- Частный прииск… На Южном Урале. Вышел пять дней назад. Вагон цепляют к разным составам и гонят по обходным путям, ну, по "кукушкам", шоб внимание не привлекать. Поэтому так и долго. У меня дивчина надежная, из Первоуральска. Я только оттуда… У ней брат на прииске. В общем, я договорился, что мы его встречаем.
- И сколько там?
- Сто пятьдесят кило. Чистяк. Три девятки.
Кудря присвистнул, помолчал немного.
- Это ж два чемодана… А якои холеры целый вагон цепляют?
- Та там еще какие-то уральские камешки, копеечные… Официально тянут, для прикрытия.
- Охрана есть?
- Три писюна газированных каких-то… Не думаю, что с пулеметами. - Олег тихо засмеялся.
Турецкий замер за стеной, напряженно вслушиваясь в разговор и уже понимая всю криминальную подоплеку "дела" налетчиков. А о том, что оба они не в ладах с законом, Турецкий догадался уже с первых слов их разговора. За стеной тоже умолкли, наконец раздался негромкий голос Кудри.
- "Не думаю…" - передразнил он Олега. - Шось дуже гладко выходит.
- Шо гладко? Шо гладко? - начал горячиться Олег. - Я ж кажу, "вохра" обычная, ну пара помпарей у них… Да они и стрелять не будут, хай им грэць, кому охота на срок идти… Цэ ж золото левое. Короче, время пока есть, хоч и мало, но есть. Через три дня они у нас на сортировке будут. Я следящий, у меня с уральскими все обговорено. В субботу с утра они мне звонят на мобильник: "Все спокойно? Встречаете?" Я даю отмашку. Приходим, как бы следим за сортировкой. Они как раз к другому составу буду цеплять. Ну, в общем, как бы контролируем. А потом тем полканам ствол в зубы - и все дела.
- А ваши? Вы ж тут каждый состав обнюхиваете… Нам тут Курская дуга не нужна.
- Не будет наших. У них… в смысле у нас, смотр.
- Якый такый смотр? Шо вы там смотреть собрались? - не понял Кудря.
- Смотр казачий. В райцентре. Все поедут в парадной форме, шаблюки начистят, чубы свои накрутят… "Традиционные рукопашные состязания", - передразнил Олег своего брата. - Он у нас сильный историк. Каже, шо таки булы ще в девятнадцатом веке. Оно нам надо?! Совсем мой братан сказывся! - При этих словах Олег смачно сплюнул, а Кудря издал тихий смешок.
Опять помолчали, Кудря, видимо, обдумывал слова Олега.
- Ну, ваши на смотр отвалят, а ты как?
- А я заболею. Печенка у меня от непосильных трудов барахлит, - ерническим тоном объяснил он. - И потом, брат знае, шо не люблю я этих казачьих заморочек.
Кудря вдруг подозрительно спросил:
- А може, ты все это придумал на пару с братом, а? Втянешь нас в перестрелку, а потом нашими руками себе жар загребешь? На хрена тебе это? Это же катит на предательство, а, Бэмби? Ты готов сыграть подлянку?
- Та плевать. Братан третий год мне только на конфеты дает. Достало… А тут двадцать процентов. Небогато, а мне хватит. Так беретесь?
Турецкий услышал легкий шорох шагов, бандиты были совсем рядом. Он напрягся, но шаги смолкли.
- Так когда, говоришь? - услышал он голос Кудри уже совсем близко.
Турецкий осторожно сделал несколько шагов назад и обернулся, почувствовав, что не один. Рядом стоял огромный пес и смотрел в глаза Турецкому. Тот приложил палец к губам, но пес не понял жест человека и стал гулко гавкать на всю округу. Олег выглянул из-за угла, но Турецкий уже скрылся за постройкой. В голове мелькнула мысль: "Зря Щеткиным в поезде назвался…" Пес лаял, как бешеный, голоса Олега и Кудри смолкли. Звук отъезжающей машины насторожил Турецкого. Он выглянул из-за угла и увидел удаляющиеся габаритные огни, поняв, что это машина Кудри. "Наверное, оба уехали", - мелькнула мысль. Но все равно осторожность не помешает. Он бесшумно шагнул из укрытия и замер: прямо лицом к нему стоял Олег, прислонившись спиной к дереву и слегка опустив голову. "Вот и попался!" - удовлетворенно подумал Турецкий, сделал рывок и цепкой рукой схватил Олега за руку. Тот не делал никаких попыток вырваться. Турецкий всмотрелся и тихо выругался. Олег был подвешен за воротник к суку дерева. По груди у него стекало что-то темное. Когда Турецкий поднял его голову, подозрения подтвердились - глубокая рана зияла на горле.
