- Нет, просто поговорили, - не принял ее саркастического тона Климов. - Больше для порядка записал на диктофон, получив предварительно ее официальное согласие, естественно, тут не должно быть никакой самодеятельности… И осталось странное впечатление. Что-то не то, а вот что, пока понять не могу.
- И на чем же основаны твои… хм, колебания? - попыталась она сострить.
- Да это не колебания. Смутное ощущение какой-то неправды. Тут я пока не имею доказательств, одна голая интуиция. И у меня в этой связи, вообще-то говоря, была просьба к тебе, но сейчас, понятно, уже поздно.
- А что за просьба?
- Дело в том… ну как бы объяснить? Словом, представь: нелюбимая женщина, притом красивая и знающая себе цену, и эта цена, по ее убеждению, определенно высокая… Так вот она едет на кладбище специально, чтобы присутствовать при погребении бывшего любимого, но теперь уже ненавидимого ею человека. И употребляет такие духи, будто едет не на похороны, а на званый прием в иностранное посольство. И тем более что ни на какой прием, имея в виду даже ваши поминки, не идет, а собирается уже завтра покинуть Москву. Не странно? Зачем это все? Что за игра?
- А чего странного? Она - женщина. И ты сам заявил: красивая. Ты же первый и клюнул. Разве не так?
"Вот оно в чем дело! - молча рассмеялся Климов. - Первая семейная сцена…"
- Я-то клюнул, ты права, но по должности, а вот некий молодой человек, который стоял перед нами, горбоносый, помнишь? Он действительно клюнул. И когда я спросил ее о нем, она ответила психологическими примерами: мол, есть такой тип мужчин, которые высматривают себе специально на кладбищах молоденьких вдовушек. Шик вроде в этом есть какой-то. Что-то я помню из литературных примеров… Ба, да это ж пушкинский Дон Жуан с донной Анной, ну как же! Действительно, тонкий психологический ход: увлечь вдову прямо у гроба супруга. Есть в этом что-то завлекательное…
- А что же сам, не захотел попробовать? - насмешливо спросила Марина.
- Сам-то? Да нет, - вздохнул Климов, - как-то даже и в голову не пришло. А вот тебя я хотел попросить понюхать оставшийся в салоне запах тех духов, может, удалось бы определить, что это?
- Ты знаешь, это, конечно, очень оригинально. Меня впервые просит мужчина понюхать и определить качество духов его дамы! Очень остроумно.
- Ни черта ты не поняла, - усталым голосом ответил Климов. - Меня совершенно другое интересует. Дорогие это духи или нет - раз. Где такие можно достать простому медицинскому работнику и есть ли они в Нижнем Новгороде - два. Почему она пользуется неподходящими для себя духами и едет на кладбище, как я уже говорил, в таком виде, словно на банкет, - три. Для кого она это делает - четыре. И пятое - что обозначает этот ее приезд и присутствие только во время похорон, причем демонстративное? Ни поминок, ни даже формальной встречи с родителями покойного. Ну, в общем, долго перечислять возникающие вопросы, потому что у меня имеются еще и шесть, и семь и так далее. Извини, я понимаю, что тебе это скучно, как и абсолютному большинству нормальных людей. Но это - моя повседневная работа.
- Тогда и ты меня извини, я не хотела тебя обидеть. Мне было просто интересно узнать, чем вы занимались с этой дамой?
- Всего-то? Посидели у меня в машине. Я спрашивал и слушал, как она отвечала на мои достаточно простенькие вопросы. Потом, когда закончили беседу, я довез ее до метро "Кутузовская", где она и вышла. Ну а после этого у меня были еще дела, в частности и возле гостиницы "Космос", как тебе известно.
- Так ты что же, целый день в машине? - всерьез забеспокоилась Марина.
- Нет, я успел еще съездить домой и поесть. Позвонить кое-куда по служебной надобности, кое-что выяснить. Ну поразмышлял малость и отправился сюда. Через пятнадцать минут поднимусь к Морозовым. Я люблю быть точным.
