Итак, шеф - это, разумеется, он, Александр Борисович Турецкий, возвратившийся из диспансера в рабочий офис, - всем своим видом и тем более восторженными репликами объяснил узкому коллективу, что случайно познакомился с девушкой такого высокого класса, что просто потерял душевное равновесие. И разговаривает он теперь, общаясь к сотрудницам и называя их по ошибке Варварами, Варьками, даже Варежками, таким проникновенным и ласковым голосом, что стало уже заметно всем окружающим - залетел шеф. И вот теперь он, Володя Яковлев, отчасти как доверенное лицо своего шефа, получив задание проверить кое-какие факты, касающиеся деятельности наркологического диспансера, решил выяснить для себя наконец, в кого это с такой неожиданной силой втюрился Турецкий. И потому он здесь. В смысле на телефонной трубке ее мобильника, номер которого самым наглым образом списал с одного рабочего документа у Александра Борисовича.
Задача? Немедленно познакомиться с воображаемой дамой его сердца, и желательно как можно ближе. Лучше совсем вплотную.
Юный, цветущий вид капитана, его краснощекое, особенно с улицы, лицо, говорящее о прекрасном здоровье и не растраченных еще физических силах, должны были определенно привлечь внимание Варвары, с утра до вечера болтающейся между врачами, пропахшими лекарствами, и наркоманами с алкоголиками, тоже провонявшими известно чем.
Кстати, неплохо бы и самому слегка освежиться перед первым свиданием туалетной водой - подороже и поприятнее. И почаще потом менять свой запах - многие женщины это по-своему ценят. Последнее было уже из собственного опыта Александра Борисовича - по молодости, разумеется.
Куда с ней деваться? Да куда угодно, хоть и на отцовскую дачу в Фирсановке, - не раз, случалось, бывали там прежде Грязнов с Турецким на шашлычках, это еще когда отец Володи пахал в МУРе, в заместителях у Славки. Дом хороший, зимний, это они оба помнили, так что и для приятного свидания имеются все условия.
Можно использовать и второй вариант. Пусть Вячеслав отстегнет на короткое время - а долго этот роман длиться и так не будет - одну из своих старых конспиративных квартир. Сохранил, поди, кое-что для служебных-то нужд.
Короче говоря, под флагом зависти к Турецкому, который загорелся минутным сладострастием, и ничем иным - поскольку об этом многим сотрудникам уже известно, - Володя собрался быстро и решительно перебежать шефу дорожку. В любви никакие договоры и условности не существуют! Другими словами, вот он тут: в одной руке цветы, в другой - хороший коньячок, в кармане шелестят купюры, выделенные на оперативные нужды, но в данном случае предназначенные для утоления неожиданных желаний, и звякают ключи от хаты, где никто любовников не побеспокоит. Причем конспиративная квартира может быть даже лучше, поскольку она хранит аромат неожиданности, а также причастности к служебным тайнам.
Это первый шаг.
Второй надо сделать только после того, как девушка действительно сочтет себя полностью удовлетворенной и даже частично чем-то обязанной за такой стремительный подарок любви. Этот следующий шаг обозначит мягкий и ненавязчивый переход к той теме, которая уже была, как бы между делом, заявлена Володей заранее. То есть проблемы наркологии. Что должно интересовать? Контингент пациентов. Нет ли среди них таких людей, которые бы смертельно завидовали Вячеславу Сергеевичу?
Кстати, о нем следует говорить только с повышенным пиететом - как о личности значительной, неординарной, перспективной и соответственно требующей особой к себе заботы и внимания. Кроме возможных "злодеев" неплохо было бы услышать и о друзьях доктора. Или о близких ему людях. Или о товарищах, собутыльниках, женщинах, с которыми он встречается, являясь холостяком, так что ничего зазорного в этом нет. Володя тоже ведь холостой, хорошо понимает его. Как и девушку Варю, которая также стремится урвать от жизни, пока молодая, как можно больше удовольствий и наслаждений. Это тоже нужно подчеркивать, ибо возведение даже обыкновенной похоти в ранг высоких материй, причисление ее к области возвышенных чувств, непременно будет способствовать самоутверждению данного объекта и, как говорил один сатирик, возвышать его (ее) над самим собой, любимым (любимой).