- Мать твою… Какой же ты идиот… Идиот… - ругнулся Турецкий и приоткрыл полу его куртки, нащупывая внутренний карман.
- Надеюсь, ты еще не все сбагрил…
Собака уже заходилась от лая, но на непрошеного гостя не бросалась. Турецкий под ее неистовый лай нащупал в кармане убитого какую-то бумажку и машинально положил ее в карман. В это время сук обломился, и труп свалился прямо ему в руки.
- Черт, этого еще не хватало… Да тихо ты… - обернулся он к собаке.
Пес заскулил. Зашуршала трава под чьими-то ногами, и мужской голос из темноты громко спросил:
- Ты шо тут робыш на чужом дворе?
Из темноты выступил пожилой мужик с палкой в руке и застыл, глядя во все глаза на чужака, который придерживал труп. От неожиданного зрелища у него перехватило дыхание, и он не смог больше выдавить ни звука. Этим воспользовался Турецкий.
- Тихо… - попросил он мужика.
- Шо… Шо… Ты шо… Я не того… - Мужик наконец пришел в себя и с неожиданной для его возраста прытью бросился наутек. Его хриплый голос сиреной разрезал ночную тишину: - Рятуйтэ!!! Рятуйтэ!!! Ой, людоньки, рятуйтэ, бо вбывають!
Турецкий отбросил труп Олега и побежал по дороге в противоположную сторону, проклиная про себя мужика самыми ужасными проклятиями. Отбежав на безопасное расстояние, он оглянулся. Погони не было. Мужик сам небось рад до смерти, что убежал от убийцы. Теперь дорога у Турецкого была только одна - опять в кукурузное поле или в рощу, пока мужик не переполошил всю станицу. Но не тут-то было. Из-за угла появился милицейский "уазик" и ослепил его фарами. Турецкий развернулся и бросился обратно. Машина уже настигала его, он метнулся в сторону, раздалась автоматная очередь. "Ни хрена себе… Как на боевых учениях, а я для них живая мишень…" - успел подумать Турецкий, перепрыгивая через забор. Он пронесся через чей-то двор, загремел подвернувшимся под ноги ведром, поскользнулся, но удержался на ногах. Дальше его бегство скорее было похоже на бег с препятствиями. Он перепрыгивал через заборы, петлял, уворачивался от неожиданно появляющихся предметов утвари, которые хозяева хранили в самых неподходящих местах. "Ну и барахольщики, это ж надо столько барахла накопить…" - мелькнула мысль, когда пришлось перепрыгивать через какое-то приспособление, похожее на ткацкий станок. За ним лежала целая гора травы, через которую тоже пришлось перескочить, потому что притормозить он уже не успевал. Тяжело опустившись на ноги, он пробормотал: "Курить… нужно… бросать". Его колотило от возбуждения, и он бежал сломя голову.
Наверное, он сильно оторвался от преследователей - голоса перекликались где-то позади него. Турецкий сделал несколько шагов, пытаясь отдышаться, и остановился от оклика "Стой!". Крепкая мужская фигура с карабином наперевес вынырнула из ночи, как привидение. Щелкнул затвор. Человек молчал, и было непонятно, что он намеревается делать. То ли пулю выпустить, то ли припугнуть. Турецкий поднял руки, показывая, что не вооружен. Такие типы, которые не угрожают, запросто могут выстрелить без предупреждения. Человек в белой рубахе не шевелился и карабин не опускал.
- Я ухожу… Ухожу… - успокаивающим тоном, словно уговаривал психически больного не бросаться на него с ножом, проговорил Турецкий, медленно отступая. Мужик стоял столбом и не сводил с него взгляд.
Дверь дома распахнулась, осветив Турецкого и хозяина двора. На пороге появилась женская фигурка. Она вглядывалась в темноту, и Турецкий узнал в ней девушку, добрую душу, которая вчера утром угостила его печеньем.
