- Моя. Но имей в виду - обратно замену произвести - это дело пяти минут.
- И кто ж такими штучками балуется, а, Петрович? - засмеялся Прыщ.
- Поблажка, Прыщ, тебе светит, - не обращая ни малейшего внимания на ироничный тон, сказал Гордеев. - А знаешь, за что? Дело у меня к тебе есть. Будешь разговаривать - будет у тебя шанс на суде выпутаться и срок скостить. Нет - попал ты, как кур в ощип. Пойдешь по полной.
- Ты меня не пугай, мы уже пуганые, - хмуро отозвался Прыщ, пока не очень понимая, куда клонит неожиданно, как снег на голову свалившийся адвокат, но уже готовый поторговаться и в случае чего дорого себя продать.
- А я тебя не пугаю. Я тебя предупреждаю. Мужик ты, я смотрю, нормальный, рассудительный, выгоду свою понимать должен.
- Ну ладно, тогда рассказывай… те, - подумав, Прыщ решил обращаться к Гордееву на "вы".
- А только нужно мне от тебя вот что: ты расскажи, как Пузыря твоего найти.
- Еще чего, - хмыкнул Прыщ. - Когда это видано, чтобы Прыщ кого сдавал?… Вот я вам, значит, зачем понадобился? Терпилу из меня хотите сделать, чтобы я на своих пальцем показывал? Да ни в жисть! Это вы не того взяли.
- Ты, значит, - спокойно ответил Гордеев, - сдавать его не хочешь. А он вот тебя сдал, не постеснялся. Ты думаешь, кто тебе вещички-то подбросил? Не иначе как кто из своих… А про анонимный звонок, которым тебя сдали, знаешь? Или тебя тут в детали твоего процесса не посвящают? Что ж ты, по доброте душевной один за всех отсидеть намылился?
- Не знаю я ничего, гражданин начальник. Лучше б папироской угостили… Я человек маленький, - подумав, мрачно ответил Прыщ.
- Ты, Прыщ, не бойся, - сказал Гордеев, подходя к столу, - я твои сомнения очень даже понимаю. Хочешь, расскажу тебе, что ты думаешь? А ты только кивай… Впрочем, можешь даже не кивать, я и так все знаю. Я ведь, как уже было сказано, опытный адвокат. Я таких, как ты, знаешь сколько видел? И дел таких, как твое, много разбирал. И все на одно лицо. Думаешь, выйдешь из тюрьмы, будешь мстить? Мститель-то из тебя никакой, да и Пузырь раз решил тебя сдать, уж он не допустит никакой мести с твоей стороны. Я так думаю, с его связями вполне возможно, чтобы ты прямо в лагере прижмурился. Ну так вот. Ты думаешь, что сука последняя твой Пузырь, что по его наводке ты в тюрягу сел и срок за него мотать ты не хочешь, увидел бы его на свободе - горло бы перегрыз. А только ты, Прыщ, боишься, Пузырь - человек опасный, поймет он, что ты раскололся, и конец тебе, и тюремные стены не спасут. Вот ты что думаешь. Вот почему ты нам его сдавать не хочешь. Но ты, Прыщ, не бойся. Пузыря твоего мы через неделю возьмем. Почти уже мы его окружили. Только нам бы нычку его знать или хоть намек какой, по какому адресу его искать. Так что ты нам - Пузыря, а мы тебе - охрану, защиту и всяческое содействие. Ты ведь теперь крупная шишка. О тебе сам начальник МУРа знает. Думаешь, всякая шавка может просто так тебе адвокатов менять, как носки? А?
Прыщ молчал. В голове его роились неясные мысли.
- А Пузырю твоему вышка светит - он столько народу на свободе перемочил… Так что смотри, какая картинка рисуется - либо тебе с моей помощью УДО выйдет, либо… Ты же, я знаю, несмотря на улики, в полном отказе пока? Или хочешь на суде в сознанку пойти? Чужие, значит, грехи на себя взять? Гляди… Думай лучше. В лазарет бы мы тебя перевели, глаза бы вон подлечил. Держи, Прыщ, сигарету, смоли и пока думай. Только недолго. - Гордеев вынул из кармана длинную сигарету "Кэмел", сунул Прыщу в руки и даже подкурить дал. Закурил и сам.