Попутно было бы неплохо выяснить, кто посещал доктора в последнее время, с кем он встречался на работе, к кому ездил в гости или просто на встречи. Особо это касается тех лиц, которые являлись во внерабочее время, из-за которых доктору приходилось задерживаться после окончания рабочего дня. Словом, необходимо изучить все его окружение. Но сделать это надо так, чтобы сам он ни о чем не догадывался, даже не помыслил, что его пасут. Или, не дай бог, прослушивают телефонные разговоры. Это табу.
И если девица согласится принять участие в такой вот игре, которая для нее самой, с одной стороны, покажется действительно шутливой и абсолютно неопасной забавой, а с другой - явится неоценимым подспорьем в расследовании, можно будет считать, что дело выгорит. И тут чем больше искренности и юношеского наива, тем лучше. Ведь она наверняка полагает себя опытной сердцеедкой, если не сказать большего.
Вячеслав Иванович, также внимательно слушавший поучения Александра Борисовича, лишь ухмылялся и покачивал головой.
- С такой глубокой и детальной психологической разработкой, Саня, я бы плюнул на свое кресло да сам пустился во все тяжкие! А что? Никакого же риска!
- Так за чем же дело? - усмехнулся Яковлев, так и сверкавший глазами.
- За тем, что задание поручено тебе, а, к сожалению, не мне, - вздохнул Грязнов. - Мне бы такого учителя в моей оперативной молодости, Володя, я бы далеко пошел!
- Да вы и так вроде…
- А был бы еще выше. Ну, надеюсь, у тебя нет существенных возражений? Просьб никаких?
- Только одна, - вдруг, смутившись, сказал Яковлев.
- Валяй какая? - Грязнов с Турецким незаметно перемигнулись.
- Чтобы это… ну чтоб мое задание, вот как сейчас, больше не обсуждалось. Я имею в виду при Гале, ладно?
Старшие товарищи снова переглянулись и почти одновременно уверенно заявили:
- Да ты чего, Володь?..
- Как тебе в голову такое могло прийти!.. Это ж важнейшее оперативное поручение!..
- Это как разведчик в глубоком тылу врага! Ну как Штирлиц!..
- Нет, Саня, Штирлицу было проще, к нему даже жену на свидание привозили, ты вспомни. А тут придется все самому. Все до последней мелочи. И каждый шаг свой при этом контролировать.
- Да ладно вам, ей-богу! - совсем уже засмущался Яковлев.
- Ты как с высоким начальством-то разговариваешь? - шутливо рассердился Грязнов, но, продолжая улыбаться, добавил: - Ладно, тайну сохраним. Удачи тебе. А ключик все-таки возьми.
Он открыл ящик письменного стола, пошарил там и вытащил обыкновенный ключ от английского замка, прикрепленный к визитной карточке.
- Тут и адрес. С собой не таскай, но запомни твердо. Постарайся быть постоянно на связи. Свободен, привет родителю…
3
Галя Романова, которой досталась самая нудная и неблагодарная оперативная работа, но которая требовала особой тщательности и чисто женского обаяния, умения разговорить незнакомого собеседника, отправилась на Бережковскую набережную.
Задание осложнялось еще и тем, что со дня взрыва, унесшего жизнь женщины и разрушившего несколько лестничных пролетов со всеми службами - мусоропроводом, лифтами, выбитыми в доме стеклами, - дыры удалось отчасти залатать - люди-то продолжали жить, ходить на работу, выгуливать собак, водить детей в школу. Никто ж их не выселял. Объявили, что взрыв был четко направленного действия, то есть организован специалистом, поэтому так мало пострадавших. В противном случае жертв было бы несравненно больше.
И вот теперь, по прошествии двух недель, мало кто хотел вспоминать то, что случилось.