- Дядя Володя, что там случилось? - спросила она.
- Лена, закрой дверь… - строго приказал ей хозяин, не оглядываясь. Он сторожил незваного гостя и не хотел отвлекаться от своего серьезного занятия.
Турецкий сделал шаг вперед, чтобы девушка его узнала.
- Вы меня помните? Извините, что я вас побеспокоил… Я сейчас уйду.
И в тот же миг получил сильный удар прикладом карабина прямо под дых. Он рухнул на землю как подкошенный. Собаки в округе лаяли, словно у них началась ночная перекличка. Мужские голоса перекрикивались, хлопали двери домов, в темных окнах зажигались огни. Где-то скандалила баба. На все это безобразие невозмутимо взирал ясный месяц, который в очередной раз торжественно выплыл из-за тучи, чтобы оглядеть вакханалию земной жизни.
22
Капал мелкий дождик, нудный и бесконечный. Настроение Щеткина и Плетнева было под стать распоясавшейся погоде. Уже минут десять они сидели в машине возле дома Турецкого, и Щеткин выслушивал наставления Плетнева. Он изобразил на лице страдание, закатил глаза и сделал последнюю попытку уговорить Плетнева.
- Антон, ну давай вместе, а? Ну, одному мне как-то не по себе. Не умею я с женщинами вести успокоительные беседы. Каждый раз они почему-то плакать принимаются… Ой как я не люблю женские слезы!
- Мы же с тобой договорились… - увещевал его Антон. - Не будь маятником. Не могу я туда, понятно? Жду тебя здесь.
- Ну, я не подумав согласился. И вообще, рано еще что-то говорить. Завтра придет поезд - узнаем новые подробности. Тогда и…
Плетнев с досадой махнул рукой:
- Да иди уже, наконец, Петя, прошу тебя. Она… Ей сейчас любая весточка от него нужна, даже такая.
Щеткин вздохнул, помедлил, словно надеялся, что Антон передумает и присоединится к нему. Но Плетнев вцепился обеими руками в руль машины, как будто это был его надежный якорь.
- Ну ясно, придется идти одному.
Ох как не любил Щеткин объяснений с женщинами! Тем более такого рода, когда приходилось приносить плохие вести. Еще раз красноречиво взглянул на мрачного друга и открыл дверцу машины. Плетнев напоследок кратко проинструктировал его:
- Ты там это… Помягче.
- Сам знаю!
Щеткин неохотно потащился к подъезду, заготавливая на ходу подходящие фразы. Он был уверен, что Плетнев провожает его взглядом. А потом будет смотреть на окна Турецкого, представляя себе происходящий разговор.
Ирина как будто ждала под дверью - открыла сразу же, после первого звонка. Щеткин взглянул на ее осунувшееся лицо и огорчился. Выглядела она совсем паршиво. Он с досадой подумал о том, что те слова утешения, которые подбирал, пока поднимался к ней в квартиру, вылетели из головы. Напрочь. А она уже кинулась к Петру и схватила его за руки.
- Что? Петя! Что вы узнали?
Щеткин успел только переступить порог. Он принюхался и удивленно спросил:
- Ир, ты что, курить начала? Табаком пахнет… Я зайду?
Она кивнула и нетерпеливо ждала, пока он вытирал ноги у порога.
- Ну хватит уже, заходи скорее. Что ты узнал?
Ирина бестолково суетилась, мешая ему зайти в комнату, и он начал прямо с порога.
- Все отлично… Нашли машину. В смысле, Антон нашел. Недалеко от площади трех вокзалов… Так что мы пришли к выводу…
- Боже мой… Он еще в таком состоянии и за рулем был! Слава богу, цел. Значит, уехал. Дальше, не тяни… Ой, что это я? Заходи скорее. И потащила его за рукав в комнату.
Щеткин послушно пошел за ней, на ходу расстегивая куртку.
- Ну вот… Отработали мы, значит, почти все направления. Его имени среди пассажиров нет.
Он взглянул на Ирину. Ее глаза расширились, в них стоял страх.