- Да, я это поняла. А потом что?
- Хм, вероятно, суп с котом…
- Но, выходя от них, ты сможешь мне позвонить?
- Разумеется, только ты сегодня устала.
- Ничего, я думаю, у меня хватит сил, чтобы обнюхать, подобно ищейке, салон твоей машины, если это тебя устроит. Она, к счастью, невелика. Устроит?
- Устроит. Так, значит, я могу рассчитывать, это хорошо. Потому что сам я в нюансах запахов не силен. А салон у меня действительно куда меньше, чем у той машины, на которой вы разъезжались с банкета.
- С поминок, - сухо поправила Марина. - Ну ты нахал! Я таких, пожалуй, еще не встречала!
"Вот и встретила!" - уже отключив телефонную трубку, ухмыльнулся про себя Климов…
3
Разумеется, он позвонил. Ведь теперь Марина точно его ждала. Сказал, что освободился и уже едет, скоро будет. Еще раз перезвонит уже от подъезда, чтобы не заставлять ее встречать его на улице - очень холодно, пусть оденется потеплее.
Вроде и ничего особенного не сказал, но почувствовал, что голос у Марины потеплел, причем заметно. А всего и дела-то - проявить минимум заботы: оденься потеплее! Как не хватает иной раз у мужиков этой теплоты… Это уже в свой адрес. Так ведь и не состоялся его первый брак, а причина теперь-то уж ясна: отсутствие этой самой, будь она неладна, теплоты…
Едва подъехал, из подъезда выпорхнула Марина и быстро забралась в салон. Посмотрела на Сережу блестящими глазами, словно проверяя свое впечатление, потом подвигала носом, как маленькая лисичка, и сказала:
- Что-то я ничего не чувствую… А ну-ка, может, на тебе сохранился? - Она принюхалась к нему, прижавшись почти вплотную. - Нет, и так ничего не чувствую… Слушай, а ты не врешь?
- Жаль, - ответил он искренне, - был очень сильный, пряный такой аромат… Что-то он мне напоминал, может, еще из детства. У матери была вечная "Красная Москва" - большой матовый флакон в виде Кремлевской башни и такой же, но маленький. На буфете стояли. Духи и одеколон. Но это - не они, я вспомнил потому, что у них был довольно… как бы сказать?.. Тяжелый, что ли, запах. Плотный такой. Сильный и резкий аромат. Вот что это сегодня может быть?
- Плотный, резкий, сильный? - задумалась Марина. - А почему ты решил, что он обязательно должен быть и тяжелым? Не мог ли он ей просто не идти? Скажем, девушка молодая, красивая, а запах, как… ну как от пожилой кокотки? Не то говорю?
- Нет, пожалуй, даже ближе, чем ты думаешь… Да, он ей явно не годился. Противоречил. Ты - умница, совершенно точно угадала!
- Ну тогда легче… Из дорогих могли быть от Джанфранко Фере… У Кристиана Диора есть "Пуазон"… Ну и, конечно, "Шанель". Это - в первую очередь. Самые распространенные и далеко не дешевые… А ну-ка постой! - Марина вдруг насторожилась и стала снова шумно принюхиваться. Посмотрела на Сережу и улыбнулась: - Вот видишь, сама себе же и подсказала: "Шанель", и двух мнений не может быть!
- Дорогие духи?
- Что тебе сказать? Если маленький пузырек стоит две-три сотни долларов, это как? Но точно могу заметить: духи не для девочек.
- В том-то и дело, что она давно уже не девочка, а духи ей не идут… А вот у тебя - и хорошие, и подходят тебе. Как называются?
- Тебе-то зачем?
- Как зачем? А может, я хочу тебе целую поллитру этих духов преподнести на Восьмое марта!
- Ради бога, не надо! Что, я их пить буду? - засмеялась Марина. - Да у тебя столько и денег нет. А называются они "Клима" - от Кристиана Диора. Значит, говоришь, мне идут?