Прежнюю консьержку, допустившую проникновение в дом террориста, сразу уволили, а ее место заняла пожилая женщина, как сказали Гале в ЖЭКе. И теперь очередная стражница сидела все в той же застекленной конторке и внимательно читала объявления в толстой цветной газете. Если бы Галя сама ее не окликнула, она бы и не обратила внимания на пришедшую женщину. Вечная и неразрешимая проблема…
Оказалось, что в том же ЖЭКе даже не знали, где проживала прежняя консьержка. Пришлось искать ее с помощью новой стражницы. И вот тут уже очередная "работница охраны" проявила "бдительность". Она назвала адрес своей предшественницы только после того, как сама внимательно ознакомилась со служебным удостоверением Романовой. А квартира прежней сторожихи по фамилии Еропкина находилась в этом доме, этом же подъезде на втором этаже. Галя смотрела протоколы опросов - Еропкина ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает. Она еще и глуховатая, оказывается, была.
На дверной звонок откликнулся писклявый старушечий голос:
- Иван Захарыча нету еще, приходите позже.
- А он мне не нужен, - отозвалась Романова. - Мне надо срочно поговорить с Ксенией Никифоровной Еропкиной. Где она?
- Она - это я буду, - отозвался голос. - А кто ко мне? Я без хозяина никого не пущу! Не велено!
- Я из милиции. Откройте дверь, и я предъявлю вам свое удостоверение.
За дверью воцарилось молчание, затем послышалось:
- Ладноть, только я на цепочку.
В образовавшуюся щель сверкнул любопытный глаз. Посмотрел, прочитал, и… цепочка упала. Дверь открылась. На пороге стояла невысокая пожилая женщина в платке и пытливо разглядывала Галю.
- А зачем я вам понадобилася?
- Я должна задать вам несколько вопросов относительно того взрыва, который произошел в вашем доме две недели назад.
- Эва! - всплеснула руками женщина. - Я уж и забыла!
- Придется вспомнить, - жестко заявила Галя, ставя ногу и не давая закрыть дверь.
- Да что ж это такое?! - вдруг истошным голосом завопила бабка.
На ее крик из глубины квартиры появился солидный дядечка в полосатой рыжей пижаме и домашних шлепанцах. Он сурово взглянул на Романову и приказным, командирским тоном закричал:
- Кто такая? Что надо в моем доме?
Вероятно, это и был Иван Захарыч, которого "не было дома".
Галя спокойно объяснила и предъявила удостоверение, которое тот буквально вырвал из ее рук. Но, прочитав, задумался. Потом сказал, возвращая удостоверение:
- Я не знаю, что вы можете еще узнать у этой… - Он даже не соизволил назвать бабку по имени-отчеству. - Ее, насколько мне известно, уже допрашивали, она все сказала, что знала. Ну сколько это может продолжаться? - стал он заводиться.
Но и Галя тоже была не лыком шита - вся в свою бравую тетушку, генерала милиции, частенько говорили ей об этом те, кто знал Александру Ивановну, Шурочку…
Чуточку взволнованным голосом она объяснила, что показания, данные гражданкой Еропкиной Ксенией Никифоровной, были сняты с нее формально и по этой причине не могут удовлетворить следствие. Вот и вынуждена она теперь терять драгоценное служебное время на повторение вопросов.
Но Иван Захарыч был неумолим, можно подумать, что он обладал особой какой-то властью над прочими смертными. Он заявил, что никакого нового допроса не допустит и по этому поводу готов немедленно звонить в ту организацию, которая прислала Галю.
- Сделайте одолжение, - немедленно и охотно согласилась Галя. - Только вам придется сделать не один, а два звонка, но вы не волнуйтесь, я продиктую оба телефона. Первый - это помощник генерального прокурора России Турецкий, а второй заместитель директора Департамента уголовного розыска МВД России генерал Грязнов. Будете записывать номера или так запомните?
Громогласный хозяин еще немного подумал и заявил:
- Ну хорошо, в конце концов, чтобы не отвлекать подобными мелочами занятых людей, вы можете задать ей, - он обернулся к бабке, - свои вопросы. Это устроит?