- Ир, да все отлично! - Щеткин вспомнил, с какой миссией пожаловал к Ирине, и принялся ее утешать: - Теперь мы знаем, где он! Ну, почти… Завтра приедет поезд Новороссийск-Москва, тот, на котором он три дня назад уехал. Мы допросим проводников…
Когда Ирина заговорила, ее голос дрожал, и Петру стало ее жалко. Он едва удержался, чтобы не погладить ее по руке.
- Если он не брал билет на свое имя, как вы узнали, где он?
- Ну, тут целая история. Билет не на его имя, это так, но он существует. Мы в компьютере видели копию. Факт тот, что проводник у него билет взял, знаешь, они их в такие планшеты складывают, в карманчики. И сверху пишут, куда едет пассажир. А когда пассажир выходит, проводник билет возвращает. Ну, Саша, короче, сошел раньше и билет не забрал…
Ирина пошатнулась и села на стул. Ее лицо еще больше побледнело, Щеткин испугался, что она сейчас хлопнется в обморок.
- Ирочка… Ирочка… Все нормально. Ребята из транспортной милиции сообщили, что в Новороссийске Щеткин не выходил.
- Кто? - изумленно уставилась Ирина на Петра.
- Он билет на мое имя взял. Нам просто крупно повезло. А ведь мог придумать какого-нибудь мифического Тютькина. Мы тогда сроду не догадались бы! Я к чему? А к тому, что раз он в Новороссийске не выходил, круг поисков сужается. Ведь из Новороссийска тоже мог бы махнуть куда подальше…
Щеткин вытащил из кармана носовой платок и принялся вытирать вспотевшее лицо. Тьфу, как с этими женщинами трудно! Вот, так и знал. Закрыла лицо руками, плачет. Он прикоснулся рукой к ее плечу, погладил, успокаивая.
- Ирочка, все будет хорошо, не волнуйся… Завтра мы все выясним. И сразу сообщим. Ира…
Она наконец совладала с собой и подняла голову. Мокрое от слез лицо покраснело.
- Да… Да… Прости… Я сейчас успокоюсь. Ты не представляешь, как я испереживалась…
Вдруг какая-то неожиданная мысль заставила ее схватить Петра за руку. С мольбой в голосе она воскликнула:
- Петя, скажи мне честно… Он погиб? Его убили?!
Щеткин в испуге отпрянул:
- Да ты что? Типун тебе на язык. С чего ты решила? Ира, ну разве можно так? Ну как можно такое думать?!
Ирина вдруг успокоилась и тихо сказала:
- Спасибо, Петя. Иди.
"Прямо не знаешь, что лучше, когда она плачет или когда становится такой холодной и рассудительной", - подумал об Ирине Щеткин. Но, помня наставления Плетнева, постарался быть с Ириной помягче.
- Ир, все в порядке?
Ну вот, опять слезы по щекам катятся. Она судорожно вздохнула и мягким движением руки подтолкнула его к двери.
- Все в порядке. Иди… Иди, Петя. Спасибо тебе.
За дверью Щеткин вздохнул с облегчением. Вроде разговор удался. Ирина теперь знает, что поиски Саши ведутся, что его след отыскался и теперь дело времени, когда его обнаружат. Хочется думать, что с ним действительно все в порядке. Он постоял за дверью, прислушался. В квартире было тихо. Наверное, Ирина сейчас обдумывает всю информацию и строит свои догадки. Ну и хорошо, если так. Хоть голова занята делом, а то лить слезы - последнее дело. Слезами горю не поможешь, вспомнил он народную мудрость и тут же одернул себя. Пока никакого горя нет. Ну, сбежал муж от жены, с кем не бывает. Иногда только так и выясняются отношения.
Петр вспомнил свою студенческую любовь, когда его любимая девушка Лара повадилась именно таким образом выяснять отношения. Они как раз решили вместе снимать комнату, поскольку он приехал из маленького провинциального городка и жил в общежитии, а Лара захотела пожить самостоятельной жизнью и ушла из родительского дома. Любовь у них была в полном разгаре, а тут жилье отдельное, никаких родителей, живи да радуйся. Старушка хозяйка в их комнату не заглядывала, целыми днями наслаждаясь своим недавно приобретенным телевизором, и только и знала, что переключала кнопки программ, боясь пропустить что-нибудь интересное. Она даже не предполагала, какой захватывающей жизнью живут ее квартиранты, никаких телевизоров не надо.