- Очень! Я чувствую, что уже и сам начинаю ими пахнуть, а как помоюсь, чего-то уже не хватает. Еще как идут!
- Ну пойдем… - с лапидарностью мифического таможенника Верещагина пригласила Марина.
После короткого ужина, который тоже заранее приготовила Марина, они уселись в обнимку перед выключенным телевизором, и она велела рассказывать все по порядку. Как встретили, о чем говорили, какова была их реакция, что он, наконец, для себя вынес из этой беседы?
Сергей уже подметил интересную особенность у Марины. Она сразу формулировала несколько вопросов, как бы давая главное направление рассказчику (или информатору), а затем слушала не перебивая и словно бы подстегивая собеседника своим напряженным вниманием. Так и тут у них получилось.
И Сергей стал рассказывать…
Приняли его, естественно, неохотно, и поначалу у него складывалось ощущение, что они нарочно отделываются междометиями и пожатием плеч: не знаем, не слышали, мы давно не виделись с сыном, он не писал и не приезжал. Не желали ничего рассказывать. И тут могли быть, по его мнению, два варианта. Первый - это то, что они действительно не могли ничего рассказать, ибо смерть сына застала их врасплох, и по причине этого состояния еще не до конца осознанной трагедии они все еще пребывают в растерянности. И второй - все они знают, все понимают, но чего-то, возможно, боятся, поэтому и держат рты на замке. И то и другое плохо. Как ни подбирался к ним следователь, четких ответов не было. Даже когда речь зашла о семье Воробьевых и прошлых взаимоотношениях Леонида с Зоей, родители посмотрели друг на друга, и Борис Петрович, словно получив разрешение от жены, произнес наконец нормальную фразу:
- Были времена, когда мы дружили семьями и намеревались так прожить всю жизнь. Увы, ожидания не оправдались.
И замолчал, посчитав, видимо, что все сказал. Но теперь уже Климов решил не слезать с них.
- Расскажите о причинах ваших расхождений, это может оказаться очень важным.
- Мы так не думаем, - парировал Борис Петрович. -
В основе всего - зависть проклятая… Поясню. Мы в начале карьеры шли ровно, ноздря в ноздрю. Девочки работали в педагогическом институте, обе защитили диссертации и стали доцентами, а затем - и профессорами. Елена возглавила кафедру русского языка, а моя Наташа преподавала на этой кафедре. У нас с Сергеем тоже дела шли отлично: работали поначалу в "почтовом ящике", потом, под влиянием будущих жен, вместе перешли в тогдашний Политехнический, который теперь стал университетом. Тоже профессора. Сергей занимался сугубым преподаванием, а я не терял времени, выпустил пару десятков книг и монографий. Добавлю, мы практически одновременно женились, и дети появились в один год. У них - Зоя, у нас - Леня. Собирались их поженить… Молодые еще были, о себе думали. А у них ничего не вышло… Причину их размолвки мы так и не узнали, но Воробьевы во всем винили нашего сына. С этого и началось наше расхождение. И в быту, и, к сожалению, на службе. Скажу только, что всевозможные сплетни, довольно гнусные, я не хочу даже и вспоминать о них, распускались ими. Естественно, нам приходилось как-то защищаться. Вот, собственно, и вся история.
Климов своими вопросами хотел расшевелить Морозовых, но это у него получалось плохо. Будто они сдулись, как воздушные шарики. Причем оба сразу. Климов поставил вопрос резче: "Могли ли Воробьевы, и в первую очередь Зоя, возненавидеть Леонида до такой степени, чтобы пожелать его смерти?" Они снова мельком переглянулись, и Морозов отрицательно покачал головой:
- Категорически нет. Они, конечно, поступали гадко, но чтоб смерти желать мальчику? Нет, на убийство они неспособны. Но какой смысл обсуждать эту проблему, если мальчика больше нет?