- Так точно, - ответила Галя и добавила: - Если вы считаете женщину несовершеннолетней либо неспособной отвечать за свои слова и действия, можете лично присутствовать при допросе.
- Мне это совершенно ни к чему, - ответил хозяин уже вполне нормальным тоном. - Можете вместе с бабой Ксюшей пройти на кухню. Только это… - он брезгливо взглянул на ноги Романовой, - пальто снимите и сапоги, вон есть тапочки…
Галя сняла верхнюю одежду, сапоги - вполне хорошие еще, во всяком случае надраенные до блеска, и прошла за бабкой на кухню. Там села на поданный ей стул, разложила на столе листы протокола и задала первый вопрос:
- Вот в прежнем протоколе сказано, что вы, находясь в служебной конторке, не слышали взрыва. Объясните, чем вы в тот момент занимались, если не слышали, когда все жильцы показали, что взрыв был такой силы, что даже дом качнуло?
- Вздремнула, наверное, - честно призналась та. - Ходють цельный день без конца туда-сюда. Вот глаза от ихних хождений сами и смыкаются. А что качнуло, не то чтобы не слышала, а только потом сообразила, когда народ-то побежал да милиция понаехала. Да, стало быть, качнуло, было такое. Я тоже говорила, да, может, они не записали.
- Кто - они?
- Да там молодой такой был вроде тебя, девонька.
- Кого из посторонних, не проживающих в вашем доме, вы видели незадолго до взрыва входящими в ваш дом?
- Дак это… Я их и не пускала.
- Значит, вы можете утверждать, что ни одного незнакомого человека не пустили в дом?
- Ну… могу, а чего?
- А таковые были?
- Дак я, считай, всех знаю, которые ходють! Из ЖЭКа которые, сантехник, электрик, этот еще… забыла. Телефонный мастер, он на девятый приходил, к Ляксеевым же, да!
- В какое время?
- А днем, точно, вспомнила, был такой. Сказал, что Ляксеев и вызвал.
- А где в это время был сам Алексеев? - спросила Галя, вдруг почувствовав, что, кажется, становится "горячо".
- Так он и был дома уже. Приехал, значить.
- А у вас не принято звонить жильцу, проверять, был ли вызов?
- Дак то ж Ляксеев! - со значением произнесла фамилию бабка. - Чего ж его-то проверять? Он сердитый.
- Как выглядел тот телефонист? Можете вспомнить и описать максимально подробно?
- Максимально-то нет, милая, ты чего, куда мне. А так обыкновенный. Нос, два уха… Худой больно и старый. Я еще удивилась, чего это он работает, не на пенсии? А он с чемоданчиком прошел к лифту и уехал наверх.
- А когда ушел?
- А вот как уходил, не видала, милая. Может, в квартире у Ляксеева работал?
- Хорошо, этот факт я проверю. Но вы точно этого телефонного мастера прежде не видели?
- Да уж чего я, совсем, что ль, милая? - возмутилась было бабка. - Говорю, не видела!
- А вам известно, что, возможно, этот ваш неизвестный мастер приходил, чтобы убить Алексеева? Взорвать его!
- Да ты чего?! Скажешь такое! Может, еще думаешь, я его нарочно пустила?
- Вы говорите глупость! - раздался властный голос из коридора. Видно, хозяин подслушивал разговор и вот не выдержал. - Это чушь! Можете так и заявить своему начальству! - добавил он, выходя в кухню. - Убита была Татьяна Васильевна, супруга его, а не он сам!
- Да что ты говоришь такое, Иван Захарыч?! Да как же оно можно, Татьяну-то Васильевну - за что? Ай, господи, грех какой! - всполошилась бабка, будто впервые услыхала об этом.
А может, она и в самом деле того? С выкрутасами в мозгах?
- Почему вы так уверены? - повернулась к хозяину Галя. - А вот сам Алексеев категорически утверждает обратное! И мы работаем именно над этой его версией! - запальчиво произнесла она.