Все было замечательно, пока Петя и Лара не съехались. До этого даже не было причин ссориться. А тут вдруг появились, да одна за одной. Вроде бы и повод каждый раз мелкий, совсем ничтожный, и промолчать можно спокойно, так нет. Они заводили друг друга, и никто не хотел первым остановиться. В разгар спора Лара вдруг молча уходила из дома и пропадала по нескольку часов. Он уж не знал, что и подумать. Всегда считал, что, если люди живут вместе, можно нормально выяснить отношения. Тем более совсем нетрудно сказать, куда идешь и когда вернешься. А такого ухода от объяснений не понимал. Лара появлялась поздно вечером с гордым видом. Но когда он начинал к ней подлизываться, быстро отходила, наступало примирение и прочая любовь-морковь. Где шлялась все это время, не признавалась. Однажды все-таки в минуту особо сладостного примирения созналась, что элементарно ходила в кино. Петр был страшно поражен. В то время как он места себе не находил и представлял ее то под колесами машины, то стоящей на трамвайных путях, она наслаждалась в кинотеатре фильмом и о нем даже не вспоминала! Правда, несколько раз уходила в соседний двор и сидела на детской площадке в крошечной деревянной избушке. Пряталась от него и людей. Страдала… Это когда оказывалось, что в пылу гнева выскакивала из дома без сумочки и кошелька. Но все равно мерзла часами, чтобы он прочувствовал свою вину. Слава богу, такая привычка объясняться у нее прошла в течение года. И потом уже они могли нормально, с воплями и скандалами, со слезами и взаимными упреками сначала рассориться вдрызг, а потом и помириться, как все обычные люди. Правда, потом все равно расстались. И зачем расстались? Хорошая девушка была…
Антон сидел за рулем, по-прежнему вцепившись в него руками, и нетерпеливо наблюдал за Петей, неспешно шагавшим к машине. Ему казалось, что Щеткин пропадал целую вечность.
- Ну, чего? Как она? Что делает? - засыпал он вопросами товарища.
- Держится стойко, почти не плачет.
При этих словах у Антона дернулось лицо. А Петр подробно отчитывался.
- Я ей сказал, что и машину Сашину нашли, и билет тоже, - продолжал он. - И теперь найти его самого - раз плюнуть.
- Так и сказал? - не поверил Антон.
- Ну, почти так, - уклончиво ответил Щеткин. - Надо же было вселить надежду. По крайней мере, она успокоилась и велела мне уходить.
- Может, ты ей что-то лишнее сказал? Почему это она велела тебе уходить? - подозрительно спросил Антон.
- Я ей сказал все, что надо… А знаешь, почему она меня отослала? Потому что женщины - народ непредсказуемый. Может, ей хотелось нареветься вволю, а я ей мешал. Другие в кино ходят, чтобы успокоится, - вспомнил он свою подружку Лару. - А Ира, может, выплакаться хотела.
- А говоришь, успокоил, - упрекнул Петра Антон.
- Успокоил, правду тебе сказал. Но никогда не знаешь, что они там себе напридумывают. Представляешь, спросила у меня, не убили ли Турецкого! Это ж надо такое сочинить!
- Любит она его, потому и переживает так, - вздохнул Антон. - Ну ладно, мы свое дело сделали, поехали к Меркулову.
Ирина из окна видела, как машина Антона выписала на дороге полукруг и уехала по направлению к центру города. "Не плакать!" - уговаривала она себя, обхватив лицо руками. Если бы ничего не было известно, было бы намного хуже. А так Шурик оставляет после себя следы, как студент-первокурсник. И ведет себя тоже предсказуемо. Пьяный за руль сел, но до вокзалов доехал благополучно. Заметая следы, билет взял на чужое имя. Интересно, как ему это удалось? Но дело до конца не довел. Если хотел окончательно запутать следы, нужно было и билет у проводника забрать.
Немедленно захотелось поделиться своими мыслями с кем-нибудь из близких. Мысленно стала их перебирать и остановилась на Кате. Она, как женщина и подруга, и поймет, и посочувствует.
Ира набрала номер телефона Кати и обрадовалась, услышав ее голос. Ведь подруга могла быть на дежурстве в больнице.