Морозов нахмурился и опустил голову, Наталья Ильинична поднесла платок к глазам. Муж обнял жену одной рукой, и они замерли в своем безутешном горе.
И снова бесконечная пауза, не говорящая ни о чем. И тогда Климов решил ввести в действие свои "домашние заготовки".
- Значит, если я вас правильно понял, причиной разрыва родителей была обыкновенная человеческая зависть?.. Обскакали вы их? Ну и что, если отношения были нормальные в чисто человеческом плане? Не понимаю. Ну хорошо, предположим, что Сергею было чему завидовать: вы, Борис Петрович, выпустили много книг, прославились, а он остался тем, кем и был, простым преподавателем, - это понятно. А Елена чему завидовала?
- Ну как же! - удивился Борис Петрович. - Наташа тоже выпустила несколько книг - по Серебряному веку, вам это говорит о чем-нибудь?
- Естественно, - пожал плечами Климов с таким выражением на лице, будто только этим Серебряным веком всю жизнь интересовался. - Смотря о ком конкретно речь, а то ведь в последнее десятилетие наиздавали столько новых материалов, что их просто пролистать времени не хватает, не говоря уж об углубленном чтении. А у вас, Наталья Ильинична, какая тема?
- Ну, если вам это что-нибудь скажет, - со снобистским превосходством ответил все-таки Борис Петрович, - то об Андрее Белом. Читали? Или, может быть, слышали?
- У меня, в моей личной библиотеке, есть полное собрание господина Бугаева, выпущенное десять лет назад. В том числе и большой том "Воспоминаний" о нем. Чрезвычайно интересная книга. Но, простите, я отвлекся. А что у вас, если конкретнее?
- Тоже воспоминания, - продолжал отвечать Морозов. Но Наталья Ильинична подняла голову и в первый раз посмотрела на следователя. И в глазах ее, в отличие от мужа, не было неприязни. - Переписка, прочее. Это - новые материалы. Оттуда, их еще не касалась рука отечественных исследователей.
- Вот как? Так это же наверняка безумно интересно! А самого Штейнера вам удалось раскопать?
- Ну зачем же его раскапывать? - вмешалась наконец Морозова. - О нем и так много известно.
- Естественно, вам - специалистам. А нам, читателям? Откуда? Из отрывочных воспоминаний Аси Тургеневой? Или Владимира Соловьева? Или Маргариты Кирилловны Морозовой? А кстати, - уже с азартом уставился Климов на Наталью Ильиничну, - у вас с ней ничего общего?.. Господи, что я несу! Вы ж Морозова - по мужу… А та, по-моему, жена того знаменитого фабриканта? Что на портрете Серова, да? Извините. А меня в свое время, когда учился, много читал, штейнеровская антропософия заинтересовала, но так путем я и не разобрался в его философии. Скорее на уровне любителя. А у вас, значит, есть об этом? Просто замечательно. Скажите, как называется сборник, и я обязательно куплю.
- Ну зачем же такие муки? - уже как профессионал ответила Морозова. - Оставьте ваш адрес, и я вам обязательно пришлю. А что вас вообще интересует в антропософии?
Вопрос был коварен, но недаром же звонил в Нижний Новгород старший следователь Климов, не зря копался в книгах у себя дома.
- Стыдно признаться, но все мои знания почерпнуты из воспоминаний об Андрее Белом близких к нему людей и философского словаря Ивана Тимофеевича Фролова, еще советского издания. Я вам буду очень признательным… Да… Увы, сейчас не до этой философско-религиозной мешанины… Так кого же подозревать? Вот вопрос.
- А вы до сих пор так и не разобрались? - с иронией спросил Морозов.