Прыщ пожевал сигарету, вынул изо рта, понюхал, потом откусил фильтр и выплюнул, после этого стал курить - жадно, но со смаком. На лице его появилось выражение раздумья.
- Ну? - не выдержал Гордеев.
- Ладно, - решился Прыщ. - Сдам вам гада. Где наша не пропадала… Он ведь меня, сука, подставил, а я-то уже завязал! Обидно, гражданин начальник, садиться в тюрьму после завязки, ни за что ни про что… Только вы уж меня поддержите. Где сам Пузырь - того не знаю я и не ведаю, он и квартиры меняет, и от своих прячется. А вот могу намекнуть, где его милая живет. Слух пошел, что он ее кинул, а женщины такого не забудут. Сходите к ней, может, и знает она, как на Пузыря выйти.
- Ну а что за милая-то? - подался вперед Юрий.
- Баба хорошая, - сказал мечтательно Прыщ, - удивительная даже. Ласковая такая… Она мне нравилась. Одинокая только… Уж на что ее Пузырь купил, не знаю… А меня вот знаю, почему подставить решил, - заметил, значит, сука, что нравится она мне. А ведь сам-то давно ее бросить решил, другая ему понравилась, но к своей бывшей ревновал, никого подпускать не хотел. А что ж теперь, пропадать бабе только из-за того, что она с ним была? - обиженно воскликнул Прыщ. Несмотря на свои несчастья, он ухитрялся думать и о других.
Гордеев вздохнул - тюрьма всех лечит и калечит, из всех делает психологов, а дуракам тут быстро объясняют, что почем…
- А почему ты думаешь, что любящая женщина, да еще такая хорошая, станет ментам своего бывшего мужчину выдавать, хоть он ее и бросил?
- Ну, вы уж как-нибудь сами к ней подход найдите. А только я думаю, она тоже захочет его остановить - ведь при ней-то он еще на мокрое дело не шел… А увидите ее - от меня передавайте привет, она тоже ко мне относилась душевно, и к вам через это лучше будет…
Гордеев записал адрес, по которому пару лет назад проживала Маруся Трофимова, так звали любимую женщину Пузыря, и поспешил прочь - неприятно было лишний раз находиться в тюремных стенах, тем более, когда на улице такая хорошая погода. На прощание он заверил Прыща, что теперь на суде ему выйдет скидка.
- …Водки ему обещал с воли принести, - сказал Гордеев, после того как поведал Денису содержание их беседы. - Что поделать… Все равно, если что, через охранников доставят.
- Спасибо тебе, Юра.
- Спасибо в карман не положишь, - подмигнул Гордеев, - с тебя коньяк…
Глава одиннадцатая
Баклан, он и есть баклан. И по сути, и по кликухе. Ничего тут ни добавишь, ни убавишь. Как шестерил, так и будет шестерить. Всегда. Такая уж натура у него. Ему нужен суровый хозяин, чтоб руку лизать и подачку выпрашивать. Самостоятельно он не существует.
Едва откинулся из Бутырки, только и успел, что пивка бутылочку выпить возле ближайшей станции метро "Новослободская", и тут же рванул в тот самый небольшой районный городок. И не домой, не к зазнобе истосковавшейся, не к старушке матери. Баклан полетел к хозяину. Вернее, не к хозяину, а к тому, кого бы он теперь хотел сделать своим хозяином.
Сложное это дело заполучить рядовому баклану хорошего хозяина. Важно не обмануться, не нарваться и не продешевить. Слишком добрый и мягкий хозяин и себя-то сам не прокормит. Слишком крутой забить мимоходом может. У жадного ничего не выпросишь, а у щедрого ничего не достанется. По рассказам и по собственным давним воспоминаниям Баклану очень подходил именно Пузырь.
- Вот с кем не пропадешь! - мечтательно закатывал глаза Баклан, раскуривая поднятый с асфальта жирный бычок. - Уж мы бы с ним!..
На вокзале народу - не продохнуть! Все куда-то едут, что-то везут, ругаются между собой и с кассиршами.
Денег на билет тратить не хотелось. И так слишком уж мало. Сел в первую же электричку нужного направления, нашел свободное местечко, прикорнул в уголке и задремал.