"Пусть все в доме знают об этом, - подумала Галя. - Еще встретить парочку таких вот Захарычей, и весь дом будет в курсе дела. А значит, и Алексеев наконец успокоится, узнав, что вышло по его требованию…"
И еще она подумала, что Александр Борисович, видимо, был прав, указав на худощавого исполнителя. Надо бы только узнать о нем побольше. Возможно, кто-то еще видел его в доме, так что надо бы составить фоторобот преступника.
Хозяин пробурчал под нос что-то сердитое и покинул кухню.
Нарываться самой на свирепого Алексеева Гале совсем не хотелось, она была готова предоставить эту радость любому из своих начальников. Да, впрочем, его и дома наверняка не было - рано еще.
Она поблагодарила Ксению Никифоровну, дала ей расписаться на листе протокола и ушла. Решила пройтись по всем этажам, может быть, кто-то еще видел пожилого телефониста. А потом надо будет зайти на районную телефонную станцию и узнать про мастера, не исключено, что там ни о каких вызовах в квартиру Алексеева не слышали и этот человек как раз и может оказаться тем самым исполнителем-взрывником…
Отчасти Гале Романовой повезло, отчасти - нет.
Большинство из тех немногих жильцов, которые находились не на работе, не видели худощавого, пожилого мастера с телефонной станции с чемоданчиком. В основном расспрашивать приходилось стариков-пенсионеров. И вот среди них нашлись двое таких, что действительно смогли что-то сказать.
Один пожилой мужчина с десятого этажа вспомнил, что, когда он выносил из квартиры целлофановые пакеты с хламом, чтобы опустить их в мусоропровод, он услышал, как резко и противно заскрежетала крышка закрываемого, видимо, этажом ниже мусоропровода, хотя гула от падения брошенного в него мусора не было слышно.
А второй, его же возраста мужчина, отдыхал у входа в подъезд на лавочке и видел, как из арки появился пожилой человек в куртке, на спине которой было написано белыми буквами полукругом: "Телефонная служба". И был у него еще потертый чемоданчик в руке. Сейчас подобные редко кто уже носит. Коричневый такой, небольшой чемоданчик с металлическими наугольниками. Запомнилось, что мелькнула мысль: смотри-ка, старый уже, а все вынужден работать. Вот она жизнь наша нынешняя - неблагородная, нет, никакого уважения к возрасту. А этот, видно, серьезно болен - до того худ, прямо до истощения. Но вот лицо его жилец почему-то не запомнил. Такое оно и было - простое, морщинистое, незапоминающееся. Разве что глубокие складки у носа и сам нос - висячей грушей. Похож на вышедшего из запоя алкоголика. Но шел прямо, не горбился, и движения были уверенные. Такой вот парадокс, понимаешь…
Записав номер телефона и фамилию жильца, Галя вежливо предупредила старика, что его помощь может понадобиться следственным органам при составлении фоторобота этого человека, который подозревается в совершении преступления. Дед начал немедленно отказываться, говоря, что он нетранспортабельный, что рисовать не умеет, да и рассказчик из него никудышный, но Галя похвалила его за наблюдательность и ушла поскорее. Все-таки это была удача.
Дожидаться возвращения с работы Георгия Витальевича Алексеева она не стала, на это мог бездарно уйти весь день. Проще было тому же Александру Борисовичу либо Вячеславу Ивановичу позвонить важному чиновнику на службу и прояснить вопрос с телефонистом.
Сама же Романова отправилась в районный телефонный узел.
Но там, как скоро выяснилось, не работал телефонист, которого, со слов свидетелей, описала Галя. Впрочем, она в этом и не сомневалась.
4
Вячеслав Иванович долго копался в своей старой записной книжке. И так ее листал, и этак. Ворчал что-то под нос, наконец ткнул пальцем:
- Вот! Я же говорил? - удовлетворенно сказал самому себе.
Кому он и что говорил, понять было невозможно, поскольку в кабинете он находился один.