- О! Если б вы только знали, сколько уже у следствия имеется версий! И по каждой идет напряженная работа. Мы же подняли все материалы Леонида Борисовича за последние годы, выбрали наиболее уязвимые моменты с точки зрения криминала. Кто мог мстить и за что?.. Но само убийство - странное, можете мне поверить. Будто ради ограбления… При себе - ничего. Дома все перевернуто, поставлено с ног на голову. Украдены компьютер и все его рабочие материалы, включая записные книжки. Ну а это ворам зачем? Нет, тут нас кто-то сознательно вводит в заблуждение. Но мы обязаны все тщательно проверить… Я, грешным делом, думал уже, что, может быть, связано как-то с его личным конфликтом. Разговаривал с Зоей Сергеевной - пустышка. И вы ничего не можете подсказать.
- Но есть же какие-то следы? - возмутился Морозов.
- Следы ни о чем не говорят. Их снег засыпал. Правда, - сугубо между нами - есть один след, его видел тот, кто первым оказался у места трагедии. Но я еще не могу даже вам открыть эту тайну следствия. Во всяком случае, мы сейчас проверяем и эту версию. Коллеги Леонида Борисовича, те, кто работали постоянно рядом с ним, показали, что у него были некоторые, скажем так, связи с женщинами. Вы понимаете, о чем я? Ничего незаконного здесь не было, человек молодой, не обремененный семьей, но в принципе может и здесь отыскаться причина. И все, знавшие его, за малым исключением, утверждают, что он был скрытным человеком. А потому, стало быть, о его личной жизни никто толком не знает. А придумывать не хотят.
- Мы тоже не думаем, что здесь личные мотивы, - безапелляционно заявил Морозов.
- Дай-то бог… - ответил Климов и вздохнул…
- И на этом закончилась ваша беседа? - спросила Марина.
- Нет, еще долго говорили. Кстати, они мне и сказали, что кто-то из твоего начальства, то ли гендиректор, то ли кто-то из главных продюсеров или спонсоров - старики и сами толком не разобрались, - объявил во всеуслышание о том призе… Ну о котором ты мне как-то намекала.
- Да, я тебе уже говорила, что наши собирались это сделать. Разговоры шли о миллионе рублей тому, кто решит важнейшую задачу следствия - найдет или поможет найти преступника. Либо заказчика убийства. Но при всем том, что это было практически решено, наши не очень были уверены, надо ли это делать именно в такой обстановке. Все-таки круг собравшихся на поминках был достаточно узок и специфичен…
- В каком смысле? - перебил Климов.
- Ну в том, что широкой прессы не было. А ее не было именно потому, что никто никакой сенсации не ожидал. Всем известно, как у нас вообще ведется следствие - ни шатко ни валко… Только, ради бога, Сереженька, не принимай мои слова на свой счет. Я просто повторяю не раз говоренное в кулуарах, да ты и сам знаешь, как вашего брата полощут - был бы повод… Вот поэтому, я думаю, у наших еще оставались какие-то сомнения. Не в смысле - объявлять или нет, в том плане, когда, в какой обстановке? Может, собрать прессу отдельно, устроить небольшую пресс-конференцию… Ну чтобы придать акции дополнительное общественное звучание. Словом, говорили, говорили, и неожиданно, по-моему, для всех Генка Сапов, наш генеральный, встал и объявил. Будто в речку бултыхнулся. Мне показалось, что действительно никто не ожидал. И даже не знали, как отреагировать на его заявление. Вроде претензий официальных к следствию не было. Запросов там, протестов и прочего - тоже. Депутаты вопрос не заостряли, как это обычно делается ими, чтобы придать себе максимум значительности в своей неустанной заботе о свободе слова и демократии. В общем, не мне тебе рассказывать. А что будет дальше, пока никто не знает. Вероятно, завтра эту весть уже озвучат официально. Напечатают в нескольких газетах. Пошлют, наконец, запрос в прокуратуру - не с бухты же барахты такие акции объявляются! А на нашем канале - так вообще впервые. Надо, значит, оправдать ее хотя бы формально. Ох, а в принципе только очередную заботу свалили на собственные головы.
- А что, у идеи не оказалось оппонентов? - "тонко" поинтересовался Климов, с улыбкой глядя на огорченную Марину.