Под стук колес, под говор свободных людей так сладко сидеть с закрытыми глазами! И рядом слышатся такие забытые, такие волнующие женские голоса…
Со временем Баклан все меньше и меньше вспоминал о существовании и жизненной необходимости противоположного пола. То ли от частых отсидок, то ли от вечного голодания. А скорее всего - от возраста. Баклан считал себя очень пожилым человеком. Ему было неполных сорок лет, из которых он провел в заключении почти треть. Вольные годы пробежали в суете, в поисках хорошей компании, лидера, к которому позволено было бы прилепиться. Вечные тумаки, унижения приучили его к какой-то даже философской мудрой покорности.
- Проходит все, - шевелил бровями и бормотал сквозь дрему Баклан, - даже само время.
Совершенно неизвестно, откуда эта фраза запала в голову Баклана? Может, кто-то из сокамерников бросил, может, где-то на пересылке с рекламного щита подхватил?
- Предъявите проездные документы! - Кто-то сильно и грубо потряс Баклана за плечи. - Гражданин, проснитесь!
- Вот мои проездные документы! - Баклан тут же вскочил, вытянувшись в струнку перед двумя пузатыми тетками, облаченными в новенькую контролерскую форму. - Вот справка об освобождении, вот направление на работу…
- Так ты из заключения? - с интересом разглядывали тощего, изнуренного мужичонку. - Прямо сегодня! Так у тебя же праздник! Бедненький. А за что сидел-то, болезный?
Уши почти всех пассажиров вагона развернулись в сторону Баклана. Он приготовился врать. Как простой, по-настоящему народный артист перед своей публикой. Позориться реальным гадством в глазах народа, естественно, ему не хотелось. Не зря говорят: правда глаза колет!
Вдохновение сконцентрировалось, собралось морщинкой между бровей… Глаз заблестел неподдельной слезой. Баклан еще не знал, что скажет в следующую секунду… И тут!
Сама собой сочинилась душещипательная история.
- За драку я сел, добрые, милые мои женщины.
- За драку? - не поверили дородные тетки, недоверчиво глядя на тщедушное тельце Баклана. - Кого же ты побил? И как?
- Меня побили! - доверительно улыбнулся Баклан. - Потом меня же и посадили. Как водится у нас в государстве. Они же богатые!
Классовое сознание пробудилось с готовностью сочувствовать и участвовать.
- Как это так? - Казалось, что спросил весь вагон и стал слушать мелодраму.
- Дело в том, - издали повел свой рассказ Баклан, - что я долго не мог жениться. Сначала, тогда еще… в молодости. Сами понимаете, может, я и не красавец… Даже в школе с девчонками были проблемы. Во всех влюблялись, а ко мне серьезно никто… Никогда!
Он говорил с такой искренней душевной болью, что довольные слушатели сразу же покровительственно заулыбались.
- А когда женился… Как-то само собой получилось. Потому что она… Она! Все получилось, как она хотела. Сама! Жена мне досталась… женщина очень добрая и ласковая. А хозяйка какая! Да ну что там нахваливать… Даже сына мне родила. Димочку. Вот однажды идем из магазина… Первой вышла Катенька… А два уркагана бритых с цепями золотыми на руках, на шеях! Перстней, как на цыганках! Два быка таких раскормленных стоят возле дверей. И один говорит с наглой усмешечкой: "Вот, гляди, братан, какой я вежливый! Даже шимпанзе уступаю дорогу!" А Катя, может, тоже не очень-то, по их соображениям, соответствует стандартам… Не фотомодель, конечно. Но… Но она же моя! Моя пара!
Баклан поднялся еще на одну ступеньку эмоционального накала - так горячо, так взволнованно выкрикнул это, что самые чувствительные женские сердца тут же пустили слезу, а суровые и недоверчивые мужчины грозно нахмурились, всем видом осуждая хамов, оскорбляющих чужих жен.
