий. - Вы будете размышлять, а мы всей оперативно-следственной бригадой отправляемся купаться на море. Раньше полудня не ожидайте. Все, приятного аппетита. - И прервал разговор.
Положил трубку на стол, а подбородок - на сжатые кулаки и уставился на нее, как хитрый лис на глупого зайчишку. "Зайчишка" старательно маскировался под маленький серый камешек, а лис выжидал: вот сейчас дернешься, тут я тебя и… "ам" или "гав", - один черт…
"Мобильник" заиграл первые восемь тактов увертюры Вольфганга Амадея Моцарта из оперы "Свадьба Фигаро". Закончил. И когда захотел сыграть по новой, Александр Борисович прекратил свою "меломанию".
- Я вас внимательно слушаю, Константин Дмитриевич. Вы уже… решили?
Александр вовремя прервал свою же паузу, избежал грозы. Меркулов что-то невнятно буркнул и, наконец, заговорил:
- Я боюсь, Саня, что ваших аргументов может оказаться недостаточно для принятия столь кардинального решения. Это понимаешь?