- И вот Катенька выводит за ручку сыночка… Тут уж они стали совсем наглеть, хватают ее за руки, ржут, как лошади недорезанные… "Она с приплодом!" - смеются. Димочку пальцем по голове стучали. "Детеныш", - говорят. А мне-то каково? Моя жена, мой ребенок. И что я могу сделать? Ничего! Самому мелкому из них я по пояс! Люди собираются вокруг, тоже над моими смеются… Катенька плачет, глаза по восемь копеек! И меня грустно спрашивает: "Ты нас стыдишься?" Взяла Митьку на руки. Он к ней прижался, прямо щекой к лицу… И тоже заплакал. Тоненько так… К ней прижимается, а меня зовет: "Папка, - говорит, - скажи им, чтоб перестали". Тут меня и пробило! - грозно крикнул Баклан, раскинув тощие руки, как крылья буревестника.
И лица слушателей просветлели в ожидании кульминации и справедливого возмездия.
- Подхватил я бутылку из урны, подпрыгнул да как шандарахну того падлу, что ко мне ближе стоял! У него кровища из головы - фонтаном!
- Так бывает, - подтвердил пожилой бывалый дядька. - На голове кожа тонкая, а сосудов больно уж много. Чуть порежешь, так и льет, так и льет! Сразу же зашивать нужно, скорее в травмопункт!
- А дальше что? - торопили контролерши.
- Первый этот очень удивился, стоит, кровь свою на руках нюхает, а второй не побежал спасать товарища, какой там травмопункт?! Он даже наоборот! Тут остался и начал меня жестоко и упорно бить. Ударит, потом подбежит, куда я падаю, и снова меня ударяет… Как тряпку какую-то… Ногами так и футболит, - тут Баклан натурально горько заплакал. - У меня потом экспертиза восемь переломов насчитала. Два - рука и палец! И шесть реберных! Я даже дышать не мог! Ни на предвариловке, ни потом на зоне… И ничего. Он, говорят, защищался!
- От тебя? - горестно всплеснули руками контролерши.
Баклан обреченно кивнул:
- Так и получается. Я же первый полез. Судья говорил, что я должен был на слова ответить словами. А так… Тому первому все посчитали, расписали пострашнее как особо тяжкие увечья.
- За баксы они тебе и… Кого хочешь во что хочешь распишут! - сообщил поддатый парнишка, заглядывая из тамбура. - Вот меня в прошлом месяце тоже!
Но ему не дали перебить рассказ и присоседиться к чужой славе. Зашикали на парня сердито, тот и отступил.
- Вот мне… прописали два года, - грязной мозолистой рукой Баклан провел по коротко стриженной голове. - Но за хорошее поведение и помощь администрации колонии… И по семейным обстоятельствам… Я только один отсидел. Меня досрочно освободили! - торжествующе прокричал Баклан на весь вагон.
И слушатели зашумели, заговорили, все готовы были аплодировать.
- Голодный небось, - сочувственно кивали добрые женщины. - Нинка, дай ему пирожков-то. Не жмотничай!
Контролерши утирали слезы умиления.
- Ну, товарищ, давай. Больше в драки не ввязывайся. А то видишь, бедному человеку правды не доказать. Они своими кошельками все равно закон купят. И честного человека сидеть заставят.
- А что с женой? - интересовались молодые парни из ближнего тамбура. - Какие у тебя семейные обстоятельства, что из колонии выпустили?
- Прекратите курить в тамбуре! - сделали замечание контролерши.
Но весь вагон с замиранием сердца требовательно смотрел на Баклана и ждал ответа.
- Жена почему не встречала? - спросил бывалый дядька. - Ты же один едешь?
Все оглядели ближайшее окружение Баклана и не нашли подходящую кандидатуру на роль его жены-шимпанзе.
- С ней что-то случилось? - Контролерши в предчувствии беды прижали свои черные сумки к пышным грудям.
- А что с ней сделается, - пожал плечами Баклан, садясь на лавку и откусывая мягкий пирожок. - Она замуж вышла.
- Не может быть! - ужаснулся весь вагон.
Баклан горестно понурился, перестал жевать и произнес с едва сдерживаемым рыданием в голосе:
- За того и вышла. За которого… Я ударил… Она прямо там на улице перед магазином… Сначала с перепугу стала его перевязывать, потом пожалела… Вот и…
- Наши русские бабы всегда битых жалеют! - Контролерша взмахнула кулаком. - А они! Не стоят они наших слез!
Вагон не на шутку взволновался. Со всех сторон неслись призывы к действию, конкретные советы и указания.
"Переборщил", - мысленно испугался Баклан, но виду не подал.
Совершенно ясно, что надо драпать. Иначе на руки подхватят, поволокут правду-матку устанавливать.
На счастье Баклана, электричка, скрипя тормозами, остановилась у платформы, двери разъехались.
- Я тут через лесок пройдусь! - растирая слезы кулаком по щеке, объявил слушателям Баклан. - Соскучился по лесу, по вольному воздуху!
- А как же! Пропердись на травке! - гаркнул бывалый дядька.
Весь вагон облегченно рассмеялся незатейливой шутке.
И Баклан вышел на перрон.
- Какой нынче народ пошел чувствительный, - с удовлетворением от импровизированного выступления сказал он, приканчивая второй пирожок. - Может, мне в нищие податься? Заработок хороший, с крышей я договорюсь… Работать буду не часто. Чтоб люди не привыкали.
Далекая перспектива казалась сладкой и радужной. А вот ближайшая…
Ближайшая электричка только через час.
Потом эти… Контролерши! Они же пройдут тот состав, а потом пересядут на идущий следом. Опять им то же самое рассказывать? Или новое что-нибудь придумать?
- Ничто приятное и удачное не может быть приятно и удачно окончательно и совсем, - изрек Баклан собственную мудрость и направился через лесок к шоссе.
Свежий лесной воздух, которого он действительно не нюхал уже несколько лет, вскружил голову. Баклан, как маленький, бродил по полянкам, блуждал по тропинкам, нарочно не замечая невдалеке в прогалах между деревьями машин, живо снующих по шоссе.
- Совсем заблудился? - Баклан сам перед собой разыгрывал наивного горожанина, впервые попавшего в лес.
Но все- таки пришлось выйти на дорогу, голосовать, ждать, чертыхаться на проскакивающие мимо грузовики и легковушки.
Он уже пешком прошагал почти половину расстояния, когда кто-то сжалился и притормозил возле него.
- И сколько платишь? - спросил шофер грузовика после того, как Баклан объяснил ситуацию и маршрут.
- Я же тебе русским языком говорю, - занервничал Баклан, - только что откинулся. Пру на хату! Дотащи! Сколько можешь.
- Могу тонн пять, - не соображал шофер. - Куда тащить? Где загружаться?
- Ты уже, видать, с вечера загрузился, - махнул на него рукой Баклан и снова зашагал по обочине шоссе.
- Так тебе самому, что ли, надо подъехать? - Грузовик медленно покатился за ним следом. - Никаких проблем! Залезай в аппарат!
До окраины городка долетели за несколько минут. Баклан даже не успел рассказать до конца одну "совершенно правдивую" тюремную байку про случайное посещение и моментальную любовь с заключенными женщинами в следственном изоляторе. Пришлось оборвать на самом интересном месте, о чем искренне сожалели и он сам и его добродушный водитель. Концовки этой "совершенно правдивой" истории так и не узнал ни один из них. Потому что Баклана вдохновение на брехню посещало исключительно перед благодарными слушателями и наивными зрителями. И чем восторженнее его слушали, тем вдохновеннее и красочнее становилось его сочинение.
В этом районном городке Баклан не был уже несколько лет. Да и в последний раз ехал на машине совершенно по другой дороге. С большим напряжением памяти и сообразительности ему все-таки удалось найти похожую улицу, определить более или менее подходящий дом.
Улица вполне соответствовала своему названию - Красная. Наверное, ее так и назвали в честь красной пыли, покрывшей все вокруг. И асфальт на разбитой до глубоких ям дороге, и чахлые липки в затоптанных палисадничках, и скамеечки перед подъездами массивных трехэтажных домов с небольшими окошками-бойницами, подоконники которых тоже были покрыты красноватым налетом.
Баклан вразвалочку прошелся вдоль подъездов, нашел нужный, посидел в раздумье на лавочке…
Никто так и не появился - никто не вошел, не вышел, никто не прошел мимо, никто не выглянул из окошка.
Баклан поднялся по темной лестнице на второй этаж, нашел дверь, хотел было позвонить, да тут вовремя спохватился - заметил белую бумажку, которой была опечатана входная дверь.
Баклан испуганно отшатнулся, огляделся и, удовлетворенно отметив, что ни на одной двери нет глазка, побежал вниз, на улицу.